odd man out(?)

Сехун не такой как все. Несмотря на этот жуткий, порой пугающий, унылый взгляд кирпича, изящный излом пухлых губ, совершенно не по-ангельски бледную кожу, проглядывающие сквозь приоткрытый рот легкой улыбки острые клычки, совсем как у вампира, и возраст, уже не детский, тот был абсолютно искренним и ранимым ребенком готовым в любой момент броситься на помощь своим друзьям . Безотказный, добрый, отзывчивый и покорный юный ангел. Тао мог найти тысячи особенных черт, которые отличали младшего от юноши того же возраста. В Сехуне все выдавало неземное прикосновение создателя. Собственное желание познать его душу, потрогать, сжать, поломать… пресекалось Тао на корню, однако, это не мешало появлению новых пугающих мыслей, кружащих голову и заставляющих закусывать губы в безумном возбуждении, темной материей окутывающей старшего. Самое светлое создание, какое он, когда-либо встречал на своем пути. В минуты слабости он корил судьбу за то, что однажды пришел на собеседование в один из филиалов СМ, в минуты особой слабости - что вообще родился на свет. Но жить в неведении о существовании этого нежного существа вовсе не тянет на жизнь с полнотой всех красок. Тао мог бы пользоваться его добротой на свое усмотрение, но не делает этого, боясь, что выдав свои не чистые намерения, мальчишка попросту может исчезнуть из его жизни. Сехун краток и тих. Особенно в те моменты, когда чувствует, что Тао на грани. Он еще не понимает причин и мотивов такого поведения своего хена, но интуитивно понимает, что лучше не предпринимать ничего, чем хоть как-то давать повод для старшего. Иногда Тао просто хочется схватить Се за его изящный подбородок и сжимать..трясти, чтобы тот выдал более вразумительный, чем неловкое молчание, ответ на смелое, и такое красноречивое Таовское «ты ведь остановишь меня, в случае чего?». Сехун молчит, неопределенно пожимая плечами, невинно и несколько испуганно хлопая выразительными глазками, глядя на Тао, пока тот до боли сжимает запястья юноши. «Этот ребенок действительно ничего не понимает» - теряется брюнет и в который раз обессилено отпускает мальчишку…. -Тао-хён. – от его заботливого тона и приторно-официального обращения у Тао на загривке волосы дыбом встают, поэтому старший переводит внимание на секундную стрелку часов, висящих на стене кухни, пытаясь сосредоточиться на ее ритме, дабы не сорваться. - Все в порядке? Что-то случилось? -Иди в свою комнату!- приказывает Тао, и Сехун, словно понимая неуловимую непосвященному напряженность старшего, молчаливо разворачивается. Тао слишком сильно долбит металлической ложкой о нагретое горячим кофе стекло кружки, пытаясь растворить сахар. Остро желая остановить, невесомо ступающего по деревянному полу, удаляющегося мальчишку, и прижаться к нему со спины всем телом, но не делает этого. Пытаясь растворить едкую злость в черной воронке крепкого напитка, так напоминающей затягивающую темноту глаз Сехуна, слышит, как тихо закрывается дверь за покорным макне. После, в ванной, Тао тяжело вздыхает, устало потирая брови сидя на бортике, пытаясь умерить ярость на самого себя, и удерживая чешущиеся руки, дабы не сорвать раковину со стойки и не разбить вдребезги к чертовой матери, лишь бы хоть как-то спустить пар. «Спермотоксикоз»- ставит сам себе диагноз возбужденный старший, несмотря на то, что несколько раз на дню сбрасывает напряжение в туалете, грезя однажды сбить макне их подгруппы с пути праведного. Иногда старшему кажется, что Сехун воспитался в обители буддистских монахов - до того чистым и целомудренным казался ему этот ребенок. Оттого и более запретным и сладким. Настолько чистым, что иногда Тао срывался на рыдания в пустой и темной комнате от осознания, насколько грязны и низки были собственные помыслы в отношении него. Иногда еще пущие слезы приносили куда более грязные фантазии. Это лишь фантазии. Всего лишь мысли, раздуваемые бурным воображением. Так думал Тао, боясь представить, что было бы, если его мысли материализовались. «Бояться исполнения и в то же время грезить ими. Одновременно - это слишком больно»,- думает старший, сжимая кулаки до белых костяшек на пальцах. И Тао ни разу не пожалел, что выбрал этого ангела как предмет своего вожделения. Потому как сейчас Сехун тот, на кого старший ровняется в своей непорочности, пытаясь приблизить себя к святости этого человека. Когда Сехун просто упоминает в одном из интервью для канала Тао, тот сдерживается, как может, тем не менее готовый разрыдаться, как самая сентиментальная девчонка. А в общежитии запирается в комнате, еще раз вспоминает съемки и плачет уже по-настоящему. Ему все это совсем не нравится, но он не может побороть в себе нелепое влечение к парню. Он его одногруппник, плюс ко всему - явно невинный, и никому неизвестно, натурал ли. Сехун чуток и отзывчив. Как теплый кашемировый благородный шарф он согревает своим вниманием и заботой о ближнем. Он всегда угадывает с