Одержимость

Гет
NC-17
Завершён
53
Rudik бета
Размер:
5 страниц, 1 часть
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
53 Нравится Отзывы 11 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
      Можно стереть любовь из памяти. Выкинуть из сердца — это уже другая история.       х/ф «Вечное сияние чистого разума». Я слышал это от Рона сотню раз. Представляете, каково мне было? Он с удовольствием рассказывал о тайной комнате. Локонс, шкура василиска, Гарри, не так давно заговоривший на парселтанге, и она. Палочка с волосом единорога, пострадавшая от лап гремучей ивы. Настоящая героиня заключительной части. Конечно, всё это происходило по вечерам, когда семейство собиралось на кухне. Только подумайте: по радио Селестина Уорбек надрывается о «котле, полном горячей и крепкой любви», Перси что-то строчит Пенелопе Кристал, папа пытается скормить Джинни какую-то ядрёную хренотень, утверждая, что раз маглы лечат ею простуду, то для волшебников она не опасна, а мама кричит, отворачиваясь от плиты: «Артур Уизли, какой отравой ты пичкаешь нашу дочь?!!» Но Рону всё нипочём, он вошёл в раж и во всех красках описывает стремительный спуск в тайную комнату. Дальше следует мой любимый эпизод. По крайней мере, после сорок восьмого раза он точно стал таковым. Дело в том, что лето было ужасно дождливым, и до поездки в Египет нам с Джорджем не удалось создать новую партию грязевых бомб. Вместо того чтобы работать на заднем дворе, мы слушали россказни младшего братца. Мерлин, как же мне хотелось снова угостить его кислотной шипучкой! Но я воздержался, и совсем не потому, что боялся повторить прошлый случай. Меня вдруг осенило. Сразу после слов: «И тут он выхватил мою палочку, направил на Гарри и воскликнул…» Обливиэйт. Это заклинание могло стать главным оружием в борьбе с Филчем. Конечно, оно относилось к разделу продвинутой магии, овладеть которой дано не всем, но попробовать стоило. Я занялся тренировкой и за год достиг совершенства. Джордж не стал заморачиваться — тогда Ужастики Умников Уизли стали набирать популярность, и он сосредоточился на новых экспериментах. Пожалуй, это был единственный раз, когда брат меня не поддержал. В тот день я злился, а теперь рад. Рад, что проклятье досталось мне одному. Почему проклятье? Потому что применял я Обливиэйт вовсе не к Филчу. И потому что не мог остановиться. Это как наркотик, как одержимость, как вредная привычка, что съедает тебя изнутри: обещаешь завязать — и снова срываешься. Первый раз отчётливо въелся в память. Я называю его началом круга. Вообще-то, никакой это не круг, а скорее спираль, потому что каждый раз, применяя Обливиэйт, я оказывался на более высоком уровне, но мне нравится аналогия с кругами ада. В «Божественной комедии», странной магловской книге, которую Гермиона как-то забыла у нас после каникул, первый круг назывался Лимбом. В свой Лимб я попал на шестом курсе. Помню, мы всем факультетом отмечали конец второго испытания в Турнире Трёх Волшебников: душная гостиная, конфетти, музыка на всю громкость и горы Шоколадных котелков с огневиски, которые запивались сливочным пивом. Пронести в Хогвартс алкоголь было проблематично, поэтому в ход шла начинка из-под конфет. Если съесть очень много, чувствовалось лёгкое опьянение. Девчонкам хватало. Нам хватало того, что хватало девчонкам. Перед началом праздника я вспарывал упаковки и ссыпал Котелки в общую чашу, чтобы было удобней брать. На самом деле меня ждали дела поинтересней — например, подготовка фейерверков, запускать которые из Гриффиндорской башни запрещалось, но раз уж «есть повод» и вообще «живём лишь раз», то грех не рискнуть. Однако я занялся расфасовкой сладостей. Это был хороший предлог, чтобы следить за Анджелиной Джонсон. Она вешала плакат над камином, подпрыгивая и вставая на носочки, а потому нам с Ли, сидящим на диване, открывался довольно соблазнительный вид. Желая насладиться им в одиночку, я попытался занять Ли поисками открывашек для пива, но в конце концов мне пришлось разделить с ним это волнующее зрелище. Так же, как я делил Анджелину с Джорджем. Но, к счастью, в тот день меня спасла ссора, из-за которой они разошлись по разным углам гостиной, — я мог предвкушать скорый разрыв, а не корить себя за то, что не пригласил её на Святочный бал первым. Кстати, эта история тоже не обошлась без Рона. Ведь ему предназначалась записка с призывом: «Действуй, не то всех хорошеньких разберут!», и пока я читал каракули, написанные в ответ, Джордж как всегда угадал мои мысли. Вспоминая об этом, я часто думаю: что было бы, примени я к обоим Обливиэйт? Она бы пошла со мной, не будь договорённости с Джорджем? Увы, ответа мне не узнать — я так опешил, что не придумал ничего умнее, чем пригласить Алисию Спиннет. Потом мне снова выпадал шанс использовать Обливиэйт, но тогда я только исправлял ошибки. Свои и её.

