Яд креозота

      — Никуда он не уезжал, — с нажимом повторил Папаниа. — Он все это время оставался здесь и творил свои делишки. Просто допустите такую вероятность теоретически, и вы поймете, что это имеет под собой основания.       Гилбо кивнул, соглашаясь с коллегой, и с легкой усмешкой уставился на Марти.       По-хорошему, следовало бы сразу встать и уйти. Не продолжать сидеть на казенном стуле, тупо перебирая номерные фотографии в желтой папке, не слушать весь этот оскорбительный бред. Но так мог бы сделать прямолинейный Раст, а он, Марти Харт, с тех пор, как ушел из полиции, старался бывших коллег не обижать, кто знает, как еще пересекутся дороги, кто кому понадобится, когда доведется обратиться, частное детективное агентство — это ведь не хрен собачий. Поэтому он на секунду, только на секунду, и чисто теоретически, допустил мысль, что они правы.       Личное дело Раста всегда было засекречено. Все, что он рассказывал о себе, могло быть такой же выдумкой, как и то, что из Техаса он сам попросился в Луизиану, а не смылся от служебного расследования. Как можно совершать преступления в Луизиане, живя в Техасе? Легко. Пересекать границу штата на колесах, выбирать место и жертву благодаря власти полицейского, которой достаточно, чтобы запугать беспризорного ребенка или проститутку. Если вспомнить рассказ девочки, то макаронный монстр гнался за ней по лесу. Раст умел выживать в лесу, как и выслеживать добычу, и ставить силки, и управляться с ножом, его этому научил отец, стало быть, и в города ему подаваться было незачем — потусовался в малолюдном месте, выбрал жертву, проследил ее места обитания и маршруты и зазвал в машину. Дора Лэнг, кстати, тоже была убита далеко от черты города.       От этих теоретических допущений Марти стало не по себе. Он глотнул чаю из кружки, ощутил на языке чаинки, липкие и мелкие, как страх, исподлобья посмотрел на обоих детективов, чьи черные лица тоже были мокры от пота, пытаясь угадать, чего они ждут.       — Хотите, чтобы я поверил в эту хрень? — как можно более равнодушно сказал он. — Нет, кто угодно, только не он. Маньяки, они, блядь, больные на всю голову, хуже торчков, а Раст, он не такой. Голова у него всегда варила лучше многих. Начитанный был и вообще…       — Что он обычно читал?       Марти осекся, вспомнив названия книг, которые он видел у Раста в тот день, когда зашел к нему. Серийные убийцы, психология преступления… А ведь они появились у него до того, как они выехали в Эрат на труп Доры Лэнг, и никаких дел о серийных убийствах у них в производстве в тот момент не было. Обложки выглядели довольно потрепанными, было видно, что их не просто читали, а основательно изучали. Но это были не библиотечные книги. Они стояли у Раста в коробке, как его собственные вещи после переезда.       — Иногда преступники нарочно играют с полицией, — мягко сказал Гилбо, глядя ему в переносицу: старый прием, чтобы не смотреть в глаза и не спугнуть рыбку раньше времени. — Демонстрируют интеллектуальное превосходство, считают, что им ничего не стоит обвести полицию вокруг пальца и действуют поэтому почти в открытую. Коул для этого достаточно начитан и высокомерен, мистер Харт?       Марти неохотно кивнул, признавая оба утверждения справедливыми.       — Вспомните, как он реагировал на обнаруженный труп Доры Лэнг? — спросил Папаниа. — Удивился? Испугался? Испытал отвращение или возмущение, как вы, например?       Марти поскреб пальцем переносицу, старательно припомнил поведение Раста возле трупа Доры.       — Да нет. Ничего такого. Спокойный он был. Ходил, рисовал улики, бабу эту мертвую рисовал с разных сторон, ловушки там… Спирали…       — Вспомните, что он при этом говорил?       — Ну… Вроде бы сказал, что у убийцы половое влечение к объектам, которые порицаются обществом, слово такое умное еще вставил. Что убийства еще будут.       Детективы многозначительно переглянулись.       — Вас это не насторожило? — мягко спросил Гилбо.       — Какого хрена меня это должно было насторожить? — разозлился Марти, глядя на его постную рожу. — Он полицейский, да и знал я его тогда плохо. Может, он всегда такой? Вы вот друг о друге все знаете?       — Сейчас вы его знаете лучше? — быстро спросил Папаниа. — Уверены, что он не мог сделать этого сам?       — Слушайте, парни, к чему вы клоните? Хотите, чтобы я на него показания дал? Облегчил бы вам работу и закрыл очередной висяк, да?       Он в упор посмотрел сначала на одного, потом на второго.       — Мы хотим, чтобы вы взглянули на Коула со стороны, — уклончиво ответил Папаниа. — Без учета вашей многолетней дружбы. Так сказать, объективно.       — Объективно он вцепился в этого полоумного убийцу как ротвейлер, — Марти снова отпил из чашки. — Будь Раст виновен в убийстве, постарался бы закрыть дело побыстрее, нет?       — Висяк всегда подразумевает незавершенность, — возразил Гилбо. — Опасность, что оно снова может всплыть, когда найдется следующий труп, а дело поручат кому-то более сообразительному и шустрому. И если говорить начистоту, такое рвение больше похоже на нежелание отдавать дело на чужой контроль, необходимость самому держать руку на пульсе расследования, не находите?       — Ну… допустим, — Марти промокнул шею платком. — Он, по-правде сказать, здорово разозлился, когда Кессада хотел передать дело группе по расследованию оккультных преступлений. Но это я так, просто к слову. Не примите за обвинение.       — Вот видите, — Папаниа доверительно наклонился вперед над столом. — Вы когда-нибудь обсуждали с ним предполагаемую личность убийцы? Такой психологический портрет по найденным уликам составляли?       — Да было что-то такое.       — А описание это не припомните? В каких словах, выражениях?       Марти собрал морщины на лбу в гармошку, что должно было означать напряженную мыслительную деятельность.       — Ну, сказал, что убийца эстет и верующий в каком-то смысле. Что воплощает образы из прошлого. Больше ничего.       Он выжидающе посмотрел на детектива.       — Такое описание подходит и самому Коулу, — заметил тот. — Что вы знаете о его прошлом?       — Только то, что он сам рассказывал, — неохотно ответил Марти. — Был женат, потерял дочь, развелся, работал в отделе по борьбе с наркотиками под прикрытием, потом…       Марти запнулся.       — Что потом? — подтолкнул его Гилбо.       — Лечился в психиатрической больнице в Нортшоре. Четыре месяца, да.       — По-вашему, смог бы психически ненормальный человек столько времени проработать под прикрытием? Вообще служить в полиции?       — Да откуда мне знать? — огрызнулся Марти. — Я не врач. И не психиатр долбанный, чтобы давать такие заключения. Его там должны были подлечить, нет? Прежде чем делать выводы, опросили бы лучше его предыдущее начальство, навели бы справки…       — Наведем, — покладисто ответил Папаниа. — Мы пока просто собираем информацию. Психиатрическая клиника в Техасе ведь тоже может оказаться мифом, а вот заключения майора Лероя, направившего Коула на экспертизу уже в его бытность в Луизиане — вполне реальны, есть документы. Он считал, что у Коула маниакальное состояние. Но давайте вернемся к операции по задержанию Леду. Прежде чем началась перестрелка, вам удалось как следует рассмотреть подозреваемых?       — Немного, — пробормотал Марти.       — Как оба Леду реагировали на появление Коула? Испугались? Разозлились? Или…?       — Черт, — Марти ослабил узел галстука. — Да не помню я, кутерьма там началась, да и давно было дело. Нет, сейчас уже и не вспомню.       Папаниа сделал знак напарнику, и они оба встали из-за стола.       — Мы вас оставим на пару минут, — вежливо сказал он. — Дело я вам оставлю, посмотрите пока его еще раз, мы скоро вернемся.       