тем, чего не хватает Тао, и старается угодить, во что бы то ни стало, своему «гэгэ». Это никогда не надоедает. Сехун всегда угадывает с моментом и появляется только тогда, когда это действительно нужно. -Геге, вот. Это ромашковый чай. Выпей,- с едва заметной улыбкой на губах и абсолютно чистыми глазами, малыш подносит к обеденному столу, за которым сидит уставший, но мучавшийся бессонницей, Тао, закинувший ногу на ногу, его любимый зеленый чай с плавающими белыми листиками успокаивающей ромашки на поверхности. Тао сам не заметил, как в мыслях о блондине тот материализовался, словно по щелчку. -Ты почему не спишь? Поздно уже. -Чанель сильно храпел. Я лежал, и не мог уснуть, а потом в туалет захотелось. Вот и увидел тебя. Подумал, что это,- Сехун указал на чашечку,- поможет. Макне слишком искренне улыбается, отчего у Тао перехвает дыхание, но его действительно немного отпускает. -Еще не передумал идти спать?- Тао с надеждой схватился за воображаемую соломинку, протянутой Сехуном. -Если ты хочешь, я бы мог побыть рядом, - звучит, как одолжение, но Тао благополучно игнорирует эти мысли. -Пойдем в гостиную,- Тао по-хозяйски схватывает Сехун за запястье, и послушный мальчишка следует за своим старшим в общую гостиную ЕХО. -Посмотрим исторический фильм?- Тао подводит Сехуна к стойке под телевизором и начинает перебирать пальцем двд-диски. Он считает, что было бы лучше посмотреть какой-нибудь ужастик, чтобы сбросить одностороннее напряжение, но заранее знает, что младшему эта идея не покажется такой уж заманчивой. А Тао слишком хочется угодить своему одногруппнику. Они уже давно не проводили время вместе. Наедине. Сехун с секунду колеблется, а после, будто все же решив для себя сложную задачку, смущенно выдавливает: -Нет, хен,- по телу Тао снова проходит волна мурашек. И так каждый раз, когда Сехун называет его "братом",- Давай лучше какую-нибудь комедию, а еще лучше – мелодраму. Тао затравленно кивает, и достает голливудскую "Гордость и предубеждение". -Ты ведь не смотрел еще?- Тао подводит кивающего Сехун к дивану, усаживает на мягкую обивку и игриво обкладывает, под наблюдательным взглядом и легкой улыбкой младшего, мягкими подушечками. Все это слишком походит на игру, чтобы оказаться не правдой. Нащупывая пульт и приглушая свет, Тао нажимает на «плэй». -Хен, тебе удобно?- через пять минут Сехун перестает игнорировать напряженного Тао рядом.- Ты можешь лечь. Вдруг заснешь. Нарочито заботливо. Слишком для потерянного старшего. Он просто кивает на предложение мудрого Сехуна и кладет голову на подушку, расположенную у ручки дивана, вытягиваясь в полный рост, кладя ступни на коленки младшего. Это абсолютно никого не коробит, и Тао наконец расслабляется, чувствуя, как Сехун кладет свои маленькие ладошки на его щиколотки. Через некоторое время Сехун восклицает: -Какие же они все чопорные, хён. Зачем такая официальность? Тао усмехается, но здраво заявляет: -В реальности, в то время все было намного хлеще, малыш. -Нет. Я бы не смог так общаться, - сокрушенно подытоживает блондин,- А ты? -С тобой?- Сехун кивает, глядя на Тао, освещенный светом от плазмы.- Нет. Я все-таки старше. Зачем упрощать тебе жизнь? Сехун возмущенно хмурит брови, и отвечает: -Вот и я о том же. Незачем, хен. Я с тобой солидарен. И если бы находился в том времени, то общался со своими хенами также, как и они со мной. -Ты бы не посмел,- понимает намек Тао и кокетливо улыбается. -Почему это?- любопытство Сехуна неподдельно искреннее. -Они бы тебя съели. Живьем!- совершенно серьезно и многозначительно отвечает старший. Сехун напрягается, глядя в глаза Тао, но, как всегда, молчит. -Меня восхищает Элизабет. Она сильная.- снова отворачивается к экрану Сехун, с трудом отрываясь от старшего. -Мне нравится мистер Дарси. -внезапно выдает Тао.- Волевой, сильный. Такой, каким и должен быть мужчина. -Но он ведь слепой, словно котенок. Он ведется на доводы других людей, он уже сделал ошибку, когда поверил их словам...,- Сехун в отчаянье вскидывает руки и обессилено откидывает голову на спинку дивана. Тао не пытается переубедить мальчишку и рассказывать продолжение сей истории. Несмотря на общественное мнение и предубеждения мистер Дарси все равно пошел за зовом своего сердца, и не прогадал. Когда начались субтитры, Тао поднял голову и удивился, когда застал Сехун спящим. И сколько он уже так лежал? Тот настолько мило сопел, откинув светлую макушку на мягкую обивку диванной ручки, как раз напротив той, на которой лежал сам Тао, что еще пару минут лицезрел это чудо, убеждаясь, что парень действительно крепко уснул . Он подвинулся, аккуратно уложил ноги младшего на диван, и приблизившись, начал рассматривать резкие черточки лица Сехуна, которые во сне разгладились, добавляя мягкости обладателю. Тао много раз видел Сехуна спящим, но все время пытался избегать этого видения, словно боялся сделать непоправимое, прямо со спящим мальчишкой. Он не