***
Основной пункт моей ночной дислокации - бар/кафе/клуб/вечеринка у кого-то из друз... подруг. Сегодня это небольшой клуб тематического характера. Иными словами, посетители либо ведут не менее нестандартный образ жизни, либо ничего не имеют против. Сегодня я могу похвастаться перед моими девочками весьма модной и редкой обновкой - ярко-синим платьем с тонкими серебряными полосами. Конечно же, я на шпильках. Вы когда-нибудь пробовали наступить шпилькой на ногу ухватившего вас за зад? Наступить всем весом тощего, но все-таки мужчины. Эффект обеспечен яркий и незабываемый. К полуночи мои девочки расходятся - им во вторник на работу, а у меня выходной и я никуда не спешу. Со мной остается Жюли, с которой мы познакомились всего пару месяцев назад, но уже ночуем друг у друга без предупреждения. Жюли - пламенно-рыжая красотка, но ей повезло гораздо меньше, чем мне: у нее широкие плечи и жесткие от природы волосы, отчего щетину видно в ее тридцать два уже через три часа после бритья. И она высокая... короче говоря, днем она, наверное, очень красивый мужчина, имени которого я, к слову, не знаю. "Закон сохранения привлекательности". Мы с Жюли сидим за барной стойкой, она раскачивается на стуле, а я за нее опасаюсь и заливисто хохочу. Позавчера она познакомила меня с импозантным мужчиной по имени Карл, а я была настолько пьяна, что в красках рассказала... то есть рассказал. Рассказал ему про свой пока лишь в мыслях существующий проект. Единственное, что я запомнил - как он, не менее пьяный, страстно трясет меня за плечи и убеждает, что надо срочно искать вокалиста. Кстати, когда я утром приковылял домой, проклиная самыми непристойными ругательствами человека, который изобрел каблуки, на моих колготках не было ни одной затяжки, а помада хоть и была оставлена на немалом числе бокалов, лежала на губах ровно. Сегодня мы с Жюли за барной стойкой и она рассказывает мне, что Карл хочет иметь со мной отношения, весь день звонил ей домой и требовал дать мой адрес. Мне смешно и приятно. Она, это видя, углубляется в тему, уже начиная привирать. Мне... все равно приятно. Жюли заводит тему о своей работе, я вежливо слушаю, но теперь мне скучно. Это и есть причина, по которой я замечаю странную компанию, только что появившуюся в клубе. Молодежь, лет двадцать-двадцать пять, семь человек за маленьким столиком. То ли рокеры, то ли панки, то ли просто переношенные плоды сексуальной революции. Мне до них нет дела, пока они не пьяны и не опасны, и я бы не стал смотреть, если бы не отметил периодически задерживающийся на мне взгляд. Я умею наблюдать незаметно, поэтому взгляд все чаще возвращается. Мальчик очень забавный, в глазах - дух революции и тяга к подвигам не слабее, чем у Геракла. Клетчатые штаны и выбритые виски компенсируют не очень-то большой рост (я без каблуков и то выше) и общую юношескую щуплость фигурки. Карл - явно куда более притягательный вариант, у него и машина есть, и своя студия, если Жюли не врет. У этого мальчишки едва ли хватит денег, чтобы угостить даму коктейлем. Но я почему-то запрещаю Жюли давать мой телефон или адрес Карлу. Пока. Она знает, что происходит и с улыбкой под названием "я вижу тебя насквозь" уходит танцевать, а я полчаса сижу в тщетном ожидании, потягивая простую воду, под конец бросая уже откровенно заинтересованные взгляды прямо ему в глаза. Я не собираюсь с ним контактировать более нескольких минут, но мне сегодня жизненно необходимо еще одно доказательство собственной привлекательности. Мальчик моей откровенности смущается до красноты на скулах, а я разочарованно усмехаюсь ему в лицо и обвожу взглядом его уже сообразивших, в чем дело, друзей. Пусть видят, что у их товарища кишка тонка. Иду на танцпол и утаскиваю мою подругу в курилку. - Хей-хей-хей, деточка! - высказывает она пассивное недовольство. - Я только