Марти машинально открыл папку и снова перебрал снимки. Убитая девушка была подвешена на канатах, словно корабельная снасть, хитрые переплетения и узлы делали ее похожей на жертву паука, попавшую в паутину. Он попытался представить себе Коула, равнодушно растягивающего эти силки в высоту и в ширину, и его затошнило. Раст мужик сильный, спору нет, мог и в одиночку это проделать, если девушка к тому времени уже была мертва. А если нет…       Он полистал страницы дела — в крови жертвы обнаружен мет и ЛСД, значит, могла быть просто под кайфом, и ничего не соображала. Раст, помнится, не только сам употреблял колеса, но и носил с собой их запас, мотивируя это тем, что после работы в ОБН получил необратимые поражения мозга. Кроме того, была еще одна вещь, которую он детективам не собирался говорить, она противоречила разработанной ими с Растом картине побоища в логове Леду, но самому себе, наедине, он мог это сказать: ни хрена оба Леду не удивились при виде Раста. Реджи спокойно вышел во двор, когда увидел в окне Раста, и уже во дворе, опускаясь на колени, пробормотал:       — Время пришло.       Имел ли он в виду наркотический делирий или какую-то договоренность с Коулом? И Деволл выглядел настороженным, но не испуганным, только после убийства Реджи кинулся наутек и подорвался на мине.       «Да», — напомнил себе Марти, — «Но мозги ублюдку Реджи вынес я, а не Раст, а если бы он на самом деле боялся, что те дадут против него показания, то сделал бы это сам, свалил бы все на попытку к бегству, пока я в сарае шарил». И тут же сам себе возразил: «Не факт, что я не увидел бы это случайно, он же не знал, вижу я его оттуда или нет. И Деволл рванул в лес не сразу, как только увидел смерть Реджи, а только после того, как Раст навел на него пистолет».       Марти захлопнул папку и встал, прошелся по кабинету вдоль стеклянной стены, разгоняя кровь в затекших ногах. От смены положения у него на секунду потемнело в глазах, и шум крови заглушил все прочие звуки, пульсируя в ушах как набат.       Как-то все ловко складывалось в картину, которую ему подсовывали эти детективы. Если Раст никуда не уезжал после той истории, то где он был все это время? Восемь лет… Где прятался? Квартира его была пуста, сдалась внаем другим людям, а вещи Раст забрал тогда с собой. Тогда Мэгги как раз начала бракоразводный процесс, и им было не до Коула. Да и не особенно было интересно знать, где тот ошивается, после всего, что было. Даже и лучше, что не знал. Знал бы — не поручился бы за себя. А Раст все это время мог быть рядом. Гораздо ближе, чем он думал.       Марти взял со стола чашку, толкнул ее в кулер, нацедил себе холодной воды и залпом выпил, дурацкое наваждение немного отступило и в висках перестало стучать. Не погода, а адское пекло. От жары уже и галлюцинации.       Оба чернокожих детектива вернулись, посвежевшие и бодрые, точно душ успели принять, и Марти взглянул на них с отвращением — сам он чувствовал себя соленой рыбой, даже губы щипало от едкого пота. Папаниа снова сел на свое место, а Гилбо остался стоять.       — Можете что-нибудь добавить по делу, мистер Харт? — спросил Папаниа.       — Я уже все сказал, — хмуро ответил Марти. — Хотите загрести по этому делу Коула, нужны улики повесомее старых дел и притягивания за уши показаний мертвых свидетелей. И тут я вам не помощник.       — Хорошо, давайте поговорим о новом деле, — покладисто согласился Папаниа. — Лейк-Чарльз довольно уединенное место, людей там не так, чтобы много приезжает, а те, кто приезжают, не бредут в одиночку гулять по глухим оврагам и разрушенным мостам. У вас тоже дочери, и вы знаете, что говорят девушкам о таких местах, не правда ли?       — Ну…       Марти склонил голову набок, что могло означать как «да», так и «нет». В его семье все разговоры такого рода вела с девочками Мэгги, он в них не вмешивался, и как оказалось — зря.       