***

Мимо проплывает Почти Безголовой Ник. У входа в башню темно — я узнаю его по глазам, горящим в ночи. Стою у перил и смотрю, как он проходит сквозь лестницу, оставляя позади тусклое сияние. Сейчас холодный февраль, и мне зябко даже в шерстяном свитере с буквой «Ф», но уйти, не дождавшись её, было бы верхом глупости. Скриплю зубами и остаюсь. А наверху гремит музыка, гремит так, что стены трясутся, и я искренне удивлён, почему МакГоннагал ещё не разогнала эту затянувшуюся вечеринку. Когда появляется Анджелина, крепче сжимаю коробку с пиротехникой. Это особенный фейерверк. Только для неё. Я взорву его в Большом зале: салют блеснёт на фоне звёздного неба, и нас осыплет облаком сверкающих искр. Утром всё будет в ярких сугробах, как будто ночью шёл золотой снег. Филч придёт в ярость, а Дамблдору, наверно, понравится. Идём по коридору, взявшись за руки. Она слегка покачивается, делает вид, что пьяна. Я делаю вид, что ей верю. Со стороны это кажется глупым, но мы оба знаем толк в подобных уловках — они нужны, чтобы стать ближе хотя бы на одну ночь. И главное, они в самом деле работают. Ведь сейчас Анджелина споткнётся, воскликнет что-то вроде «какая я неуклюжая!», я смогу притянуть её к себе и обнять. Так, смеясь и обнимаясь, мы входим в Большой зал. Я ставлю коробку на пол, поджигаю фитиль и отступаю назад. Мгновение — и два огнедышащих дракона взметают ввысь, осыпаясь яркими светлячками. Завтра от них останется только труха, но то будет завтра, а сегодня Анджелина смеётся и кружит по залу, раскинув руки в стороны. Я замираю на месте, боясь отвести взгляд. В груди колет, как будто туда загнали ржавый гвоздь. Мне больно от слишком большого счастья. Она поворачивается, и пыльца у неё везде — на одежде, на волосах и ресницах. Подходит ближе. Ещё шаг. И ещё. Когда её губы касаются моих, я перестаю чувствовать пол под ногами. Мы словно парим под потолком, среди звёзд, комет и галактик. Сильные и свободные, одни в целой Вселенной… Анджелина отстраняется первой и мило краснеет. Я напряжён — пытаюсь скрыть непроизвольную эрекцию. И вдруг мягкие пальцы касаются моей скулы, голос над ухом сдавленно шепчет: — Фред, я… Снова целую её, не давая продолжить. Да и что она может мне сказать? «Прости, но я люблю твоего брата»? Знаю. Я тоже его люблю. И поэтому… — Обливиэйт.