разошлась! - Маль-чик-трус, - напеваю я по слогам ей на ухо и слышу в ответ звонкий хохот. Мы прячемся в нишу за колонной, садимся на пол и перемываем кости залу. Мне нравится, когда она лезет руками под мою юбку, как ни странно. - Завтра ты поешь, - ее голос серьезней. - Может быть, я приглашу Карла? - Ни. За. Что. Мне нравится говорить отрывисто, как и то, что Жюли так яростно пытается устроить мою личную жизнь, на которой я сам давно поставил жирный крест. - Ты заечка, - она поправляет мою съехавшую черную лямку. - Заечка-трусишка... Еще один заечка-трусишка мимо нас проходит в курилку со своим приятелем в красной кожаной куртке. Мне нравится этот щуплый низенький мальчик с выбритыми висками и нарочито грубым поведением. Он сжимает зубами сигарету, прикуривая у друга, а мы с Жюли затыкаемся и дымим молча, лишь иногда вставляя глупое "хи-хи". Я курю, только когда в голову ударит алкоголь. В принципе, на мальчиков младше тридцати посматриваю тоже не по трезвому уму. Мы слышим все, что они говорят, а им плевать на окружающих. - Так иди и сними, - невозмутимо предлагает обладатель яркого предмета гардероба. - Да на какое бабло? - шипение в ответ. Не заечка, а змееныш. - А за бухло! - вскидывает вверх палец первый. - А по морде? - парирует второй. По лицу Жюли я также читаю сомнение в способности мальчишки дать кому-нибудь по морде. Она зажимает рот ладонью и трясется, а я пытаюсь втянуть как можно больше неприятного воздуха из сигареты. На глаза наворачиваются слезы. - Да ты ссышь просто к бабе подойти... - Да это мужик! - С чего ты взял?! - Ты видел, с кем он сидел? Второй точно мужик! Я таких мощных телок не видел еще! А значит - и этот тоже мужик! - И что? Лицо красивое, все окей. В жопу трахнешь и свалишь по-тихому. Он же тебе понравился. - Как мне может понравиться мужик?! - Ты что, забыл, где мы? Мы с Жюли сидим, стараясь не проронить ни звука и не завизжать от хохота, пока они не выходят. В груди остается неприятная тяжесть, а вот мозг находит ситуацию очень смешной. Осадок обиды не дает искренне улыбаться еще долгое время, но мы держимся и продолжаем заливаться над самыми идиотскими шутками. К трем ночи юноша выпил уже достаточно, чтоб "подкатить" к понравившейся "телке", но недостаточно, чтобы совсем не отдавать себе отчет. Он молча ведет меня танцевать, а я едва сдерживаю слезы, потому что у меня тушь, подводка, тени и истерика. Но сознание, что, засмеявшись ему в лицо, я могу стать причиной появления на этом свете еще одного импотента, заставляет меня неимоверными усилиями держать серьезную мину. Он держит меня за талию, затем смелеет и кладет руки на задницу. Я пресечь это никак не могу, так как боюсь двинуть хоть одной мышцей лица. Более того, я знаю, что если сейчас в поле зрение попадется Жюли... мальчик точно никогда больше не подойдет к "телке" сам. Ему нравится мять мой зад, и в конце концов я не выдерживаю и томно шепчу ему на ухо: - Только за яйца не хватай... Оказывается, моя истерика передается воздушно-капельным путем, и теперь мы оба просто неприлично ржем - он, вжимаясь лицом в мою ненатуральную грудь, я - гладя его по залитым лаком волосам. Танцуем медленный танец и ржем. Я вижу, как Жюли, глядя на нас, что-то говорит бармену. Наверное, что-нибудь вроде "этим больше не наливать".***
