Жаркое лето 1941-го.
Я спешу к речке, удерживая под рукой деревянное корыто с одеждой, которую надо выполоскать. Улыбаясь, ускоряю шаг, переходя на бег. Чувствую, ветер вот-вот унесёт мой платок, подаренный мне Джастином. Ставлю на землю деревянное изделие, чтобы поправить головной убор, и тут же ахаю: — Ой, батюшки! — схватившись за волосы, начинаю бежать назад по дороге в попытке схватить платочек, который унёс ветер. Схватив пурпурного цвета ткань, начинаю улыбаться и завязывать платок на голове. — Алоина, давно хотела спросить, куда это ты бегаешь каждый вечер? Я посмотрела на женщину, стоящую справа от меня. — Ох, здравствуйте, тётушка Энн, — мило улыбаюсь, подходя к корыту и поднимая его. — Да разве сейчас вечер? Ещё солнышко светит, — делая маленькие шаги, смотрю в конец дороги, мечтая уже поскорее добраться к нашему с Джастином месту. — А так-то нужно матушке помогать по дому, разве нет? — Да, ты права, — сдалась старушка. — Ну, беги, — та махнула рукой, улыбаясь. — До свидания. Я ускоряюсь, когда замечаю, что золотой диск на небе начал заходить за горизонт. Нужно успеть до заката солнца, а то матушка будет злиться. «Ох, Джастин, только дождись меня!» — мысленно молюсь, быстро передвигая ногами и иногда спотыкаясь о камешки. Через несколько минут я уже, пробираясь сквозь небольшие заросли тернистых кустов, под плакучей ивой вижу силуэт. Сердечко начинает бешено колотиться, коленки трястись, а я сама — улыбаться от счастья и трепета. Я крадусь на пальчиках и, оставив неслышно корыто под деревом, подхожу к очаровательному юноше сзади, закрывая ему при этом глаза руками. — Лои! — выкрикивает он, накрыв мои кисти своими ладонями, и тут же поворачивается ко мне лицом, заключая в крепких объятиях и начиная кружить. Я радостно смеюсь, чувствуя неподдельный восторг и адреналин в жилах. — Джастин, пожалуйста, поставь меня на землю. У нас ведь не так много времени есть, чтобы побыть вдвоём, тем более, ещё одежду нужно выполоскать, — с огорчением произношу я, запуская пальцы в светлые волосы любимого. Он поставил меня на землю, но тут же я замечаю, как он изменился в лице. — Джастин? — спрашиваю я, приложив ладошку к его щеке. — Что-то случилось? Я тебя обидела? — Я устал от этого, мне надоело прятаться. Я хочу жениться, Лои, — Бибер смотрит мне в глаза и берёт меня за руки. Я ощущаю, как внутри меня всё замирает и бабочки начинают кромсать меня изнутри. — Алоина, я хочу, чтобы ты была моей женой. Я хочу любить тебя и быть с тобой всю свою жизнь. И не только, — кивнул он, крепко сжимая мои ладони. — Джастин…— тяжёлый вздох срывается с моего горла, а веки закрываются, когда я отворачиваюсь от кареглазого парня. — Тебе хорошо известно, что это невозможно. Сейчас неподходящее время, — отрицательно махаю головой, чувствуя, что от боли меня разрывает. Как же больно отказывать тому, кого до невероятности любишь и с кем хочешь прожить всю свою жизнь… — Но, Лои, это всего лишь слухи! Люди — глупые существа, которые и живут за счёт того, что раздувают из мухи слона и разносят разные глупости между собой. — Джастин, это не просто слухи! Ты и сам прекрасно осознаешь, что мы на пороге войны! В Европе ещё с 39-го идёт война, рано или поздно это должно было случиться! — отмахиваюсь я, наклоняясь за одеждой, как вдруг парень схватил меня за запястье и развернул к себе. Разместив ладонь правой руки на моей щеке, а ладонь левой — на талии, Бибер, смотря мне в глаза, начал шептать: — Алоина Маккензи, прошу тебя стать моей супругой. Я буду любить тебя так же, как люблю сейчас. Если начнётся война, меня заберут в войска, и, уйдя на фронт, я должен буду знать, что мне есть кого оберегать, что у меня есть к кому вернуться, — он гладил мою кожу подушечками пальцев, а я, закрыв глаза, лишь наслаждалась его прикосновениями, его голосом и его запахом. — Если ты станешь моей женой, я клянусь, что обязательно вернусь домой. Я улыбаюсь, чувствуя, как коленки подкашиваются, а по щеке стекают слёзы. — Любимая, в чём дело? — вытирая солёную воду с моих щёк, кареглазый вглядывался в мои голубые и уже распахнутые глаза. — Я боюсь. Боюсь тебя потерять, — проговаривая я и тут же со всей мочи прижимаюсь к парню. — И я. Я тоже боюсь потерять тебя, моя лесная нимфа. — Я согласна, Джастин. Я хочу быть твоей женой. Я хочу, чтобы ты знал, что ты мне нужен, — шепчу я, будучи не в состоянии подать внятного голоса.* * * Несколько месяцев спустя * * *