сдерживается. Ему не стоило бы этого делать. Тао называет это "тоской по объятиям с макнэ". Но это не так. Помимо этого определения, имеются еще много, куда более интересных пунктов, хорошо описанных в словаре по психологии. Он опускается рядом, ложится на бок, аккуратно облокачиваясь на мягкую обивку локтем. Нависает, рассматривая Сехуна, прислушивается. Сглатывает, потому что сейчас, словно мазохист, получает небывалое удовольствие, не имея преград перед своим взглядом на пути к плавным изгибам младшего. "Смотри, Тао! Быстрее, пока никто не пришел! Кто знает, может, успеешь и пальцами пробраться туда, куда не ходили еще ничьи руки"- кричит демон с темной стороны сознания. И Тао смотрит. Разглядывает, словно страстному любовнику позволили без преград наслаждаться созерцанием предмета своего вожделения. Ночью все наши темные стороны, коварные замыслы, и потайные мысли имеют свойство вырываться из пут табу. Тао слушается, плавно запуская пальцы в шелковистые темные волосы, сминает их, но сдерживается от мимолетной мысли сжать, потянув на себя, чтобы макне открыл для обзора свою хрупкую смуглую кожу на шее. Фрагментами, второпях, он запоминает его изгибы - совсем уже не девчачье - подростковые, что были пол года назад. Боже. Он стал еще более нескладным, вытянулся невероятно, плечи и ключицы- острее, мышцы очертились на руках, грудь стала немного шире. Вот талия все такая же тонкая. Тао судорожно сглатывает, когда видит тонкую полоску кожи между пижамными штанами и задравшимся джемпером. Его кидает в жар: совершенно гладкая и мягкая, словно у девушки - это ведь не шутки. Ровная, светлая - от самого пупка, и уходящая под мягкую ткань. Ненавистную ткань. Тао грудью придвигается ближе к его спине, почти вплотную, задерживая дыхание, и плотно прижимает свой, начавший болезненно пульсировать, пах к заду младшенького. А руки сами, автоматом, обвивают талию Сехуна, бережно и нежно обнимая, будто в руках не сильный танцор, а самое ценное, что могли держать ладони Тао. Его запах. От него пахнет отнюдь не материнским молоком и сладостями, как думал Тао. Волосы - ментоловым шампунем Тао, от чего сам Тао приходит в замешательство. Это понятно - ребят много, иной раз не обращаешь внимание - лосьоном ли для ног, или гелем для душа моешь тело. Но Тао, почему-то видит в этом другое предзнаменование. "Сехун любит мыться моим шампунем."- самодовольно утверждает он. Поэтому немного зарывается носом в шелк, кладя голову рядом с этим ребенком, и расслабляется. Нельзя разрешать себе думать о непозволительном. Сехун сейчас, находясь в полной власти Тао, безоружный и такой невинный, в его объятиях, все же оставался еще на противоположном берегу дозволенного. И Тао очень хотел сесть в лодку, чтобы переплыть эту глубокую, с бездонной черной гладью и быстрым течением, реку. Тао немного ослабляет хватку, когда Сехун сладко причмокивает губами, и во сне, ворочается так, немного разворачивая голову, и раскрывая рот. Тао только жмурится, заметив это несколько пошлое, на его взгляд, видение. Жмурится так сильно, что засыпает через десять минут тепла, излучающего желаемым телом. На рассвете Тао просыпается совершенно один. Просыпается от того, что становится слишком жарко. Совершенно измученный ночными эротическими видениями и, конечно же, с, таким привычным, каменным стояком. Он точно помнит, как засыпал с Сехуном. Никаких следов блондина нет и в помине. Только плед, которым так заботливо укрыт Тао. Он идет к комнате макне и Чанеля, приоткрывает дверь и видит сопящую светлую макушку в своей постели. Ведь Тао не мог что-то сделать с Сехуном во сне? Он успокаивает себя тем, что Сехун просто проснулся, и просто решил перебраться к себе. *** Сехун чуток и отзывчив. Ко всем. Это придавало ему еще больше святости. Этот ребенок любил абсолютно всех. Даже бурчащего и раздражительного Сиумина, который и треснуть по затылку мог с недосыпа. Ласковый белый котенок, которого хотелось искупать в сметане самого лучшего сорта и оптимальной жирности. Однако в такие моменты Тао уже не чувствовал себя таким особенным. Скажем, одним «из», которых удостоили вниманием. Поэтому хотелось поубивать всех нахрен. И в общаге, и даже того же самого Чонина, который с секунду бурчания на услужливость Сехуна утягивает того к себе на колени, абсолютно без всякого стеснения и начинает что-то тихо нашептывать на ухо. От чего у Тао свербит нёбо, и хочется просто напросто скинуть своего ребенка с чужих ног. Но Сехун улыбается, а после и вовсе смеется, искренне, разоружающее. Так, что у Тао опускаются руки. Чонин хитро поглядывает из под полуопущенных ресниц, и продолжает свои действия, уже показно, кладя свою ладонь на бедро макне. Тао только хлопает дверьми кухни и уходит к себе. А Чонин улыбается еще шире. И, наконец, отпускает Сехуна, потому что на кухню входит свое собственное, сонное, чудо. *** К вечеру у Тао по непонятным причинам повышается температура, его бьет