Губит людей не скума, губит людей вода.
Светило солнце. Просто невыносимо светило солнце всё чертово утро, давая знать приезжающим с севера путешественникам о том, что на Сиродиил уже давно опустилось жаркое и невыносимое лето. Давно — это месяц как. И даже несмотря на столь небольшой срок в тридцать дней, дневное светило уже успело достать практически всех в городе, кроме аргониан, которые буквально не вылезали из вод озера Румар. — Ненавижу аргониан, — заключил Лекс тихим шепотом, развалившись всей мощью своего тела в тяжелых доспехах на лавке около входа в тюрьму. Буквально в десяти шагах, на соседней лавке, сидел Ж'баана, который пусть и молча, но полностью разделял горестные и завистливые чувства капитана по поводу сложившейся ситуации. Его шерсть ужасно свалялась и засалилась под действием непрекращающегося потоотделения — несчастный хаджит снял с себя всю одежду, которую только можно было снять, не причиняя непоправимый вред этическим и моральным нормам местного населения. В итоге на нем осталась только набедренная повязка, тоже успевшая вымокнуть и обвиснуть настолько, что её каждый раз приходилось поправлять. Даже тенёк не мог спасти человекообразного кота от пылающей над городом жары — его густая и прекрасно спасающая в морозы шерсть теперь служит своему хозяину недобрую службу. — Это тебе не Эльсвейр, да, кот? — Пошел Иеронимус куда подальше, — слабо процедил сквозь зубы Ж'баана, чуть ли не стекая на мостовую. — Как у капитана ещё хватает сил на попытки шутить. — Это неотъемлемый талант любого имперца, хаджит. Тебе не понять. — Куда уж… — кот лениво повернул свою голову в сторону Лекса и тяжело вздохнул, уставившись куда-то в одну точку. — Иеронимус бы хоть шлем снял, что ли. Выглядит как дурак, рискуя утонуть в собственном поту прямо в доспехах. — Ага, а потом меня кто-нибудь увидит в таком виде и полетят письма Окато — Иеронимус Лекс не соблюдает правила устава имперской стражи. Спасибо, я уж лучше посижу на солнце, но в доспехах, чем без доспехов и звания, но в тени. — Тяжело быть капитаном, — заключил Ж'баана. Иеронимус лишь обреченно пожал плечами и продолжил тихо ненавидеть всех и вся в этот жуткий и палящий зноем день, стараясь лишний раз не двигаться. Капитан понял, что будучи абсолютно недвижимой вещью, пережить жару было гораздо легче, поэтому он решил ни в коем случае не вставать с лавки. Даже если мимо него пробежит стая нелегальных ящеровидных иммигрантов, даже если сама Ноктюрнал позовет его пить чай с печеньем, даже если сам канцлер… Впрочем, все действия, которые касались Окато и его приказов, в любом случае были обязаны поднять иеронимовскую пятую точку и понести её в указанное место, но ведь ничто не мешает перед этим громко возмутиться несправедливостью жизни и судьбы. Главное не настолько громко, чтобы это дошло до ушей самого канцлера. Лекс настолько погрузился в свои пессимистичные мысли о тяжести капитанской службы, что не заметил, как прямо перед ним из неоткуда вырос один из его подчиненных стражников. Он безмолвно стоял около своего начальства около пяти минут, пока тот не соизволил обратить внимание на его скромную персону. — Прежде чем ты поведаешь мне очередную бессмысленную и несвязную чушь я хочу попросить у тебя об одном одолжении. — Каком? — с полной боеготовностью спросил страж. — Подвинься немного вправо. Парень удивленно склонился над Иеронимусом, выражая всем своим лицом недоумение поставленной задачей. — Я просил тебя подвинуться, а не смотреть на меня с выражением лица скумовых контрабандистов при поимке. Просто подвинься