***
Мимо проплывает Почти Безголовой Ник. У входа в башню темно — я узнаю его по глазам, горящим в ночи. Стою у перил и смотрю, как он проходит сквозь лестницу, оставляя позади тусклое сияние. Сейчас холодный февраль, и мне зябко даже в шерстяном свитере с буквой «Ф», но уйти, не дождавшись её, было бы верхом глупости. Скриплю зубами и остаюсь. А наверху гремит музыка, гремит так, что стены трясутся, и я искренне удивлён, почему МакГоннагал ещё не разогнала эту затянувшуюся вечеринку. Когда появляется Анджелина, крепче сжимаю коробку с пиротехникой. Это особенный фейерверк. Только для неё. Я взорву его в Большом зале: салют блеснёт на фоне звёздного неба, и нас осыплет облаком сверкающих искр. Утром всё будет в ярких сугробах, как будто ночью шёл золотой снег. Филч придёт в ярость, а Дамблдору, наверно, понравится. Идём по коридору, взявшись за руки. Она слегка покачивается, делает вид, что пьяна. Я делаю вид, что ей верю. Со стороны это кажется глупым, но мы оба знаем толк в подобных уловках — они нужны, чтобы стать ближе хотя бы на одну ночь. И главное, они в самом деле работают. Ведь сейчас Анджелина споткнётся, воскликнет что-то вроде «какая я неуклюжая!», я смогу притянуть её к себе и обнять. Так, смеясь и обнимаясь, мы входим в Большой зал. Я ставлю коробку на пол, поджигаю фитиль и отступаю назад. Мгновение — и два огнедышащих дракона взметают ввысь, осыпаясь яркими светлячками. Завтра от них останется только труха, но то будет завтра, а сегодня Анджелина смеётся и кружит по залу, раскинув руки в стороны. Я замираю на месте, боясь отвести взгляд. В груди колет, как будто туда загнали ржавый гвоздь. Мне больно от слишком большого счастья. Она поворачивается, и пыльца у неё везде — на одежде, на волосах и ресницах. Подходит ближе. Ещё шаг. И ещё. Когда её губы касаются моих, я перестаю чувствовать пол под ногами. Мы словно парим под потолком, среди звёзд, комет и галактик. Сильные и свободные, одни в целой Вселенной… Анджелина отстраняется первой и мило краснеет. Я напряжён — пытаюсь скрыть непроизвольную эрекцию. И вдруг мягкие пальцы касаются моей скулы, голос над ухом сдавленно шепчет: — Фред, я… Снова целую её, не давая продолжить. Да и что она может мне сказать? «Прости, но я люблю твоего брата»? Знаю. Я тоже его люблю. И поэтому… — Обливиэйт.***
Наутро Анджелина проснулась рассеянной и разбитой. Говорила, что от похмелья. На самом деле это был побочный эффект от ментальной магии. Джордж тогда решил, что она напилась из-за него, и пошёл мириться. Забавно, правда? Они снова встречались, но порой я ловил на себе её взгляд, полный задумчивого интереса. Наверное, смотря на меня, она пыталась что-то вспомнить, но не могла, потому что в голове остались одни разрозненные обрывки. Полсеместра я избегал её, как идиот. Вообще, это на меня не похоже — считалось, что я умею общаться с девушками. Надо вешать лапшу, а в этом я чемпион. Но с Анджелиной всё было как впервые. Я сторонился её до самого лета, пока Хогвартс не сплотила смерть Седрика на Турнире. Мы уезжали в расстроенных чувствах, и на перроне, прежде чем попрощаться, она сказала: «Только, пожалуйста, Джордж, пиши мне почаще. И ты, Фред, тоже». Да-да, именно так. Слово в слово. Потом стало легче. На каникулах мы занялись разработкой блевотных батончиков, а когда вернулись в школу — войной с Амбридж. Конечно, без разочарований не обошлось: нас с Джорджем выгнали из команды. Пожалуй, это было самым большим потрясением года — не видеть её на тренировках. Тогда-то я и решил уйти. Хотел сделать последнюю проделку наиболее эффектной и не удержался от того, чтобы напомнить Анджелине о той ночи. Но, разумеется, она не могла ничего помнить.***
Воющая хижина трещит от ветра. Струи дождя хлещут на пол сквозь дыры в потолке. Одежда неприятно липнет к телу — я вымок насквозь, пока мчался из Норы на стареньком Чистомёте. Анджелина в ярости: ходит по комнате, сверлит меня взглядом и дрожит. Никак не могу понять от чего — от холода или злости. — Это ты его подбил! — бросает в меня эти слова, как пощёчину. — Если бы не ты, он бы дождался выпускного! Не пытаюсь спорить. Идея действительно была моей, и, если честно, я до последнего сомневался, что Джордж согласится. Я бы на его месте тысячу раз подумал, прежде чем оставить свою девушку. Но Анджелине это знать необязательно, вот я и пожимаю плечами. — Месяцем раньше, месяцем позже… Она поворачивается. Смотрю в опухшие от слёз глаза и ненавижу себя за то, что заставил её плакать. Шагаю навстречу, но получаю сильный толчок в грудь. — Почему он не мог просто предупредить?! Почему я узнала обо всём из записки после дурацкого спектакля в Большом зале? Выдаю одно нелепое предположение за другим: — Может, он не хотел тебя расстраивать? Не хотел делать больно? Пытался защитить? — Ты думаешь, у него это получилось?! — срывается на крик и тут же сдавленно шепчет: — Мерлинова борода, вы оба такие придурки! Как я только могла с вами связаться?.. Последняя капля. Кажется, я слышу, как вместе с хижиной моё терпение трещит по швам. Срываюсь. Метнувшись к Анджелине, отнимаю руки от её лица. И не чувствую солёного привкуса, когда впиваюсь в её губы. Наверно, она