When We Were Young

"I guess I still care Do you still care?"

Они с Найлом бежали вниз по склону, сбивая руками желтые цветы на тонких стебельках. Зейн слышал, как бегущий впереди Найл хохотал и ругался, путаясь ногами в густой траве. Он настиг парня и, схватив за плечи, повалил на траву. Спутавшись ногами и руками они прокатились кубарем несколько метров и наконец остановились у подножия холма. Найл закряхтел и Зейну пришлось привстать на локтях. Лицо Хорана было чумазым от земли, а волосах застряли соломинки. Голубые глаза на фоне испачканной кожи казались еще ярче, и Зейн невольно улыбнулся, все еще нависая над Найлом. — Ты чего? — спросил Хоран, щурясь от солнца. — Ты весь грязный. — А сам-то, — хихикнул Найл и, высвободив руку, достал травинки из волос Зейна, — ты вставать собираешься, нет? Вместо ответа Малик прижался губами к губам Найла и почувствовал во рту свежий вкус ягод, которые они ели до этого. Вкус лета. — Приехали, — сказала Холли и заглушила мотор. Зейн дернул головой и открыл глаза. Каждый раз, когда они приезжал в родной город, ему снились сны о Найле. Каждый раз он нервничал, приезжая домой, хоть и знал, что Хоран, как и он, давно не живет здесь. Он вышел вслед за Холли из машины и направился к супермаркету: мама попросила купить овощи к ужину. Сестры и родители часто ругали его за то, что он потакал всем капризам Холли, но она была его любимицей. Даже не смотря на то, что он был старше ее почти на двадцать лет, он чувствовал, что она понимала его лучше остальных. С самого ее детства они были сообщниками и Зейн позволял ей делать все, что ей пожелается. И сейчас Холли встала ногами на тележку, а Зейн покатил ее по узким проходам небольшого местного супермаркета. С ней Малик и вправду забывал, сколько ему на самом деле лет. Где-то между рядами с крупами и соусами, Зейн резко остановился, проезжая подошвами по гладкому полу, едва не врезавшись в идущего впереди мужчину. Холли захихикала, и Зейн остолбенел, когда мужчина обернулся. Черты его лица стали резче, между нахмуренных бровей залегла глубокая складка, но глаза были такими же живыми. — Зейн? — Найл? — Малик отошел от тележки и замялся, не зная, что делать дальше. Холли удивленно переводила взгляд с одного мужчины на другого. Хоран отреагировал первым: широко улыбнулся, в несколько шагов преодолел расстояние между ними и заключил Зейна в объятия, которому не оставалось ничего другого, кроме как тоже обнять Найла. — Что ты тут делаешь? — спросил он, отстранившись, но все еще держа руки на плечах Зейна и рассматривая его лицо. — Приехал на день рождения к маме, — неуверенно улыбнулся Малик. — Передай ей поздравления от меня. — Найл наконец-то отпустил его плечи и посмотрел на Холли, которая с интересном наблюдала за ними. — А это?.. — Это Холли, моя племянница, — обернулся к девушке Зейн, — это Найл, мой школьный друг, — неуверенно произнес он. Холли улыбнулась уголком губ и помахала рукой. — Я остановился у отца, так что заходи, если что, — Хоран кивнул Холли, все еще изумленному Малику и скрылся в проходе. — Ты никогда не рассказывал мне о нем, — заметила девушка, когда они на парковке складывали покупки в багажник. — О ком? — невозмутимо спросил Зейн, прекрасно зная, о ком говорит Холли. — О Найле, — ответила она, сев за руль, — судя по твоему лицу, он был не просто школьным товарищем. — Мы правда учились вместе в школе, — ответил он и прикрыл глаза. До дома они доехали в полной тишине и Зейн был благодарен за это. Он всеми силами пытался забыть, но даже спустя столько лет перед глазами стояло лицо Найла. Ночь после праздника он долго не мог уснуть в своей комнате на узкой кровати, на которой спал еще подростком. Стены все еще были увешаны плакатами с его любимыми группами, на полках стояли награды за участие в соревнованиях по гребле и книжки, которые он читал в школе. Там, между страниц одной из книг лежало фото, на котором они с Найлом были запечатлены юными. И счастливыми. Зейн вскочил кровати и бросился к полкам. За считанный секунды он вытащил все книжки и вытряхнул из них все, что там хранилось: билеты в кино, открытки от родственников и — наконец — фото. На нем он с Найлом стояли обнявшись на заднем дворе Хоранов. На Найле была его любимая бейсболка, которую, Зейн помнил, как сейчас, он отказывался снимать и за лето заносил до дыр. Малик вгляделся в свое лицо — радостное, улыбающееся. И чужое. Ему было так странно смотреть на себя такого счастливого, будто вся его жизнь ему приснилась. Зейн быстро натянул джинсы, футболку, сунул ноги в кроссовки и выбежал из дома, стараясь не разбудить спящих родственников. Он