Париж

      Свой первый шаг Мария Анна Моцарт делает в год и два месяца, в детской комнате их большого дома. Сама она этого, естественно, не помнит, но мама все ее детство сетует, что она немного отстает в развитии от сверстников именно из-за этого.       Первый свой шаг в музыку она делает в три с половиной. Этого она, опять-таки, не помнит, но отец, кажется, считает по дням, сколько она уже играет на фортепиано и все время сетует на ее ленность и отсутствие способностей. И каждый раз мать вставляет фразу про злополучные год и два месяца.       Первый шаг брата и первое его падение она наблюдает из первых рядов - ловит его, когда после третьего шага Вольфган падает. Брату одиннадцать месяцев, отец горд, мать рыдает от счастья. И да, как же без ее личных года и двух месяцев.       Первый ее шаг от семьи происходит в восемь лет. Брату три, он сидит за фортепиано, наигрывая гаммы. Отец стоит над ним, горд, несмотря на суровый вид. Потом из его кабинета слышатся восторженные вздохи матери и воспоминания о ее злосчастных четырнадцати месяцах.       Первый раз она посылает всех к черту в девять. И это, она абсолютно уверена, важный шаг в ее жизни. Они с братом стоят рядом у распахнутого окна, засыпав пальцы с одинаковыми синеватыми разводами снегом. Но ей-то почти-что-десять, а брату всего четыре.       Она смотрит на него сбоку и неожиданно улыбается. "Да какой ты Амадей? - Смеясь, выговаривает она удивленному брату. - "Ты даже не Вольфган, просто Вольфи". Брат открывает и закрывает рот, силясь придумать имя ей, но не преуспевает. Когда о прозвище брата узнает мать - разражается скандал. Честно говоря, Мария Анна вообще не понимает, из-за чего на нее кричат и припоминают год и два месяца, это-то тут при чем?       В десять она делает первый шаг на сцену. Рядом брат, бледный и волнующийся. Она что-то говорит ему, рассказывает шепотом, почти не размыкая губ, пока они идут к роялю, стоящему в центре.       Когда они доигрывают, она понимает что такое счастье. Она выдыхает, кланяясь рукоплещущему залу, брат рядом тихо хихикает - он забыл три такта и удачно выкрутился на ходу. Они спускаются со сцены, в первый, но далеко не в последний раз. По иронии судьбы, их турне длится ровно год и два месяца.       В одиннадцать Вольфи, наконец, придумывает ей имя - Наннерль. Она думает, что оно куда лучше сухого и шаблонного "Мария Анна", а потому просит называть ее только так. Брат смеется и будто бы сияет изнутри, а потом садится за фортепиано и наигрывает мелодию. Ей не хватает еще одного голоса, а потому Наннерль присаживается рядом, на ходу подбирая ноты. Выходит просто изумительно, а брат, радостно улыбаясь, дарит эту мелодию ей, предлагая так и назвать "Наннерль". Она отказывается. В итоге получается "Маленькая ночная серенада". И это первый раз, когда в столь важный для нее шаг чертовы год и два месяца нигде не впутываются.       В шестнадцать она понимает, что такое обязанность. Она смотрит на брата, бледного, с золотыми волосами и таким наивным взглядом из-под по-девичьи пушистых ресниц, что плакать хочется. Смотрит и понимает, что никуда не уйдет, и шагов больше не будет.       Она знает, что может ждать его впереди. Она знает отца, мать, она помнит все разы, когда ей ставили в вину чертовы год и два месяца. О недавнем скандале из-за ее парня из Кадетского Корпуса, она старается не думать. Она делает последний шаг и спокойно останавливается, разглядывая резной пол под ногами.       Но вот в чем дело, в семнадцать лет у Марии Анны под ногами лишь асфальт, мокрый от растаявшего снега, а над головой смыкаются бетонные вершины небоскребов. Вокруг - сияющий ночными огнями Париж. И она немного разочарована - и где, скажите, путанные улочки и старинные мостовые? Даже Эйфелева башня щерится в ее сторону кое-где проржавевшими болтами, насмехаясь над ее наивными представлениями о Париже.       Позади - пустые залы такого же пустого дома, отец с его сухим: "Мария Анна, ты меня разочаровала", и мать, внимающая ему со скорбным видом. Позади - грандиознейший в ее жизни скандал. И побег, и громкие, по-детски глупые, слова, и разбитая скрипка. И брат, смотрящий понимающе и отпускающий ее. Все это позади.       У нее есть здесь знакомые. Есть. Она как-нибудь выкарабкается.       И первым делом она выкидывает свой паспорт в Сену, запечатлев этот момент на свой любимый, старенький фотоаппарат - единственное, что она забрала из дома, кроме гитары и одежды, что сейчас на ней. У нее в кармане даже мелочи нет.       Но ей и этого хватит. А имя... Как там ее называл брат? Наннерль? Вот и отлично.       Наннерль делает шаг по мокрой мостовой в жизнь, которую она не знает, понимая при этом что все ее первые шаги и гроша ломанного не стоили.       Свой первый шаг Наннерль делает в семнадцать, в Париже, на свободе.