***

Наутро Анджелина проснулась рассеянной и разбитой. Говорила, что от похмелья. На самом деле это был побочный эффект от ментальной магии. Джордж тогда решил, что она напилась из-за него, и пошёл мириться. Забавно, правда? Они снова встречались, но порой я ловил на себе её взгляд, полный задумчивого интереса. Наверное, смотря на меня, она пыталась что-то вспомнить, но не могла, потому что в голове остались одни разрозненные обрывки. Полсеместра я избегал её, как идиот. Вообще, это на меня не похоже — считалось, что я умею общаться с девушками. Надо вешать лапшу, а в этом я чемпион. Но с Анджелиной всё было как впервые. Я сторонился её до самого лета, пока Хогвартс не сплотила смерть Седрика на Турнире. Мы уезжали в расстроенных чувствах, и на перроне, прежде чем попрощаться, она сказала: «Только, пожалуйста, Джордж, пиши мне почаще. И ты, Фред, тоже». Да-да, именно так. Слово в слово. Потом стало легче. На каникулах мы занялись разработкой блевотных батончиков, а когда вернулись в школу — войной с Амбридж. Конечно, без разочарований не обошлось: нас с Джорджем выгнали из команды. Пожалуй, это было самым большим потрясением года — не видеть её на тренировках. Тогда-то я и решил уйти. Хотел сделать последнюю проделку наиболее эффектной и не удержался от того, чтобы напомнить Анджелине о той ночи. Но, разумеется, она не могла ничего помнить.

***

Воющая хижина трещит от ветра. Струи дождя хлещут на пол сквозь дыры в потолке. Одежда неприятно липнет к телу — я вымок насквозь, пока мчался из Норы на стареньком Чистомёте. Анджелина в ярости: ходит по комнате, сверлит меня взглядом и дрожит. Никак не могу понять от чего — от холода или злости. — Это ты его подбил! — бросает в меня эти слова, как пощёчину. — Если бы не ты, он бы дождался выпускного! Не пытаюсь спорить. Идея действительно была моей, и, если честно, я до последнего сомневался, что Джордж согласится. Я бы на его месте тысячу раз подумал, прежде чем оставить свою девушку. Но Анджелине это знать необязательно, вот я и пожимаю плечами. — Месяцем раньше, месяцем позже… Она поворачивается. Смотрю в опухшие от слёз глаза и ненавижу себя за то, что заставил её плакать. Шагаю навстречу, но получаю сильный толчок в грудь. — Почему он не мог просто предупредить?! Почему я узнала обо всём из записки после дурацкого спектакля в Большом зале? Выдаю одно нелепое предположение за другим: — Может, он не хотел тебя расстраивать? Не хотел делать больно? Пытался защитить? — Ты думаешь, у него это получилось?! — срывается на крик и тут же сдавленно шепчет: — Мерлинова борода, вы оба такие придурки! Как я только могла с вами связаться?.. Последняя капля. Кажется, я слышу, как вместе с хижиной моё терпение трещит по швам. Срываюсь. Метнувшись к Анджелине, отнимаю руки от её лица. И не чувствую солёного привкуса, когда впиваюсь в её губы. Наверно, она больше не плачет, только слабо сопротивляется — как же мне это знакомо! Внутри всё горит, голова идёт кругом, и мы падаем на мокрый выстуженный пол, задыхаясь от эйфории. Дотянувшись до палочки, разжигаю в камине огонь. Там осталась пара почти догоревших поленьев, но нам хватит. Не может не хватить. Становится темно, и от горящих углей нет толку. Вслепую пытаюсь справиться с пуговицами на её блузке. Анджелина сладко постанывает, высвобождая мой член. Ладонь неторопливо скользит по стволу, и я толкаюсь в такт этим движениям. Вижу, как блестят её глаза в сгустившемся мраке. Лица мне не разглядеть, но я знаю, что она улыбается. Любит дразнить. Резко вхожу, с восторгом ловя дрожь в её теле. Волна предвкушающего нетерпения разливается в животе. Я почти не контролирую себя и снова припадаю к её губам, целуя их так жадно и яростно, как никогда прежде. Она пылко отвечает, и мы падаем в пустоту, забыв, что над головами ветхий потолок Воющей хижины и что от долгого лежания на полу начинает болеть спина. Я наращиваю темп, приближая Анджелину к разрядке, и когда тугая судорога сводит её нутро, всецело отдаюсь оргазму. Кривые доски больно впиваются в кожу, но я не хочу подниматься. Потому что надо будет перестать её целовать и — что ещё хуже — придётся сказать это дурацкое слово. Ни одна живая душа не способна понять, как сильно я его ненавижу. Я даже могу умереть прямо сейчас — вот как сильно.