бежал изо всех сил, так, что прохладный ночной воздух неприятно царапал горло, так, что мышцы ног горели от напряжения. Пробежав квартал, Зейн остановился перед самым домом Хорана. В окнах было темно, но Малик знал, что окна комнаты Найла выходили на задний двор. Если он, конечно, все еще спит в своей старой спальне. Воровато оглянувшись по сторонам, Зейн перемахнул через низкий забор и прямо по лужайке поспешил к заднему двору. На втором этаже в окне горел свет и Малик отошел подальше, надеясь заглянуть в комнату, но, конечно же, ничего не увидел. Все это время, с тех пор как он уехал, он боялся представить, что будет, если он встретится с Найлом. Но сейчас страх отступил, оставив место только лихорадочному желанию ухватиться за ставшее таким близким прошлое. Вернуться во время, воспоминания о котором были блеклыми и с шумами, будто старые записи на видеокассете. Зейн поднял с земли горсть мелких камешков и, подойдя ближе, бросил один в окно, где горел свет. На секунду он подумал о том, как глупо он будет выглядеть, если в комнате окажется Бобби, но тут же бросил следующий камешек. На четвертом окно отворилось, и высунувшийся Найл едва увернулся от летящего в него пятого. — Ты чего? — Полушепотом спросил Хоран. — В гости, — ответил Зейн и по-идиотски улыбнулся. Он чувствовал, будто он пьян и совершает самый глупый поступок в своей жизни, но уже не мог остановиться. Найл молча кивнул в сторону задней двери и закрыл окно. Хоран открыл дверь и все так же ничего не говоря пошел в дом. Зейн последовал за ним. Казалось, что даже запах здесь не изменился — запах выпечки, лекарств и яблок. Он хорошо помнил этот узкий темный коридор, ведущий к лестнице, где раньше они не упускали возможности потолкаться и посоревноваться, кто добежит до ступенек первый. Они на цыпочках поднялись на второй этаж — половицы скрипели и внезапно Малик осознал, что без труда вспомнит на какие нужно наступать, чтобы пройти бесшумно. На столе в комнате Найла горела лампа, у стены стояла гитара, которую Зейн не помнил, а на стенах висели рисунки, которые он, Зейн, нарисовал. Малик был удивлен, что Найл не снял их. Комната Хорана выглядела точно так, как и его — словно они никогда отсюда не уезжали. — Ты куришь? — удивленно спросил Зейн, обернувшись к Найлу, который устроился на кровати. — Давно, — пожал плечами тот, — тебя что-то смущает? Малик покачал головой: его давно ничего не смущало, они давно уже не были детьми, чтобы стесняться чего-то. Они даже друзьями больше не были, двадцать лет как. Он сел на стул около стола, всем телом чувствуя, как неловкость между ними возрастает, и какую глупость он совершил, придя сюда. — Ну чего ты смотришь на меня так? — Мягко улыбнулся Найл, приминая губами фильтр сигареты. — Будто видишь меня в первый раз. — И вправду как в первый раз, — смутился Зейн. Очевидно, Хоран давно не был тем мальчишкой, которого он знал в старшей школе, — у тебя волосы другого цвета. — Точно, — Найл даже поднял глаза вверх на свои темно-русые пряди, будто мог их увидеть, — справедливости ради, нужно сказать, что ты тоже не похож на себя восемнадцатилетнего. — Да ладно? — Рассмеялся Зейн. — Можно подумать, ты у нас очень молодо выглядишь. — Да уж помоложе тебя, — фыркнул Хоран, — пиво будешь? Зейн кивнул, и Найл поднялся с кровати, и вышел из комнаты. Комнаты, в которой Зейн проводил, по меньшей мере, половину своих ночей. Обычно он приходил к Хорану, когда у него уже все спали, заходил через оставленную открытой заднюю дверь и поднимался в эту самую комнату, где они вместе делали уроки, читали комиксы, но по большей части целовались, конечно. — Почему ты тогда ничего не сказал мне? — Слова Найла заставили Зейна вздрогнуть. Он меньше всего хотел сейчас выяснять отношения, а от волнения у него внезапно пересохло во рту. Хоран подал ему бутылку со спокойным выражением лица, так будто вопрос был самым обыденным. Хотя с чего бы ему переживать — прошло двадцать лет, все давно отболело. — Я… я боялся, наверное, — промямлил Зейн, чувствуя, как его уши полыхают огнем, — я не знал, как признаться, что я уезжаю. — Поэтому ты решил ничего не говорить. — Найл презрительно скривился и вернулся на свое место на кровати. — Ты и сейчас боишься, Зейн. Боишься обсуждать это. Но я и не собирался. Это ни к чему. В комнате повисла тишина, только время от времени ее нарушали громкие глотки Хорана. Зейн хотел провалиться сквозь землю. А чего он ждал? Распростертых объятий спустя эти годы молчания? Радушной встречи, после того как поступил так подло? Когда-то они с Найлом пили пиво, сидя на крыше. Металлические скаты нагревались за день