О Намо

Тишина, царившая в Чертогах Безвременья, наполнялась Музыкой, предвестием которой была тема Творца. Кто начал, как начал – тайна это. Просто запел один, второй, третий подхватил, некоторым подсказал Эру, и порыв обернулся его волей. Летая и накапливая думы в Пустоте, айнур изливали всё, чем дух их наполнился до краёв, и Илуватар внимал, задавая темы и направления; каждый в ноте своей, каждый отдавал крупицу себя в общий труд, но только начали они – и не ото всех ещё звучала Музыка, потому что каждой теме было назначено своё время, свой черёд. В Намо клубилось нетерпение. Он ощущал – рано, но вот-вот. Родственная душа, прозрачно-лиловая, болтливая, уже вела со всеми свою нить в Музыке: Ирмо легко, мягко и несерьёзно сетью собственной несозданной мечты оплетал близстоящих. Лишь одна не поддавалась, ведь пускай тиха Ниэнна, как шёпот тайных мыслей Эру, но в чём-то так же сильна, и иначе нежна - другая песня лилась от неё. Илуватар указывал на них Намо и говорил, что брат и сестра они. Намо не спорил, чувствуя в глубине связь с ними, Ирмо ярко радовался, так как его грёзы опережали действительность, Ниэнна полюбила их обоих. Ниэнна пела дрожащим голосом. В глубине сжималось от странного чувства, названия и причины ещё не имеющего. А Намо ждал. Намо имел терпение. Намо не нашёл заранее в себе ничего, не пел раньше – слушали они с сестрой брата, но это его не волновало – сами нашли не все, но постигали самих себя в Музыке, в партиях своих, но на деле подаренных Илуватаром. И теперь ему тоже хотелось, и вся сущность Намо ныла уже, и мучительно пронизывал его восторг от Музыки и желание, наконец, к ней присоединиться. Два мгновения, триста мигов – сейчас! Но сейчас не настало. Намо хотел – ни звука не смог издать. Айну вновь попытался, и злая чёрная немота сдавила сильней. Родившийся в нём вопль тоже не нашёл выхода, хотя ледяной ужас раздирал в клочья. Но способность говорить, петь – хотя бы позвать на помощь! – к нему не вернулась. - Не пугайся… «Отец!» - воззвал Намо, хотя не называли они так Эру, будучи Его дыханием, Его мыслью, но не детьми, да и не знали они тогда ещё, что это такое – чьи-то дети. Но паника и отчаяние захлёстывали, душа, и только Он мог помочь, ведь всегда помогал. Однако немота не уходила, не прорывался голос, хотя Илуватар услышал его мольбу. Зажало Намо невидимой могучей силой рот, и айну забился, рванулся. - Не пугайся, Намо. Успокой дух свой и слушай. Слушай Великую Музыку, слушай звуки и запоминай. Твой голос не заглушит их – то дар Мой тебе. Все темы откроются тебе, кроме тех, что сокрыл Я ото всех вас, прозреешь ты то, что не увидит и не узнает никто – запоминай всё. Прими это и не противься, ибо таков ты в замысле Моём, и поймёшь это сам после. Слушай, запоминай и молчи, ведь на то Моя воля, и останется она неизменной сейчас в тебе. Не сразу понял его Намо, не хотел понимать. А как осознал – едва не взвыл снова, лишь отнятый дар речи и пения помешали ему. Не поможет Эру, так как сам за что-то проклял, и страх вернулся стократ усиленный. «За что?! Почему я?! Я не хочу, дай мне тоже, дай мне с ними!..» Молчание в ответ, молчание в Намо. Крик растворялся в нём, не родившись. Ростки нового, несозданного и непознанного, затухали и сохли внутри Намо, сметённые рукой Илуватара, волей которого не будет им жизни в звуках. Боль раздирала дух, крошила, сметала – дух скорчился в муках, потому что познал смерть. Внутри него что-то умирало в страшных муках. Как и мир. Как и то, что Ардой назовут. Дети Эру исходят ногами землю, Мелькор – взгремел его диссонанс – порушит всё, что сможет порушить, а те, кто будет заботиться о мире этом, устанут неимоверно к его концу. И хотя было там множество прекрасного, яркими пятнами перед внутренним взором Намо, он не мог этого заметить и постичь в своей муке: столь тяжко давило-давило бремя, вот-вот уничтожит, столь невыносимо было молчать сейчас, когда создаётся Великая Музыка. Грянула вторая тема, и Мелькор вступил с ней в противоборство. Корчащийся Намо не хотел слышать и слушать, но только он был нем, поэтому знанием звуки ввинчивались в него и причиняли больше страданий, хотя Его тема и всех прочих айнур оставалась прекрасной и полной мощи. Однако Намо Он предал. Проклял, раздавил – и назвал это даром. Ведь в первую очередь не красу слышал он в звуках, но плач тысячи тысяч живых существ. Внезапно плач донёсся до него из реальности. Плохо видя из-за моря будущего знания и знания о будущем, Намо нашёл источник. Ниэнна смотрела прямо на него, и, встретившись с ним взглядом, совсем разрыдалась. Её сочувствие, желание помочь и разделить его боль влились в Намо вместе с её горем, и о чудо – даже легче стало. Ирмо заметил тоже, но его песнь не умолкла, лишь обратилась попыткой успокоить родимую сестру, которую окутал собой, прижал к своему духу ближе. Оба понимали, что ничего сделать не могут, и раз так захотел Илуватар, то так и будет. И хуже всего было то, что Намо и сам это понимал. Чёрными пятнами будущее Мелькора мелькнуло в его сопротивлении и своеволии общей Музыке, но грянула третья тема Эру, и заглушила всё вокруг и была грозней и сильнее прочих. В этот миг Намо ослеп и взмолился о забвении или глухоте. Но ни в первом, ни во втором не было смысла в думах Илуватара о Намо. Поэтому спасение не пришло. Намо не смотрел на Арду. Пустота вдали и Бездна внизу манили, как никогда. Уйти вперёд, провалиться вниз, ведь Эа и Арда – зачем ему? Их тяжкие судьбы, их тяжкое бремя; нет, Намо не мог и не хотел нести это. Намо был уже почти мёртв и первым узнал, что это такое. Намо таял в Чертогах, но длань Его собирала назад по частям, обессилевшего. «Я не пойду… Или заставишь меня?» - Ты пойдёшь – и никто не заставит тебя. Но ты пойдёшь за ними. Не хочешь? Айну не ответил Эру, равнодушно отнесись к его вопросу впервые. Ирмо и Ниэнна взирали на Арду с той нежностью и лаской, что и другие. Некоторые уже взвились торопливо – Эру отпустил, бросились вперёд, и творилось небо, творились суша и море, и диковинные травы и деревья возникали и затухали в миг. Остановитесь, безумцы! Это всё уничтожат! - Молчи и впредь, Намо. Ты станешь мудрым – и тогда постигнешь, и будешь ближе ко мне, чем иные, ведь знать будешь тяжесть их ошибок. «Их? Мне всё равно на Детей твоих». - Ты заблуждаешься. Ты перестанешь. Но в этом Намо, пожалуй, уже перестал заблуждаться; айну сказал неправду, осознавая всю бессмысленность этого действия. Детьми Эру нельзя было не восхититься, и тем хуже становилось от смутных картин их полного слёз и страданий хрупкого будущего и собственной беспомощности. Не ему строить дом для них. Никак не сможет Намо приложить к этому руку, ведь жесток Илуватар и не дал ему темы. Эру подтолкнул его вперёд, шепнул: «Иди», - и он пошёл, увлекаемый духами, не знающими его горя. Тень отделилась от всех, и тень была Мелькором, но Намо было всё равно на него. Однако и его тянуло в сторону куда-то, вниз, вдаль… Босые ступни его тела коснулись мягкой шёлковой травы нежно зелёного цвета, хотя Намо этого не видел из-за темноты. Юный лес – хрупкий и низкий, которому предначертано измениться тысячи раз, окружал место, где Намо сжимался в оковах новообретённого тела и тяжести в плечах. Последний раз в мыслях прозвучал Его голос, направляющий, а теперь – оставляющий. И как только Намо остался в одиночестве, вернулся голос – вернулся крик, вопль, стон боли. Но поздно; рухнув на колени, айну зажал себе обеими ладонями рот, загоняя всё назад, в себя, туда, где смерть уже царила. Боль и сжирающая пустота, но в которую уже хлынуло полученное Знание ледяным потоком, уничтожали его. Убивали – снова – но Намо не мог умереть. Его всего лишь гнуло к мягкой новорожденной земле, плоти и крови от мира. Плоть и кровь есть и у него ныне. Всего лишь. Почему он не кричит? Намо впился зубами в руку. Пусть исчезнет. Пусть не станет воплем. Но кто-то крикнул в стороне, стирая тишину. Мягкие руки сестры обвили его, и Ниэнна заплакала вместо него, потому что сострадание было в её пении и духе. Ирмо дал упасть куда-то – кажется, на всю траву ту же – и накрыл ему глаза рукой. - Дыши, брат, давай… - его шёпот. Намо с трудом заставил себя убрать пальцы ото рта. Первый хриплый его вздох обжёг изнутри, и с ним Ниэнна крепче вцепилась в него. Ладонь Ирмо пульсировала теплом и им, братом, его песней. Так Намо спустился в Эа единственным несчастным. Над ним – небо, под ним – море. Или не так – Небо и Море. А остальное это голые камни, потому что Йаванна ещё не придумала, что можно вырастить на мокрых скалах мхи. Намо знал – идея придёт к ней, как только исчерпает себя первая волна ростков и деревьев на благодатных почвах, и она явится к нелюбимой солёной глубокой воде. Если сказать сейчас Йаванне, что её дети и на дне моря буду водорослями: леса длинных мягких стеблей, колыхаемые течениями, ростки по дну кустарником, покрывало ила вместо травы, - то она не поверит, ведь Ульмо даже рек ещё не создал. О живых существах – хоть каких-то, кроме них, айнур – никто вообще пока что не думал. Разве что Намо, разве что пониманием, что им пока что будет темно; не всем – но многим, и те, кто смогут жить в темноте, сойдут с рук своей матери только тогда, когда несозданный ещё свет катастрофически угаснет. В то время все первые растения, которым хватает сейчас света звёзд, уже перестанут существовать. Намо очень старался поменьше грузить голову. Он заложил руки за голову и продолжил своё занятие – счёт. Названия числам он придумал сам, с удивлением найдя что-то всё же своё в пустоте внутри, заполненной доверху чем угодно, но не его сущностью; рассказал Манвэ, безошибочно найдя его, когда он спустился с Неба, объяснив Варде, нисходящей до земли ещё реже. Им пока здесь скучно. Им – Небо. Им – это Варде в вышине, Манвэ ниже, сотням других, чьих имён Намо не трудился запоминать, ведь просто носились вокруг могущественнейших из сородичей. Намо полюбил смотреть на их работу, хотя бы потому, что это занимало его время: раз зажглась звезда, два, три, вон там, левее, пять, десять, двадцать, пятьдесят… В изменчивой Арде пока что никто, кроме него, не считал ничего, но особенно не меряли время – ведь оно тоже могло измениться. Однако Намо оказался тем, кому совершенно нечего было делать. Его руки оставались свободны, разум – пуст от настоящего, и чем дальше, тем сильнее сводило с ума безделье. Хотя безумие – не его судьба, но почему-то именно Намо познал первым о том, что это такое. То есть, вот так? То есть, смерть и сумасшествие – вот что для него? И всё же хороши звёзды Варды. Так и тянуло коснуться этих далёких огней, что вспыхивали тут и там на небосводе. Небо было тем, о чём знание Намо не было абсолютным, так как успели его сотворить до того, как он стал частью Арды. Подробности стали приходить к нему только в тот момент. Море иное. Его дыхание – постоянно и ритмично, и накатывающие на берег волны тоже можно про себя отсчитывать. Намо поймал момент и, поднявшись на ноги, неторопливо спустился к воде, осторожно переступая по скользким камням. - Ульмо, я хочу тебя предупредить. Молчание. Ульмо не любил показываться и соглашался изредка контактировать только с Манвэ. Что ж, его право – видеть и жить