Власть любопытства

      Вскоре нам предстояло покинуть Хогвартс и это не могло не разочаровывать. Хотя последние полтора года не прошли впустую, и я, и Гермиона горели желанием продолжить исследования, которые нельзя было проводить нигде, кроме как в замке. Объектом наших научных изысканий являлась Тайная комната. Примерно год назад мы случайно обнаружили рунные конструкты, скрытые под камнем, которым были облицованы стены, пол и потолок. Как ни удивительно, все поверхности были покрыты изящным и где-то красивым рисунком из рун. Даже разрушив статую, мы обнаружили за ней магический рисунок.       Тайная комната была произведением искусства, целый год ушел только на систематизацию и начальное понимание того, что должны были делать конструкты. Наших невеликих знаний хватило лишь на то, чтобы понять общий смысл, не углубляясь в детали. Комната была почти полностью изолирована от внешнего мира, руны отсекали не только возможное волшебство, творимое извне, но и отсекали связь с любым источником, кроме собственного или источника в палочке, при этом сильно подавляя эту связь. Несмотря на древность, конструкты продолжали действовать, подсоединенные к маленькому источнику, почти неразличимому на фоне источника Хогвартса. Собственно даже само знание о систематизации источников по силе и способ ее измерения в условных единицах с помощью специального заклинания мы получили при разборе узкоспециализированных книг по рунам.       Нашему восторгу не было предела, когда мы дошли до разбора управляющего контура. Оказалось, что почти все параметры комнаты можно настраивать, в том числе устанавливать нужную защиту в любой точке зала. Стало сразу понятно, почему комната не разделена перегородками, в них просто не было необходимости, весь огромный зал был большой защищенной лабораторией. Вызывало огромное удивление то, что управляющий контур имел функциональную возможность изменить силу маленького источника. Правда, для этого требовалось довольно серьезные вливания энергии извне.       Еще одной интересной деталью был небольшой участок стены, улавливающий и где-то запасающий магическую энергию. Что такое должно быть теоретически возможно, мы, конечно, догадывались и сами, но на практике было не понятно как хранить и запасать магию. Основную же площадь поверхности все-таки занимали дублирующие и защитные контуры, что было довольно разумно. Салазар Слизерин был великим и мудрым магом и, видимо, учитывал возможность своей ошибки.       Все руны уже давно были перенесены сегментами на бумагу, что значительно упрощало их изучение. Но времени катастрофически не хватало, без доступа в саму Комнату понять ее устройство будет гораздо сложнее. Проблемой так же было отсутствие понимания принципа работы рун. Я так же до сих пор и не понимал, почему выдуманные человеком значки должны как-то влиять на пространство, причем строго определенным образом, не зависимо от того, знает о них что-либо инициирующий их работу маг. Гермиона даже построила целую теорию о том, что они повторяют силовые линии магического поля и были обнаружены экспериментальным путем на протяжении долгих сотен лет. Я сильно сомневался в ее выводах, поскольку рунный алфавит имел довольно много символов, чтобы экспериментально суметь определить их, не зная, что следует изначально искать. Для этого потребовался бы почти бесцельный и безнадежный вековой труд, да и силовые линии скорее абстракция, чем физическое явление. К тому же исследовать само магическое поле было весьма затруднительно, мы не могли даже с уверенностью сказать скалярное оно или векторное. Загадок оставалось много, но мы смогли во многом унифицировать расчет рунных цепочек, сведя его от известных формул к взятию нескольких общих многомерных интегралов.       Исследования так увлекли нас, что мы часто не появлялись на занятиях и частично забросили подготовку к выпускным экзаменам. Количество снятых с нас двоих баллов за опоздание давно перевалило за сотню в месяц, Гермиона часто ворчала, что мы отстаем от программы, но интерес перевешивал все. Нередко, засиживаясь в Тайной комнате, мы вспоминали о времени и дне недели только, когда просыпались, свернувшись в креслах в неудобных позах.       Однако, несмотря на увлеченность, мы не забывали о ежедневных медитациях и совершенствовании собственных навыков, в конце концов это позволяло эффективно отвлечься и дало неожиданный результат. Во-первых, узнав о накладываемых Тайной комнатой ограничениях, мы попробовали колдовать в явно заброшенном классе без портретов. Магия без использования палочки вне комнаты становилась на порядок мощнее, но и регулировать ее приходилось за счет более четкого и точного понимания своих желаний. Уже спустя пару минут ручки и тетради, что у меня, что у Гермионы стали летать с нужной скоростью и на нужной высоте. А вот колдовство с палочкой никак не отличалось, что не было удивительно, мы бы заметили это и раньше. Из наблюдений был сделан вывод, что либо Комната не блокирует связь с палочкой, либо она устроена как-то иначе, чем мы представляем.       