Наступает день и я сплю до двух часов, не смыв даже косметики. Я просыпаюсь очень забавным, если взглянуть со стороны. Это, пожалуй, страшно, поэтому я миную зеркало, сразу вставая под душ. Вторник - достаточно нудный день, хотя у меня всегда есть, чем себя занять. Выходной он лишь в этом месяце, поскольку я, согласно нынешнему репертуару, не аккомпанирую ни одной пьесе по этим дням и в репетициях не задействован. Устранив с лица все последствия веселой ночи, я готовлю себе чай и бутерброд и сажусь за инструмент, разминая руки старыми записями. Я могу провести так весь день, если меня ничто не отвлечет. А в девять вечера пойду собираться на ночную работу. Но этому незамысловатому плану вылиться в жизнь не суждено: на пороге моем, изрядно меня озадачивая своим видом, стоит высокий, красивый мужчина, которого прохожие бы провожали завистливым "мачо...". Лицо знакомое, конечно. - Ни хрена ж себе, - только и могу выдать я. До этого мне не приходилось видеть Жюли в ее естественном состоянии. Ей меня, в общем-то, тоже. Даже засыпая в одной постели, мы оставались "подружками" и утром без особого смысла и старания наводили марафет. Вместе этим заниматься очень увлекательно. Правда, очень медлительно дело продвигается. Я молча впускаю ее... его - в коридор. - А как тебя звать-то хоть теперь? Она... он - в ответ широко ухмыляется и по-свойски хлопает меня по спине. - Жоэлем. - Француз, что ли? - Отчасти. А тебя? - А меня Эрнст... - Эрнеста звучит приятней... Мы стоим, глядя друг на друга, в коридоре и тишине. Примерно минуту. Затем он подходит и обнимает меня, и на душе от того становится почему-то легко и тепло. Я обнимаю его в ответ, мы снова стоим, покачиваясь из стороны в сторону, и опасно начинаем хихикать. - Что мы вчера курнули? - я смотрю на него снизу вверх и глуповато улыбаюсь. Он целует меня в лоб и доверительно сообщает: - Обычный табак. Кстати, внизу в машине ждет Карл, - прежде чем я успеваю что-то сказать, он кладет на мои губы два пальца. - Никаких возражений! Да-да, он все еще хочет послушать твои, как ты их называешь, писюльки... Я убираю его руку и сердито хмурюсь. - Да ну вас обоих! У меня ничего не сведено! Ничего не закончено... у меня ничего нет! Только наброски. К тому же, - я многозначительно смотрю на него. - Я никуда в таком виде не выйду. Тем более, к Карлу. Он меня увидит, испугается и помрет от инфаркта. - А что ты такое собрался делать, чтобы он пугался? - удивленно спрашивает Жоэль. Я закатываю глаза, понимая, что это безнадежно, и ухожу в спальню. Единственный вариант для него вытащить меня на улицу - применить силу. И он этим не брезгует. Так я второй раз в жизни знакомлюсь с Карлом. Он, кстати, даже не убежал. А в конце встречи сказал, что хочет, чтобы мы сходили куда-нибудь вместе. Когда я поинтересовался, как лучше одеться, он попросил быть таким, как сейчас. Когда я засмеялся, он остался серьезен и теперь меня преследует какое-то необъяснимое ощущение тревоги и таящегося где-то подвоха.***
Поиск вокалиста похож на многоуровневый квест. Сначала они заставили меня сформулировать, что именно я хочу услышать. Ответ "не знаю" их не удовлетворил, и мне пришлось забросать этих двух маньяков профессиональными терминами, которые Карл педантично записал на бумагу, критически оглядел и тут же выкинул в урну. Жоэль заявил, что я мечтатель. Я был не против. Искать порешили в театре и через знакомых. К тому же, Карл взялся написать в газету объявление. Я опять был не против. За меня осуществляли мою мечту, а я... ну да, был не против. Признаться, на вокале я видел, конечно же, женщину. Сопрано, лирическое, гибкое, лояльное к нововведениям и не боящееся техники. Знакомые вокалисты из консерватории, как один, технику презирали как явление. Среди знакомых я никого не нашел, да и не искал, если честно. Когда лелеешь какой-то чудный план, а он внезапно начинается свершаться не по твоей инициативе - приходит деструктивная растерянность. Я отбираю из звонивших - а звонили, почему-то, нередко - четырех женщин. Всех четырех, как ни странно это совпадение, безумно привлекательных. Хотя для человека, не смеющего женщины лишний раз и взглядом коснуться, все они - безумно привлекательные. Но среди этих четырех ни одну не нахожу достаточно понятливой для совместного продолжительного творчества. От безысходности я даже соглашаюсь на мужчину: на линии он кажется уверенным в себе и интеллигентным, но с задоринкой внутри.***
Ни я, ни Карл не питаем иллюзий на счет наших встреч, и мне не становится обидно, когда он после первого совместного вечера везет меня к себе. Во-первых, я не позволяю себе мысли, что заслуживаю более трепетного отношения, во-вторых, я все еще не верю, что он всерьез способен найти во мне что-то сексуальное. Стоя под ним на коленях и резко выдыхая в такт, я все еще не могу понять, сомневаюсь ли больше или же радуюсь. Он не жалеет меня совершенно и утром не спрашивает согласия, и я снова отзываюсь порывистыми вздохами на его жесткие маневры. Мне до слез больно и жутко стыдно, но душа поет. Жоэль при каждой встрече не забывает упоминать, что если бы не он, я бы так и ходил целочкой, пока б не помер от старости. Я только улыбаюсь в ответ, потому что на самом деле он прав. Как это ни удивительно, удовлетворенный "первой брачной ночью", Карл очень красиво и галантно ухаживает.***
Последний, кого я ожидал увидеть, встречаясь с интеллигентным и образованным музыкально мужчиной средних лет - я про претендента на вокал, - это мой желторотый змееныш-повышалка самооценки. Он стоит на назначенном месте и ждет более часа, а я стою напротив через дорогу, горько усмехаюсь ироничности положения и боюсь подойти. Вечером телефон звонит два раза, но я и отвечать боюсь. На третий раз - отвечаю и выдумываю какие-то форсмажорные обстоятельства, горячо извиняюсь, заверяю, что встреча обязательно состоится. Вот прямо завтра, в кафе, там же, рядом, у фонтанчика с русалкой. В кафе людно, но я, к своему сожалению и испугу, вижу его сразу и спешу к столику с приветливой улыбкой. Если он что-то и приметил, то виду не подал ни в чем. Моя паранойя не дает мне покоя первые десять минут, но его мягкий голос завораживает и успокаивает, и вскоре мы уже болтаем без умолку, перебивая друг друга и грустя об одном и том же, смеясь над одним и тем же, живя одним и тем же... разные эпохи, разный возраст, разные вкусы - но суть одна, будто бы нас с ним создавали по одной схеме, напичкав разным содержимым, но оставив у каждого по одному разъему, для которого мы только что обнаружили крепкий, надежный кабель. Еще недели три - и он заходит ко мне домой понаглее, чем рыжая красотка Жюли. Он волшебно готовит, а вот я готовить совсем не умею. Что ж, лучшие повара все равно мужчины. Он готов на любые компромиссы в музыке, но упрямо гнет свою линию. Я едва не грохнулся в обморок, когда он обнаружил на кухне пояс для чулок, игриво помахал им перед моим лицом, а потом разрядил обстановку простыми словами: - И как ее зовут? Двойного дна в вопросе я не увидел, но нервы дали о себе знать. Я не удержался и сказал честно: - Эрнеста. - О, как интересно, - протянул он, разглядывая предмет гардероба, пока я не рассердился и не вырвал его из цепких рук, унеся в положенное место. Несколько раз мы засиживались допоздна и он оставался ночевать. Убирать каждый раз всевозможные косметические излишества я просто был не в состоянии, надеясь на то, что мой юный коллега увидит в них регулярное пребывание здесь какой-нибудь моей любовницы или вовсе жены. Мне почему-то очень приятна мысль, что у меня может быть жена. Хотя бы виртуальная. Стоит отдать дань его деликатности, но вопросов по сему поводу я не слышу. Восхищение его инициативностью, трудоспособностью, глубокими познаниями в самых разных сферах... самодостаточностью, целеустремленностью, глубиной - я могу перечислять очень долго - блокирует все мысли о возможности возникновения каких-либо проблем на почве не профессиональной.***
Новая сфера деятельности наводила на идею оставить какую-нибудь работу. Дневная исключена, так как приносит больший и более стабильных доход. Ночная же - слишком глубоко въелась в самую душу и уйти из этого мира я просто не могу. Так и получилось, что высыпаться я перестал вообще, стал намного менее внимателен, более раздражителен... хотя на работе это не сказывается. А вот Карл на меня злится все чаще, обвиняя в невнимании, рассеянности, частых уходах в себя. В конце концов мы порешили, что встречаться будем только для секса, а прочее оставим на лучшие времена, однако уколы с его стороны не прекращаются. Мне невыносимо неудобно, что я разочаровываю единственного человека, который удостоил меня своего внимания - без какого-либо грима и искусственности. И в то же время я именно благодаря ему чувствую, как чуть-чуть, на самую каплю ослабла моя зависимость от каблуков и помады. Капля - не море, но тенденция воодушевляет. Невнимательность становится причиной того, что я не сразу замечаю, отпев свою программу, что в зале присутствует та самая компания, и мой змееныш в ней также присутствует. Я снова ловлю его взгляды. Он не смотрит на Эрнста так, как смотрит сейчас на меня. Меня окружают "девочки", телом я с ними, а душа парит под потолком, отчаянно почесывая затылок и соображая, как быть и как в своих ощущениях разбираться. Неожиданно приходит осознание, что мне нравится не он. Таких как он - огромное количество, а ценю я его за то, кем он является со мной в качестве коллеги и, может быть, зачатка друга. А сейчас мне нравится то, как он смотрит на меня. Видимо, Карла недостаточно. Может быть, это как наркотик - нужна постепенно все большая доза. Однако я не могу пригласить змееныша к себе домой, так как он и так там почти живет, заходя едва ли не каждый второй день. Максимум, что я могу - задрать для него юбку и опереться на бачок унитаза... нет, это уже слишком. Не судьба нам с ним, не судьба. Сегодня - к моему гораздо большему сожалению, нежели в прошлый раз, его смелость не знает границ. Он пробирается ко мне с многократными "извините" и приглашает на танец, я же... да-да, глупо улыбаюсь. Мне кажется, в этот момент между нами заключается какое-то безмолвное соглашение. Он теперь не лапает меня за зад, но с нежностью гладит по спине. Мои мысли занимает только то, как я избавлюсь от парфюма до его прихода в этот же день в одиннадцать утра. А еще я понимаю, что когда он так гладит меня, я готов отдаться ему прямо здесь, на танцполе, на четвереньках и перед всеми знакомыми лицами.***
Мы работаем душа в душу уже годы. Сначала было нелегко, а потом вся эта проектная деятельность приобрела колоссальные масштабы и поглотила все прочие сферы, заставив меня покинуть обе моих работы и обе жизни. Я остался плавать где-то на рассвете/закате, как и хотел, попросту не успеваю думать о чем-то другом, кроме нашей со змеенышем музыки. То, что все эти годы я нахожусь в его глазах в положении более чем преинтересном, я узнаю совершенно случайно, когда после N-ого бокала он называет меня "заечкой-трусишкой" в ответ на отказ от некачественного косяка. Это заставляет меня впасть в весьма продолжительную задумчивость на очень долгое время, настороженно поглядывать на него и неожиданно выпадать из реальности. Через неделю таких издевательств он устраивает мне допрос с пристрастием.***
Я не знаю, почему, но под ним мне совсем не больно. Казалось бы, с Карлом они совершают абсолютно одинаковые движения, производят одну и ту же физическую стимуляцию, да и в размерах орудия примерно совпадают. Но что-то есть в нем такое, что позволяет мне без стеснения подавать голос, оставлять синяки от пальцев на его плечах и даже порой перенимать инициативу. Мне все еще очень трудно поверить, что кто-то в мире мог меня полюбить - просто за то, какой я есть в совокупности всех за и против. Но с каждым его успокаивающимся дыханием рядом со мной, с каждым ласковым словом я делаю еще один маленький шажок вперед в этом направлении. Он выкинул всю мою косметику, заявив, что красивее моего лица я не нарисую, и держит меня за руку - крепко и надежно. На всякий случай. Вдруг еще оступлюсь...