только Морем, но Намо не просто так пришёл. К тому же, знал заранее, что айну не отзовётся сразу. - Ульмо. Я знаю, что ты здесь. - Что тебе нужно? – голос из тёмной воды, черты лица из морской пены. Намо сел на корточки и, опасно качнувшись вперёд, коснулся пальцами волн. Кожу тронуло холодом, так как Море ничем не согревалось. Пока. Намо балансировал на остром крае скалы. Волосы лезли ему в лицо. Налетел лёгкий ветерок, принося тепло от огней Варды. Айну прикрыл глаза, ловя эту мягкость, потому что ценил то, чего не узнает больше мир никогда. - Предупредить. Оссэ больше тебя не слушается. - Ерунда. И откуда тебе знать, кто ты? - Намо. - Ты друг Оссэ? - Нет. Намо нечего было о себе рассказать. Айну говорили друг о друге по делам своим, а Намо совершенно ничего не делал. Глупо-то как. И Ульмо точно не поймёт. Не сейчас. - Оссэ устроит бурю. Вон там, - Намо указал пальцем, так как названий сторонам света ещё не было, и они не его забота. – И здесь, ближе к берегу. Скал, на которых я сейчас сижу, не будет. - С чего бы ему это делать? – недоверчиво. – Оссэ не стал бы крушить творения других, тем более на земле. Ему нет дела до земли. И он меня слушает, потому что уважает. Намо пожал плечами, продолжая играться с водой. Любой бы возражал. Наверное, в его действиях нет никакого смысла. Возможно, и в его существовании нет никакого смысла. - Оссэ у Мелькора. Он обещал ему могущество и власть над всеми водами. Твоё место, в общем. Так что скоро будет буря. - Откуда ты знаешь? Ты их видел? - Нет. - Тогда что? - Просто знаю. Ульмо ушёл в глубины без ответа. Не поверил – как Намо и думал. Но попытаться предупредить стоило, тем более что айну полюбился непосредственно этот берег с его недружелюбным каменным ландшафтом. Жаль, что он исчезнет. Намо вернулся на скалу и сел, скрестив ноги. Вдали плыли облака, появившиеся там совсем не от рук Манвэ или прочих, небесных, вроде более слабого Эонвэ. Ниэнна ступала бесшумно и по траве, и по камням. Сестра опустилась рядом с ним и обхватила себя руками за плечи, так как мёрзла. Намо поднял руку, и Ниэнна прижалась к его боку под ней, обняв в ответ за пояс. Не такие бесцветные, как у него, но цвета звёзд вьющиеся волосы сестры щекотали его бедро и бок. Намо проводил с ней больше времени, чем с кем-либо. Айну не звал, но она приходила и проводила с ним молчаливые мгновения, просто держа за руку. Нежная сестра вызывала у Намо странные чувства. Но определённо тёплые и спокойные. - Ну, вот что ты творишь? – заявил о своем присутствии Ирмо и уселся по другую руку от греющейся Ниэнны. – На камнях же плохо, иди сюда. И он перетянул сестру к себе на колени, прижимая к груди, кожа к коже. Ниэнна виновато и грустно улыбнулась, но Намо покачал головой – с Ирмо на самом деле теплее. Ирмо дарил новые силы и исцеление всем, кого встречал, а таких было достаточно, потому что многие айнур забывали, что у них есть пределы сил, и буквально падали от усталости. Хотел бы Намо оказаться на их месте. - Зачем ты позвал нас? – спросила Ниэнна. Её тревожили ползущие к берегу тучи. Ирмо перебирал её волосы, зная, что сестру это успокаивает. Волны становились всё выше, а порывы ветра сильней и агрессивней налетали на берег. Оссэ не Манвэ, чтобы воздух ему подчинялся хорошо. - Будет буря, - повторил Намо то, что пытался донести до Ульмо. - С чего ты взял? - Что такое буря? Ниэнна не знала, что такое «буря». Тайфуны, гигантские волны до самого Неба, водовороты, грозы, которые творили не просто ученики, а сами Манвэ с Ульмо царствовали на самых дальних от берегов краях Моря. Те, кто добирался туда из любопытства, могли посмотреть; Намо знал, что это, из видений, и не желал никуда идти, дождавшись нужного момента. Но сестра не любила Море, казавшееся ей враждебным и жестоким. Не то чтобы она была не права. Но из-за этого Ниэнна не знала, что ждёт этот пока что тихий, но уже не спокойный брег. Грозные чёрные облака добрались наконец-то до них. Погасли звёзды: тучи их спрятали, - и над землёй и водой растеклась непроглядная чернота. Волны ударили в скалу. Под первый раскат грома – Ниэнна вздрогнула, Ирмо стал серьёзным – упали первые капли. Намо закрыл глаза, давая дождю омыть лицо. С каждой секундой мелко накрапывающая морось набиралась мощи и превращалась в ливень. Море шумело и буйствовало. Стихия разбушевалась – ещё далеко, не вредя – но загремело снова, и в опасной близости ударила молния. Великое Море чувствовало, что его никто не контролировал, поднималось, волны пробовали взреветь, и уже накатывали на скалу, надеясь достать троих безмолвных наблюдателей. Призрачный жестокий смех наполнил шум дождя и ветра – Оссэ опробовал свою силу и, почувствовав безнаказанность, пьянел от юной свежей мощи подвластной стихии. Если бы Намо рассказал Ульмо, что Море само по себе сильнее, чем ему кажется – Ульмо бы тоже не поверил. Намо не скрыл восхищения от ещё одной молнии, яркой вспышкой разрезавшей плоть Арды надвое, и шумно вдохнул. Сидя на самом краю, он не ощущал страха, как не чувствовал его никогда, и холодная свобода окутывала всё его существо. Намо казалось, что он свободен даже от Эру. Как никто понимал он Оссэ, пускай никогда об этом не скажет. Айну лёг на спину, чтобы видеть буйное движение в Небе, а Море только слышать, и притянул к себе руку брата, положив его ладонь себе на глаза. Вот так хорошо. Ирмо и Ниэнна во все глаза смотрели на развернувшийся пред ними хаос. Намо дышал ровно, ловя поглаживания пальцев брата на веках, о которых тот не забывал, и почти дремал, сплетая сон с пугающей реальностью. Для других – пугающей. Намо б тоже боялся, не знай этого заранее. Берег содрогнулся до самых глубоких земных недр. Море неистово ударяло по нему – снова и снова, стремясь уничтожить, стереть из Арды, и в волнах и ветре царила воля Оссэ. С грохотом обрушились в чёрную воду не выдержавшие камни справа от Намо – то есть, достаточно вдали, но в пределах видимости. - Намо, - произнесла Ниэнна, и голос её дрожал от зарождающегося плача. Будто предвидела тоже, сколько разрушений принесёт Оссэ. - Да. Ты права, - айну убрал ладонь Ирмо, который напоследок невесомо коснулся его лба, и выпрямился. – Здесь становится небезопасно. Уйдём. Брат и сестра были насквозь мокрые: с тел и потемневших волос стекало ручьями, а ливень хлестал всё сильнее и больнее. Намо взял поднявшуюся Ниэнну за руку и повёл за собой прочь от ставшего опасным места. Скала обрушилась, как только они с неё сошли. Ирмо развернулся, вытаращился; сестра стиснула его ладонь. Намо остался равнодушен. Будут в мире и другие берега. Вся Арда дрожала от царящего в Море безумия: с Оссэ не мог справиться даже Ульмо, ведь он не желал причинять вреда. В итоге две относительно равноценные силы столкнулись в опасной близости к берегу, круша всё на своём пути, и порой даже воля Ульмо случайно сметала нечто ценное. Ауле устал уже возводить горы и скалы всё круче, защищая хрупкое и ценное, созданное ставшей ему близкой Йаванны. Скоро это приведёт к результату – иному*, а пока что материальный мир объяло штормами. Намо нашёл безопасный приют. Просторную пещеру в низких хрупких горах ничего не освещало, так как никому из них не требовался свет. Айну мысленно называл эти горы пробными, так как, когда найдётся у него время, Ауле сотрёт их, как неудавшиеся. Но они были вдали от Моря, и только эхо рёва бурь доходили до убежища в камне. Прохлада и мрак нравились Намо. Мысленно он гулял по своему дому в другой эпохе: по тихим величественным каменным залам, по бесконечным переходам с чистым воздухом без живого ветерка, - и пробовал на языке не придуманное ещё название. Ниэнна плакала. Первые царапины и ссадины Арды приносили ей столько же печали, что принесут более сильные ранения – но сейчас Арда не знала ещё их; и вдвойне было хуже Ниэнне от того, что наносил эти раны один из них. Умна сестра и сейчас доброта не слепила её, и чувствовала она в каждом порыве Оссэ чужие мысли. Зависть и ненависть, желание силы и иллюзию, что её мало. Мелькор могущественнейший, а ещё высокомерный, гордый, властный. Но он уже путался в собственных тенях. Его право. Намо было всё равно – судьба Мелькора предрешена его же диссонансом. От его будущего айну старался отрешиться, пускай оно и пропитывало насквозь всю Арду, но с другой стороны, Мелькор был интересен, потому что Намо не мог понять: пошёл ли тот против Эру или же его бунтарство – всего лишь замысел Его? Намо нравился первый вариант. Ирмо баюкал сестру. Честно говоря, Намо знал, что он не так добр, как кажется. Его грёзы могли бы быть опасными, если б не весёлый нрав, но брат любил их обоих чересчур сильно. Намо не видел для них троих бед – личных бед, но мало ли что скрывается в белых пятнах там, где Илуватар не открыл ничего в темах никому. Намо могло довести до безумия своё Знание. Ирмо мог довести до безумия своим умением и темой в Музыке. Как хорошо, что у них обоих есть милосердная Ниэнна. Сестра их уравновешивала и, не будь она с ним, Намо мог представить, как ищет компании Мелькора. Ну его. Намо и с близкими всё чаще запирался в абсолютном вакууме одиночества. Последний камушек упал с потолка пещеры. Намо вздохнул и покачал головой. Ирмо прислушался, и всхлип Ниэнны не помешал чуткому айну. - Всё, - заверил брата Намо. - Ты уверен? - Я знаю. - Ну, наконец-то! Ирмо не скрывал, что ему больше по душе если не свежий воздух и ветряной простор, то сладкий цветочный дух и шёпот листвы. Ниэнна отстранилась из-за его восклицания и утёрла ладонью слёзы. Не последний раз она плакала даже по этим разрушениям, но для прочего ей требовалось остаться одной. Брат уже покинул неприятное ему замкнутое пространство. Намо ждал, пока сестра поднимется с камня, ждал пока скажет. - Что именно ты знаешь, брат мой? – произнесла она. Намо не хотел ничего говорить лишь потому, что так предрешено. Айну искал в себе желание это сделать, и родилось оно под глубоким и прозрачным взглядом Ниэнны. Порой было тяжело смотреть ей в глаза, но только другим. Не Намо. - Я знаю всё, кроме того, что решил сокрыть Илуватар ото всех нас. - Вроде прихода его Детей? - Вроде. Ниэнна со вздохом приняла его поданную руку. Они вышли из одной темноты в другую, пронизанную звёздами; Ирмо успел куда-то пропасть. Тучи отступали, становясь облаками, и переходили полностью во власть Неба. Несколько капель ещё блестели на щеках Ниэнны – звёздами. - Ты жестокий. Жёсткий. Должно быть, так нужно, - сестра выпустила его ладонь; Намо знал, что она направится к местам, разрушенным штормами. – Но я всё равно буду тебя любить, как и Ирмо. - Я знаю. На грани слуха Намо услышал песнь. Её звуки зарождались в далёких глубинных водах Моря, но отзвуки разливались по всей Арде дымкой и, по крайней мере, один айну заслушался ею до беспамятства. - Что это? – Ниэнна повернула голову в сторону невидимого берега. - Уинен поёт для Оссэ. Они были друзьями, но теперь он её любит гораздо больше. Это она прекратила разрушения. Тень улыбки тронула губы сестры, но не более. Намо и Ирмо единственные замечали, что Ниэнна не умеет улыбаться. Ниэнна поцеловала в щёку и покинула его, оставив странное обещание собственной любви на коже. Это что-то напомнило – что-то из будущего. Там