больше не плачет, только слабо сопротивляется — как же мне это знакомо! Внутри всё горит, голова идёт кругом, и мы падаем на мокрый выстуженный пол, задыхаясь от эйфории. Дотянувшись до палочки, разжигаю в камине огонь. Там осталась пара почти догоревших поленьев, но нам хватит. Не может не хватить. Становится темно, и от горящих углей нет толку. Вслепую пытаюсь справиться с пуговицами на её блузке. Анджелина сладко постанывает, высвобождая мой член. Ладонь неторопливо скользит по стволу, и я толкаюсь в такт этим движениям. Вижу, как блестят её глаза в сгустившемся мраке. Лица мне не разглядеть, но я знаю, что она улыбается. Любит дразнить. Резко вхожу, с восторгом ловя дрожь в её теле. Волна предвкушающего нетерпения разливается в животе. Я почти не контролирую себя и снова припадаю к её губам, целуя их так жадно и яростно, как никогда прежде. Она пылко отвечает, и мы падаем в пустоту, забыв, что над головами ветхий потолок Воющей хижины и что от долгого лежания на полу начинает болеть спина. Я наращиваю темп, приближая Анджелину к разрядке, и когда тугая судорога сводит её нутро, всецело отдаюсь оргазму. Кривые доски больно впиваются в кожу, но я не хочу подниматься. Потому что надо будет перестать её целовать и — что ещё хуже — придётся сказать это дурацкое слово. Ни одна живая душа не способна понять, как сильно я его ненавижу. Я даже могу умереть прямо сейчас — вот как сильно.***
С тех пор я долго её не видел. Анджелина не отвечала ни Джорджу, ни мне, и я начал опасаться, что потерял её навсегда, хотя, если подумать, это случилось ещё в тот день, когда я послал Рону записку. Всё, что было потом, — одно затянувшееся прощание. Так бывает, когда пытаешься оторвать от сердца того, кто тебе бесконечно дорог. Но я ошибся, и она появилась вновь: пришла на свадьбу Билла и Флёр в милом голубом платье, а после сорванного праздника трансгрессировала в «Ракушку» вместе с нами. Со временем я перестал бояться, что Анджелина уйдёт, но стал со страхом ждать того дня, когда мама вручит ей вязаный свитер. Рождество превратилось в сущий кошмар: я сидел как на иголках, распаковывая подарок, и только после того, как не нашёл на дне коробки ничего шерстяного, облегчённо выдохнул — видно, мой трюк с поломкой спиц удался. Ума не приложу, зачем я тогда это сделал. Следующие четыре месяца прошли спокойно — если не считать вечных стычек с Пожирателями, — а после них начался третий круг. В тот день было ветрено, я стоял на берегу и долго смотрел, как вечернее солнце растворяется в океане. Ни один нормальный человек не зашёл бы в воду тридцатого апреля, но я-то давно был не в себе — впрочем, как и Анджелина, наблюдавшая за мной издали, — поэтому просто скинул одежду и нырнул с пирса. Она присоединилась чуть позже, без купальника и без белья, а я даже не удивился, как будто у нас такое в порядке вещей.***
Стоим по плечи в воде и держимся друг за друга, чтобы противостоять волнам. Анджелина не забыла взять палочку, в отличие от меня, поэтому нас разделяет тёплый поток, не дающий телам замёрзнуть. Это очень приятное ощущение, и прежде всего потому, что нам приходится стоять почти вплотную. Я пытаюсь смотреть куда угодно, только не на её груди, оканчивающиеся коричневыми бусинами сосков. Мне не очень-то удаётся, но Анджелина не против, и поэтому сама убирает волосы за спину. Сегодня не нужны слова и уловки, чтобы оправдать запретное влечение. Всё происходит само, словно так и надо: она обнимает меня за шею, я подхватываю её под ягодицы, вхожу и начинаю медленно двигаться. Солнце ещё не скрылось за горизонтом, и я рад, что вижу её в такой момент. Вижу сведённые брови, подрагивающие губы и прищуренные глаза, в которых мелькает моё отражение. Она опускается быстрей и быстрей, тёплый поток теперь под нами, и я замираю, чтобы не финишировать раньше времени. Вот так, глядя друг на друга, в коротких вздохах, дрожи ресниц и рваном ритме мы проживаем эти минуты. Волны крепнут, устоять становится тяжело, и мы плывём к берегу, как только находим на это силы. Поднимаем одежду и натягиваем её прямо на ходу, медленно возвращаясь с пляжа. Анджелина идёт впереди, я отстаю и долго ищу по карманам палочку. Какая-то часть меня очень хочет, чтобы она не нашлась, но, увы, она здесь — лежит в сквозном кармане толстовки. Делаю рукой круговой взмах — не хочу, но делаю. Миг — и воспоминания стёрты.***
В ночь на первое мая у меня было время подумать. Я не мог уснуть, ворочался и прокручивал в голове вопросы. Почему Анджелину ко мне тянет? Потому что я не Джордж? Или потому что похож на Джорджа? И может ли она что-то помнить? Ведь она не из тех, кто изменяет, и если делает это, то только из глубоких чувств ко мне. Но разве это возможно после того, как я стёр все воспоминания о том, что между нами было? Ответы на ум не приходили, и я зарылся в подушку с мыслью, что завтра непременно с ней поговорю. Расскажу всё, как на духу, и если она меня отвергнет… что ж… так тому и быть. В любом случае это не может больше продолжаться — слишком нечестно по отношению к ней и Джорджу.***
2 мая 1998 года Фред Уизли погиб в битве за Хогвартс. Он так и не узнал, что чувствовала к нему Анджелина.