Стою под гнущимися ветками плакучей ивы и нервно тереблю руками пурпурного цвета платочек. Несмотря на то, что я ношу его каждый Божий день с собой, храня его в подкладке платья возле сердца, он до сих пор выглядит, как новый. Рассматриваю инициалы, вышитые в нижнем углу справа. J.B. & A.M. Улыбаюсь от осознания, что теперь инициалы должны быть другие, ведь я больше не Алоина Маккензи, теперь я Алоина Бибер — жена Джастина Бибера, который сегодня покидает меня, уезжает на фронт, на передовую. Проглатываю накопившуюся во рту слюну и сжимаю руки в кулаки, чтобы не заплакать. Слышу шелест слева. Оборачиваюсь на звук и вижу его, подходящего ко мне в военной форме. Как всегда, он прекрасен и идеален. Но внутри он другой. Он изменился. То ли пришедшая война изменила его, то ли он охладел ко мне. Этот ужасный цвет униформы, несущий в себе боль, страх, кровь, ужас и смерть, идеально подходит ему. Зелёный цвет для меня самый страшный цвет. Ни чёрный, ни красный не несут в себе столько хаоса, как зелёный. — Джастин! — окольцевав шею парня, целую его мягкие губы, но тут же ощущаю солёный привкус. Я плачу? — Лои, — он с трудом выдыхает, отстранив меня от себя, — что с тобой? — он выглядит уставшим, измотанным. В горле застрял ком обиды и боли; на глазах застыли слёзы, которые я так отчаянно пытаюсь удержать там же. Сглотнув, отвечаю: — Я… я хот… мне… мне хотелось, чтобы ты вспомнил, какими мы были счастливыми всего несколько месяцев назад, когда тайком встречались здесь, под ивой, — из глаз рухнули слёзы. — Ты обещал, что будешь любить меня, когда я стану твоей женой, так же, как любил тогда, но ты не сдержал слово. Не сдержал…— тяжело вздохнув и сжав в кулаке платок, продолжаю: — Я люблю тебя так же, как раньше. Ты был и будешь всегда мною любим. Джастин, твоя супруга будет ждать тебя дома покорно и верно. Хоть мне тяжело тебя отпускать, хоть я и боюсь тебя потерять, я знаю, что ты вернешься ко мне, что ты всегда будешь рядом со мной, что ты, возможно, когда-то сможешь вновь меня полюбить, — скудная улыбка прорывается наружу вместе с одинокой горячей слезой. — Вот тебе подарок. Не забывай меня, помни обо мне всегда, вспоминай меня каждую минуту и… и просто знай, что ты нужен мне. И не только мне, — последнее шепчу едва слышно, наклоняясь к уху светловолосого солдата, и, вкладывая в его руку платочек, сжатый в комок, целую мужа в идеально выбритую щеку, а затем удаляюсь прочь. Посмотрев назад, замечаю, что юноша ошарашенно стоит, не двигаясь и рассматривая пурпурную ткань. Резким движением головы он посмотрел на меня. Улыбаюсь, стараясь запомнить его таким. — Я люблю тебя, — шепчу ему и тут же скрываюсь между зарослями кустов.* * * Три недели спустя * * *
Кромешную тьму в грязном и сыром подвале прорезает не слишком яркий свет от лампы. Я сижу за небольшим столиком и пишу письмо своему любимому мужу. «Дорогой Джастин, Я получила твоё письмо ещё неделю назад, но из-за внезапных обстрелов нашего участка так и не могла написать тебе ответное. Знаешь, читая те строки, я плакала. Счастье и боль переполняли меня. Ты прости меня, дуру, пожалуйста, за то, что не попрощалась с тобой, как следует, я очень об этом жалею, но… но я рада, что сказала тебе правду — то, что я думаю. Впрочем, я безумно скучаю за тобой. Мне так хочется снова учуять твой запах, такой родной для меня, почувствовать твои прикосновения и твои поцелуи, твои объятия и твою заботу… Я хочу, чтобы всё это закончилось, чтобы мы были вместе и любили друг друга, как раньше. Знаешь, до того, как в нашем районе начались обстрелы и военные атаки, я каждый вечер приходила к нашей плакучей иве и вспоминала, как ожидала тебя с нетерпением год назад, как ты ожидал меня, боясь и переживая, чтобы мы успели побыть вдвоём до заката солнца. Я сейчас улыбаюсь. Знаешь почему? Я вспомнила твою улыбку и наш первый поцелуй. Ты помнишь? Ты должен помнить. Тётушка Энн нас тогда ещё и увидела. Это был день, когда ты мне сделал предложение руки и сердца. Джастин, чуть не забыла! Ты не потерял мой платочек? Он для меня очень важен. Очень! Но, если вдруг ты его потерял, я не стану расстраиваться, ведь самое главное, чтобы с тобой всё было в порядке. С тобой ведь всё хорошо, правда? Я каждую ночь молюсь за тебя, мой любимый. Молю Господа, чтобы он оберегал тебя и защищал. Кстати говоря, с нашими, слава Богу, всё в порядке, все живы. Большинство находится вместе с нами в нашем подвале, только вот матушка моя