Одри вдруг вспомнилась ему такой, какой она была в тот день, когда он впервые ее ударил — накрашенной, пьяной, с размазанной помадой вокруг рта, где розовой сыпью таяли следы от чужой щетины, прижимавшейся к ней в автомобиле на стоянке. А потом и такой, какой он видел ее первый раз в больнице — безразличной, пустой, словно перегоревшей, только листы на тумбочке, исчерченные непонятными узорами, говорили о том, что его дочь хоть как-то реагирует на окружающее.       Его Одри.       — Стефани Кордиш приехала на озеро с кем-то, кого хорошо знала, — добавил Папаниа. — Иначе не пошла бы на старый мост, где и людей-то не бывает. Она доверяла этому человеку.       — У нее был любовник? — машинально спросил Марти. — Его личность установлена?       — Пока нет, — отозвался Гилбо. — Мы проверяем всех причастных к происшествию. К сожалению, у современных девушек не один любовник, есть бывшие, есть настоящие, иногда это не один человек, все требует времени. Но ведь бывает и так, что симпатия возникает и к случайно встреченному человеку, с первого взгляда рождается доверие и даже какая-то тяга. Понимаете меня?       Марти покашлял в кулак, невольно вспомнив Бетти, яркую, порочную, с накрашенным ртом и сумеречным взглядом дешевой шлюшки. Тяга… Это называется «черт попутал», сказал он про себя, но вслух не произнес ни слова.       — У Коула всегда был ненормально высокий процент раскрываемости, он умел расположить к себе кого угодно. Убийц, наркоманов, проституток, быстро находил с ними общий язык, это не так-то просто для обычного полицейского, служба накладывает отпечаток. Но Коул умел перевоплощаться. У нас есть записи с допросов, на которых он держит подозреваемых за руку и они сами дают на себя показания.       — Отрицательная способность, — вставил Папаниа. — Он сам так ее называл, мы ничего не придумали.       Марти издал нечленораздельное кряхтение.       — Машины Стефани не было рядом с озером, — вставил Гилбо, — это дает нам возможность предположить, что с убийцей она встретилась где-то в другом месте, и он привез ее на озеро на своей машине под каким-то предлогом.       — Да? — зачем-то спросил Марти, чтобы не молчать.       — Есть версия, что таким предлогом была либо фотосессия, либо серия карандашных набросков для будущего портрета, на это намекает найденная одежда жертвы, макияж, и рисунки на коже. Скажите, как по-вашему, Коул хорошо рисовал? Мог выдать себя за художника? Для неискушенного человека?       Марти выпучил глаза на детектива.       — Вы что, хотите сказать, что это он… он заманил ее на озеро под предлогом нарисовать ее портрет? Вы рехнулись?       — Вы не ответили на вопрос, — уклонился Папаниа. — Так как, по-вашему, рисовал Коул?       Марти пожевал губу, собираясь с мыслями.       — Ну, как по мне, так неплохо, но я в этих вещах не разбираюсь. Даже рисунки собственной дочери понять не могу. Другие вот их покупают даже, видят в них что-то…       Он улыбнулся, переводя разговор в шутку, и тут же сам стал себе противен — улыбка вышла заискивающая и неискренняя. Детективы словно поняли это, сохранили каменные выражения лиц, и Марти почувствовал, как в нем закипает злоба.       — А кто еще в вашей семье рисует, кроме вашей дочери? — вдруг спросил Гилбо.       — Да никто, — удивленно ответил Марти.       — Когда ваша дочь впервые начала рисовать? Это было до знакомства с Коулом или после?       Марти открыл рот, чтобы ответить и остановился. Первые рисунки Одри в розовом меховом блокноте изображали парочки в непристойных позах. Мужчин с поднятыми половыми членами и женщин, лежащих на спине. Они тогда с Мэгги ограничились внушением и строгим запретом рисовать подобное, но так и не выяснили, откуда Одри взяла эти сюжеты.       — После, — выдавил он. — Немногим позже нашего знакомства. Он бывал у нас в доме. Как мой друг, как напарник. Мэгги настояла.       — Это всегда происходило в вашем присутствии? — осторожно уточнил Гилбо, — Или…       — Да, блядь, — рявкнул Марти, — он бывал и без меня, это вы хотели услышать? Думаете, он научил мою дочь этим мерзостям?       — Мерзостям? — вскинул голову Папаниа.       Марти прикусил язык. Никто, кроме них с Мэгги, не видел первых рисунков Одри.       — Рисованию этому, — соврал он, вытирая пот рукавом рубашки. — Кляксам всяким, да корявым рожам, домам этим уродским… Да Мэгги и близко его не подпустила бы к девочкам. И я тоже не подпускал.       — Почему? — с любопытством спросил Папаниа. — Вы что-то подозревали?       — Нет, — честно сказал Марти. — Он странный был, это да, но не гандон, как некоторые. Этого дерьма в нем не было точно. Другое было, но не это. Дети для него были святы.       Папаниа встал и обошел стол кругом, навис над Марти черной скалой в белой рубашке.       — Вы его все еще защищаете, — заметил он. — Уверены в том, что он хороший человек? Не убивал, не крал, не желал жены ближнего или как там говорят в Библии про святых?       Марти смерил его ненавидящим взглядом.       — Раст святым не был, — буркнул он. — Этого я не говорил.       — Половое влечение к детям относится к порицаемым обществом. Как рано ваша дочь Одри начала половую жизнь?       — При чем тут моя дочь? — Марти вздрогнул и развернулся к детективу. — К чему вы клоните?       — Успокойтесь, мистер Харт, — примирительно сказал Гилбо. — Вашу дочь никто ни в чем не обвиняет и не подозревает. Мы сейчас говорим о Расте Коуле. Он мог встречаться с вашей дочерью без вашего ведома?       — Раст? — обалдел Марти. — Да вы спятили, мать вашу? Совсем мозги прожарились?       — Речь идет не о том времени, когда она была ребенком, а о возрасте согласия. Вспомните, был ли в ее жизни момент, после которого она резко изменилась?       — Да подростки все время меняются, — грубо сказал Марти. — Ищут себя, самоутверждаются по-идиотски, бунтуют. Одри в этом смысле не была похожа на Мейси. Отбилась от рук. Никого не слушала.       — Вы пытались выяснить у нее причину такого поведения?       — Конечно, пытался. Но родители не авторитет для подростков. Я не исключение. К тому же работы было много, времени мало, а Мэгги была с ними слишком мягкой. Позволяла лишнее.             — Эти перемены в вашей дочери случайно по времени не совпали со временем расставания Коула со своей пассией? — Папаниа взглянул в записи. — Лори, так кажется?       — Да блядь, мужики, — завелся Марти, — вы не охренели часом? Вы что несете? Раст? Раст — мою дочь? С моей Одри?       Он толчком отодвинул от себя стол, распустил галстук на шее и встал, чувствуя, как глаза у него наливаются кровью.       — У той девушки, убитой на озере, тоже были родители, — веско сказал Гилбо. — Ей было всего двадцать лет. И сейчас она мертва. Ваша дочь — пациент психиатрической клиники. Ваш брак распался. Вы уверены, что Коул не приложил к этому руку? Что яд его психического заболевания не просочился сквозь стены вашего дома и не он разрушил вашу семью? Он вам завидовал?       Марти снова плюхнулся на стул, бессмысленно глядя перед собой. Папаниа вернулся на свое место и незаметно кивнул Гилбо. Тот сложил руки в замок и заговорил тихим голосом.       — Психическое расстройство Коула могло проявляться время от времени, — сказал он. — Не всегда. Вы общались с ним в период ремиссии, сразу после психиатрической клиники, но вы понятия не имели, какой он в периоды обострения. В две тысячи втором году после отстранения от дела и вашего конфликта у него мог начаться новый виток заболевания, от которого его лечили в Нортшоре, спровоцированный алкоголизмом. Он избавился от Лори, которая слишком много понимала в этих вещах, потому что была врачом, и стал искать отдушину на стороне. Статистика показывает, что жертвы серийных убийц были либо дружны с ними, либо хорошо знакомы. Возможно, ваша дочь избежала судьбы Стефани только чудом. Если предположить, что Коул никуда не уезжал, все время был у вас за спиной, встречался с вашей дочерью, то он мог делать и другие вещи. Он был чертовски хорошо подкован по части конспирации. Помогите нам остановить его сейчас, и вы спасете еще какого-нибудь ребенка от смерти.       