вправо… Молодец, теперь ещё чуть-чуть… Ещё немного… Всё, умница, можешь докладывать. — Ээээээ… Там… Там вот так… Короче… — Короче. — Там вас просят. Очень срочно. — Кто просит и зачем? — Итиус Хейн. Это очень важно, капитан, просто ОЧЕНЬ важно! — в глазах солдата читалась неистовая мольба напополам с удивлением, шоком и желанием выпить. И если последняя эмоция была вполне себе привычна на лице имперского стража, то первые три появлялись не так уж часто. Именно это и насторожило видавшего очень многое в своей жизни капитана. — Очень важно? На нас напали? — Нет. — Ограбили Дворец? — Нет. — Вы опять напились до чертиков и на вас накатали пару десятков жалоб? — Нет! — Что же тогда? — Там пришел… Лис. Серый Лис. — Чего?! — совершенно забыв о своем твердом решении не вставать с лавки, Иеронимус буквально подскочил с неё, оказавшись прямо нос к носу со стражем. Даже Ж'баана отвлекся от растекания по земле, навострив уши настолько хорошо, насколько позволяли возможности его тела. — Только что в казармы пришел человек, который утверждает, что он — Серый Лис. — На полном серьёзе? — На полном серьёзе… Что вы на меня так смотрите, капитан, я всего лишь передал вам просьбу Итиуса Хейна! Я вообще только сегодня… Не дослушав солдата до конца, Лекс с поразительной быстротой помчался в сторону казарм, попутно погрозив хаджиту пальцем, когда тот было уже собрался поползти за ним следом, чтобы хоть глазком взглянуть на отца всех воров Сиродиила. В истинность личности этого «Серого Лиса» Ж'баану слабо верилось, но хоть посмеяться над очередным шутником на эту тему было бы не лишним. А вот Иеронимус, похоже, воспринял данную новость слишком близко к сердцу — очень долгое ожидание его поимки превратила капитана стражи в параноика, который стал видеть вора в каждом мирном жителе Имперского города. На все претензии граждан он отвечал каждый раз однообразными фразами из серии «Лучше перепроверить, чем недопроверить». Излишне подозрительный капитан, конечно же, не был сильно важной проблемой города, но напрягал Лекс простых горожан очень даже неплохо. Буквально за пару минут капитан преодолел нехилое расстояние и, наплевав на все правила приличия и морали, вошел в казармы без стука, а именно — открыв дверь резко и с ноги. Когда ты одет в тяжелые доспехи, то можешь позволить себе такие капризы. За главным обеденным столом для уставших после смен и брождений по всему городу стражников Иеронимус действительно заметил некоего субъекта, который абсолютно не вписывался в создававшуюся годами атмосферу — худой, непонятно во что одетый мужчина, с повязкой на голове и совершенно безразличным выражением на лице. В нём не было ничего, что выдавало бы его за Серого Лиса. Лекс никогда не знал, что думают о короле воров другие капитаны стражи, но сам он всегда представлял его очень хитрым, изворотливым и, что уж скрывать — красивым человеком, ведь раз тебе уже несколько десятков лет удается скрываться от закона, то ты наверняка обладаешь недюжинной харизмой и обаянием. А где хорошая харизма и обаяние, там и милое личико. Но это… Это распухшее и красное лицо явно нельзя было назвать милым. Святая Алессия, что он такого делал, из-за чего его морда стала такой…такой… — Вот ему это всё расскажешь! — гаркнул Итиус Хейн, хлопнув по столу, — И мы посмотрим кто тут из нас более неадекватен. Ты ещё не знаешь с кем связался! Иеронимус Лекс — не я, и он церемониться с тобой не станет. Как даст только по… — Итиус, что здесь происходит? — Нет, ну ты представляешь! — второй капитан стражи вылез из-за стола и специально подошёл к Иеронимусу на близкое расстояние, чтобы сидящий блудный Лис ничего не услышал. — Этот мужик утверждает, что он — известный по всему Сиродиилу вор Серый Лис. Я, конечно, сначала ему не поверил, говорю ему, мол, иди проспись, пьянь. Ну ты понимаешь. А он ни в какую! Зови, говорит, стражников, пусть скрутят меня, не могу так больше жить, и воровать больше не хочу, вяжите меня! Уселся у нас здесь и сидит, никуда не уходит. Ну я и подумал — а вдруг правду говорит и это есть сам Лис? Тогда это уж точно не моё дело, а твоё, ведь у тебя там с ним личные счёты. Думаю, пусть Лекс разбирается, а я с этим… — Ладно, разберемся. Было видно, как Иеронимус сильно помрачнел. Он взял первый попавшийся стул и сел прямо напротив неизвестного, с которым ему придется выяснять отношения ближайшие пару часов. — Так почему в казарму, дорогой мой, а не в тюрьму? — обратился он к мужчине, пристально вглядываясь ему в глаза. — Потому что так захотело мое ворейшее величество. — Ты мне тут не паясничай. Отвечай на вопросы четко, ясно и понятно. Если не хочешь, то с тобой будут разговаривать уже в другом тоне и уже не я. — Ну захотелось мне так, чего пристал. Не хотел лишать тебя заслуженной награды и морального удовлетворения. Понимаешь, — он всем корпусом тела наклонился к Лексу и доверчиво проговорил, — Надоело мне всё это. Хочется жить полноценной жизнью, а не бегать постоянно от этих идиотов и от тебя в том числе. Хочется сесть на корабль, взять с собой какую-нибудь девушку и уплыть в лес… — Уплыть? В лес? — недоверчиво переспросил капитан стражи. — Ага. А там небо желтое, как мёд, и дреморы кругом, и речка, и лось. — Так, стоп, причем тут лоси? — При дреморах. — А у дремор есть лоси? Мужчина ещё ближе наклонился к лицу Лекса и тихо прошептал: — И даже свои собственные ездовые альтмеры. — Так! — Иеронимус резко отстранился от рассказчика и провел пару кругов подушечками пальцев по вискам. — Вы мне тут зубы не заговаривайте. Отвечайте на поставленный вопрос прямо: вы Серый Лис, известный по всей империи вор, голову которого мы разыскиваем вот уже долгие годы? — Конечно, иначе зачем бы я к вам пришел? — Вы уверены? Я никогда не поверю в то, что Серому Лису просто так надоело грабить людей и он вдруг решил пойти сдаваться в тюрьму. Ему грозит смертная казнь и плюс конфискация всех имеющихся накоплений. — Пфффф, святой Зенитар, при мне сейчас только четыре золотых и запасные штаны — хотите их забрать? Забирайте, мне не жалко, но я не думал, что у капитана стражи жалование настолько маленькое, что ему не хватает на новые штаны. — Речь не о штанах сейчас. То есть вы полностью осознаете всю ответственность за сказанные слова, но всё равно готовы назвать себя Серым Лисом? — Конечно. — Тогда, — Лекс удовлетворенно щелкнул пальцами, — сейчас мы будем с вами писать явку с повинной. Мне же нужно какое-то дополнительное доказательство кроме ваших слов. — Хорошо, я согласен! — воскликнул мужчина в боевом запале и рывком положил ноги на стол, дав рукой знак имперскому тюремному писаке, чтобы тот записывал. — Пиши. Я — великое воплощение Тайбера Септима… — Какое к даэдрам воплощение?! — Великое, — абсолютно серьезно ответил мужчина, невинно хлопая глазами. Иеронимус Лекс почувствовал, что начинает закипать. Голова потяжелела и раскалилась до высокой температуры, но теперь уже точно не от жары — в казармах было более-менее прохладно — а от непроходимого словесного блуда якобы Серого Лиса. — Ты мне тут того…не этого! Голову не морочь. Ты сказал мне о том, что являешься Серым Лисом, вот и пиши от лица Серого Лиса, и насчёт своей «святости» мне тут ничего не говори. Вор не свят, он — преступник, который должен быть наказан по всей строгости имперских законов. — Ка-а-а-а-акой вы устаревший, мой друг. — Какой я тебе друг? — Лучший. И единственный. — Почему это не кажется мне удивительным… — Короче так! Записывай за мной. Я — великое воплощение Тайбера Септима, внебрачный ребенок лорда Стендарра, акула-оборотень и… — Акула-оборотень? — Это единственное, что тебя смутило? — слабо поинтересовался тихо стоящий всё это время в углу Итиус Хейн. Лекс обернулся в его сторону, что-то безмолвно проговорил, только шевеля губами, и совершил режущие движения ребром ладони по шее, на что Итиус лишь устало кивнул. — Только не надо делать с собой ничего плохого, Лекс, я этого не переживу, — тут же отреагировал на это Серый Лис. Капитан стражи лишь махнул на него рукой и, шумно втянув ноздрями воздух, продолжил разговор: — Ты мне тут чушь не пори, идиот. Являешься Серым Лисом? Тогда говори: «Я, Серый Лис, король воров всего Сиродиила…». — А вы знаете, что если хаджита напоить пивом и поставить рядом с ним аргонианина, то от его запаха коту покажется, что он находится в болотах Чернотопья и попытается оттуда уплыть? — Ты сейчас у меня в тюрьму пойдешь за такие высказывания! — хлопнул по столу Лекс, — У нас тут не какая-нибудь провинция, а Имперский город! Итиус! — крикнул капитан в сторону абсолютно безучастного ко всему Хейна. — При этом идиоте были какие-нибудь записки, книги, свитки? Хоть что-нибудь, кроме тех четырех золотых и штанов?.. Итиус, ты меня слышишь? — Тшшшшш, не кричи, и без тебя тошно. Нет, больше мы у него ничего не нашли. Пока Лекс и Хейн препирались между собой по поводу всей глупости сложившейся ситуации, задержанный мужчина свистнул прямо из-под носа у отропевшего писаки лист бумаги и перо с чернильницей, и, сев обратно за стол, начал что-то усиленно писать. — Это что ещё за народное творчество лидера воровских притонов? Ты чего мне там расписываешь, писатель? Лекс попытался выхватить из рук Лиса листок, но был остановлен другим капитаном. — Оставь его в покое, может чего дельного напишет. Мне вообще кажется, что он либо дурак, либо не в себе. — Либо решил пошутить над нами. — Вряд ли у кого-то хватит смелости и дурости шутить над капитанами стражи. Это травмоопасно, так-то. — Некоторых это не останавливает, как видишь. — Я всё, дорогие мои имперцы! Вкусите чашу сию моих страданий, и не убоитесь вы кары от Девяти Божеств за такой поступок ваш мерзкий, ибо… — мужчина не успел договорить, как к столу тут же подлетел Иеронимус и, выхватив у вора листок, жадно вперился в него глазами. — Ты уж тогда вслух читай, чего темнить-то, — устало заметил Хейн. — Я, Серый Лис, король всех воров Сиродиила, земное воплощение Тайбера Септима, внебрачный сын Стендарра, акула-оборотень и… — тут Лекс несколько стушевался, перечитал ещё раз последнюю строчку и удивленно покосился на воришку. — И мать Иеронимуса Лекса… Где-то справа от новоявленного сынка послышался сдавленный смешок Итиуса, который он подавил в своей груди только из-за чувств глубокого уважения к Лексу. Однако, такое проявление почти искреннего сочувствия, нисколько не успокоило Иеронимуса, и даже наоборот — сильно разозлило… — Да вы тут с ума все посходили, что ли?! Он метнул листок прямо в лицо Хейну, после чего в безудержной ярости солдата старой закалки схватил шутника за грудки, чуть ли не припечатав его к стулу. — Ты что себе позволяешь, идиот? Я тебе что — какой-нибудь глупец, чтобы надо мной так шутить?! Ты у меня