что-то в последнее время прохворала. Она очень сильно кашляет, иногда откашливает кровью. Мне страшно, Джастин… Я боюсь, что смогу её потерять. Тётушка Энн говорит, что, возможно, это смертельное заболевание, ведь она такое не раз видела за свою жизнь. Мне страшно… Я боюсь, что смогу потерять вас обоих. Вы оба нужны мне. Джастин, возвращайся поскорее домой… Ты нам нужен. Слышала, если у нас всё утихнет, ваш загон отпустят на небольшой промежуток времени домой. Надеюсь, что так оно и будет. Если что, я буду ждать тебя у нашей плакучей ивы. Я безгранично люблю тебя, Джастин Бибер. И жду тебя дома, чтобы обрадовать. Всегда твоя, Алоина» Аккуратно складываю лист бумаги, вставляю в белоснежный, но потрёпанный конверт, а затем гашу свет.* * * Три месяца спустя * * *
Сегодня должен приехать Джастин. Если он, конечно, жив…. Он жив! Я знаю! Я чувствую! Мои руки сжаты в кулаки. Правая рука моя находится прямо возле рта — я зубами кусаю костяшки пальцев. Невероятно переживаю и нервничаю. Боюсь. Дует холодный ветер, и я поеживаюсь, начиная топать на месте. Расправив ладонь, кладу её на свой выпуклый живот и начинаю гладить его. «Только бы ты пришёл… только бы вернулся… ты нужен нам, Джастин, нам обоим» — мысленно обращаюсь к светловолосому образу юноши, живущему в моём сознании, как вдруг слышу хруст веток сзади. Оборачиваюсь и вижу его — точно такого же, как когда-то прежде. Счастье переполняет меня. С глаз ручьём хлынули слёзы. Ноги подкосились. Руки начались трястись. Я замерла на месте, начав плакать, будучи не в состоянии двинуться хотя бы на миллиметр. Он подходит ко мне. Останавливается в шаге от меня, смотря в мои глаза. Снимая рюкзак с плеча и ставя его на землю, Джастин удивлённо глазеет на мой живот. Подняв свой взгляд снова на мои заплаканные голубые глаза, он расплывается в счастливой улыбке, и я замечаю на его карих глазах пелену слёз. — Алоина! — выдыхает он, слегка прижимая меня к себе. — Джастин! — хнычу я, не сдерживая своих чувств и своего рыдания. — Лои! Боже! Моя милая Лои! — держа моё лицо в своих ладонях, он начинает покрывать его тысячами поцелуями. — Прости меня, прости! Прости за то, что заставил тебя усомниться в моих чувствах! Прости за то, что заставил плакать! Прости за то, что я такой урод! Прости меня, любимая, — он не сильно обнял меня, боясь навредить ребёночку, и вдохнул в лёгкие запах моих волос. — Никогда… Слышишь? Никогда не покидай меня больше, — уткнувшись в его грудь носом, пальчиками впиваюсь в его плечи, стараясь прижаться к нему ещё пуще. — Ты и ребёночек — всё, что у меня осталось, — горько плачу, чувствуя, как в горле застрял огромнейшим ком. — Увы, придётся. Война ещё не окончена. Но я обещаю… обещаю вернуться! А, пока у нас есть время до моего «отчала», давай не будем говорить о войне, давай побудем друг с другом. Алоина, не плачь, пожалуйста. Что случилось? Кто-то с соседей умер? — встревоженно спросил парень, но я лишь отрицательно помахала головой: — Не с соседей. Мама… она…— не в способности произнести ещё хоть одно слово, я лишь начинаю рыдать, хватаясь за крепкие плечи мужа, как за спасательный круг. — Я рядом, моя дорогая. Рядом…— он гладил меня по волосам, заплетенным в толстую косу. — Смотри. У меня есть для тебя маленький сюрприз, — Джастин отодвинулся от меня, начав расстёгивать пуговицы на ужасной зелёной униформе. Я лишь удивлённо наблюдала за ним, хоть глаза мои продолжали слезиться. Мгновение — и я начинаю улыбаться. Внутри такое чувство... такое невероятное и неописуемое! Это было дежавю. Точно также этот платочек с такими же самыми словами под этой же плакучей ивой Джастин вытянул с внутреннего кармана, когда подарил его мне впервые. — Ты прости, ради Бога, парни случайно выронили из рук сигару, и она упала прямо на платок, — подавая мне не слишком потрёпанный пурпурного цвета платок, юноша замешкался. Развернув ткань, я увидела, что она пропалена именно в месте, где были инициалы моего имени, — прожглась буква фамилии. — Ничего, дорогой. Это и к лучшему. Я пришью маленький кусочек ткани и вышью новую букву, ведь я не Алоина Маккензи, я — Алоина Бибер, — приложив ладонь к щеке мужа, я впилась в его уста своими губами. — Люблю тебя. Всегда буду любить. — А я всегда, ради нашей любви, буду бороться. Бороться до конца, пока любовь вместе с нами не угаснет. — Любовь наша, даже если нас когда-нибудь не станет, будет жить здесь, под плакучей ивой, любимый мною Джастин.