Я тебя помню.

      Ты смотришь вглубь леса уверенными глазами, в которых горит азарт. Ты готова начать охоту. Это — твоё призвание, как ты сказала, и я знаю, что ты талантлива. Вот-вот солнце зайдёт, и мы отправимся. Остальные ещё не закончили ужин, а ты уже ждёшь начала нашего небольшого путешествия. Ты готова убивать. Смелая девушка с бронёй на сердце. Ты не нуждаешься в защите. Ты сама готова за себя постоять. Если что — убьёшь, покалечишь, перережешь горло, не задумываясь. И ни один мускул не дрогнет на твоём лице. Только потом, когда твоя жертва обмякнет, твои губы тронет победная улыбка. Ты не почувствуешь жалости. Ничего не почувствуешь. Ты забыла, как это делается. Запретила себе много лет назад.       Но что это? Азарт в твоих глазах пропадает, теперь в них тревога. Всего на одну секунду ты забываешься, глядя в лесную чащу. Сейчас происходит то, к чему ты так долго готовилась. Волнующе, не так ли? Но нет, ты отрицаешь волнение. Ты снова собрана, пытаешься сосредоточиться, твой мозг лихорадочно ищет потерянный контроль, азарт, ты хочешь вернуться в прежнее, такое привычное состояние… И у тебя получается.       Ты невероятная. Такая железная, храбрая, решительная… Но я помню тебя другой.       Ты помнишь, как была маленькой девочкой, Мирта? Нет, наверное, нет. Ты запретила себе вспоминать. А я помню. Помню, как ты смеялась, как с восхищением оглядывалась вокруг, как счастливо улыбалась… Ты не знала проблем. У тебя тогда ещё были воображаемые друзья, и ты мне о них рассказывала. Ты жила в своём маленьком мире, окружённом высокими каменными стенами счастья. Да, ты вся светилась этим чувством. Только куда сейчас пропало свечение?       Знаешь, я совсем запутался. Не понимаю, благодарить мне судьбу за то, что твои родители тебя когда-то привели на банкет к моему отцу, или проклинать от бессилия.       Маленькая сияющая девочка… Ты была обворожительна — тебя все обожали за твою чистоту. Но твои родители… Нет, я их не виню, они желали тебе добра, я знаю. Но они погребли твоё счастье одним соглашением. Поставленная подпись на контракте с моим отцом — и на следующий день ты уже оказалась в тренажёрном зале.       Я всё время за тобой наблюдал. Ты изменилась в считанные дни. В Академии никого не интересуют философские рассуждения на тему счастья. Они не побоялись тебя сломать. Они никогда не пытались подобрать нужные слова, чтобы не ранить.       Я видел твои слёзы. Ты не виновата, что стала такой. Я видел, как ты падала от усталости, а они поднимали тебя, приказывая продолжать. Твой мозг этого не принимал. Ты была слишком юна, чтобы понять. Стены счастья в твоём мире сломались под напором твоей новой жизни. И я видел каждый падающий обломок в твоих глазах.       Сначала ты испугалась, потом потеряла надежду, а потом начала бороться.       Я не хотел, что бы ты становилась такой. Не хотел, что бы маленькая девочка, которую так хотелось защитить, сама научилась защищаться, словно она никому не нужна, словно нет людей, готовых предложить ей свою помощь.       Ты менялась прямо на глазах. Ты восстала из обломков. Но из осколков никогда не соберёшь цельного стекла, ты вся покрыта трещинами. День за днём я смотрел, как ты, стараясь дышать спокойно, заделываешь эти трещинами неверными принципами. Да, это было необходимо, чтобы выжить… Но признайся, ты себя погубила.       Прости меня. Прости за каждую минуту, проведённую с тобой на ринге, за каждый совет, который я тебе дал. Я не должен был соглашаться с отцом, не должен был тебя тренировать.       И я… Я помню, как ты протянула мне свою маленькую ладошку, чтобы я помог тебе взобраться на ринг во время твоего первого боя. Прости за то, что не унёс тогда тебя из того помещения, прости за то, что честно ждал положенные секунды до того, как броситься за помощью, прости, что не убил тогда того парня…       И сейчас ты стоишь передо мной — крепкая, сильная, жестокая. Ни один удар не даст тебе упасть, и ты это знаешь. Ты не протянешь мне больше ладошку, не попросишь поддержки. Осколки всё ещё заметны в твоих глазах. И я мог бы попробовать их заново собрать… Но ты мне не позволишь. Наверное, ты боишься своего прошлого. Боишься, что если вновь ослабеешь, то вновь упадёшь и разобьёшься на ещё более мелкие частицы.       Мы бежим, мы охотимся. Ты не просишь помощи, но знай, я всегда готов её предложить. Потому что я помню, какой ты была, потому что знаю, что хоть прежняя ты и погребена, но где-то глубоко этот скелет существует. И я отдам свою жизнь за то, что бы он не был уничтожен.