Рождество для троих

Уже стемнело. Светящиеся окошки домов приветливо выплывали из темноты и уходили в нее снова, когда черный автомобиль проносился мимо. Дорога шла насквозь, пересекая этот маленький город, и, кроме разделительной полосы да придорожных, до безумия похожих друг на друга, жилых домов, от пейзажа ждать было нечего. Скучно. Как и везде, где Винчестерам доводилось бывать в последние несколько месяцев. Их осталось двое. Только Дин и Сэм. Против целого мира. Но если раньше было что-то, что хоть немного меняло однообразие охотничьей жизни, был человек, заставлявший ненадолго забывать о крови и причиняемой боли, то теперь не осталось ничего. И эта пустота выжигала изнутри. Ни о чем конкретном Дин думать не мог. Сосредоточиться на дороге не давали воспоминания и молчаливо сидящий рядом брат с не выражающим абсолютно ничего лицом. Поэтому, выжав педаль газа в пол, не обращая внимания на ограничения скорости, освещаемые яркими фарами, он лишь сжимал руль, так что белели костяшки пальцев. Но он не мог дать волю щипавшим глаза слезам. Не сейчас. Не здесь. — Дин, — голос у Сэма тихий, — мы приехали. И Дин тормозит, ничего не говоря в ответ. Он знает, где нужно остановиться. Сложно такое забыть. Они жили здесь четыре месяца. Четыре лучших в его жизни месяца. И он не сомневался, что Сэм считает так же. Он не смел сомневаться. Изредка выбирались на охоту. Но их всегда ждали. Ждал здесь родной человек. Которого они любили так сильно, как только могли, и которого не смогли уберечь от беды. Окошки их дома тогда светились теплом, а внутри пахло уютом. И ею. О, господи, это был лучший запах в мире: запах ее волос, ее мягкой кожи, всего ее маленького существа. И она наполняла жизнью этот дом, наполняла жизнью их с братом измотанные вечной борьбой души. Дин остановил машину. Мотор затих, и на мгновение все вокруг погрузилось в обволакивающую тишину. Пальцы Сэма легонько коснулись его руки. Им не нужны были слова, чтобы общаться и прекрасно понимать друг друга. С того времени, как они оставили этот дом, они стали еще ближе. Дин лишь кивнул в ответ на незаданный вопрос. Они пойдут туда. Они должны. Он должен. Зима выдалась теплой, плавно сменив собой осень. «Как и в том году» — заметил Сэм пару дней назад. Ему тоже тяжело, но он молчит, привык все держать внутри, а Дин так не может. Он будет рвать и метать из-за пустяков, а сейчас, кажется, готов крушить все на своем пути, лишь бы ему стало немного легче. Только дело в том, что легче вряд ли станет. Сэм порылся в карманах в поисках ключа. Дверь тихонько скрипнула, пропуская охотников внутрь. Один из братьев нащупал в темноте выключатель, и желтый свет наполнил комнату. Слой пыли покрывал все возможные поверхности, и оттого все казалось каким-то старым, желавшим, чтобы его не беспокоили и не вспоминали. Этот дом слишком быстро все забыл. Но на то он и дом. В голове стали всплывать разные образы, но на всех картинках — она. Девушка с самой светлой душой и самым большим сердцем. Сэм как-то раз сказал, что если и существует какая-то высшая сила, то это она послала им ее. Она приняла и полюбила их обоих, со всеми их охотничьими заморочками и извечными проблемами. А как она рвалась отправиться вместе с ними расследовать очередное дело! Губ Дина коснулась легкая улыбка.       Мы тогда не брали ее с собой, оставляли за главного… Хм.. А она отворачивалась, хмурилась, пыталась обидеться. А потом смеялась… Мы с Сэмом целовали ее в кончик носа и уезжали. А она оставалась за главного…* Дин сделал несколько шагов вперед и замер в дверном проеме кухни.       Декабрь оказался безумно красивым. Такого, клянусь, я еще нигде не видел, ни в одном штате, а побывали мы практически везде. Темные красные листья в серебристом инее, пожухлая трава, слегка присыпанная снегом. Не зима, но и осенью не назовешь. Пусть и красиво.       И, да, как бы нелепо это ни звучало, она уговорила нас с Сэмом отпраздновать Рождество. Еще немного и она из нас нормальных людей сделает! Нет, мы, конечно, практически семья, да что там говорить, точно семья, просто не привык я. Не знаю, не понимаю, что к чему. Огоньки, гирлянды, елочки. Для меня праздник, когда все целы и невредимы после охоты, когда мы с Сэмом возвращаемся домой, когда навещаем вечно ворчащего Бобби. Праздник, когда в моей жизни нету боли и смерти. Но, если это сделает их счастливыми, я, конечно, потерплю немного глупостей.       В общем, было решено отправить меня в магазин как самого непригодного к работе по дому. Прогулявшись средь блестящих витрин и суетящихся в поисках подарков и приправы для салатов людей, я, можно сказать, даже немного приобщился к общему восторгу. В Санту, правда, не уверовал, но настроение однозначно поднялось.       Вернувшись и выложив покупки, я тихо подошел и остановился напротив кухни, прислонившись к косяку и пытаясь понять, что происходит. Всю кухню наполнял ее звонкий смех. В испачканных рубашках с закатанными руками, они с Сэмом что-то усердно месили в большой миске. Наверное, тесто для обещанного мне пирога. Дело серьезное, но выглядели их старания забавно.       — Ну, что ты опять делаешь? — Сэм добродушно посмотрел на нее и убрал за ухо выбившуюся прядь русых волос.       Эффект бурной деятельности создавало еще и то, что она вертелась вокруг стола, постоянно перемещаясь от ящиков со всякой мелочевкой обратно к миске, торжественно глядя на свое творение, в то время как Сэм расслаблено устроился на стуле, периодически выдавая ей указания.       — Пфф.. — она плюхнулась на стул рядом, сдувая лезущую в глаза челку.       Я усмехнулся и зашел к ним. Наклонился и обнял ее сзади за шею, целуя в макушку.       — Великие кулинары.       Брат повернулся ко мне и заворчал:       — На, сам попробуй, — он отложил в сторону какую-то поварскую книжку.       — Нее, это выше моих сил, — я улыбнулся, видя на лице Сэма улыбку, похожую, наверное, на мою.       Он поднялся на ноги и присоединился к столу, разворачиваясь к нам лицом. Взял ее руки в свои и произнес: — Может, мы потом закончим с пирогом?       — Угу, — она тоже поднялась со стула и поцеловала его в губы.       Я отодвинул ненужный больше предмет мебели в сторону и прижался к ней сзади, обнимая за тонкую талию.       На последующий вопрос Сэма мы уже не успели ответить: — Ребят, почему все наши начинания заканчиваются сексом? Дин сделал несколько шагов вглубь дома, оставляя темные следы на пыльном полу. Сэм остался позади, глубок о и шумно дыша, будто пытаясь учуять… да, учуять что-то знакомое. Но ничего нет, это просто воображение. Просто их воображение. Замерев на пороге кухни, Дин прикрывает глаза. Напоследок в зрачках отражается яркая вспышка фонаря, проникающего с улицы своим светом в сумрак кухни.       Его руки скользят вверх по ее талии, он мягко покрывает поцелуями ее шею, аккуратно, чтобы не оставить следов на чувствительной коже. Сэм тем временем оглаживает ее ягодицы, вжимает ее бедра в свои, не переставая прикусывать красивые губы.       И она тает в наших руках. Такая податливая, но настойчивая, постоянно требующая внимания, выгибается всем телом под нашими ласками, вызывая еще большее желание. Зажатая между нами, все же умудряется проявлять характер: дразнит, уворачивается и все делает по своему. Хитрый маленький зверек. Делает вид, что уже стал ручным, но в подходящей ситуации оказывает самым что ни на есть диким.       Разворачиваю ее к себе лицом и чувствую на ее губах и языке привкус корицы, а на кончиках пальцев, которые она запускает мне в короткие волосы — запах мандариновых шкурок. Завладев ее ладошками, беру по очереди в рот каждый пальчик. Действительно, мандарины. Терпко и соблазнительно. Сэм проводит губами вверх по ее шее, задевая все чувствительные места, а я стягиваю с нас обоих джинсы. Вся наша одежда превращается в бесформенную кучу на полу, ее лифчик, отброшенный в сторону, цепляется и остается висеть на спинке стула, а я, опускаясь на корточки, медленно стягиваю с нее трусики, оставляя дорожку из поцелуев на внутренней стороне бедра. Сэм сжимает затвердевшие соски, оглаживая пальцами грудь, прижимая ее к себе, словно пытаясь полностью раствориться в ней и ее ощущениях. Легко приподнимая ее, даю время обвить мой торс ногами, и, убедившись, что руками она крепко обвила меня за шею, плавно вхожу, наслаждаясь и растягивая ощущение плотно сомкнувшей плоти на моем члене. Двигаюсь так же плавно, стараясь как можно медленней наращивать. Она утыкается мне в плечо, но прогибается в спине, когда Сэм входит в нее сзади, сменяя до этого растягивающие колечко мышц пальцы членом. Она стонет и откидывает голову назад, ему на грудь.       Надолго нас не хватает. Вид ее мечущегося между нами тела, толкающихся навстречу нашим движениям бедер, неумолимо приблизил нас к бурному оргазму.       Вымотанные, но счастливые, мы повалились прямо на пол, пытаясь отдышаться и все еще не решаясь отпустить друг друга. Кухню заливает приглушенный плафоном люстры свет, а за окном, словно слетающиеся на этот свет мотыльки, кружат снежинки. Сэм неслышно подходит сзади и кладет руки брату на плечи, замирает так на несколько секунд, а затем скользит ими на талию. И не смотря на то, что на Дине не один слой одежды, кожа от этих прикосновений, под теплыми ладонями Сэма словно воспламеняется. Сэм будто выжидает разрешения, но в ответ лишь рваные выдохи и тиканье часов, отсчитывающих мгновения Сочельника. Он утыкается носом Дину в шею и вдыхает, глубоко, голодно. Подается вперед всем телом, и Дин не выдерживает, тает, поддается, мрачное безразличие ко всему, в том числе к нежности со стороны Сэма, растворяется в пустоте. Никто, правда, не знает, пустота ли это в сердце от потери любимого человека, или же созданная им самим, огражденная ото всяких воспоминаний и готовая заполнится Сэмом, полностью, жадно, последним, что у него осталось. Он разворачивается и заглядывает Сэму в глаза. А там все тоже. Там он, отражение, точная копия всего, что творится сейчас в душе. У них все одно на двоих. Они друг у друга одни на двоих. В тишине пустого дома начинают бить часы. Как-то по-особенному, мелодично и успокаивающе, вселяя надежду, что они смогут, они переживут, просто нужно быть вместе. И они одновременно тянутся друг к другу, находя практически в темноте тепло губ, легко касаясь ими губ друг друга. Поцелуй получается легким, практически невесомым, но очень важным. Часы бьют двенадцать, и Сэм отстраняется, заглядывая в глаза брату, и практически беззвучно выдыхает: — С Рождеством, Дин. Он снова тянется к губам брата, но тот останавливает его на мгновение, прижимая одну ладонь к его щеке и проводя большим пальцем по контуру скулы. Прижимается лбом ко лбу Сэма и вполголоса отвечает: — С Рождеством, Сэмми. А за окном, словно подглядывая сквозь гладь прохладного стекла, светлячками кружатся пушистые снежинки. И, кажется, в тот момент они правда начали светиться…