будет ещё одна женщина, с которой Намо ещё не познакомился. Айнур не считали дней и времени – не по чему. Поэтому Намо не мог посчитать, когда он с ней в первый раз увидится. Варда царила на развалинах мира. То есть, она, конечно, не царила, но была королевой изначально, поэтому, даже просто стоя босыми ногами на порушенном бурями их кратковременном обиталище, была величественна. Её волосы, в которых звёзд было больше, чем на небе, окутывали худой стан до пят; кожа светилась изнутри тем сиянием, которое айну вкладывала в свои огни. Намо знал - ей мало на небе света. В ней столько было ещё сил, что хотелось осветить всё вокруг. И в задумчивости и смятении Варда смотрела вверх, а Арда была темна. - Не сомневайся, - сорвалось у Намо с губ. Вообще-то, он её случайно встретил. Совершенно не искал. Но ведал, что Ульмо его вспомнит, обратится к Манвэ, а там уж… Заранее находиться рядом удобнее. - Что ты сказал? – Варда резко повернулась к нему, так как не замечала его тихого присутствия рядом. – Кто ты? Ты читаешь мои мысли? - Нет. Не читаю. Но знаю твой замысел. - И каков он? Варда откинула с острого плеча волосы. - Велѝк, - остался краток и немногословен Намо, не собираясь внезапно становиться с кем-либо болтливым. Айну ему не ответила, но всякое сомнение оставило её. Светильники вознесутся на двух оконечностях Арды выше и будут ярче, чем она может себе представить. И пора бы им уже назвать стороны света. - Так кто ты? – она поглядела на него и осеклась. – Нет. Как тебя зовут? - Намо. Варда прикрыла глаза, словно что-то припоминала. - Так это тебя Манвэ и Ульмо ищут… Твой голос так равнодушен, - она вновь остановила на нём свой ясный пронзительный взгляд. – Думаю, ты один из валар. Намо пожал плечами. Валар, валиэ и вала – новые слова, придуманные Манвэ, потому что он, помимо облаков и ветра, любил речь, которую они использовали для общения, и добавлял в неё новое, и придумывал названия тому, что видели его зоркие глаза. Вот и сейчас увидели они, что айнур не равны между собою. Намо не был уверен, что ему по душе разделение на сильных и слабых, но, как и в другом, заранее смирился с этим. Справедливости в Арде не существовало даже в замысле Илуватара, как и не было в Чертогах Безвременья. Почему-то это совсем не удивляло. Варда дожидалась ответа. Насильно не поведёт. - Хорошо. Валиэ – вот кто-кто, а Варда точно могущественна – удовлетворённо кивнула и, подобрав слегка море своих сияющих волос, неторопливо куда-то направилась по камням. Никто не заметил бы, но Варда не переносила на ступни вес своего тела, паря. Слишком была ещё влюблена в Небо. Намо послушно последовал за ней, по привычке считая перед собой звёзды. Манвэ и Ульмо о чём-то спорили. Не ожесточённо, но твёрдо каждый из них настоял на своём. Рослый айну с алой кожей и золотыми волосами скрестил на груди могучие руки; он широко ухмылялся. Намо остановился поодаль и прислушался к разговору, пускай и знал заранее его исход – Тулкас был прост и, не обладая глубинной силой, крайне скучен. Но, к сожалению, Тулкас и сам обратил на него своё внимание. - А ты ещё кто? - Намо. - Тощий ты. Я Тулкас. «Я знаю, что ты Тулкас», - мог бы сказать Намо. А ещё закатить глаза. Но, наверное, это невежливо. Тем более, перед новоприбывшим жителем Арды – таким сильным и не умным, который явно и не попытается понять его восприятие окружающего мира и времени. - Тебе все тощие, - уклончиво ответил айну. Тулкас громоподобно расхохотался. - И то верно, - не увидел Тулкас никакого подвоха в интонации. – Ты только глянь на них, спорят, решают! Я этого Мелькора на раз-два! Тулкас говорил громко и совершенно не скрывал своих мыслей по поводу попытки посовещаться. В этот раз Манвэ не проигнорировал – повернулся, подошёл, нахмурился. Манвэ был комплекции Намо, но было сразу видно, что чем-то уже успел заслужить уважение воина. Хотя мир ещё не знал слова «воин». - Ты явился, чтобы помочь нам с Мелькором, и мне это известно. Но Оссэ рассказал, что на его стороне много майар, чей разум он смог смутить. - Да что майар? Победим одного, и мозги у них прочистятся. Намо отрезал сознание от этого разговора. Знание истерично вопило ему о том, что не только из-за страха и обмана будут идти за Мелькором. Знание огнём выплавило у него в голове имя, реками крови нарисовало, пеплом выдуло и выкрикнуло болью всей Арды. Хуже только Знание о непосредственно Мелькоре. Намо стиснул зубы. Тяжело. Надо терпеть. Тяжело. Знанию стоит быть более нейтральным. Без боли. В конце концов, Намо не видел в будущем, как он сам лишается разума. Но, быть может, Илуватар решил скрыть это от него? Варда коснулась руки Манвэ, отрывая его от всё более разгорающегося словесного противостояния с Тулкасом – их отношения к насильственным методам убеждения были противоположными – и кивком указала на Намо. Незаметным жестом Манвэ прервал Тулкаса и тот, как ни странно, повиновался. - Ты Намо. Ты действительно предвидел, что будет с Оссэ? Манвэ не медлил, спрашивал в лоб. Взгляд у него был синий, смесь Неба и того, что будут называть небом после, когда будет оно освещено. Прямой и спокойный – таков Манвэ, с которым не в будущем Намо встретился вблизи впервые. О том, насколько в нём на самом деле светел его дух, Намо бы не открыл и самому Манвэ. Когда-нибудь это принесёт ему беду. Поэтому айну кивнул: - Да. - Почему ты не предупредил? Намо молча посмотрел на Ульмо. Вышедший из моря вала и без того чувствовал себя некомфортно на берегу. - Он предупредил, - сказал Ульмо. – Моя вина, я не поверил. Но и кто бы поверил, если б без доказательств обвинили другого в несовершённом преступлении? К тому же, Оссэ всегда был верен мне, и раскаивается… - Достаточно. Умолк Ульмо тоже по воле Манвэ, и в тот же миг был забыт. Намо услышал вопрос валы до того, как тот был произнесён. Манвэ король, по Манвэ это видно. Королю Намо будет отвечать предельно честно. - Что ещё ты видишь? - Всё, что не сокрыл Эру Единый от моего слуха в Музыке. - Что это значит? Немота – его тайна. Намо не собирался ею делиться даже с Манвэ; он король, а не властитель их воли и помыслов. Впрочем, Манвэ не допытывался. Не так уж много могло быть значений у его первого ответа, тем более что Варда шептала на ухо Манвэ, придерживая за локоть, что-то ещё. Почему-то их телесный контакт показался Намо важней. Айну мысленно позвал Ирмо. Порой брат слышал, порой нет, но в первом случае всегда отвечал и приходил на зов. Тулкас сделал несколько шагов вперёд. - Раз ты у нас всезнайка, то скажи, столько там майар у Мелькора, да и где он, заодно уж – и дело с концом! - Я не буду говорить. Мои слова не меняют будущего. Не менее чистая правда. Но Тулкас не понял. - Да что тебе, предупредить сложно? Помочь нам, да?! - Сомневаешься, что без этого не одолеешь Мелькора? Это был глупый вопрос. Тулкас его сильнее – в крайне прямолинейном смысле. И ежели налетит ураганом крушащим, то Мелькор не сможет ему противостоять в сражении. Правда, Мелькор совсем не глуп. - Да я тебя!.. - Хватит, Тулкас, - оборвал его Манвэ. - Но!.. - Прав ты. Но я сам. Намо и бровью не повёл, но мысленно остался благодарен. Громкий голос Тулкаса нервировал и, вдобавок, оживил в Знании косвенно связанное с ним – с Тулкасом – событие. Будут свет, танцы, смех, Тулкас полюбит без памяти… И случится катастрофа. - Прости его, Намо, - произнёс Манвэ. – Однако я вынужден признать, что Тулкас прав. Мелькор зачем-то воюет с нами, с братьями и сёстрами, и я не могу закрыть на это глаза. - Лишь ты здесь брат Мелькора, - проговорил Намо. Манвэ сделал вид, что прослушал. - И ты, знающий будущее, как я понял из твоих же слов, - Манвэ дождался подтверждающего кивка Намо, - мог бы помочь избежать разрушений или пойти более мирными путями, принять более верное решение. - Не мог бы. - Почему? Ирмо пришёл как раз вовремя. Его вроде заметили, а вроде и нет. Впрочем, брат разумно сидел в стороне, мурлыкая себе что-то под нос и почёсывающий костяшки пальцев. Возможно, ещё поэтому Намо совершенно не волновал Тулкас – капля тьмы была в Ирмо, пускай он сам её не распознал, но если назреют неприятности, то она себя выкажет. Когда-нибудь ею Ирмо будет насылать кошмары, наказывая и уча изредка. - Могу показать. Но ты, Манвэ, признаёшь, что, чтобы ни случилось, вины моей нет. Всё с твоего согласия. Я не хочу оказаться на месте Мелькора в твоих глазах. Манвэ не размышлял слишком долго. Альтруизм тёк у него по венам вместо крови, и вала, возможно, и не задумался, что Намо предупредил его не просто так. Впрочем, кровь в теле всё же была. Ещё до того, как он ответил согласием, Намо наклонился и поднял с земли небольшой острый камень. - Хорошо. Я согласен. Мне надо делать что-то особое? - Подойди ближе, - Манвэ сделал шаг вперёд, - Ты не видел своей крови, верно? Ты хоть чью-то видел? - Нет… не доводилось и не жажду, - валу, кажется, насторожил этот вопрос. – Почему… Не дав ему закончить, Намо схватил его за руку и жёстко ударил камнем по тыльной стороне ладони. Манвэ вскрикнул, впервые испытывая боль материальным телом, Варда метнулась было вперёд защищать, Ульмо, быть может, больше понимавший в своем в тиши дна Моря, сумел удержать Тулкаса. На камни упали тёмные капли. Тёплые ещё. Манвэ жестом показал, что всё в порядке, хотя его лицо говорило об обратном – айну морщился, трогал руку, которую ранил Намо, кусал нижнюю губу. Кровь резко выделялась на светлой, почти белой, коже. - Брат, это обязательно было? – спросил Ирмо то ли скучающе, то ли сожалеюще. Но сочувствовать дело Ниэнны. - Лучше подойди и помоги. Сам только не смотри. - Очень надо, - пренебрежительно. Хорошее отношение. Ирмо понимал, хотя рассказал ему айну даже меньше Ниэнны, но даже Намо не знал, что именно прочитал брат в его снах и духе. Тяжесть. Страдания, свои и чужие. Мольбу избавить от проклятья Знания. Вслух себе Намо не позволял подобных вещей. - Не смотри, - повторил он, и взял тёплую руку Ирмо в свою; брат зажмурился и унёсся мыслями куда-то далеко. Выбор Намо пал на то, о чём он сам ведал мало, так как многие места и последовательности стёрлись волей Эру. Из-за спины айну хлынула вода. Тёмные волны накатывали друг за другом, поднимались всё выше, захлёстывая, окружая. Манвэ выпрямился; а море – не Море – смыло камни, затопило своего властителя и Тулкаса с Вардой. Исчез и Ирмо, пускай Намо чувствовал его пальцы – и сила брата лилась в него щекочущим потоком, позволяя сделать своё ви́денье объёмным. На двоих. Манвэ остался с ним один на один. Его белые – белоснежные, не сероватые, как у Намо – волосы поднялись в воде за его спиной, подвластные силе моря. Холод окутал, сжали со всех сторон мощные, совсем новые потоки, в которых не было и капли воли Ульмо. Оба не дышали – обоим и не нужно, а массы бурлящей воды вздымались к небесам, чтобы нещадно давить на плечи и голову, но и дно было далеко внизу; свет ещё, однако, проникал откуда-то до них и не оставлял в глубинном мраке. Да. Здесь не очень пока что глубоко. Башня обрушилась справа; раньше, но только сейчас очертания её прорезались. Величественная – когда-то, прекрасная – не сейчас. Теперь она тонула, но была не в одиночестве. Волны поглотили вместе с ней и прочие дома, уничтожили сады, переломав деревья в щепу, - целая страна нещадно стиралась с лица Арды. И страну эту населяли Дети Эру. Среди тонущих домов, утвари, одежды Манвэ первым увидел их. Искалеченные и изломанные, мёртвые мешки с мясом и костями. Кровь смешивалась с водой ставшего вдруг совершенно спокойным моря, в то время как тела медленно опускались всё ниже и ниже, чтобы год за годом опускаться в донный мрак и гнить. Кровь была везде. Кровь Намо почувствовал на языке. Запоздалый вопль тысячей Детей Эру ударил по ушам. Многоголосый плач оглушил, впиваясь под кожу. Единый крик, один на всех, последний – его поглощало море, но он отпечатывался в сущности Арды навечно. Лицо Манвэ перекосило от ужаса, и, как подкошенный, он упал к ногам Намо, пытаясь закрыть уши ладонями и не слышать, как с болью, мукой, страхом и даже гневом погибли столько Его Детей. - Х… хватит, прекрати, убери!!! – вала взмолился. – Я не могу больше! Не меняясь в лице, Намо выпустил руку брата. Будущее исчезло, вернулась реальность настоящая. Айну бросил короткий взгляд на Ирмо, убеждаясь, что тот не подсматривал, и, к счастью, он не сделал себе хуже. Сгорбившегося у земли Манвэ колотило, ведь ни смерть, ни боль, ни кровь были ему неведомы по себе. Разве что в капли крови стекали по руке из болящей раны от камня. Но та быстро заживёт в теле могущественного айну. Здесь прошло от силы несколько мгновений. - Ты что натворил?!. – взъярился Тулкас, однако Манвэ повернулся к нему и остановил – взглядом, в котором плескались тени увиденного, узнанного. Тулкас остановился с занесённой рукой для могучего удара, а так же – неразумного, ведь Ирмо успел ему очень нехорошо улыбнуться. Варда дрогнула, Ульмо отступил. Манвэ отнял одеревеневшие руки от головы. Его судорожное тяжёлое дыхание было единственным звуком вокруг, но, должно быть, Варда слышала, как часто колотится его жалостливое к другим сердце. - Ч… что это было? – Манвэ поднял глаза на Намо. – Что там произошло?.. Хотя нет, я не хочу знать… Намо не смог бы ответить. Его Знание подарило лишь слово из не родившегося ещё языка, и названия, и имена – пустые оболочки без полной информации о них. Айну запрокинул голову, любуясь звёздами. Скоро про него забудут. Скоро воцарится в Арде свет и надолго затмит свечение холодных огоньков вдали. - То была Акаллабет. Так назовут сказание о том, что ты видел – и не только о том. - Молчи, вала Намо, молчи, прошу тебя… Вала – вот как Манвэ, некоронованный король Арды, его назвал. Айну сбросил уже оцепенение и поднялся на ноги. Выпрямившись, он вернул себе кровное величие. - Ты не будешь говорить об этом и показывать. Никому, кроме тебя, не снести этого бремени. Вы, все, - он оглянулся на свидетелей: Ульмо, Тулкас, Варда, Ирмо, - не требуйте от него предупреждений и не вините, и пусть не требуют другие. Быть ему среди владык** валар и говорить только по моему слову. Немотой проклял Эру во время Музыки. Немоту дарил Манвэ – и вопрошал взглядом, не обратив внимания, что уже говорит, как правитель, и остальные внимают и слушаются – как правителя. Лишь Варда не приняла его слова беспрекословно, но ничем этого внешне не выказала. Но ей можно. Намо – нельзя. Намо и не стал бы, ведь так, как сказал Манвэ, будет гораздо проще жить, если здесь вообще применимо понятие простоты. - Да будет так, король, - спокойно ответил он. И стал первым, кто открыто назвал валу Манвэ королём. Пускай тогда его слов совсем никто не понял. Поменялась Арда - Светильники зажглись. Светильники засияли. Намо научился проклинать и сделал это раньше, чем ускользнувший от Тулкаса Мелькор. Злую зависть на миг испытал к нему вала, ведь тот – могущественнейший – скрылся за горами, которые нарекут после Железными, скрылся в подземельях. Правда, об этом никто не знал: ни о проклятьях, ни о том, где Мелькор. Ирмо одухотворился садами, что вырастила для него, вместе с ним Йаванна, чьи цветы, деревья и травы тянулись ввысь к свету так, как никогда б не смогли стремиться к звёздам, и наполнил их кружащей голову сладостью и ароматами, в которых перемешались иллюзия и реальностью; заходить в его владение в неурочный час стало опасно для слабых майар, но для прочих – и когда брат точно знал о гостях – его дом дарил покой и отдых от любых трудов. На восточной окраине жил он, но в равной дальности от юга и севера, и свет Иллуина и Ормала особенно сплелись в кронах, где было царство цветов и фруктов. Брат был по-своему счастлив, найдя себе пристанище, но он отдалился. Появляясь и исчезая, принося особо сочные плоды и угощая ими, он исчезал так же легко, как дымка редкого тумана над Морем – морем? Между ними исчезло понимание: не навсегда, поэтому Намо не волновался, но пришлось признаться себе, что Ирмо не хватает. Что печалит то, как брат увлечённо предан этим слепящим огням. Однако, к счастью, Намо не был одинок в своей глухой тоске по звёздному мраку, благородной черноте, сумеркам. Ниэнна не была в восторге, ведь сиянье испепеляло след печали на её лице, делало его слишком заметным; и пекло кожу, и голову, и сушило слёзы. Сестра тоже научилась новому – познала гнев и испугалась его же. Ниэнне хотелось спрятаться, поэтому она закрывала волосами лицо, а покой находила только рядом с Намо, чья кожа была ледяной, прохладной – всегда. Вместе они ушли на дальний север, где Иллуин их хоть немного щадил, а Ормал был слишком далеко. Среди камней Ниэнна выстроила жилище, по стенам которого быстро завился тёмный плющ, от каждой слезы сестры распускаясь белыми венчиками. Мелькор был рядом – и, казалось, острее чувствовала его Ниэнна, но почему-то или же именно поэтому уходила южнее или просто из дому редко. Намо предпочёл остаться неприкаянным – рано, и тени здесь были хоть немного, но гуще. Вала бродил по лесам, стараясь никому не попадаться на глаза и изредка ходя к брату, и уносился мыслями в будущее, пытаясь разобрать его и упорядочить. Но без толку, ведь Знание не подчинялось, а лишь существовало в его подсознании в том виде, в каком было предпето в Чертогах Безвременья. Знание не давало понимания. Знание не помогало осознать все те события, зримые вдали из их тихой эпохи, полной сияния Светильников. Поэтому совсем скоро Намо это занятие бросил и остался совсем без дела. И совсем – почти – один. Дорога к Ирмо долгая – или нет. Мерить по-прежнему нечем. Пройти тут, обогнуть эту гору, спуститься через особые леса, в которых пахло смолой и щекотало ступни изредка падающими иголками, которые сосны и ели иногда обновляли. Из-под ног разбегались мелкие зверьки, не боясь, но уступая дорогу, а крупные как-то не попадались. Птицы же заинтересованно приглядывались, но никогда не приближались; по большей части говорить не умея, они чуяли, видели и слышали – кто как, по способностям – гораздо больше. На их месте Намо тоже держался б от самого себя подальше. Только один житель стал ему почти другом. Крупная птица с бесшумным полётом любила тень не меньше Намо, но всегда вылетала к нему из чащи навстречу, и айну точно знал – это одна и та же, точнее, один и тот же. Филин садился на подставленное предплечье и недовольно распускал перья на свет, а Намо позволял себе полуулыбку. Вала погладил по перьям на круглой голове. Яркие янтарные глаза прикрылись от удовольствия, когда Намо вёл рукой дальше по мягким перьям. - Ты знаешь, что когда-то будешь жить ночью? Будешь летать под звёздами, и никто тебе не навредит. Твои глаза совсем привыкнут к темноте, а днём будешь спать. Мельче только будешь, но в те эпохи все вы мельче будете… Конечно, не его – вероятно, филин это понимал, ведь Намо не стал бы что-то рассказывать в пустоту и из праздности. Конкретно этот филин не представлял себе ночи, но потом у него будет подруга, и птенцы их птенцов… Нет, даже позже. Филин, перебирая лапами и цепляя когтями кожу Намо, перебрался к нему на плечо и дружелюбно потрепал клювом пряди волос и ухо. Последнее не слишком приятно, но Намо не был дураком – эта птица стала единственным существом, помимо брата и сестры, которое привязалось к нему и на которое, в ответ, вале не было всё равно. Скоро он с кем-то встретится – с женщиной, но почему-то от этого не становилось проще. Быть может потому, что дни его текли однообразно. Быть может потому, что «скоро» - понятие крайне растяжимое. А новую грань одиночества Намо познавал уже сейчас. Филин улетел быстро: чем южней, тем ярче свет Ормала. Ирмо встретил брата в странном волнении, от причин которого Намо нелогично открещивался. - Её зовут Эстэ, - заявил брат в лоб. – Понятия не имею, что мне делать, а дать исцеление самому себе я не могу. Это всё Манвэ виноват. Взяв в жёны Варду, придумав эти слова: муж и жена, - вала начал эту круговерть. Все, кому не лень, стали ходить по парам и заключать браки, при том, что майар стремились к этому не так чтоб сильно. Намо не был против – совсем нет. Намо видел и свою судьбу. Но… - Рассказывай, - кивнул он Ирмо, садясь рядом. Брат сунул ему в руки ярко-розовый фрукт. Таких Намо ещё не видел, по крайней мере, в живую, поэтому с любопытством подцепил несъедобную мясистую толстую шкурку. Под ней скрывалась белая, истекающая прозрачным соком мякоть с чёрными крапинками-семенами. Айну сомкнул на ней зубы: вкус оказался свежим, прохладным. Ирмо растрепал себе волосы, собираясь с мыслями. - Она приходит сюда часто и спит. - Спит? - Ну да. Отдыхает всегда просто сном, помощи никогда не просит. У озера – ей нравится вода, кажется… А после эта вода становится особенной какой-то: выпьешь – и сразу легче становится, чтобы ни тяготило. «Будто тебя что-то тяготит, брат мой». - Она целительница… Я сначала думал, что она майа, хотел даже предложить учиться у меня, но её совсем нечему учить. Да и она больше по ранам телесным – ну, как ты Манвэ ранил, помнишь? Хотя если печаль приходит, то тоже поможет. Намо бросил часть шкурки на землю, подцепил ещё, очищая плод. Печалей Арда ещё совсем не знала, и только Ниэнна вкусила первые капли тех рек слёз, которые прольются. Впрочем, если так, то у Эстэ найдётся дело. Непременно – и это не предположение. - Приходи и ты к ней, - вдруг заявил Ирмо. - Нет. - Да не ломайся. - Нет. Намо готов был сколько угодно повторять это «нет», пускай в будущем увидел себя рядом с этой Эстэ – если там, в видении, это именно она была соткана из нитей дождя, под который хорошо дремать дома у Ниэнны. Чтобы ни преподносило Знание, острую иглу ревности оно погасить не могло. - Погоди, брат… я… Ирмо не нашёл нужных слов, протянул руку и положил ему на лоб. Порой брату не хватало речи, и он выражался так. Его идея была дерзкой, но, возможно, действенной. Или нет. - Тебе просто нужен повод с ней заговорить, верно? - Верно, - Ирмо кивнул, не скрываясь. – Так ты поможешь? Намо промолчал. Ирмо и так знал его ответ: читал в дремотных мыслях имена тех, кому вала не может ни в чём отказывать, и нашёл среди них своё. Но в ответ Намо мог был получить кое-что для себя, тем более, что брат играючи спутал ему мысли и образы будущего сплелись с грёзами так, что на мгновение айну перестал их различать. И в этот миг, чтобы предвидя ответа, Намо не сумел удержаться и спросил: - Ты знаешь, кто такая Вайрэ? Знаком? Ирмо без промедлений покачал головой. - Нет, ни разу не слышал. А что? Намо откусил и проглотил последний кусок фрукта. Вкусно – сочно, свежо. У его ног горкой лежала шкурка. Вала вытер пальцы о траву. - Ничего. Просто так спросил. - Ты ничего не делаешь просто так, - брат подтолкнул в плечо, задавая направление, и Намо повиновался. – Спи. Тебе приснятся звёзды. Айну закрыл глаза и повернулся набок, так как последнее время спокойней было, поджимая под себя ноги. Скрывать нечего. К Ирмо он ходил за покоем и отдыхом от бремени. Стук. Направо, по тонкой тропе, ведь слишком мало ног её вытоптали. Намо двигался твёрдо на запад, к самому центру Альмарена, но знал, что не дойдёт и его путь окончится у самой границы владения Ирмо. Еле слышный звук не был реальным: то будущее, не наступившее, не услышанное им ещё, но вала чувствовал себя так, словно его за руку ведут. Впервые на конце пути его ждало нечто интересное, нечто странное. Нечто, что хотелось увидеть иначе, чем на обороте век. Некто. Стук. Теперь звук реальный, резкий, сухое дерево о дерево. Намо сошёл с тенистой прохладной тропы – недавно шёл дождь, и под деревьями земля ещё не до конца высохла – и отсчитал ровно пятьдесят собственных шагов. На поляну он пришёл с севера, поэтому свет Ормала ослепил особенно. Эта айну, эта валиэ – она была там. Прямая спина, на пояснице ямка, покатые плечи, быстрые руки за работой, странно забранные наверх волосы, что были черней, чем у Варды, ведь не блестели в них огни звёзд. Намо глядел на неё, воскрешая в памяти образ не увиденного пока лица, и не замечал в ней ничего особого, но знал, что не ошибся. Вайрэ. Стук. Горизонтальная планка проехалась вдоль вертикальной рамы по туго натянутым нитям, превращая очередной ряд плетения в часть цельного полотна. Руки Вайрэ замелькали с невероятной быстротой, вплетая новую нить. Намо знал, что это: ткань, ткачество, - но с первого раза понять, как именно она это делает, не сумел. Вала качнулся ближе, наблюдая, и наступил на сухую ветку – случайно, нарочно? Но в Арде нет для него случайностей. Вайрэ обернулась, её пальцы замерли над работой. Намо приметил лёгкую курносость и красноватый отблеск в её глазах; первое в Знании сглаживалось или же в будущем он перестал замечать эту деталь, а второе могло и померещиться. Тем более что тёмная радужка уже не отличалась ничем особенным. - Кто ты? – она чуть склонила голову на бок. – Подойди, раз уж помешал. Щурясь, Намо пересёк поляну – к ней. Вала знаком был с ней ровно настолько хорошо, насколько и плохо. А Вайрэ уже вернулась к своему труду, будто забыла о его существовании, с головой погружаясь в предпетый в Музыке талант. Намо сел рядом, держа дистанцию и стараясь быть к свету Ормала боком, и подобрал под себя ноги. Для Вайрэ он перестал на некоторое время существовать, поэтому айну изучал её пристально: такую живую, такую реальную, объёмную… В ней не было призрачности Ниэнны, статности Варды, гибкости молодого дерева Йаванны – нет, другая, совсем. По спине шла линия вдоль, небольшие ямки виднелись на пояснице. Плечи обрисовывались мягкой округлостью, не видно косточек - и вряд ли их можно ощутить. Ключицы гладкие, молочные. Высокая грудь, живот с бледной родинкой. Светлые пятнышки по лицу, еле-еле заметные, а в сильном, но бледном свете Иллуина Намо и вовсе не увидел бы. Обрыв лёгкой ткани вокруг ног, перетянутый чуть ниже талии, прятал их целиком, не считая ступней. Волосы держались над плечами несколькими мотками цветной полосы вокруг головы: от лба и слой за слоем, - и падали сзади только от затылка.*** Намо этого не понял. - Тюрбан, - Вайрэ заметила, указала рукой. – Волосы мешают работе. Вала кивнул на её ноги. - Одежда? - Пусть будет «одежда»… Хм… юбка? Айну разговаривала, а её руки жили сами по себе. Стук-стук-стук. Полотно увеличивалось, увеличивалось, увеличивалось; ровное, лёгкое и без узора. Намо знал, что эти самые пальцы выткут всю историю Арды, но пока не мог постичь и простого ткачества. Возможно, из-за скорости. Возможно, потому что сам руками ничего не делал. Но, оказывается, Намо умел что-то всё же. Смотреть и видеть. И, удивительно, любоваться Вайрэ, ведь дана была ему свобода не знать эмоций – чужих и собственных – заранее; в Знании он равнодушно глядел на неё. Сейчас, в общем-то, тоже. Но не хотелось отворачиваться. Хотелось узнать самому, с осторожностью относясь к видениям, словно познал их только что. Дерево в очередной раз стукнуло, лишая нити индивидуальности. Должно быть, так Эру плёл их историю, вдыхал жизнь в Эа с каждым её жителем и каждой волей. Если бы одна из нитей знала, что лишь часть узора общего, да и то – уродливого местами, порванного частями… Впрочем, полотно Вайрэ оставалось ровным и лёгким. Никакой вышивки на нём не было, и Намо обнаружил в себе пробел – он не знал, не умеет она пока что или не хочет создавать тканые картины. - Зачем ты пришёл? – спросила валиэ. - Посмотреть, как ты работаешь. - Нравится? - Не знаю. Вайрэ чуть откинулась назад, и концы её волос коснулись земли. Ормал сделал тени на её лице острее и открыл, что ресницы у айну коричневые, а не чёрные. - Вот и я не знаю, нравится ли, - заключила она, осмотрев свой труд. Намо захотелось с ней поспорить, но нужных слов не нашлось. – Подай моток, правый. На его взгляд мотки серых, чуть переливчатых, лёгких нитей ничем не отличались. Айну бездумно послушался приказа валиэ. - Я Вайрэ. Ты первый, кому стало интересно, что я делаю. Так кто ты? Но Намо нечего было сказать о себе. Никак не мог вала описать своё бессмысленное существование, свой неверный гнев на Светильники, свою пустоту, свою полноту Знанием и своё бремя от этого Знания. Поэтому он просто назвал своё имя: - Намо, - ветер тронул его волосы. – Я Намо. Их тела – одеяния по образу тел Детей Илуватара. Возможно, ткущая сейчас одежду Вайрэ именно поэтому видела его – всех – насквозь, и не была ей плоть преградой. Впрочем, Вайрэ и сама не знала об этой своей способности: валиэ не было дела до чужих душ, ведь свою вкладывала она в дело. Зато Намо раз за разом чувствовал себя рядом с ней всё менее защищённо. И раз за разом не уходил, ведь каждый раз у Вайрэ находилось для него дело. То нити держал, чтобы не путались, то разбирал мотки, а то вообще учила его валиэ, как тянуть шерстяную – тонкую, мягкую, колкую немного. Крохотные мелочи открывались Намо, но охватить весь её труд айну не мог. Будущее – мог. Как из всего лишь нитей рождается нечто цельное – нет. - Я хочу сходить ближе к Ормалу, - однажды заявила она. – Здесь мне темно, а нужна точность. Ждавший этого Намо всё равно ощутил внутри протест. Ормал – этот яркий убийца теней – ничем его не привлекал. Но, в конце концов, Вайрэ не задавала вопросов, как и не звала с собой: просто дышали долго одним воздухом рядом. Намо давно уже не виделся ни с сестрой, ни с братом. - Я пойду, - сказал он. - Знаю. - Откуда? – удивлённо. Не может быть такого, чтобы кому-то, кроме него открыто было грядущее. Нет. Никогда. Только не она! Пожалуйста, нет… В груди что-то болезненно сжалось. - Просто знаю, - Вайрэ равнодушно пожала своими невероятными плечами. – У тебя всё на лице написано, - улыбнулась уголками губ: странно, ново… - Написано что? Вопрос вырвался до знания о том, что она не ответит. Отчего-то слегка румяная Вайрэ отвернулась и заправила выбившуюся тёмную прядь под тюрбан. Намо подумал о том, что вот Ирмо бы разобрался во всём с лёгкостью. Но айну уже пошла первой, качнув ему головой, и вала молча – послушно – направился следом. Пожалел об этом он быстро. Чем южнее, тем хуже становилось Намо: пекло, давило, слепило. Вайрэ вела лесами, случайно или намеренно огибая все места, где любили собираться майар и проводить вместе время, но постепенно деревья перестали спасать, а вместо шума голосов стал раздражать звук собственных шагов. Валу гнуло к земле, Ормал выжигал его с этой земли. Голову заполнил туман и муть, но, вопреки обычному, Намо не был рад отсутствия чёткости в своём восприятии. Вдруг валиэ резко остановилась, развернулась с шорохом ткани по ногам и положила ему на глаза ладонь. Холодная. О, Эру всемогущий, недостойный того, чтобы к нему взывали. - Успокойся. Этот свет не исчезнет. Надо привыкнуть. «Нет, исчезнет и рухнет», - хотелось ему возразить, но в чём-то она права, ведь не потухнет свет Ормала навечно никогда: взрастит его сначала Йаванна по памяти и тоске, а затем плод его поплывёт по небесам. Вайрэ не отпускала, держала крепко. Намо постарался дышать ровно, ловя себя на том, что раньше лишь руки брата покой приносили. Когда сердце его прекратило биться часто и вернуло себе ритм и нашлись силы увлажнить пересохшие губы, айну тихо от него отстранилась и огляделась по сторонам. - Останемся тут. Хорошее место. Хорошее. Пусть так. Намо плавал в нездоровой дремоте, сотканной из жара и деревянных звуков, у которой не было ничего общего со свежими снами в саду Имро. Айну нашёл себе всё же невыносимо бледную тень, и как разместился там – так и замер. Через его ногу проложили деловито путь муравьи. На неподвижные плечи опустились легчайшие насекомые: синие бабочки, с ладонь каждая в размахе хрупких крыльев. Вале не обязательно было их видеть, чтобы чётко знать, как они выглядят. - Какой твой любимый цвет? - Белый. - Белых много. Белый, как облака. Снежный. Цвет очень бледной кожи. Молочный. Густой туман, но чуть светлее. Помимо всего прочего, Вайрэ различала миллионы оттенков. Намо хватало на основной спектр и чуть за ним. Наверное, поэтому он никогда не задумывался о том, какой именно ему нравится и сказал то, что первое в голову пришло. - Так что? - Туман. - Значит, угадала. Намо подавил в себе вопросы. Знание говорило, что он их не задаст, а опыт, к счастью или к сожалению, поддакивал, что Вайрэ ничего не объяснит. Однако выходило, что впервые кому-то известно о нём больше, чем он знает в ответ, ведь про своё бремя Намо как-то небрежно рассказал в глупом разговоре. Не умел он нормально говорить – и с языка сорвалось само. Вайрэ тогда на него с жалостью посмотрела. - Это интуиция, - услышал вала её голос в настоящем, а не в прошлом или будущем. – Предчувствие, иногда удача… Ты, наверное, не поймёшь. - Не пойму, - эхом. Или согласие. Не нужна интуиция тому, что знает всё. Не было с ним удачи по воле самого Эру, ведь воли выше не существует, хотя не повезло ему до проклятья – не повезло быть выбранным на роль проклятого. Айну так и не нашёл в воспоминаниях, чем он мог Его так прогневать. За Мелькором проступков больше сейчас и гораздо больше будет, но в своём искажении он будет ходить по земле Арды ещё не одну эпоху. Хотя пока врагом вслух его не называют. Вайрэ умела ходить и тихо, и шумно, но рядом с ним не выбирала, так как его нельзя удивить и застать врасплох. Но сейчас Намо унёсся мыслями далеко – к Мелькору, к мраку, к холоду его тайной крепости – и заметил валиэ только тогда, когда она опустилась рядом на колени и накинула что-то ему на голову. Вала открыл глаза. - Это от жары, - пояснила Вайрэ, тонкой лентой закрепляя отрез ткани: первая – поперёк, вторая перекинута плеча до плеча. Впрочем, и на затылок хватило. – А то тебе напечёт. Эта особая ткань, для тебя. Намо видел её волосы. Намо мотнул головой, чувствуя лёгкое касание воздуха у плеч, которых, кажется, ткань разве что на палец не касалась. Намо заметил странного оттенка блеск глаз Вайрэ снова. Ему захотелось услышать ответ из её уст. - Твои глаза иногда красные. Вроде обычные, но под углом если… - Кармин, - она пришила ленту к ткани прямо у него на голове. – Это карминовый цвет, один из множества оттенков простого красного. Объяснять собственные особенности Вайрэ, конечно же, не собиралась, но пояснила и поправила то, что сочла нужным. Намо и не требовал. Ношение одежды быстро растеклось по Альмарену. Всем понравились ткани Вайрэ, и большинству захотелось их на себе носить; остальные не признавали материальных обликов вовсе. Каждый жаждал подчеркнуть свои особенности, и даже морская Уинен, которой одеянья не нужны, попросила переливчатых лент для волос. У Вайрэ появились ученики – ученицы. Юношей она часто и жёстко гнала прочь, ведь «нет, твои пальцы грубы, к Ауле иди» и «глупости, ты в далёкие небеса смотришь, скучно станет, лучше помоги Варде». И куда бы она их не направляла – всегда была права. Манвэ быстро ввёл её в числа валар, но не пригласил властью владеть. Намо думал, что зря: заслуживала Вайрэ и более того, а она отмахивалась, говоря, что ему замутило разум. Что именно – не рассказала. Опять что-то из ненужных эмоций. Йаванне – полукругом юбка, ослепляющая белым, Нэссе – зеленью травяной платье через веснушчатое плечо, Ване – многоцветие до колена ниспадающее, словно распустились тысячи цветов. - Ты будешь ткать из её волос однажды, - предвидел Намо. - Что ж, дивное, должно быть, будет дело, её волосы так хороши.**** К любым его предсказаниям Вайрэ относилась спокойно. Вала почти жалел о запрете Манвэ говорить, хоть и по-прежнему соглашался с его справедливостью и связанным с ним благом для всех и себя. Однако порой делился с Вайрэ мелочами. Намо проводил с ней всё свободное время. А так как занятия у него не было, то всё время становилось свободным. Мужчинам Вайрэ придумала другое, хоть и похожее: не шила, но давала завязывать просто чуть ниже пояса – а дальше по воле фантазии… Для Манвэ – длинное, прямое, белым укрывающее ноги до самых щиколоток, и небесного цвета накидка, для Аулэ – плотная ткань с подъёмом на грудь, чтобы меньше ранили осколки и брызги раскалённой плоти Арды. Для Тулкаса, который выпросил кричащее и горящее, как его волосы, и всего по колено, чтобы не мешалось, и Оромэ – на одежду ему было всё равно – Вайрэ пошила в тайне от владычицы животных кожаные сандалии; охотник обрадовался, что сможет ходить дальше и за пределами Альмарена, а Тулкас всё норовил в порыве благодарности валиэ поцеловать, от чего Намо ревностно её оберегал. Варда пришла сама и попросила сама – лично. Впрочем, весьма завуалировано. - Ты знаешь, что мне нравится, Вайрэ. И для волос что-нибудь. - Конечно, дорогая, я почти всё. А для волос зачем? - Больно длинны, а не обрежешь. - Ни один нож их не сможет отрезать. Знание молчало. Снова помогающий Намо протянул королеве длинные ленты цвета её любимых звёзд, и Варда бросила на него равнодушный взгляд, так как не к нему шла. Но с Вайрэ она была удивительно ласковой. Весь их разговор вала благополучно прослушал. Женские толки отчасти не были ему интересны, отчасти он бы ничего не понял. Суть отношений – любовных, дружеских - между айнур по большей части оставались для него тайной. Тёмно-синего ночного неба шёлк укрыл тело Варды водопадом. Светлыми поясами, отражающими свет Иллуина, перетянула её стан Вайрэ поперёк талии, под грудью и собрала у плечей в жгуты; не было швов в этом платье. Зато волосы звёздные долго перебирала валиэ, плетя канву двух толстых кос – и Варда довольна осталась. - Прости, что захожу к тебе редко, - произнесла их королева. - Уж лучше смотри за мужем, в облаках вечно витает. Намо присмотрелся к обоим. Вайрэ обладала большим достоинством, но только для его неверного взгляда. Варда ушла. Вала дождался, пока ученики – всего двое сейчас – тоже разойдутся: они найдут своих и научат их, и те – своих. Искусство Вайрэ растеклось уже по всему Альмарену, дав ей право вскоре заняться иным. Пока что она заканчивала, кажется, белый кусок ткани такого размера, который использовался для набедренных повязок до колен. Цвет был таким же, как у того отреза, что Намо, не снимая уже, носил на голове. Значит, туманный. Намо прокрутил в голове их будущий разговор. Что будет, если он откажется от предпетого и не начнёт его? Что, если смиряться откажется? Сотрётся ли это Знание из его памяти и виденья, или Эру и малой возможности свободы не дал ему? С Оссэ он провалился – то было предсказано. Бунтарства Мелькора в себе не ощущал. А сейчас не мог молчать, так как боялся втайне, что иначе исчезнет это и из реальности, и из видений, и он никогда не узнает. - Вы близки с Вардой? - Тебе надо спрашивать? Мелькающие непознанные руки. Равнодушное с виду лицо. Мысли читает. Как много Вайрэ. Ей пойдут мелкие светлые цепочки в тюрбане. - Надо, - отрывисто. - Я ткала чёрное с синим небо, которое на ярком свету может изменять цвета: голубой, алый, розовый, - а она раскинула на нём огни. Это было трудно, но стоило того, но сейчас меня печалит, что мою работу затмил её свет. Меня никто не помнит. Мой след не останется в летописях, что напишут Дети Эру – напишут же? - Да. Многое упустят, про себя будут писать. Вала запрокинул голову. Сквозь ветви и тёмную зелёную листву, сквозь пронизывающее воздух сияние Светильников он с трудом различил бледные звёзды. Но и раньше, смотря наверх, Намо редко обращал внимания на бархатный ковёр за ними. - Что ж, значит так суждено. Поднимись, я тебе сделала. Айну сам подошёл к ней, чтобы Вайрэ ловко накинула на него ткань. Завязала сама – аккуратно, крепко. - Вот, - провела от низа живота до груди, выдохнула близко и тепло. - Ты злишься на свою судьбу? Вайрэ задумалась на краткое мгновение. Чересчур краткое. - Нет. Или она плоха? Намо нечего было ей сказать. Её судьба – провести рядом с ним эпохи, и хоть вала до сих пор не понял причин, отчего бы ему пускать на столь долгий срок кого-то к себе, но понять её поступок не наступивший было ещё труднее. Мандосом его нарекут, синонимом душ чертогов и гибели в муках. Ничего хорошего. Поэтому вала пожал плечами, копируя чей-то подсмотренный жест. - Я приму её и не стану печалиться. Любой приму. Но, надеюсь, мне хватит ума не делать глупостей. «Не хватит», - подумал Намо и промолчал из эгоизма. Взять его мужем – величайшая глупость из возможных. Давно не видевшись с братом и сестрой, Намо отправился в сад Ирмо; Вайрэ взяла его под руку, разрешения не спрашивая, и нагрузила на спину тканями. Верное решение – Намо предвидел, что они пробудут там долго. Если вдуматься, то у Вайрэ тоже, как у него, нет в Альмарене дома. В сады поспели на тихий праздник: брат в жёны брал Эстэ. Невидимки майар, попрятались все, пели в их честь и просто так, и отовсюду доносился перестук их ладоней, потому никто пока не успел выдумать инструментов, но в Музыке родился мир. Ради Ниэнны и всех остальных разместились ближе к северу. Ирмо вслух подивился, как это Намо так долго жил в свете Ормала, но Эстэ одёрнула его. - Так ты Намо?.. – протянула она. Вала кивнул. - Что ж… - но фразы не закончила. В ней была некая дремотность, сквозь дымку глядела Эстэ на мир. Но могучую силу и жизнь почувствовал Намо в ней – ту, что приходит во сне. Во всём её облике читался покой, и даже длинные вьющиеся волосы не посмели найти себе цвета иначе как пепла. Вайрэ соткала для неё такое же платье, однако при каждом шаге на нём появлялись сияющие переливы. - Как красиво… - Эстэ прокружилась по поляне, глянула на Намо, перевела взгляд на Вайрэ. – Ух ты! Намо не понял, но она улыбнулась так, что вала осознал выбор Ирмо – только с такой лукавой улыбкой айну ему в жёны и годится. Ирмо сел рядом, хмыкнул и подтянул ноги под длинную набедренную повязку, ступней не видно при ходьбе. Цвет – кремовый, пускай в Альмарене ещё никто не придумал крем. - Я могу тебя поздравить? – спросил он лениво. - О чём ты? - А, понятно, рано ещё, - Ирмо скользнул взглядом по Вайрэ, которая окутывала Ниэнну чем-то дымчатым и лёгким, и мечтательно вздохнул. – Красивая… Не ревнуй только. - Уже нет. Я за тебя рад. Брат посмотрел недоумённо. А Намо на самом деле потерял где-то нездоровое чувство ревности к нему. Ниэнна подняла край платья. Ткань укутывала её целиком – и просвечивала. Фигура сестры потерялась в дымке. Намо знал, что никто не полюбит её печали, но ведь Ниэнна обладала уже семьей. Сестра поклонилась слегка в благодарность, считая, что ничем не заслужила подарка, и накинула на голову лёгкий капюшон, который защищал её от Светильников. Намо и Вайрэ остались жить в садах Ирмо. Вайрэ задала направление – прочие подхватили. Валар всё больше нравилось одаривать майар и себе подобным своими творениями или умениями: у жилищ вырастали диковинные цветы Йаванны, Манвэ делился мудростью Эру, Оромэ придумал лук, с которым развлекались все, кому не лень, а свет Варды и без того напитывал Альмарен. Нэсса учила танцевать на травах, а Вана – петь как птицы; Ульмо – по волнам читать, Тулкас – простому веселью. Ниэнна учила состраданию да разнимала изредка охотника и дарительницу плодов, ведь могла теперь она выходить из теней, укрытая в полотно от Ормала и Иллуина. Ирмо натянул на дуге лука жилы и придумал первую арфу. Но всё же лучшие дары были от Ауле. Из недр поднималась руда, в кузне зажглись горны, и заработал вала и его помощники без устали. Серебро. Золото. Медь. Железо. Смешанные сплавы. Малое из многого. Серебряные венцы появились у Манвэ и Варды. Серебряная пряжка у Оромэ. Чернённого серебра не королевскую корону подарил сам Ауле Ниэнне, кажется, увидев в ней большее. Серебряные цепочки легко звенели на Вайрэ. Золотые наручи на широких руках Тулкаса. Золотой обод – у самого мастера. Гроздья тонких золотых браслетов на ногах Ирмо. Золотое украшение тонкой работы подарил Намо тихий талантливый майа и получил нагоняй от Ауле, разбирающегося в том, что Намо не станет носить жёлтые металлы, и похвалу одновременно; вале хотелось тогда расхохотаться впервые в жизни, и он без сожалений выбросил дар будущего тьмы владыки в пучины моря. Медные струны для арфы и лютни, радовавшие свиту Ирмо. Медные иглы ткачества. Медным листом с изумрудами Йаванна порой собирала волосы. Медные гребни с крупными зубцами. Медные ножи, медные спицы. Странные острейшие ножницы Вайрэ. Непонятно из чего наконечники часто смотрящего через море Оромэ. Украшения из всего подряд, так как никто ничего не слышал про ценность металлов и не различал, одинаково радуясь драгоценностям и просто красивому материалу. Вайрэ мурлыкала под музыку в садах Ирмо. Сейчас здесь не бывало тихо, но Намо привыкал, как привыкал к бремени и свету, а валиэ лучше работалось. Черное полотно растянула она на рамах, и не признавалась, кому оно. Намо удивлялся заранее и смотрел на её ступни. То, что айну редко их видел, лишь когда Вайрэ работала, скрестив ноги, придавало им таинственную прелесть. - Возьми справа, там для тебя. Надеюсь, размер верный. Вала потянулся и извлёк из груды тканей два широких браслета-наруча. Ни них не было ни единого узора или травления, и ровное матовое серебро спокойно текло по заданной мастером форме. Намо рассмотрел внимательней, стремясь узнать, почему станет их носить до конца этой эпохи. - Мне показалось, тебе понравится, - Вайрэ отвлеклась, что делала очень редко, и повернулась к нему. – Ну как? Щёлкнули застёжки на обеих руках. Намо покрутил ладонями, проверяя, не мешает ли чего. Пожалуй, когда будет стоять, браслеты будут сползать совсем немного вниз и давить на косточки в ладони. Если бы айну не знал, что Вайрэ сама попросила их у Ауле, то это стало бы причиной его отрицательно ответа. Но, в конце концов, не так уж и плохо, а до брата с его звоном вокруг щиколоток ему далеко. В груди потеплело. Намо честно кивнул: - Нравятся. - Я рада. Вала не слышал раньше столько нежности ни от брата, ни от сестры. Намо украдкой провёл пальцами по кромке наруча. Вайрэ вернулась к делам, но ей осталось всего лишь пару деталей и узлов. Быстро завершив их, она сняла готовую ткань с рамы и взялась за ножницы. Айну распознал по заготовкам длинные широкие рукава, пояс и основу мантии. Со скоростью Вайрэ много времени, чтобы соединить детали воедино, не нужно. - Отнеси это Мелькору. Ты знаешь, где он. Если далеко – то не иди, если не хочешь – тоже. - Зачем? Намо сидел близко. Вайрэ поймала ладонью его лицо, положив пальцы на щёку, и повернула к себе. - Неужели ты удивлён? – её брови приподнялись. – Разве не ведал, чего попрошу? - Ведал, - вала нахмурился. - Но не понимаю. - Пусть будет. Я одарила всех и не буду как, как другие, делать вид, что его не существует. Мне захотелось соткать и сшить, и я сделала. Призрачные тени сгустились над Утумно. Хозяин крепости покинул её, чтобы побывать на тихом острове посреди моря. Намо напрягся сильней. Видимо, это отразилось в лице, потому что только этим он мог объяснить, как сильно Вайрэ схватила его голову по бокам и тон её голоса. Металась в нём открытая тревога за мир. И за него. - Что ты видишь? Мелькор сделает что-то ужасное, да? Кошмарное? Отвечай, почему для тебя он уже враг, в душе враг, не как для Тулкаса. Говори, ну же!.. - Я не могу! Намо и сам вздрогнул от того, как прогремел его глас под небом. Вайрэ резко опустила голову и зажмурилась. Вала вмиг возненавидел сам себя. Однако валиэ расслабилась. Руки её обмякли и с лаской опустились ему на шею. - Посмотри на него своими глазами. Увидь, что в нём течёт кровь, что тело из плоти. А не то я подумаю, что тебе страшно, - негромко проговорила она. - Я не боюсь Мелькора. - Не сомневаюсь, - отстранилась, голову подняла гордо. – Но я и не о нём. Кармин. Где-то – карты Альмарена и названий мест на нём не существовало – Мелькор осторожно озирался, выискивая нежелательных свидетелей, которых, разумеется, удушил бы быстрее, чем те сумели б позвать на помощь, и готовился дожидаться верного шпиона. Намо доберётся до него либо до встречи, либо почти сразу после. Не решил ещё, а распознать в Знании было трудно. Вайрэ больше ничего ему не сказала. Вала подобрал свёрток и покинул её, потому что ему мерещилось, что он валиэ испугал. Мелькор черен, ненависти полон к Светильникам, поэтому не прогонит и не поднимет на него руки, хотя ещё не знает об этом. Воздух вокруг него потрескивал от вселяющего холодный ужас могущества. Намо прикрыл глаза, выдохнул и вышел к нему, держа на виду руки. Эта встреча расписана, но Вайрэ тысячу раз права. - Мелькор, - начал Намо. - Ты кто такой? – выплюнул. - Неважно. Я никто. Мелькор прищурился. Помимо силы, в нём жила Пустота, а ещё – Тьма, а ещё – бури и хаос, лишь часть которых познал Оссэ. Только Намо известно было, сколько принесёт это бед всей Арде, и, возможно, не бросился на него сейчас, так как понимал, что в схватке не справится. А ещё Намо ненавидел драки. Ненавидел Тулкаса и ему подобных. Ненавидел Светильники. У них было слишком много общего, чтобы пытаться друг друга убить, пускай Мелькор этого не знал и вряд ли узнает. Вала – пока вала, пока достойный так называться – окутал Намо прохладой и ледяными иглами, и, будь он майа, сделалось бы дурно. Но айну не был майа. - Могущественный, ц… - разочарованно, ведь не обнаружил гнева, ярости и желания сокрушить врага. - Манвэ прислал? Тулкас решил хвост поджать? Откуда вызнал, что я буду здесь? - Слишком много вопросов, - жёстко отрезал вала. Мелькор прикусил язык. Намо не просто так старался молчать. Но если даже этот… - Я не стану сражаться с тобой, - произнёс он уже тише, смягчая голос. – Моя будущая супруга соткала тебе подарок и просила передать. - Издеваешься? - Разве что она надо мной. Ухмылка появилась на чужом лице – Мелькору понравился ответ. Намо перебросил ему свёрток и проследил, как вала перетряс его, ища подвоха. С рукавами поначалу запутался, но в итоге набросил на плечи, проигнорировав пояс. Впору. Знание молчало о том, как Вайрэ угадала его размер. Интуиция по-прежнему не вписывалась в мировые законы. Намо мог бы сейчас броситься вперёд и задушить его поясом. Ткань бы выдержала, у Вайрэ крепкие. А у Мелькора бьётся на шее живой пульс. Впрочем, убить его так не удастся. Слишком разумен был Намо для подобного бессмысленного поступка и не собирался добавлять пустых действий в свою жизнь. - Удобно? - Да, - ответил говорящий изредка правду Мелькор. – Как тебя зовут? Ему интересно. Ему, наверное, скучно бывает. - Намо. Мы ещё встретимся. И не раз. - С чего бы? Вала не хотел отвечать. Рядом с Мелькором Намо ощущал себя уставшим, ведь его история – Арды летопись кровью; то самое, что следовало бы выложить Манвэ, Ульмо, Тулкасу, всем, кому можно, и сойти с ума. Но Эру не дал воли так сделать. - Нас обоих Он не любит, - произнёс Намо вместо прямого объяснения. Мелькор рассмеялся, не поверив, и выплюнул, что ему всё равно – снова ложь, которой только предстоит стать правдой. Намо пожал плечами, оставшись честным. А тёмный вала обратился грозовой тучей и без ветра унёсся на север. У Намо нашлось, как измерять время. Какие бы нити ни брала, всегда одинаково ткала Вайрэ, и пока она ещё не перестала делать столь простое, вала оставлял у себя в памяти меры по её полотнам. Основное – квадрат по раме. Ирмо сидел у них полтора полотна уже; его мягкие светлые, цвета взбитых сливок, волосы теперь коротки, по плечи всего лишь. С подстрекательским переливчатым смехом брат мешал в плошках уголь и сажу, ягодные соки, сточенный с пыль малахит, фукус и ещё множество цветов – все в густую кашицу. Синими были и несколько тонких острых пластин; до этого они побывали в ловких руках Ирмо и перенесли на-под кожу Вайрэ узор: крупная точка у большого пальца на тыльной стороне правой ладони и три волнистые линии по запястью. Манвэ б не одобрил. Но Манвэ никто не спрашивал, и только Ирмо обещал помалкивать о своих развлечениях. Намо тоже не одобрял, и его мнения тоже не спрашивали. - Ткацкая игла, - объяснила валиэ, указывая на круг. – А это три нити моих, - на линии. Ни один мускул вынужденно не дрогнул на его лице, так как, не уговорив на постоянный узор на коже, Ирмо в своей любви всё же мог на него воздействовать. Поэтому Намо предоставил своё лицо для его манипуляций, тем более что Ниэнна любовалась нарисованным хной узором на руках и плечах. От лёгкого раздражения затекали скрещенные ноги. - Мне нравится твоё лицо, - соловьём пел Ирмо; его колдовские от подводки – или просто так - глаза смотрели сквозь Намо и видели лишь хорошее полотно для рисунка. – Прямое, кожа светлая – это очень удобно. Глаза закрой. «Наиграется и пройдёт», - подпитывал Намо своё терпение. Ирмо, к счастью, почти закончил. До этого он успел сотни раз рисовать и столько же – стирать и недовольно морщиться, при этом не используя инструмента точнее собственных пальцев. Всего несколько нитей времени осталось. Терпение. Намо любил брата. - Готово! Айну не хотел смотреть на результат. Но Ирмо сиял, а Вайрэ уже с карминовой хитринкой во взгляде протягивала зеркало, изобретение одного из майар Ауле. Прекрасно зная, что увидит, Намо принял его с достоинством и равнодушием. На самом деле, он ожидал худшего; личные эмоции увеличили масштаб проблемы – проблемы? Ирмо ограничился густо-чёрными линиями от внутренних уголков глаз по нижнему веку – тоньше, и по верхнему – толще, ярче. Вторая соединялась с первой у другого уголка и прямой тянулась к кромке волос. Бесцветные и блёклые глаза Намо из-за этого горели. Вала не определил, нравится ему это или нет, но смотрелось отчасти жутко. Отчасти – красиво. - Ну как? – спросила Вайрэ. - Хочу смыть. - Ну тебя. Красиво, потом смоешь. - Хорошо. Ирмо захохотал, Ниэнна закрыла румянец вуалевым рукавом платья. - Он согласился лишь потому, что она сказала, что это красиво! – заявил он вслух, чем мог бы навлечь на себя гнев Намо, не будь они семьей. А так – просто недовольство. - Прекрати. - Ты спишь в моих садах, и я знаю, что тебе снится, - самоуверенно заявил Ирмо. – Не волнуйся, не скажу никому. Странно. Вайрэ сделала вид, что речь не о ней. Странно. До последнего, до момента произнесения этого вслух Намо был уверен, что сны о Вайрэ насылает ему сам Ирмо. Что там она улыбается, кружится, танцуя, ходит по Чертогам и просто рядом в лёгкой тихой близости – по воле владыки грёз. Странно. Намо знал, знакомясь, что в будущем полюбит её. Но вала упустил время, когда это произошло в настоящем. Зато осознал прямо сейчас, не предвидев этого, ведь не событие – миллионов оттенков эмоций цветок в груди. Странно, странно, странно всё в этой предначальной эпохе. Потом станет гораздо проще и понятней. Потом в Намо не будет изменений ещё много эпох. Майар обманулись тишиной: выглянули из-за деревьев, заулыбались Ирмо, ведь он так мил и хорош собой, засмеялись, потому что захотелось, чтобы звучал смех. - Господин Ирмо, у тебя много краски. - Дайте и нам! - Или накрасьте нас тоже. - Красиво-то как! Как птицы защебетали: шумно, наперебой. Но они свита Ирмо, свита Эстэ, и Намо просто привык, что обычно их не видно. Вайрэ качнулась к нему, но не коснулась. Вместо этого опёрлась рукой о землю рядом, и Намо ощутил, как колыхнулся воздух. - Исполнишь и мой каприз? - Ты всё ещё задаешь мне вопросы. - Провидец ты. Мне нужен твой ответ для себя, - молчание, выдох. – Так сходишь со мной к Иллуину? - Тебе нужен именно его свет? - Благодари, что не Ормала. Повернувшись к ней, Намо обнаружил, что валиэ ближе, чем он представлял, едва носами не столкнулись. Вайрэ не отстранилась ни на палец, и айну повторил за ней. - Так что? Намо её любил. У него не было выбора ни в чём, что с ней связано. - Когда пойдём? Уже был слышен шум прибоя. Серебряный свет здесь падал ярче, но отливал голубоватым сиянием. Всё вокруг им переливалось. Вайрэ и цепочки в её тюрбане переливались. Валиэ мягко вела его за собой за руку, и Намо не мог определить: это её ладони настолько сейчас теплы, или его – холодны. Лиственные деревья отступили, но вскоре закончился и просто лес, загораживающий центр Альмарена от ветров Арды, которые гуляли по её просторам, позабытые Манвэ; не доставал сюда свет Ормала, точнее – не доставал в нужном количестве уже. Потому на северном побережье и не жил никто. Только Ульмо заплывал, и Оссэ ярился, и Уинен любила его – в волнах. Вайрэ привела его на длинный голый мыс. Клином врезался он в море, а на самом его конце слышались отголоски Моря старого. Но не более, конечно же, ведь у этого моря есть берега: не видно их, но столп Иллуина указывал на один из них. Земли не видно, далеко слишком, но не посреди воды возведены Светильники валар. Однако ступни касались холодного мокрого камня, родного до вездесущего света. Намо закрыл глаза; Знание подсказывало ему темноту впереди, мирную, тихую пока что, и айну ловил её покой в виденьях будущего. Нельзя так привыкать к Ормалу и Иллуину. Нельзя любить их, как любят остальные. Худо будет, плохо станет. Но Намо невольно делил временами думы сестры, думы брата, думы Вайрэ и понимал ценность Светильников. Вала мотнул головой, отгоняя дурные мысли. - Жаль тут нет Оссэ. Я бы хотела с ним познакомиться, перед тем, как выткать его, - без предисловий произнесла Вайрэ, балансируя на одной ноге на небольшом возвышении. Ступня другой высвечивалась Илуинном белее, чем та была на самом деле. - Ты и так справишься. - Ты предвидишь это? – голову повернула, в глаза заглянула. Намо ничего не сказал. Тогда она спрыгнула на ровный камень, и к её ногам упала ткань: ткань с бёдер, ткань с волос – длинная. Волосы тоже, оказывается, длинные, колена ниже, и действительно черны, и даже у Варды таких нет. И не будет. Цепочки тихо звякнули. Без одежды Вайрэ выглядела совсем иначе. Местами она оказалась тоньше, местами – мягче, а линии её тела текли плавно. Вала тоже развязал узел на поясе и освободил голову, хотя подарок валиэ вплавился в волосы так, что он не замечал его. - Идём, - позвала она и, сложив руки, легко нырнула в волны, будто её материальный облик не весил ничего. И Вайрэ исчезла в неспокойной чёрной воде; серебра Иллуина не хватало, чтобы пронзить здешние тайные глубины, и Уинен хранила их. Впрочем, гостей майа определённо к себе пускала, ведь им просто вздумалось перебраться на ту сторону не по воздуху, а через воды её и её супруга непокорного. Намо закрыл глаза и, сделав шаг в воздух, сбросил с себя телесную оболочку. Сколько заняла дорога? Сколько времени петляли они с Вайрэ, а свита Ульмо кружила их, почти беспомощных, в своих ледяных объятьях? Обитатели вод не ходили ногами, не трогали и не видели суши, не говорили даже почти – только пели до сих пор темы свои и Музыки. Намо потерял границы между собой в массах солёной воды вокруг, текущей вокруг и через него, окутывающей… Их с Вайрэ то ли прокляли, то ли обручили. Намо не разобрал, а Знание не помогало – его восприятие узко было для Моря, хранимого, как оказалось, не усмирённого вдали от поверхности и берегов. Дельта таинственной реки распускала свои руки. Дальше к её истокам тянулся к небесному куполу Иллуин, и вновь свет нещадно слепил Намо – никогда он не был к одному из Светильников так близко, а ведь они ещё не добрались. Но Вайрэ нежно утянула обратно на дно и пресекла его порыв принять ставший близким телесный облик, и теперь уже пресная с тиной вода пронизывала их дух. Почему-то было темнее, чем в Альмарене. Темнее, где чем-либо в эту эпоху. Намо знал, как это называется. На полном прохлады севере царила самая яркая, белая и долгая в истории Арды ночь. Вайрэ выбралась на белый песок, перебрала его руками, налипающий на стекающую с её тела и волос воду. Вала упал на спину рядом с ней; тяжело дышали оба. Истоки реки лежали северней Светильника, восточней Ангбанда, но западней Утумно, и не были отравлены искажением. К Морю текла она свободно и быстро, нарушая журчаньем благоговейную тишину. В противном случае у Намо заложило б от неё уши. Над головой возвышался Иллуин, чьи размеры разумом не охватывались. Огонь на его навершии доставал до самого Альмарена, смешиваясь там со светом Ормала: южный Светильник и вовсе казался пронзительной точкой на горизонте. И всё же серебро не трогало кожу Намо, не переливалось в каплях в волосах Вайрэ. От выстроенного Ауле столпа на них падала чёрная тень. - Хочу ткать картины, - прошептала валиэ сокровенное признание. – Бури Оссэ будут первыми. Самые интересные, а так до этой эпохи и не было ничего… Но ты, конечно же, и это знаешь, верно? - Ты этим прославишься, - тихо. Намо хотелось говорить правду. Говорить Вайрэ – правду. К тому же, айну не знал, чего ждать от плоских размытых картинок близлежащего будущего: всего пару нитей полотна, и валиэ приподнимется на локте и… Вайрэ приподнялась и опёрлась на локоть. Ладонь другой руки легла ему на грудь, у сердца, и как бы мало оно ни значило у валы в его теле-одежде – во всех смыслах, но заколотилось громче. Немного чаще, чем ему следует. - Ты доволен, что я тебя сюда привела? - Да, - он сел. – Будешь мне супругой? - Кому ж ещё? И верно. Это давно решённый не ими вопрос. Намо потянул её к себе за руку. Вайрэ села ему на колени. Свет Иллуина вдали, пронизывающий Арду, удивительно преломился, а связь его со Знанием практически оборвалась. Вот бы навсегда. - Закрой глаза, Намо. Намо закрыл. Валиэ ни разу не называла его раньше по имени. Дыхание Вайрэ не слышно, но ощущается. Оно теплое и нежнее любого дуновения ветерка. - И не открывай. Намо послушался. И очень быстро куда-то провалился. Предначальная эпоха вот-вот окончится, и придёт время Детей Эру. Злость покинула Намо, и взамен неё Вайрэ выткала в его духе нечто новое. Её мастерства вала так и не постиг. Айну пришёл с ней на пир, держась за руки. Супруги опоздали – нарочно, и уже лились реки кружащего голову мёда, а музыкой наполнился каждый лист детей Йаванны. На широком барабане танцевала Нэсса, отбивая себе быстрыми ногами новый ритм, а Тулкас потеряно таращился на неё, раскрыв рот. Когда Намо и Вайрэ опустились на предоставленные им места в зелёном сумраке корней елей, сестра охотника звонко стукнула пяткой – и закончила свой танец. Оромэ весело свистнул ей: в другое время он сам бы подхватил с возвышения. Но теперь иное случилось – бросился к её ногам могучий Тулкас, глаза которого горели. Намо посмотрел на север. Тихо – пока что. Рано. Вайрэ с поверхностным интересом смотрела на Тулкаса и его новоявленную жену. В искренности воина нечего было сомневаться, а браки в покое Альмарена заключались быстро. Каждый чувствовал ещё, куда и с кем рядом тянется нить его пути. Только Намо путался долго, имея перед глазами все судьбы сразу. Но уже неважно. Вала искал двоих. Троих, возможно. Ирмо наигрывал что-то на свирели на противоположной стороне поляны. Рядом с ним дремала Эстэ или же просто не глядела по сторонам – ей простительно. Ниэнна туманная, тонкая, слушала брата, пряча за капюшоном лицо. Предчувствует ли? Ведает ли? Или то, что уже успел сотворить Мелькор в вотчинах своих, мучает её и ломает хрупкий хрустальный дух так, что осколки вонзаются в плоть? Ниэнна подняла ткань, чтобы встретиться с ним прямым взглядом. Блеск узрел Намо, но сестра быстро отвернулась и тронула за локоть Ирмо. Тот отвлёкся от игры. Им не нужны были слова. Брат всё понял и кивнул. Намо расслабился, чуть-чуть совсем. Он откинулся назад на прямой ствол дерева, и запах смол окутал; потом в Арде будут совсем другие даже они. Вайрэ говорила порой с кем-то – и вала не замечал с кем, отвечала за него – и ему было всё равно. В нужный момент он развернул руку ладонью вверх и, почувствовав в ней пальцы валиэ, крепко сжал. Вайрэ переплела пальцы. - Что-то случится? - Да. Ели, пили, веселились. Весна Арды цвела так зелено, и столь много трудов и любви было вложено в каждую часть этого мира. Тулкас уснул. На него тоже немало трудов выдалось, ведь без устали искал он Мелькора. Возможно, подскажи ему Намо хоть чем, то смог бы найти. Стала петь Йаванна, воздавая славу Ормалу и Иллуину и пробуждая тех птиц, что ещё спали у неё на груди. Их было совсем немного. Им летать не доведётся в Альмарене. Первым погас свет Иллуина – так легко было его серебро; Варда вскрикнула от боли. Ормал не долго оставался стоять без своего брата. В кромешном мраке Намо привлёк к себе Вайрэ, а Арда содрогнулась до самых корней. Арда истекала кровью. Глубокие трещины изрезали её. Глубокая тьма укрыла каждый клочок земли. Намо оказался не готов. Тулкас всё ярился, видя свою ошибку в этом, и земля дрожала под его шагами, ураганом звучал голос Манвэ. Йаванна спешно спасала всё, что ещё можно было спасти. Ирмо нагонял видения на павших от усталости. Ниэнна рыдала безутешно. Намо оказался не готов. Намо нещадно рвало у какой-то скалы. Раз за разом его скручивало от животного ужаса, вернувшегося во всей силе проклятья Эру. По бледному лицу скатывался холодный пот, а плечи сотрясало судорогой. Темнота спасала – прятала, но ничего не прекращалось. Намо оказался не готов к краху. Весь ужас крушения Светильников познал он со всеми, ведь в Знании не записал никто страданий мира и айнур. Но он мог предупредить – и не сделал этого! Мог!.. Манвэ не прав. Его в который раз вывернуло себе под ноги. В нём не было ничего, кроме воды. Возможно, он выплёвывал внутренние органы. Скорее всего, он это заслужил. Нет. Не «скорее всего». Просто заслужил. Темно. - Намо!.. Вала не узнал голоса. Ледяные руки легли ему на плечи. Совсем пустой живот сжало вновь, но пусто – нечем. - Намо, ты ни в чём не виноват! Мы оба знаем, что ты не должен был говорить… Тебя никто не осудит, Намо! Намо затрясло и замутило. Его обняли. Вайрэ. Пусть уйдёт. Пусть оставит его, совсем не заслужившего её любви и брака с ней. Но вместо этого айну шептала ему, держала его. Эру, зачем? Эру, за что? - Ты привыкнешь. Ко всему привыкают. Ты понесёшь это бремя со мной. Ответ. Неужто? Только сейчас Намо не хотел его слышать. Глас Эру нужней не здесь и не к нему: обратись к Манвэ, Отец, обратись к Мелькору и усмири его, Отец… - Нет. Они управятся. Намо зло прогнал то, что не могло звучать тут. Вайрэ вдыхала в него жизнь и самообладание, ведь спросит Манвэ, что будет и что делать. Вайрэ пела ему свою песню из великой Музыки. В Чертогах холодно. Эхо шагов Намо отдавалось в высоких потолках, хотя вала мог бы идти без единого звука. Медленно ходил он по своим владениям, и их покой слой за слоем, подобно новым одеждам его, окутывал. Намо остановился, поднял голову. Откуда-то повеяло свежестью наружного мира, и только айну знал, что то иллюзия. Знание давило меньше. На сердце появилась корка. Ирмо в Лориэне на севере. Ниэнна закрылась на востоке, не желая видеть новый свет от Древ. С мужем Эстэ.***** А он дома. Хорошо… Больше не звенели цепочки. Иначе выглядела Вайрэ и ступала по Чертогам с тем величием, что частью их становилась. Серебряный обруч венчал голову, хотя с его помощью валиэ всего лишь убирала волосы – привычка. Всем им Эру дал эту способность. Вайрэ уверенно взяла его лицо в ладони и поцеловала. Намо на секунду закрыл глаза; теперь были секунды. - Мы будем здесь. Много эпох, - сказал Намо. - Я рада, что лучше тебе. Будь таким. Ты справишься. Рядом Вайрэ – справится. Мандос пока что тих и пуст. *Имеется в виду то, что именно Ауле попросит Уинен утихомирить Оссэ. **Манвэ говорит об Аратар(синд.), ими являются только 9 из валар: Манвэ, Варда, Ульмо, Йаванна, Аулэ, Тулкас, Намо, Ниэнна и Оромэ. ***https://pp.vk.me/c625116/v625116855/6b4e1/L9B8a9dwpA8.jpg ***Отсылка к тому, что паруса и снасти для ладьи Ариэн сотканы из волос Ваны. ****Стороны света приведены относительно Мандоса