и они проводили ночь лежа и глядя на звезды. Когда-то они были лучшими друзьями, а теперь они всего лишь двое чужих мужчин, которые по случайному стечению обстоятельств оказались в одной комнате. — Ладно, я лучше пойду, — Зейн смущенно пожал плечами и поставил недопитую бутылку пива на стол. Не мог ни секунды больше оставаться в этом доме, в своем прошлом, от которого он старательно убегал, но вместе с тем никогда не мог расстаться с ним навсегда. — Уже? — Найл удивленно приподнял брови и приложился к горлышку. — Прости, Найл. Я был глупым подростком, не понимающим, что я делал. Но я больше не ребенок, мы оба не дети. Зейн не собирался ничего исправлять, потому что исправлять было нечего. Вся их любовь умерла и истлела еще два десятка лет назад. — Боже, какой ты трус, поверить не могу, что ты снова так поступаешь! — Фыркнул Найл. Честно, Малик хотел уйти по-хорошему. Ему самому было стыдно, но слова Хорана его неожиданно разозлили. — А чего ты ждал от меня? — огрызнулся он. — Я ждал тебя, Зейн, — закричал Найл и тут же перешел на шепот, — ты просто бросил меня, ты исчез, ты ничего сказал так, будто я ничего не значил для тебя! Будто мы не были друзьями, будто ты не любил меня! Еще чуть-чуть, думал Зейн, и Найл съездит ему по роже. И будет абсолютно прав. Но он все еще был зол, потому что его загнали в угол, он был виноват и все, что говорил Хоран — правда, а значит все, что ему оставалось это отбиваться. — Мне было восемнадцать! — Зашипел он в ответ. — Думаешь, мне было легко? Или я не могу ошибаться? — Ты ошибся, когда пришел сюда, — Найл сложил руки на груди и нахмурился, глядя в пол, как делал всегда, когда злился и переживал, и Малик на секунду увидел в Хоране того парня в заношенной до дыр бейсболке. — Тогда зачем ты меня позвал? — устало и даже слегка разочарованно спросил Зейн. — Зачем ты пришел? — поднял на него глаза Найл и уже не отводил, буравя взглядом. Зейн вздохнул. Он сам не знал, зачем пришел. Непреодолимая сила тянула его к Хорану, еще тогда, когда они были подростками, и сейчас он почувствовал это снова и не мог в это поверить. И он хотел бы обнять Найла и забыть, что между ними расстояние в столькие годы, но не мог. — Я скучал, — наконец ответил он и коснулся кончиками пальцев руки Хорана, и тот только мотнул головой. — Я провожу тебя, — безжизненно сказал Найл и направился к двери. Они остановились возле задней двери, в темном проходе между стеной и лестницей. Зейн был рад темноте, потому что смотреть в глаза было невыносимо. И он сгорал от стыда и чувства вины. Но он не мог сдвинуться ни на сантиметр, не мог сделать ни шагу от Найла, пока тот сам его не прогонит. — Я не думал, что снова будет так больно, — прошептал Хоран. — Прости, Найл, — Зейн слышал, как дрожал его собственный голос и он ничего не мог с этим поделать, — если бы я мог все вернуть назад. — Но ты не можешь, — вздохнули в ответ. — Мне жаль. Зейн готов быть заплакать от злости и от того, что он и вправду не в силах был что-то изменить. Он бы отдал все за то, чтобы это никогда не случалось с ними. Он внезапно почувствовал цепкие пальцы на своей футболке и через несколько секунд — влажные губы на своих губах. Найл целовал его нетерпеливо и неистово, сталкивая их зубами, так, словно это было единственно важным сейчас, единственным, что могло их спасти. Зейн положил руки на лицо Найла, он не видел его глаз, но чувствовал жар его рта. Ему казалось, что больнее быть не может, но вот она боль — сосредоточена в его руках, в темноте, в чужом дыхании. Малик с трудом оторвался от Найла. Сердце в груди бешено колотилось и ему показалось, что вот-вот и он задохнется. Он почувствовал, как Хоран разжал пальцы на его вороте и провел руками по груди. Зейну было горько, но от этого почему-то легче. Он отыскал в темноте руку Найла и сжал ее крепко, а затем качнулся вперед, прижимаясь губами к его лбу. Зейн наконец-то открыл дверь и, обернувшись, взглянул на освещенное светом уличного фонаря лицо Найла. Глаза Хорана блестели от влаги и в полумраке он казался совсем юным, почти мальчишкой. Найл кивнул ему и улыбнулся, тогда Зейн взглянул на него в последний раз и поспешил к забору. Ночной воздух отрезвлял и Малик шагал прямо по дороге, сунув руки в карманы джинсов. Фонари расплывались перед глазами, и он часто моргал, пытаясь смахнуть слезы. В груди что-то щемило, затрудняя дыхание, но Зейн знал, что отпустил свое прошлое и больше не убегал от него. Не от чего было убегать, с этой встречей, этим прощальным поцелуем, которого у них никогда не было раньше, он оставил свое прошлое позади. Все закончилось, пусть и спустя двадцать лет.