***

С тех пор я долго её не видел. Анджелина не отвечала ни Джорджу, ни мне, и я начал опасаться, что потерял её навсегда, хотя, если подумать, это случилось ещё в тот день, когда я послал Рону записку. Всё, что было потом, — одно затянувшееся прощание. Так бывает, когда пытаешься оторвать от сердца того, кто тебе бесконечно дорог. Но я ошибся, и она появилась вновь: пришла на свадьбу Билла и Флёр в милом голубом платье, а после сорванного праздника трансгрессировала в «Ракушку» вместе с нами. Со временем я перестал бояться, что Анджелина уйдёт, но стал со страхом ждать того дня, когда мама вручит ей вязаный свитер. Рождество превратилось в сущий кошмар: я сидел как на иголках, распаковывая подарок, и только после того, как не нашёл на дне коробки ничего шерстяного, облегчённо выдохнул — видно, мой трюк с поломкой спиц удался. Ума не приложу, зачем я тогда это сделал. Следующие четыре месяца прошли спокойно — если не считать вечных стычек с Пожирателями, — а после них начался третий круг. В тот день было ветрено, я стоял на берегу и долго смотрел, как вечернее солнце растворяется в океане. Ни один нормальный человек не зашёл бы в воду тридцатого апреля, но я-то давно был не в себе — впрочем, как и Анджелина, наблюдавшая за мной издали, — поэтому просто скинул одежду и нырнул с пирса. Она присоединилась чуть позже, без купальника и без белья, а я даже не удивился, как будто у нас такое в порядке вещей.

***

Стоим по плечи в воде и держимся друг за друга, чтобы противостоять волнам. Анджелина не забыла взять палочку, в отличие от меня, поэтому нас разделяет тёплый поток, не дающий телам замёрзнуть. Это очень приятное ощущение, и прежде всего потому, что нам приходится стоять почти вплотную. Я пытаюсь смотреть куда угодно, только не на её груди, оканчивающиеся коричневыми бусинами сосков. Мне не очень-то удаётся, но Анджелина не против, и поэтому сама убирает волосы за спину. Сегодня не нужны слова и уловки, чтобы оправдать запретное влечение. Всё происходит само, словно так и надо: она обнимает меня за шею, я подхватываю её под ягодицы, вхожу и начинаю медленно двигаться. Солнце ещё не скрылось за горизонтом, и я рад, что вижу её в такой момент. Вижу сведённые брови, подрагивающие губы и прищуренные глаза, в которых мелькает моё отражение. Она опускается быстрей и быстрей, тёплый поток теперь под нами, и я замираю, чтобы не финишировать раньше времени. Вот так, глядя друг на друга, в коротких вздохах, дрожи ресниц и рваном ритме мы проживаем эти минуты. Волны крепнут, устоять становится тяжело, и мы плывём к берегу, как только находим на это силы. Поднимаем одежду и натягиваем её прямо на ходу, медленно возвращаясь с пляжа. Анджелина идёт впереди, я отстаю и долго ищу по карманам палочку. Какая-то часть меня очень хочет, чтобы она не нашлась, но, увы, она здесь — лежит в сквозном кармане толстовки. Делаю рукой круговой взмах — не хочу, но делаю. Миг — и воспоминания стёрты.

***

В ночь на первое мая у меня было время подумать. Я не мог уснуть, ворочался и прокручивал в голове вопросы. Почему Анджелину ко мне тянет? Потому что я не Джордж? Или потому что похож на Джорджа? И может ли она что-то помнить? Ведь она не из тех, кто изменяет, и если делает это, то только из глубоких чувств ко мне. Но разве это возможно после того, как я стёр все воспоминания о том, что между нами было? Ответы на ум не приходили, и я зарылся в подушку с мыслью, что завтра непременно с ней поговорю. Расскажу всё, как на духу, и если она меня отвергнет… что ж… так тому и быть. В любом случае это не может больше продолжаться — слишком нечестно по отношению к ней и Джорджу.

***

2 мая 1998 года Фред Уизли погиб в битве за Хогвартс. Он так и не узнал, что чувствовала к нему Анджелина.
Возможность оставлять отзывы отключена автором
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.