Вторым нашим большим достижением были общие успехи в освоении различных заклятий. Вербальной формулой мы уже не пользовались даже про себя, также как и движениями. Палочковые заклинания при условии достаточного понимания оказались ограничены только нашим воображением и фундаментальными ограничениями. Таким ограничением, например, было требование не трансфигурировать пищу или воду из-за временности превращения. Сама трансфигурация и различные заклинания и проклятья с использованием палочки не вызывали никакого труда. А вот беспалочковая магия серьезно истощала силы организма, но при постоянных и интенсивных тренировках, условный запас сил увеличивался. Приходилось постоянно потреблять восстанавливающие зелья, но я уже мог в течение часа вращать пять десятков камней и при этом постоянно пытаться как-либо на них повлиять. Гермиона же пока могла выдержать подобную тренировку только с пятнадцатью камнями.       Более скромные успехи Гермионы объяснялись тем, что она еще успевала уделять время расчету и составлению зелий, и это было нашим третьим успехом. Хоть расчеты и были подобны вычислениям рунных цепочек, но формализовать и обобщить их не удалось, поэтому они были на порядок более трудоемкими. Приходилось использовать множество сводных таблиц и справочников для проверки совместимости компонентов. Гермиона уже набила на этом руку и в составлении зелий была гораздо лучше меня, несмотря на одинаковое понимание.       Между тем мы также получили небесполезный, но крайне пугающий результат. Постоянные тренировки с камнями уже давно позволили мне выделять отдельный поток сознания, но я не стал на этом останавливаться. На данный момент я мог выделить до десяти совершенно независимых потоков сознания, например, одновременно с тренировкой решая несколько уравнений. У Гермионы и тут успехи были более приземленные, и она выделяла только три потока, что во многом ускорило процесс расчетов. Однако, я столкнулся с весьма неординарной проблемой контроля такого большого количества потоков мыслей. Нередко я путался и не мог сообразить к какой изначальной задаче относился полученный результат или сделанный вывод. Посмотрев на успехи Гермионы и немного подумав, я пришел к нетривиальному, но опасному решению. На каждые три потока сознания я выделил псевдоличность-маску, благо заготовок уже было несколько десятков. В итоге у меня в голове получился конгломерат из трех псевдоличностей и основного сознания. Опасность затеи состояла в том, чтобы не потерять основную личность среди похожих масок и выделить свое восприятие действительности. Пока мне это удавалось, сдерживая маски жестким контролем и не разрешая им участвовать в обработке поступающих через органы чувств информации. С одной стороны такое положение было удобным и развивало маски, как объекты ментальной магии, но иногда я казался себе шизофреником и мне было странно говорить о себе в единственном числе.       Гермионе еще только предстояло разобраться с возрастающим количеством потоков сознания, и она заранее опасалась внутренних противоречий. Видя свои успехи, я не сомневался, что Гермиона победит свои страхи. Дело было в том, что помимо очевидного удобства, псевдоличности обладали уникальным качеством. Они психологически были не так зависимы от физического тела и в параллельном режиме воспринимали его со стороны. Это значило, что они могут более уверенно применять магию на тело. Например, при левитации себя всегда существует подсознательная уверенность в том, что невозможно поднять самого себя, что, естественно, вызывает некоторые трудности. Псевдоличности были частично лишены такой установки и позволяли мне левитировать во время тренировок с камнями практически без каких-либо ограничений. Так же они упрощали процесс применения трансфигурации к себе, сложность которого заключалась в «нетривиальном представлении своего тела неким неправильным объектом». То есть нужно было переселять свое «я» в новое неправильное тело, что было психологически сложно для любого человека, удобно и правильно ощущающего себя только в своем теле. Псевдоличности же, не имея тела, были лишены и этого недостатка.       Я для начала попробовал укрепить свои мышцы и кости, сделать суставы более подвижными и изменить их строение. Ощущения были очень странными, словно мне неудобно в собственном теле, особенно, когда у меня получалось вывернуть руку под неестественном углом или повернуть голову почти на триста градусов. Наконец, изучение учебников по анатомии человека и животных принесло свои плоды. Как-то больше изменять свое тело я пока опасался, не чувствуя полной стабильности психики. Помня, что бытие определяет сознание, я понял, насколько трудно быть анимагом и не потерять себя. Единственным практическим недостатком псевдоличностей, который удалось пока выявить, было то, что они не могли использовать палочку, а, значит, все превращения требовали больших затрат энергии и не могли длиться долго.       Тем не менее обучение в Хогвартсе подходило к концу. Было, безусловно, грустно расставаться со школой, ставшей моим домом на долгие семь лет. Может жизнь здесь не была простой, легкой и сказочной, но это была моя жизнь, мои ошибки, моя горечь потерь и радость успехов. Я бы не променял их ни на какие другие, хотя бы потому, что нашел благодаря невероятному стечению обстоятельств самое дорогое, что у меня есть — мою Гермиону.