озноб. Менеджер приказывает ребятам следить за ним, пока тот отъезжает, чтобы разобраться с расписанием. Тао ласково уложен в постель Кенсу, который просит того не вылезать из постели, пока не будет готов фирменный бульон Чондэ. Кенсу говорит ребятам, чтобы не заходили в его комнату до того момента, пока Тао немного не придет в себя. Тао действительно худо- ему дико холодно, когда должно быть адски жарко, потому что Кенсу устроил старшему настоящую берлогу из теплых ватных одеял. Но несмотря на мелкий озноб, лоб Тао блестит от пота. Ему дают жаропонижающее, словно он маленький, ничего не смыслящий в самостоятельном держании ложки, ребенок. После- бульон и крепкий травяной чай. Тао моментально засекает, что Сехун любопытно выглядывает из-за спины Чанеля, а тот, в свою очередь - из-за двери в его комнату. -Чанель! Макне! Вы чего там третесь? Я ведь сказал…,- Кенсу в раздражении угрожающе округляет глаза. -Прости, хен. Уже уходим. – пищит, весомо вздыхая, Сехун, потягивая на себя Чанеля за его тонкую футболку и тихо закрывая за обеими дверь. Ночью Тао выходит в туалет и, замечая свет в общей гостиной, заинтересованно ступает в сторону звука. Выглянув из-за угла, Тао уставляется на остренькое плечо, торчащее из-под пледа. Сехун лежит на все том же диване, на котором еще вчера Тао так трепетно его обнимал. На экране виднеются эпизоды «Гордости и предубеждения». Тао на автомате ступает к нему на встречу, обходя диван, показываясь на обозрение мальчишке. -Хен!- заметив Тао, Сехун быстро, и как то даже испуганно, вскакивает с дивана,- Ты чего поднялся из постели? -А ты чего? На время смотрел? -Вчера ты об этом даже и не вспомнил,- надувает нижнюю губу Сехун, слишком мило ее выпячивая. -Вчера…. -Я просто хотел досмотреть. На завтра все равно отменили все мероприятия. -Пойдешь со мной?- поддавшись порыву, Тао позволяет себе задать этот вопрос. -Куда? Ты куда то собрался? – с опаской и неким скептицизмом на лице спрашивает Сехун. -Ох. Нет. Никуда я не собрался. -Тогда куда ты приглашаешь меня, хен? «К себе в постель, Сехун! Только не соглашайся!»- хотел было сказать Тао, но решил промолчать, чтобы уж совсем не запугать ребенка. -Полежишь со мной? А то уснуть не могу.- воспользовался знанием о крайней чуткости парня Тао. Он решил, что, когда в его распоряжении целая комната – то это является знаком свыше, чтобы узнать о сексуальных предпочтениях Сехуна. -Кенсу приказал не заходить,- совсем уж расстроено, свесив голову на грудь, пролепетал мальчишка. -Хорошо. Раз Кенсу сказал, то перебьюсь как-нибудь.- Тао резко развернулся, находившись в полной уверенности, что Сехун обязательно последует за ним. Самые безобидные приемчики с ним прокатывали в легкую. -Прости. Я с тобой,- даже не потрудившись обратить внимание на внутреннюю тревогу, которая поселилась в его груди после прихода Тао, Сехун стремится угодить «больному». В ситуациях, касаемых Сехуна, интуиция Тао никогда не подводила его. Только вот он еще никогда не пробовал так смело пользоваться наивностью брюнета. Тао замер с победной улыбкой, слушая, как Сехун методично-стремительно отключает сначала Дивиди, а после и телевизор, оставляя их в кромешной темноте. -Иди сюда, Хун. –Тао развернулся к макне и протянул свою руку ему на встречу. Сехун медленно, чтобы ничего не задеть, прошаркал тапочками к Тао и обвил его руку выше локтя, спрятавшись за спину, словно тот сейчас был его защитником от темноты, ночных монстров и неизвестности. Бедный маленький Сехун и не понимал, что опасность таится куда более близко. В самой непосредственной близости. -Хён. Ты весь горишь. Ты точно пил микстуру, которую привез менеджер?- заботливо прошептал он, чувствуя контраст температуры их тел. Тао - такой горячий, и немного липкий от пота, и Сехун- прохладный, словно только что вынырнул из освежающих источников. -Выпил, но вообще-то я замерз. И кости ломит. -Это потому что температура,- пара вошла в комнату и Сехун наконец увидел, раскрыв рот, под какой увесистой стопкой одеял спит старший. Он с ужасом проследил, как Тао охотно полез под них, утягивая и его за собой. - Ты с ума сошел?- Сехун в уме пересчитал одеяла и снова ужаснулся.- В комнате и так душно. Ты сваришься! -С тобой. Только с тобой,- хохотнул, словно в бреду, Тао, и втащил-таки Сехун под одеяла. Мальчишка мгновенно начал потеть, а его дыхание - заканчиваться. -Хен.- взмолился младший, отталкивая китайца пальцами, явно слабыми, который решил помимо одеял применить еще и свое тело, прикасаясь им к пижамной ткани младшего.- Мне не хорошо. -Иди спи к себе, Сехун.- обиженным голосом прошептал Тао, от чего Сехун совсем растерялся, недоумевая- не для того ведь, чтобы тут же выгнать, позвал его Тао к себе. Сехун чувствовал, что Тао было необходимо его присутствие. Причем, жизненно. Сехун посмотрел в темноту, там, где на фоне зашторенного окна просматривался идеальный профиль старшего. -Ну уж нет. Ты позвал меня. И я не уйду, пока ты не уснешь.- Сехун блаженно выдохнул, когда вытащил одну из ног из-под одеял. Кажется, температура для него, начала понемногу восстанавливать оптимальность. -Неужели тебе не жарко? -Сехун. Меня бьет озноб. Я замерз. Поэтому придвинься ближе. Сехун подумал о том, что, наверное, было бы лучше обложиться бутылками с теплой водой, раз Тао настолько холодно. Он даже не был уверен наверняка, должен ли тот лежать под таким количеством одеял. Не повредит ли это его здоровью. Но он от всей души хотел помочь своему болеющему хену. Наверняка, пусть даже он переймет на себя этот настойчивый недуг, пусть Кенсу будет ругать его на утро, а Сухо - осуждающе кидать острые взгляды. Он не хотел видеть своего хена таким расклеенным, стучащим зубами, бредящим о невидимом тумане. -Ты видишь? -Что? -Все в тумане.- воспользовавшись замешательством макне, Тао осторожно притянул того за талию к своему телу. -Хен! Ты чего?- испуганно просипел младший. Сехун отчетливо ощутил что-то твердое, упирающееся в его бедро. -Мне холодно. Думаешь, ты просто так здесь?- в глазах Сехун читалась неуверенность, поэтому Тао кинул весомый довод, чтобы Сехун перестал выворачиваться,- Ты ведь хочешь помочь? -Да. Но тут и так слишком жарко. Невыносимо.- прошептал младший, судорожно хватая воздух ртом. -Терпи. Завтра я выздоровею, благодаря тебе. Ты что, впервые слышишь, что болеющему нужно хорошенько пропотеть? Две минуты они лежали совершенно без единого звука. Тао все же надеялся, что Сехун ответит согласием, а тот только тяжело дышал, боясь пошевелиться под не по ситуации сильными пальцами Тао. Вдруг Сехун резко дернулся, скидывая с себя часть одеял, и выскакивая наружу, пропыхтел, практически нечленораздельно: -Меня сейчас вырвет, хен! Прости! О-о-о,- и плотно закрыв ладонью рот умчался в направлении ванной комнаты, откуда спустя несколько секунд послышались характерные звуки рвотных позывов. Эту ночь Тао так и не смогу уснуть, отправив бледного Сехуна в свою комнату. Стойкое ощущение собственного тошнотворного поведения (в прямом смысле этого слова) не покидало, как и возбуждение от воспоминаний, что некоторое время назад он совсем осмелел и посмел жадно и похотливо сжать ягодицу младшего в своей ладони. ** Сехун был нетребователен. Он мог только отдавать, не прося ничего взамен. От чего тело сводило судорогой похоти, а желание обладать этим ребенком увеличивалось в разы. Однажды, Тао застают на лестничном пролете у самого пожарного выхода. Он хмуря брови, но тем не менее благополучно, докуривает вторую сигарету за вечер, поэтому никак не ожидает увидеть в дверном проеме кого-то из участников, тем более Чонина. Последний в очередной раз хитро ухмыляется, чему-то своему, а после, приземляется возле Тао. Последний, в попытке спрятать тлеющую сигарету обжигается, выдавай себя с потрохами. Ну кто знает, возможно Чонин вовсе не заметил сигаретного дыма. -Нервишки пошаливают? Давно же ты не курил. -Невнимательный. -Ошибаешься!- Чонин усмехается. Тао действительно многого не видит, его долгоиграющая таблетка "Сехун" застряла где-то в трахее, не желая растворяться, только усугубляя болезнь, раздражая слизистую, медленно впитываясь в плоть и растекаясь по венам, мешая трезвому восприятию настоящего. -Чего притащился?- Тао также ухмыляется, больше пародируя, и, делая над собой усилие, все же тушит сигарету о лестницу. Сейчас бы третьей затянуться... -Сделаешь одолжение?- Тао приподнимает бровь, удивленный просительными нотами в голосе. Они никогда не были близки с Чонином. И теперь его поставленная усмехающимся тоном речь кажется театрально наигранной. -Я слушаю. -Думаю малыша в парк сводить. Поможешь? Послезавтра, но лучше завтра. У нас ведь свободные выходные. Все зависит от тебя. Сможешь ли ты повлиять на менеджеров. Хунни очень просил. Тао ошарашен настолько же, насколько быстро в его груди разрастается тревога и острая корежащая внутренности оскома. Теперь это больше смахивает на издевательство, чем на просьбу. -Травить меня надумал?... -грустно хмыкает Тао, роняя голову на грудь, и расстраиваясь от того, что некоторые из его младших «товарищей» совсем не по возрасту развязны и хитры в своих действиях. Он в очередной раз думает, что будет проще сделать так, как вынуждал поступить Кай, и просили похотливые мысли- трахнуть подростка. Утолить жажду. Удостовериться, что это всего лишь сиюминутный каприз Тао.- Мелкий засранец. Кай ничуть не удивлен своему быстрому раскрытию. Скорее даже ожидает его и в нужный момент раздается довольным смехом, вставая с лесенок. -Хен, с каждым днем я уважаю тебя все больше,- Кай густо вбирает в ноздри все еще не выветрившейся от табачного дыма воздух помещения, и встряхивает головой, искусственно улыбаясь. -Ты играешь с чувствами людей, Кай. Мальчик, в сердце которого один лед. Если ты когда и возьмешь Кенсу своим напором, я буду рядом и буду считать своим долгом поведать ему о твоем непристойном поведении....Он ведь еще не знает, что каждый выдавшийся выходной с самого раннего утра ты принимаешь водные процедуры? Довольно таки длительные. Вместе с Луханом. -Хен!- брови Чонина мгновенно напряглись, складываясь в изогнутую жесткую линию, издевательская ухмылка стекла с лица. -Никогда не слышал таких высоких нот от него. -Хен! -Что? -Ты совсем шуток не понимаешь? -Совсем. Чтобы больше я тебя рядом с Сехуном не видел. Кай с секунду колеблется, ведет в согласии темноволосой головой, и только после позволяет себе расстроено покинуть пожарный выход. ** Сехун не такой как все. Несмотря на всем известную мягкость характера, покладистость и беззащитность незрелого существа, тот вполне может физически защитить себя. Когда они идут вместе, рука об руку, в аэропорту, Тао всегда, зная, сколько силы таится в этом хрупком создании, приобнимает того за плечи, защищая от беснующейся толпы, получая в ответ благодарный и восхищенный взгляд младшего. -Ты такой сильный, хен,- преданный взор выбивает почву из под ног, и Тао, не ведая, что творит, прижимает теснее. Так, что голова Сехун вынуждена упереться старшему в грудь. Тао до сих пор не верит поговорке "в тихом омуте.....,", потому что весь вид Сехуна выдает в нем невинного и самого благочестивого ангела. Даже изящный разрез глаз, которые при улыбке превращаются в полумесяцы... пусть и робкая, но убийственная улыбка. -Тао. Мы сбились с курса,- удивленно, немного посмеиваясь, тихо произносит Сехун, и Тао действительно замечает далеко в стороне от себя их группку, остановившуюся у входа в вип-зону, обескуражено глядящую на них. Тао моментально сворачивает к озадаченному хену-менеджеру -Прости, я, кажется, задумался.- Тао ослепительно улыбается блондину, не забывая потрепать того по идеально уложенным волосам, устроив небольшой беспорядок. -Хээй!- возмущенно заулыбался Сехун и слегка пихнул в ребра. -Ох,- Тао сложился пополам, словно бы ему было действительно больно. -Хен. Прости!- "наивный дурачок" пронеслось у Тао в голове, пока Сехун кряхтел, словно наседка, наклоняясь и пытаясь рассмотреть выражение лица Тао за густой темной челкой. "Такого даже охмурить совесть не позволит",- Больно? Прости! Прости! Я не хотел! Тао ничего не остается, кроме как удивленно смотреть на рассыпающегося в извиняющихся поклонах Сехуна, подняв взгляд прямо на него. - Да ты ведь ничего мне не сделал, – вместо того, чтобы отшутиться, Тао абсолютно серьезно относится к зацикленности младшего, и готов сам стелиться вокруг него, лишь бы тот не чувствовал ни капли вины,- Я в абсолютной норме. Сехун затравленно улыбается, и еще раз виновато кланяется, игнорируя обожающий взгляд, которым его одаривает китаец. Сехун не понятно одно: почему всегда, когда он находится рядом или просто обращается к старшему взгляд второго всегда оценивающе нагло скользит по нему. Словно тот примеривает, достоин ли Сехун его ответа. А старший всегда медлит с ответом, поэтому Сехуну кажется, что тот выбирает между оскорблением или снисхождением. И слишком часто их диалоги просто не могут дотянуть до своей логической развязки. Он либо отсылает Сехун из помещения, либо вежливо, с натянутой лицемерной улыбкой на лице, говорит, что времени на общение не имеет. Сехуну почти всегда больно. Но он смирился. Он чувствует себя самым нелюбимым из 12-ти ребят. Самым одиноким и жалким. Для макне корейской подгруппы это слишком неправильно. Будто его наказал Бог, позволив родиться и оказаться в такой ситуации - его часто игнорировали и остальные одногруппники, обижали другие трейни. Он до сих пор не знал, почему во времена стажерства его частенько запирали в тренировочных комнатах, меняли бутылочки с шампунем на неприятно пахнущие вещества, подсыпали острых гвоздиков в танцевальные кроссовки, зажимали в пустынных коридорах и насмехались… несмотря на все трудности, в то время Тао его мало-мальски, но поддерживал. Даже защищал. И младший был счастлив, что имелся человек, которому можно было довериться. Тяжелые времена прошли, но близкие люди покинули его. Тао начал отдаляться ровно тогда, когда Сехун сменили имидж. Сехун стал все более замыкаться в себе. На дне его черных глаз образовывался страх. Но Тао видел в них всего себя и всю свою, как песок в стеклянных часах, быстротечную жизнь. Без этих глаз, пожалуй, лед в его груди так и оставался бы льдом. *** Тао заходит в комнату Чанеля, чтобы спросить, как им лучше вступить в рэп-партии для записи их нового трека, но не находит нужного. Их комната пуста, а на соседней кровати под одеялом, дрожа словно осиновый лист на ветру, лежит Сехун. Его взгляд из-под полуопущенных ресниц слишком странный. Слишком не обычный. -Помоги мне, хен! Тао едва сглатывает моментально образовавшуюся вязкую слюну, потому что голос младшего томен и тих. Под одеялом Сехун перебирает тонкими ногами, и Тао, кажется, уже знает о его неоднозначном состоянии. -Помоги, прошу!- знакомый до дрожи голос срывается на стон, и Тао наблюдает, как Сехун просовывает свою правую руку под одеяло в район паха. -Хунни,- Тао готов сорваться на бег, или плачь. Все слишком просто. Слишком нереально. В комнате царит легкий полумрак а воздух насыщен густым возбуждением. Тао думает, что ему нужно уходить, нельзя оставаться ни минуты дольше. Вместо этого он подходит вплотную к кровати младшего и садится рядом на колени. Он не знает что делать, Сехун раздет и смотрит пошло. Развратно, облизывает сухие губы, чтобы сказать: -Я ждал тебя, хен. Теперь мы одни! Сехун шепчет еще что-то, но Тао не разбирает, потому что в голове звенит, а член отдает болью в паху. -Хунни, Хунни...,- только и может повторять он. Не веря своему счастью и не зная с чего начать, он решает, что для начала лучше убедиться воочию в красоте и гладкости кожи Се, изучить взглядом тело младшего. Он подцепляет края одеяла, под которым продолжает извиваться мальчишка и тянет вниз, открывая взору соблазнительную картину. Стройное, почти девичье тело, тонкая талия, длинные ноги, светлая-пресветлая кожа и налившаяся кровью алая головка аккуратно-стоящего члена. -Господи!- только и может изречь брюнет -Чего ты ждешь? Иди ко мне! Сделай это! - Сехун неприлично раздвигает ноги, открывая вид на маленькую манящую, сочащуюся смазкой, розовую дырочку.. -Да, Хунни! -Тао, Тао! Просыпайся -Я иду, Хунни. Сейчас я тебя трахну, мой хороший, сладкий… -Тао!- его трясут за плечи, голос чуть подрагивает от волнения и непрошенных слез, - Самолет уже сел. Проснись! Тао открывает глаза и встречается с пораженным взглядом Сехуна. *** С тех пор Сехун заметно отдаляется. Будто Тао желал всех этих эротических снов в своей голове. Будто хотел когда-либо представлять младшего в одной лишь бабочке на голое тело. У него почти всегда получается подавить в себе эти пугающие для осознания, подкидываемые воспаленным воображением, картины . Они каждый раз разные. Цзытао даже вспоминать не хочет о самых извращенных, потому что по сути все они являются грязными и неприличными. Избегать китайца у младшего получается очень хорошо. Только на выступлениях они стоят рука об руку и мило улыбаются зрителю, в гримерке же расходятся по разным сторонам. Сехун бледен, чем обычно, а Тао хмур и задумчив. Ифань вместе с Сухо носятся вокруг, чувствуя неладное, предлагая услуги своей золотой банковской карточки, но макне лишь мотают головой, вежливо отказываясь. -Ну и что на этот раз ты натворил,- дежавю? Тао так не думает, потому что в прошлый раз не было этого гнетущего чувства неподконтрольного отчаяния. Кай чуть ли не с ноги приоткрывает дверь на крышу, где уже около часа просиживает китаец, прибавляя в небо сизое марево. -Перестань искать всему причину,- Цзытао выдыхает густой дым из легких, и тут же затягивается снова. -Вы не разговариваете, я ведь вижу. -Надеюсь, только ты -А раньше были так близки,- Кай усмехается, растягивая руки о перила парапета,- Я ничего такого не делал, клянусь. Так что это не из-за меня -И правильно. Только попробуй сделать что-нибудь. Только попробуй..,- впервые, слов не хватает,- или сказать. Ты знаешь об ожидаемых последствиях -Ты...не хочешь...выговориться?- спрашивает Кай осторожно. Лишние слова сейчас лучше не произносить, потому что танцор видит- Тао на взводе. Китаец раздраженно цыкает и, наконец, поворачивает голову в сторону брюнета. Страх затаился тоской в глубине глаз. -Я хочу остаться наедине с тишиной. -Хорошо. Чуть ли не впервые, Кай испытывает жалость к одному из самых ненавистных участников в группе. Кай воочию видит, что Тао раздавлен. Он уступает, потому что видит стоящие в глазах Тао слезы. *** -Подай мне воды,- Сиумин придирчиво оглядывает свое отражение в зеркале, ни разу не взглянув на меланхолично-бледного Сехуна -Да, хен,- не смеет отказать в "просьбе" младший. В глазах расплывается сизое облако нерешительности. Все вокруг стало слишком необыденным, до изнеможения чужим и горьким. Как вообще можно находиться рядом с хеном и вести себя будто ничего не было? Тогда, он сделал вид, что ничего не видел и не слышал, но с каждой минутой ему все хуже с осознанием..жить с этими воспоминаниями. Цзытао молчаливо наблюдает со стороны за "эксплуатацией" макне корейской подгруппы, пока ему самому наносят бронзовую пудру на резные скулы. Для напряженного китайца не остается без внимания некоторая нервозность Се. Его голос слегка дрожит, когда тот находится ближе радиуса пяти метров от Цзытао. Бледность еще вчера румяных щек говорит об утомленности. Мрачная темнота селится в Цзытао еще глубже, начиная въедаться в едва функционирующие органы. -Ты ангел,- с усмешкой заявляет Сиумин, получая свою бутылочку воды. Сехун слабо улыбается и отходит для того, чтобы ему также, как и остальным, сделали макияж. Только разместившись в небольшом кресле гримерки, он позволяет себе немного расслабиться, закрыть воспаленные от бессонницы глаза и отдаться в умелые руки стилиста. Он не замечает, как начинает дремать прямо под легкими, почти волшебными движениями кисти нуны. -Сехун! Переодевайся и на сцену!- корди слегка толкает Сехуна в бок и быстро скрывается из гримерки, пока тот с трудом разлепляет глаза. Он спит около получаса свободного времени и, очнувшись, не сразу понимает, что вскоре им действительно нужно быть на сцене. Сехун оглядывается, и с облегчением замечает, что в комнате один. Лишь частые шаги персонала за толстыми дверьми не дают расслабиться и почувствовать себя свободнее. Усталость от прошедших дней навалилась так внезапно и беспощадно, что Сехун в очередной раз пожалел, что воспринял тот случай с Цзытао столь серьезно. Каждый раз слишком близко к сердцу. Уже в который раз, при взгляде на хена сердце беспокойным трепетом пропускало несколько ударов. У Сехуна темнело в глазах от страха. Все это время он боялся, что Цзытао обратится к нему, или что страшнее - спросит у него что-нибудь, подойдет ближе, прикоснется. Он не понимал, что творилось с ним. Ведь у каждого бывают странные сны. Сехун не знает наверняка, что видел в своем сне китаец. Это не может быть то, о чем Сехун думает последние пару недель. И Цзытао, как на зло, не предпринимает попыток к объяснению, да и в общем-то вид делает, будто ничего неправильного не произошло. Сехун стягивает повседневную футболку, уже собираясь стянуть узкие джинсы, чтобы надеть на себя сверкающий, расшитый пайетками, концертный костюм, как его кожу обдает сквозняком, образовавшимся от открытых дверей. -Ты избегаешь меня,- сквозь внезапно накатившую задумчивость Сехун слабо различает до боли в груди знакомый голос. Только ему присуща таинственная хрипотца, легкий китайский акцент, и низкий тембр. Загривок моментально покрывается гусиной кожей, и, с замершим сердцем, Сехун решается развернуться, несмотря на липкий страх, сковавший все тело и посмотреть прямо ему в лицо. Напротив него, сожалеющий взгляд Цзытао. -Нет,- Сехун едва выдавливает из себя эти пару звуков. Он врет ему, он пытается солгать самому себе, обмануть и стереть из памяти все то, что было, но воспоминания вновь и вновь обвалами снежных комьев лавины наваливаются непродыхаемой тяжестью. Четко ощущаемый стояк в его спину, бред во сне с именем "Хунни" на губах, сильные руки болеющего Цзытао на его ягодицах, неоднозначные взгляды, одариваемые его персоне практически повсеместно... Сехун испытывал животный страх, будто каждую секунду ему грозила смертельная опасность. Движения так тихи и быстры, что Сехун не успевает заметить, как Тао оказывается настолько рядом, что парень может увидеть чуть покрасневшие белки раздраженных глаз китайца, трещинки пересушенных губ, темнее обычного круги под глазами. Перед тем, как понять, что старший находится непозволительно близко относительно него, настолько близко, что его лицо начинает расфокусированно расплываться перед глазами, Сехун беспокойно думает о том, что должно быть, Тао тоже очень нервничает и напуган. Возможно, даже сильнее самого Сехуна. И Сехун оказывается прав. Только намерения у Тао совсем не такие уж чистые, как думается младшему. Сердце Тао сжимается от нереальной роскоши, которую он позволил себе. Сиюминутный порыв, в купе с измученной душой, заставляют совершать глупые, порой критичные решения. Цзытао надвигается как огромная скала, как цунами, готовый снести все на своем пути- настойчиво. Сехун все таки пытается остановить его, однако в его кистях слабость, у него не получается. Его губы жадно сминают, терзая. Большие ладони ищут узкие бедра, касаясь электроразрядами оголенных участков прозрачной кожи. В голове у Сехуна устанавливается пандемический хаос. Чувство обреченности и заточение в крепких объятиях Цзытао слишком сильно, чтобы установить контроль над своим телом. Закромами рассудка он чувствует, что теряет связь с телом, ноги отказывают, но сильные руки удерживают крепко, а чужие легкие вдыхают нужную дозу кислорода для онемевших легких. Сехун отмирает только тогда, когда перед его лицом возникает стакан воды, а сам он оказывается усаженным в то самое кресло, в котором заснул, внезапно нежными и заботливыми движениями старшего. -Ничего не говори. Просто послушай. Мне очень хочется, чтобы все было как прежде,- аристократичный профиль Цзытао отливает бронзой, и, кажется, в его словах мелькает искренность. Ничего уже не будет как прежде, это понимают оба. Сехуну слышится, что он говорит от души, но сам китаец понимает, что черта с два. Он по прежнему отчаянно желает обнимать Сехуна, хочет его целовать, ласкать и владеть его еще по юношески тонким телом, а не просто идти плечом к плечу как коллеги по "цеху". Но он понимает, что Сехун не готов. Не готов ни к одной из мыслей Тао, ни к одной горькой фантазии старшего. Отчаяние брюнета рвется наружу, и он каждый раз с трудом запихивает его за многострадальную грудную клетку. Хочется уйти и прореветься от осознания несбывшихся надежд. