Уравнение Агры

Ей снится, что она рожает в Палестинской тюрьме. Там жарко. От пыли и сухости язык прилипает к нёбу, а горло сводит болезненной судорогой. В ее камере еще восемнадцать человек, и каждый из них смотрит на ее родовые муки с какой-то неестественной жадностью. В их тесном отвратительном мирке не так много развлечений. Если ухоженная белая женщина истечет здесь кровью до смерти, ее сокамерников это только порадует. Она с силой закусывает верхними зубами нижнюю губу. Кожа на губах высохла и затвердела, а потому моментально лопается, наполняя рот железным вкусом крови. На какой-то момент ей это даже приятно — за последние несколько часов в ее горле не было и капли влаги. Она вскидывает голову и ловит взглядом кусочек неба, виднеющийся сквозь зарешеченное отверстие в потолке. Она знает, что у нее нет шансов ни на жизнь, ни на свободу, но все равно продолжает на что-то надеяться. Ее тело пронзает острая боль. Она сжимает ладонями собственные бедра и вопит куда-то в недосягаемое синее небо, но с ее уст не слетает и звука. Она хватается пальцами за шею, пытается что-то сказать, но вместо слов из ее глотки вырываются глухие хрипы. Она старается закричать, широко открывает рот, хочет вытолкнуть из горла внезапно загустевший воздух и… резко вываливается из жуткого сна в реальность. В ее комнате позднее лондонское утро. Через щель меж неплотно запахнутыми мужем шторами в спальню проникает широкий светло-желтый луч солнечного света, в мягком сиянии которого золотистыми крупинками кружится комнатная пыль. Мэри по выработанному за долгие годы службы инстинкту окидывает взглядом помещение и убеждается, что ничего в окружающей обстановке не представляет для нее опасности. Тем не менее, напряжение, принесенное из сна, не отпускает. Мэри аккуратно поднимается с постели и медленно обходит квартиру, заглядывая в каждую комнату. Она понимает, что ее поведение нелогично и глупо, ведь ни один профессионал не станет прятаться от потенциальной жертвы в платяном шкафу или под кухонным столом, но иррациональная паника заставляет ее проверить каждый темный угол. Квартира, конечно же, пуста. Мэри отправляется на кухню. Она ставит на плиту наполненный водой чайник, приоткрывает форточку и выуживает из своего тайника за навесным шкафом пачку сигарет. Джон и понятия не имеет о том, что его жена иногда курит. Сказать по правде, Джон вообще крайне мало знает о ней настоящей. Она втягивает в легкие горьковатый терпкий дым и с наслаждением выпускает его обратно. Это успокаивает, но все же недостаточно. Для того, чтобы прийти в себя, Мэри требуется выпивка. Она вздыхает и поглаживает себя по заметно округлившемуся животу. Кажется, максимум, который она может себе позволить, это крепкий кофе. Мэри выбрасывает недокуренную сигарету из окна и отправляется одеваться. В спальне на нее накатывает уже привычный приступ раздражения — весь шкаф заполнен тошнотворными розово-красно-лиловыми женственными шмотками миссис Уотсон. Пора бы выбросить это барахло, раз уж Джон все равно в курсе ее прошлого… Она натягивает наименее розовый и кокетливый свитер и выходит из дому. Прохладный лондонский воздух бодрит и даже позволяет ей почувствовать себя чуточку лучше. Мэри делает несколько глубоких вдохов и уговаривает себя успокоиться. «Все в порядке, — говорит она себе, — никто не знает, что ты жива. Никто и не подумает искать тебя в долбаной Англии». В маленькой сетевой кофейне на углу квартала её с таким трудом приобретённое спокойствие превращается в лохмотья. Все вокруг кажется ей странным. У баристы за стойкой слишком белые и ровные зубы. Парочка у окна пьет чай, не вынимая из бумажных стаканов чайных пакетиков. Чаввета, смолящая самокрутку у выхода, костерит своего телефонного собеседника с тщательно скрываемым, но заметным американским акцентом. Мэри хватает протянутый ей напиток, кидает на блюдечко для мелочи слишком крупную купюру и пулей вылетает из тесной кафешки. Она стремительно шагает по почти пустой улице, стараясь не слишком заметно оглядываться через спину. На первый взгляд, Мэри никто не преследует, но это не успокаивает, а лишь усиливает растущее в ней беспокойство. Она сворачивает в ближайший проулок, кидает мешающий передвижениям стакан с пресловутым кофе на землю и бросается бежать. Бег дается ей тяжело, все же беременность не лучший союзник для желающего замести следы бывшего спецагента. Мэри выскакивает из проулка на широкий многолюдный проспект и, не разбирая дороги, спешит подальше от злополучного Старбакса. Боясь преследования, она постоянно оглядывается и, в конце концов, с разбегу налетает на чью-то широкую спину. Она извиняется и пытается обойти пострадавшего пешехода, но тот мягко берет ее за руки, вынуждая остановиться. Сердце Мэри подскакивает к горлу. Мгновенно мобилизовав все еще не забытые боевые навыки, она готовится защищаться. Странно, но преследователь кажется Мэри кем-то знакомым. Высокий мужчина. Неправильные черты лица. Стремительные жесты. Успокаивающе бархатистый низкий голос. В памяти немедленно всплывает его необычное звонкое имя. Шерлок. В последние месяцы они с супругом почти не видятся с Шерлоком. После той истории с Магнуссеном Холмс по собственной инициативе исчез из их жизни. Джон обижается на такое пренебрежение со стороны лучшего друга, но Мэри знает, что оно вызвано желанием защитить их обоих, ведь популярность гениального лондонского сыщика автоматически влечет за собой повышенное внимание к Джону Уотсону и его жене. Мэри же чье-либо внимание вовсе не нужно. Скрывающийся от правосудия агент ЦРУ менее всего на свете хочет попадаться в объективы фотокамер. Они с Шерлоком застывают посреди улицы. Холмс ничего не говорит и лишь окидывает ее фигуру цепким проницательным взглядом. Мэри знает, как работает дедуктивный метод Шерлока, и наверняка уверена, что от его внимания не укрылись ни сбитое дыхание, ни кое-как натянутый свитер, ни мелко подрагивающие пальцы. Он переводит взгляд на ее лицо, внимательно вглядывается в ее глаза, а затем делает то, чего она от него меньше всего ожидает — обнимает. Это объятье на мгновение выбивает Мэри из колеи. Она ощущает дискомфорт и замешательство. В какой-то момент ей даже приходится превозмочь невольное желание вывернуться из кольца рук Шерлока и сбежать куда угодно, пусть и в проклятое, набитое американцами кафе. Однако стоит первому смущению пройти, как Мэри неожиданно для самой себя чувствует, что тугой узел паники и беспокойства внутри нее постепенно расслабляется. Она поднимает руки, до сего момента безвольно висевшие вдоль туловища, и кладет их на талию Шерлока. Вжимаясь лицом в его теплую грудь, она приникает к Холмсу еще теснее, вдыхая его неожиданно умиротворяющий запах. Они стоят, обнявшись, несколько неприлично долгих минут. Людской поток мягко обтекает их, и Мэри наверняка уверена, что многие бросают на расчувствовавшуюся посреди улицы парочку любопытные взгляды. — Мэри, — зовет Шерлок тихим голосом, — пойдем, я угощу тебя кофе. Она кивает и нехотя разрывает объятье. Холмс ловит кэб и называет таксисту адрес. К удивлению Мэри, он везет ее не в какую-нибудь кофейню, а домой. К ней домой. Дома он усаживает ее в большое кресло посреди гостиной, притаскивает из спальни мягкий плед и собственноручно (к большому удивлению Мэри) варит на кухне черный кофе. Мэри принимает из рук Шерлока исходящую паром чашку и в благодарность за заботу делится с ним сигаретой из своего кухонного тайника. Она и сама не знает, почему решает открыть Холмсу этот маленький секрет. Наверное, сегодняшняя встреча отчего-то дала ей повод думать, что Шерлок достоин ее доверия… * Шерлок появляется на пороге ее дома на следующее же утро. Он что-то неразборчиво буркает про ночное расследование и пропущенный завтрак, и довольно настойчиво требует от Мэри утреннего чаю. Он старается вести себя как ни в чем не бывало, но Мэри отлично понимает, что детектив смущен. И он, и она знают, что Шерлок нанес Мэри визит не ради праздного досуга, завтрака или чая, а лишь потому, что переживал. Странно, но Мэри это даже нравится. Почему-то ей приятно осознавать, что она ему небезразлична. Выпив чай, Шерлок и не думает убираться восвояси. Вместо этого он удобно усаживается на высокий стул у кухонной стойки, вытаскивает откуда-то ноутбук и заявляет о том, что собирается «немного поработать над делом». Мэри вовсе не против. После вчерашнего приступа паники она только рада, что ей не придется проводить день в одиночестве. Шерлок покидает ее за сорок минут до возвращения Джона, чтобы вернуться в их квартиру на следующее же утро. Теперь Холмс приходит практически каждый день. Он говорит, что в компании Мэри ему легче думается, но она уверена, дело вовсе не в этом. С Шерлоком оказывается на удивление комфортно проводить время. С ним можно часами молчать, не заботясь о поддержании нормальной светской беседы, можно пить черный кофе, не выслушивая длинных лекций о недопустимости такого продукта при беременности, можно курить иногда втихаря в форточку одну на двоих сигарету. Кроме этого, рядом с ним Мэри отчего-то чувствует себя почти безопасно. Она понимает, что подобное ощущение не имеет отношения к реальности, и что в случае угрозы именно на ее плечи ляжет задача спасения их обоих. И вместе с тем тоненькая ниточка взаимного доверия и приязни, протянувшаяся между ними с того злополучного объятья, дает Мэри ощущение, что она больше не одна. Джон не знает про их встречи. Мэри уверена в этом, так как ни она, ни Шерлок не собираются рассказывать ее мужу об их неожиданно возникшей дружбе. Эта тайна снова заставляет ее чувствовать себя виноватой. Она не знает, почему не может рассказать Джону о своих отношениях с ЕГО лучшим другом, ведь, в конце концов, в этой дружбе нет ничего криминального. И, тем не менее, ей отчего-то страшно даже представить, что супруг застанет их с Шерлоком вместе. * Ей снится, что она в допросной камере. В камере темно. Ее руки связаны за спиной и прикованы к холодному железному стулу. Откуда-то из угла раздается однообразный, сводящий с ума звук падающих капель. Она пытается разглядеть что-то в окружающей ее тьме, но у нее ничего не выходит — мир продолжает тонуть в густой черноте. Неожиданно за ее спиной раздается оглушающий скрип отворяющейся двери. Звук обрывается, его заменяют уверенные тяжелые шаги. Шаги наступают. Она вжимается в стул. Она прекрасно знает, что произойдет, как только шаги приблизятся к ней вплотную, но все равно вскрикивает, когда ее щеку огревает резкий удар. Секунду спустя рядом с ней что-то щелкает, и комната наполняется светом. Она жмурится. Свет льется ей прямо в глаза. Больно. Жаляще. Некомфортно. — Открой глаза! — грубо требует рядом с ней очень знакомый голос. — Открой глаза и ответь мне, какие отношения связывают тебя с этим человеком? Она послушно размежевает веки и от неожиданности подается на стуле назад — у нее перед лицом, закрывая весь обзор, в чьей-то руке висит огромное фото Шерлока. Холмс на фото улыбается. От его глаз расходятся лучики мелких мимических морщинок, а на правой щеке образуются сразу две глубокие ямочки. Она так увлекается этой фотографией, что почти забывает о том, при каких обстоятельствах та была ей продемонстрирована. К реальности ее возвращает новый хлесткий удар по лицу. Краем сознания она отмечает, что бьют не ладонью, а чем-то иным, предположительно кожаной перчаткой. — Итак! — знакомый голос вновь разрезает тишину. — Какие отношения связывают тебя с этим человеком? Она смотрит на фотографию Шерлока, составляющую сейчас для нее все, что доступно ее ограниченному зрению, и пытается вспомнить, где слышала голос терзающего ее человека. У нее в памяти всплывают смутные образы Англии, ресторана, постели, церкви, дома… — Джон, — произносит она наконец жалким голосом, — Джон, это не то, что ты подумал. Я… Мы… Он просто… — Ответ неверный, — Джон откидывает фото в сторону и снова ударяет ее по лицу. Удары сыплются один за другим. Джон бьет не разбирая — по лицу, рукам, ногам, шее, животу… Она запоздало вспоминает о своей беременности и с ужасом смотрит вниз. Ее живот больше не округлый. Он пуст. Она кричит, пытается ощупать себя, рвет руки из пут, но ничего не может поделать. Она смотрит на себя и в ужасе замечает, сколько вокруг нее крови. Это не могут быть последствия ударов. Это… это… Мэри резко просыпается. Она лежит в своей спальне. Ее муж, ее мирный, не способный причинить ей боли муж, спит на соседней подушке. Она приподнимается на кровати и понимает, что матрас и ее одеяло промокли. Она трясет Джона за плечо, берет с тумбочки телефон и вызывает скорую. * Третьего марта Мэри рожает здоровую крепкую девочку. Роды проходят без осложнений, и через неделю миссис Уотсон вместе с ребенком возвращается из больницы. Дома ее ждет вечеринка с друзьями, опытная няня в качестве помощницы и горячо любящий супруг. Холмс заглядывает на вечеринку совсем ненадолго. Он шутит о том, что Уотсонам все же следовало назвать дочку Шерлоком и сбегает прочь, отказавшись даже попробовать настойчиво предлагаемый ему пьяным от радости Джоном праздничный торт. После его ухода Мэри облегченно выдыхает. Она дает себе обещание сосредоточиться на муже и дочери и выкинуть из головы неизвестно когда появившегося там совершенно лишнего в ее уравнении счастья Шерлока. * Ее хватает на две с половиной недели. Мир, в котором она неожиданно оказалась, раздражает ее целиком и полностью. Ее мутит от вида опытной няни с отвратительной родинкой на носу, мутит от собственного дома со всеми его вязаными покрывалами и маленькими милыми подушками, мутит от мужа, который допекает ее заботой. К концу третьей недели добровольного домашнего заключения Мэри говорит няне, что едет на встречу с подругой, и отправляется на Бейкер-стрит. Она звонит в дверь, молясь про себя, чтобы Холмс оказался дома и не подумал отправить отпирать замок миссис Хадсон. Когда она видит на пороге Шерлока, то едва не начинает плакать. Она не знает, что становится причиной этих невыплаканных слез — облегчение, не утихшие гормоны или радость от этой, как оказалось, долгожданной встречи. В квартире Холмса как обычно лютый бардак. Из кухни пахнет чем-то горелым, гостиная завалена газетами и коробками от еды на вынос, все столы уставлены грязной посудой. Мэри оглядывается вокруг и понимает, что все это ей безумно нравится. Ей нравится и череп на каминной полке, и дырки от пуль в стене, и даже чьи-то пальцы, торчащие из кухонной мойки. Мэри могла бы здесь жить. В отличие от милых покрывалец и штор с оборками все это ей действительно подходит. Она падает на прохладный кожаный диван, обнимает руками подушку с британским флагом и проваливается в сон. Первый раз за три недели она спит спокойно. Ей совсем ничего не снится. Шерлок будит Мэри, когда на город опускаются вечерние сумерки. Он смотрит на нее странным взглядом и предлагает поужинать принесенной из ресторана едой. Мэри соглашается. За трапезой она исподтишка подглядывает за Холмсом. Тот явно смущен сложившейся ситуацией. Судя по всему, детектив совсем не привык заботиться о ком-то. Скорее всего, он не привык заботиться даже о себе. Это понимание почему-то согревает Мэри. Ее сейчас многие окружают вниманием, но приятнее всего для нее внимание именно Шерлока. Спустя два дня она возвращается на Бейкер-стрит. Холмс снова открывает ей дверь и позволяет, как и в прошлый раз, уснуть в гостиной. Сквозь сон Мэри кажется, что, проходя мимо, он неловко касается ее волос ладонью. Когда она просыпается, Шерлока в квартире нет. Вместо него на столе дубликат ключей от входной двери. Она начинает приходить на Бейкер-стрит почти каждый день. Иногда она застает дома Шерлока. Иногда квартира совершенно пуста. Когда Холмса нет, Мэри спит, смотрит телевизор или просматривает разбросанные по всей гостиной папки с нераскрытыми делами. Когда Холмс дома, к этим занятиям добавляются неспешные разговоры. Они обсуждают старые дела Шерлока, работу Мэри на ЦРУ, телевизионные программы, свежие новости, ее бывших любовников, его учебу в колледже… Словом, что угодно, кроме Джона… Опытную няню, кажется, вовсе не смущают постоянные отъезды молодой матери. Каждый раз, провожая Мэри на пороге квартиры, она понимающее улыбается и сыплет рассказами о послеродовой депрессии. Спустя месяц своих почти ежедневных визитов, Мэри в отсутствие хозяина квартиры решается зайти в его спальню. Она трогает ладонью вереницу черных костюмов и разноцветных рубашек, умиляется семейному фото на тумбочке и, в конце концов, забирается в, конечно же, не заправленную постель с темно-серым постельным бельм. Мэри отдает себе отчет, что ее поведение совершенно алогично. Она сама не знает, зачем так поступает, как не знает, зачем регулярно приходит на Бейкер-стрит. В ее уравнении счастья точно нет места Шерлоку. Вот только в ее уравнении, кажется, нет места и ей самой… * Ей снится, что она пытает человека. Неизвестного мужчину. Белого. Высокого. Мужчина обнажен и распят. Его руки привязаны к крюкам на потолке у противоположных стен комнаты. Ноги таким же образом прикованы к полу. У него во рту кляп. На голове мешок. На шее веревочная петля, другой конец которой прокинут через крюк на потолке и привязан к полупустому ведру. В ведро капает вода. С каждой каплей ведро утяжеляется и тянет веревку вниз, одновременно затягивая петлю на шее жертвы. Позади нее зеркало. С противоположной стороны зеркала ее начальство из ЦРУ. Она знает, что сейчас они сидят за столом и смотрят, как она справляется. Иногда кто-то из них наклоняется к микрофону и отдает приказы, которые транслируются в наушник в ее ухе. «Ударьте его поддых, агент», «Возьмите нож и нанесите порезы на запястья», «Отрежьте ему сосок». Приказы следуют один за другим. Говорящие спорят, перебивают друг друга, стараются перекричать. Ей плевать. Она исполняет все приказы. Без раздумий. Без жалости. Мужчина перед ней истерзан. Его грудь исполосована ножом, тело в кровоподтеках, пальцы раздроблены, соска и некоторых ногтей не хватает. Она не знает, зачем его пытают. Точно не ради информации. В противном случае ему