Он придвинул к Марти папку с делом, открыв фотографии. Глядя на них, Марти вспомнил одно происшествие, которому не придал в свое время значение. Все в том же две тысячи втором…       Одри много рисовала, и листы обычно лежали стопками на всех поверхностях в комнате. Марти тогда пытался наладить с ней контакт, пару раз начинал разговор по душам — и срывался. Нарочитая агрессивность и закрытость Одри сводила на нет все его попытки, хотя он уже извинился за ту пощечину. И в очередной раз заглянув к ней с вопросом, как у нее дела в школе, он вдруг увидел на тумбочке лежавший сверху прочих рисунков портрет Раста.       — О, — шутливо засмеялся Марти, — я смотрю, знакомая рожа. Чего это вдруг ты его изобразила?       Одри промолчала, равнодушно пуская дым в стену (разрешенная слабость, не больше двух за вечер, жалкий компромисс).       — Лучше бы ты кого красивого нарисовала, — сказал он, стараясь, чтобы это не прозвучало грубо.       — Он красив, — отозвалась Одри.       — Да?       Марти скептически поднял бровь, попытался рассмотреть портрет под разными углами к свету, чтобы найти что-нибудь, подпадавшее под его понятие красоты. Раст был изображен с резкими тенями, залегшими в носогубных складках и под глазами, в спиральном дыму сигареты, которую держал во рту, вечный «кэмел». Фон за его головой размывала серая растушевка, сгущавшаяся по краям. Рисунок определенно носил признаки таланта, и тем более был ему неприятен выбранный Одри объект. Как будто других не было. Взгляд Раста на потрете был тяжелым и пустым, словно тот смотрел в никуда.       — По мне так он самый обычный, — вынес свой вердикт Марти. — Да и здоровым не выглядит. В чем же тут красота?       — Красота не всегда идеальное сочетание идеальных линий, — сказала Одри. — Это все зависит от восприятия. От устройства глаза смотрящего. За красоту принимают стандарт, привычный глазу. Но истинная красота выбивается из норм и правил, поэтому на обывательский взгляд граничит с уродством. Иногда даже слишком. Нужно смотреть сердцем.       — То есть уроды на самом деле красивы, просто мы, обыватели, слишком приземленные?       — Ты не поймешь, — листопадным эхом ответила Одри.       Марти перебрал остальные рисунки в стопке. Ни один из них не изображал ни его, ни Мэгги, ни Мэйси. Из комнаты дочери он вышел с чувством неясной обиды.       Сейчас он посмотрел на этот диалог другими глазами. Что это было, детское увлечение? Первая любовь? Что она видела в нем? Родственную душу? Или то же самое безумие, зачатки которого носили они оба?       — Что там у вас еще есть на Раста? — спросил он через силу.       Папаниа кивнул.       — Его видели на озере Чарльз не один раз. Свидетели его опознали. Бродил там в одиночестве, и в баре сидел один. Очень похоже на то, как если бы выбирал место для будущего преступления. Потом появился уже после убийства, стоял в толпе зевак, наблюдал, как полиция снимает тело. Что-то зарисовывал в своем блокноте, но что именно — выяснить не удалось, как и то, что он прячет в своем гараже. Возможно, с вашей помощью нам удастся получить ордер на обыск и достать новые улики.       Марти снова взял в руки фотографии из дела.       Раст в толпе зевак за желтой лентой.       Раст со своим блокнотом в руках.       Подвешенная девушка. Вид спереди. Вид сзади.       Снова Раст за спинами людей.       — От меня вы что хотите?       — Чтобы вы изложили нам те подозрения, которые есть у вас сейчас по делу на озере Чарльз, — вежливо объяснил Папаниа. — Гарантируем, что материалы будут конфиденциальны и огласки не получат. По крайней мере, до момента, когда мы сможем достать более существенные доказательства его вины. А мы их достанем, можете не сомневаться.       — Хорошо, — кратко ответил Марти. — Я напишу все, что считаю нужным.       За стеклом было хорошо видно, как бывший детектив Харт склонился над столом, царапая на бумаге заявление. Папаниа улыбнулся и довольно взглянул на Гилбо.       — Кажется, дело двинулось? — спросил он. — Кто пойдет за ордером? Мне не терпится прижать этого сукиного сына и заглянуть к нему в гараж. Уверен, там много интересного.       — Не торопись, — покачал головой Гилбо. — Нужно будет сначала оформить все как полагается. Важно соблюсти протокол без нарушений, чтобы никто не подкопался, Коул сам бывший полицейский, все формальности знает и возьмет нас за горло, как только мы нарушим какую-нибудь мелочь, опять вылезет сухим из воды.       — А с чего ты взял, что девчонку убили прямо на озере? — Папаниа посмотрел на старшего товарища вопросительно. — В деле этого ведь не было? Да и труп провисел там не один день, его могли привезти откуда угодно.       — Ну, не было, — усмехнулся Гилбо. — Но могло быть и так, разве нет?       Папаниа засмеялся и снова повернулся к стеклу, за которым сидел Марти. Стаканчики с черным кофе детективы поднесли ко рту почти синхронно, как если бы были близнецами.       Теперь пришла очередь Марти наблюдать из-за стекла, как оба детектива читают написанное им. Сначала жадно, перекидывая листки под скрепкой, потом медленно и недоуменно, а потом и с кислыми вытянутыми лицами, поглядывая то друг на друга, то на Марти за стеклом, где он потягивал кофе в компании Бобби. Наконец Папаниа собрал написанное в стопку и сунул в папку с делом. Гилбо собрал штатив и камеру, упаковал их в футляр, не глядя на напарника.       — Что ты там такое написал? — спросил Боб. — Ну и рожи у них обоих, честное слово.       — Да так, ничего особенного, — небрежно ответил Марти. — Обратил их внимание на то, что если предположения насчет того, что девчонку заманили посниматься в живописных местах и накачали наркотой, правильны, то стоит обратить внимание на местных фотографов, в том числе и на их штатного фотографа. Все фотоснимки в деле делались с другой стороны оцепления, со стороны полиции, метрах в двух от заградительной ленты.       Марти рукой изобразил невидимую преграду перед собой.       — И что? — не понял Боб. — Так всегда делается.       — Фотограф был из их группы, но очень уж старательно снимал зевак так, чтобы в фокусе оказался Коул, — уверенно сказал Марти. — Прямо звезду из него сделал, папарацци сраный. И так снял, и эдак, там его портретов штук пять в деле лежит, с разных ракурсов. Складывается впечатление, что кто-то настойчиво пытается поддержать мысль, что к убийству причастен Коул, хрен знает по каким причинам. Может, зуб на него имеет за что-то. Я хоть и ушел из полиции, но мозги еще не пропил. Да и дело, несмотря на огласку, до прессы так и не дошло, возможно, у убийцы есть связи в полиции на уровне штата, знакомства, сам знаешь, как это бывает у таких. Пусть проверят, лишним не будет. Ну и еще парочку… пожеланий добавил. От себя лично.       Боб засмеялся.       — Правда, веришь, что Коул тут не причем?       — Хороший вопрос, — помолчав, ответил Марти. — Вера — это слишком для меня сложно. Можно сказать, я просто стараюсь смотреть сердцем. Но это не значит, что если я вдруг решусь увидеться с Растом, я не возьму на встречу «тридцать восьмой». Хорошее противоядие от любого яда.       Боб кивнул, словно не удивился этому заявлению. Он тоже знал Коула.       — А кстати, — как можно небрежнее сказал Марти, — что они за хуи-евдуи с горы? Снимают, вопросы задают, важные шишки, что ли? Кто такие?       — Подкрепление прислал сенатор Татл, — ответил Боб. — Говорят, отличные сыскари, просто восходящие звезды, жаль, что черные.       И расист Боб чокнулся с ним краем своей чашки, в которой кофейный дух смешивался с отчетливым запахом односолодового.