договорился, негодяй! Следующие пять минут вся казарма во главе с Итиусом пыталась отодрать окоченевшие со злости руки Лекса от горла несчастного заключенного. Потом они все вместе гонялись за капитаном по помещению, пока тот пытался поймать вырвавшегося из его цепких объятий полоумного страдальца. Наконец, после получасовой борьбы, Хейну таки удалось выставить Иеронимуса за дверь, строго наказав не соваться в казармы до его распоряжения. Иеронимус тяжело вздохнул и прислонился всей спиной к каменной стене у двери. Пока он находился в казармах и разбирался с очередным «Серым Лисом», темно-синие тучи, пришедшие с севера, успели закрыть собой невыносимо палящее солнце, принеся мостовым города долгожданную прохладу. — Спасибо тебе, Скайрим. Лекс сполз всем телом прямо на землю, уложил руки на колени и уставился немигающим взглядом в стену противоположного дома, даже не заметив, как слева от него откуда ни возьмись появился Ж'баана. — Ну что, имперец, потерял свой талант шутить в любых ситуациях и при любых обстоятельствах? — Ты бы хоть оделся — солнце уже давно скрылось, — безучастно ответил ему Лекс, не поднимая глаз. — Ой, да ладно, не расстраивайся. Найдет капитан своего Серого Лиса. — А если не найду? — Значит так решили боги. Не велика потеря. Хаджит застыл перед капитаном стражи с учтивой и подбадривающей улыбкой на морде, стараясь не рассмеяться от его растерянного выражения лица. Лекс лишь фыркнул на его попытки поддержать потерпевшего фиаско стража Империи, встал с земли и, отряхивая хитон под кирасой, произнес: — Тоже мне поддержка. Хоть бы чем действительно полезным помог, а то шляешься тут по всему… Кстати, чего это ты тут делаешь? — Так это… К Иеронимусу пришел. Новость одну рассказать.Капитан слышал, что кто-то смог залезть в покои и украсть из шкафа налоговую ведомость Прибрежного района и их деньги? Даже монеты не оставил, всё подчистил. Иеронимус Лекс застыл в удивлении и дичайшей неопределенности по поводу всего услышанного. Он уставился на порядком струхнувшего хаджита невыносимо шокированным взглядом, от которого Ж'баане уже точно совсем не хотелось смеяться. Что сейчас крутилось в голове капитана было трудно понять, но лучше уж заранее схорониться где-нибудь в ближайших кустах, чем получить от него тяжелой перчаткой по морде. — Знаешь что, мой милый кот… — Ч-ч-что? .. — Быстрее! — он схватил хаджита за лапу и потащил его в сторону своего дома. — Это знак богов, я тебе серьезно говорю! Он специально отвлек меня своим подставным человеком, чтобы сотворить это преступление! Ещё совсем не поздно найти его по горячим следам! Шевелись, кот, я должен его найти!***
СЕРЫЙ ЛИС РАЗОБЛАЧЕН!
Вланарус Квинчал недавно признал, что он — скандально известный вор Серый Лис. На допросе в Имперской страже он также сознался в том, что он — воплощение Тайбера Септима, внебрачный ребенок лорда Стендарра, акула-оборотень и мать Иеронима Лекса. Только после того, как Вланарус провел ночь в имперской тюрьме, было обнаружено, что недавно он употребил почти смертельную дозу скумы. Теперь Вланарус снова дома, он поправляется после гостеприимного приема, оказанного ему Имперской стражей, и пристального внимания, проявленного к нему во время допроса. Он полагает, что сможет выйти на работу через месяц-два, если на работе не нужно будет ходить или поднимать что-либо тяжелее кружки пива. Вланарус, который иногда подрабатывает в доках, торжественно поклялся больше никогда не употреблять скуму. Он также искренне желает всем никогда не иметь дел с бандой Орума. «Вороной курьер» 433 год Третьей Империи.