не ставили бы кляп. Голоса в ухе гудят как пчелиный рой: «Ударь, надрежь, натяни веревку». Неожиданно один голос, перекрыв все другие, четко приказывает: «Сними с его головы мешок». Она повинуется. Голоса замолкают. Она смотрит на мужчину. Его лицо — сплошной синяк и застывшая кровавая корка. Рот разорван, губы разбиты. Он открывает глаза. Смотрит на нее, мычит, пытаясь сказать что-то через кляп. Похоже, он пытается ее (ее?) успокаивать. Он кажется ей знакомым. Смутно. Ей знаком не его вид — в этом вообще тяжело узнать человека, — ей знаком его запах. Так пах человек, обнимавший ее одним утром в промозглом Лондоне, так пахли темно-серые простыни в необычной неприбранной квартире, так пахло неизменное пальто и дурацкая шляпа. Так пах Шерлок. Она обходит его. Приближается к ведру. Открывает воду. Веревка натягивается и… Мэри просыпается. Несколько секунд она оглядывается вокруг, не понимая, где находится. Это не спальня в ее доме и не гостиная на Бейкер-стрит, это чужая малознакомая комната. Комната Шерлока. Мэри страшно. Она уверена — случилась беда. Ее уверенность иррациональна. Она - здравомыслящий человек и бывший агент. Она не доверяет снам. И все же что-то заставляет ее вынуть из кармана телефон и набрать номер Холмса. Она ждет десять гудков, двадцать, тридцать. Ответа нет. Перезванивает. Тот же результат. На краю сознания возникает: «Не любит звонки, предпочитает смс». Мэри бомбардирует телефон сообщениями. Ответа так и не поступает. Она оглядывается вокруг. Не только Холмс может из кучи мелких деталей добыть необходимую информацию. Новая чашка на столе, следы экспериментов на кухне, папка с очередным делом. Ей хватает десяти минут, чтобы разобраться, куда и зачем отправился Шерлок. Мэри накидывает куртку и выскакивает из дома. Бежит к дороге, останавливает кэб и чувствует легкий укол в шею. — Вот мы и свиделись, Агра, — шепчут ей на ухо с американским акцентом. * Мэри открывает глаза в узкой, длинной, плохо освещенной комнате, противоположный конец которой теряется во тьме. Она сидит на холодном железном стуле. Ее руки связаны за спиной. Ноги прикованы к полу. Она прислушивается к ощущениям внутри себя — голова раскалывается, тело бьет ознобом, перед глазами расплываются яркие красно-рыжие кольца. Следы действия фентанила — препарата, которым ее вырубили. Она шевелит пальцами на руках и ногах, тихонько поворачивает голову. Кости, похоже, не сломаны. Мэри пытается понять, зачем ее сюда привезли. Никто не похищает агентов-ренегатов. Выстрел в лоб куда проще и чище. — Эй, — кричит она в темноту, где, скорее всего, скрываются похитители, — покажите себя и назовите цель ваших действий. Откуда-то с потолка гремит оглушающий хохот. — Показать СЕБЯ? Нет, агент, у меня для тебя есть зрелище получше. Противоположный конец комнаты вспыхивает ярким светом. Сияние исходит из четырех прожекторов, выставленных в линию на полу. В кругу света на веревках между потолком и полом распят мужчина. Белый. Высокий. Темный костюм. Черные волосы. Шерлок. На его лице нет следов повреждений, но во рту кляп, а на шее веревочная петля. Мэри начинает мутить еще сильнее — конец веревки прокинут через крюк на потолке и привязан к медленно заполняющемуся водой ведру. — Зачем это? — спрашивает она неизвестного мучителя. — Какой смысл пытать Шерлока Холмса? — Ради вас, Агра. Хотя, может быть, вас стоит величать миссис Уотсон? Ай-ай-ай, агент, вы очень-очень плохой человек. Вы предали страну. Коллег. Руководство. Мужа. — Мужа? — Мужа. Знаете, Агра, в первоначальном плане не было похищения Шерлока Холмса. Место в петле предназначалось для мистера Уотсона. Но вот незадача — мистер Уотсон вовсе не интересен миссис Уотсон… — Вы что, — Мэри усмехается, — семейный психолог? — Нет, — голос в динамике становится жестче, — я твой палач, сучка! Поток воды, льющийся из крана на потолке, становится сильнее. Вода стремительно прибывает. Петля натягивается. — Отпусти его, — кричит Мэри, бестолково извиваясь в путах, — этот человек ничего для меня не значит! — Ложь, миссис Уотсон! Впрочем, вы постоянно лжете! Динамик заходится очередным приступом смеха. Шерлок задыхается. Мэри кричит. Свет гаснет. Из динамика доносится грохот и звук выстрелов. За спиной Мэри звучат быстрые шаги десятка людей. Свет загорается снова. Комната наполнена военными оперативниками. Шерлок освобожден от петли и кляпа. Напротив Мэри стоит высокий некрасивый мужчина, опирающийся на зонт-трость, и неодобрительно качает головой. — Детский сад, ей-богу. Так глупо попасться. Вам, Абигейл, должно быть стыдно. * Следующий час Мэри проводит в безликом кабинете офиса МИ-5. Она отвечает на бесчисленное количество вопросов. Проходит медосмотр. Сдает отпечатки пальцев. Заполняет полсотни анкет. Она знает эту процедуру. Ее не вербуют. Ее ставят под контроль. Когда она окончательно устает от бесконечных анализов и опросных листков, ей выдают белое одноразовое одеяло, вручают пластиковый стаканчик с растворимым кофе и велят подождать. Мэри понимает, что ей предстоит разговор, и разговор этот, судя по всему, будет нелегким. Тринадцать минут спустя в кабинет заходит Шерлок. Он выглядит усталым, измученным и почему-то виноватым. Под рукавами рубашки на его запястьях виднеются лиловые следы от веревок. Неизменный синий шарф на шее скрывает темный кровоподтек. — Этого не должно было случиться, — начинает он, садясь напротив Мэри, — ты не должна была попасть в руки к этому психопату. — Так же, как и ты. Мне жаль, что я втянула тебя в это. — Ты никого не втягивала. Я добровольно взялся за дело. — Дело? — Рубен Хантер, — Шерлок вынимает из внутреннего кармана пиджака мобильный и демонстрирует открытое на его экране фото, — бывший военный, бывший сотрудник ЦРУ, бывший вольный наемник. Уволен из американской разведки в 2006, причина увольнения засекречена. После отставки Рубен пропадает из поля зрения ЦРУ. Новое появление на страницах отчетов датировано 2009. В это время он уже работает на Моссад. Его позывной… — Рэд… — Правильно. Он работает со своей бывшей коллегой по ЦРУ. Некой Абигейл Грэйс Рангтон. Позывной… — Агра… — Операция в Палестине оборачивается катастрофой. Подробности МИ-5 неизвестны. Результатом провала стало пленение обоих агентов. Согласно отчетам ЦРУ, Агра погибла спустя сутки. Рэд же практически месяц подвергался непрекращающимся пыткам. Любимое истязание его тюремщиков было таково — жертве, прикованной за ноги и за руки к крюкам на полу и потолке, на шею надевали петлю, другой конец которой привязывался к медленно заполняемому водой ведру. Когда Моссад нашел своего агента, его психика была необратимо повреждена. Единственное, о чем он мог говорить, было предательство Агры. — Он считал, что я его бросила… — Но ты сбежала. — Если точнее, то это Рэд помог мне сбежать. У него был препарат — хитрая израильская разработка, — принимаешь его и через пятнадцать минут ты по всем признакам мертв. Палестинцы решили, что я скончалась от пыток. Они выбросили мое тело за пределы своего лагеря и сосредоточили внимание на Рэде. Я должна была вернуться за ним через сутки. Должна была добраться до передатчика и отправить сигнал начальству, но, — Мэри качает головой, — у меня не получилось. Лагерь террористов находился в пустыне. Я сумела покинуть ее только после двух недель скитаний. Я считала что Рэд не пережил столь долгого пленения. Я решила, что моя «смерть» — удачная возможность соскочить с крючка ЦРУ. Новая внешность, новые документы, новая страна. Я надеялась, что это поможет мне избежать опасности. — Так оно и было, — Шерлок кивнул. — Но вернемся к Рубену. В 2009 Хантер был с почестями отправлен на пенсию. В документах значится, что последняя операция нанесла непоправимый вред его здоровью. Следующие пять с половиной лет Рэд посвящает поиску бывшей напарницы. В январе 2015 ее след приводит его на Британские острова. Он окрылен успехом и спешит как можно скорее отомстить. В попытках подобраться к Агре Хантер попадает под внимание МИ-5. За ним устанавливают наблюдение, в ходе которого выясняется, что Рэд все свое время тратит на слежку за рядовой молодой женщиной. Мэри Уотсон — женой моего лучшего друга. — И МИ-5 принимает решение меня защитить? — удивляется Мэри. — МИ-5 принимает решение нейтрализовать Рэда. Твоя защита — моя инициатива. — Ты решил отвлечь его внимание на себя. Знал, что в опасности не только я, но и моя семья. Ты хотел защитить Джона. Хотел отвести взгляд Рэда от Эммы… Значит, — Мэри посещает внезапная догадка, — все это время ты был рядом из-за Рубена? Она чувствует себя обманутой. Расчувствовавшейся. Наивной. Глупой. Влюбившейся в человека, не способного ответить ей взаимностью. В голове ураганом проносятся воспоминания и мысли. Она вспоминает, как радовалась каждой их встрече. Наслаждалась совместными беседами. Отгоняла фантазии о нем. Сомневалась в своем выборе. Мечтала… Ей становится стыдно. Она никогда не позволяла себе и думать о том, чтобы даже попробовать быть с ним вместе. И все равно, несмотря на все усилия, где-то в уголке ее сознания давно поселилась глупая идея, что именно Шерлок, а не Джон — человек, который ей нужен. Мэри поднимает взгляд на Шерлока. Он не смотрит в ее сторону. Скрестив руки на груди, детектив сверлит глазами какую-то неизвестную цель на противоположной стене. — Холмс, — зовет она жестко, — я жду ответа! — Мэри, я… Дверь позади Шерлока распахивается. В образовавшемся проеме возникают Джон, няня с Эммой на руках и медсестра МИ-5, втолковывающая на ходу, что им всем необходимо принять предлагаемое успокоительное. В кабинете моментально становится тесно и шумно. В суматохе Шерлок незаметно исчезает. * Мэри заставляет себя прийти на порог квартиры на Бейкер-стрит лишь спустя месяц после произошедшего. Она уверяет себя, что ничего не ждет от этого визита, но все равно, собираясь на встречу с Холмсом, четыре раза меняет одежду и очень тщательно красится. Перед выходом она бросает на себя взгляд в зеркало, приходит в ярость и идет переодеваться снова. В итоге, нажимая на звонок возле цифр 221, она выглядит как взъерошенный воробей в грязном джинсовом комбинезоне. Шерлок же, отворивший ей дверь, как всегда подчеркнуто элегантен. «Дура, — клеймит себя, глядя на него, Мэри. — Конченая, набитая дура». Она молча протягивает ему ключ, а он молча открывает дверь шире и шагает вглубь квартиры, приглашая ее войти. Они пьют чай на пахнущей химикатами, неприбранной кухне и старательно избегают смотреть друг другу в глаза. Опустошив чашку, Мэри встает и в том же молчании направляется к выходу. — Останься, — звучит ей вслед. Мэри останавливается. Слышит тихие шаги. Чувствует близость чужого тела. Ощущает на своей щеке чужое дыхание. — Зачем? — Не знаю, — он берет ее за руку. — Просто останься... В уравнении счастья Мэри нет места Шерлоку. В безумной жизни Агры нет места уравнениям.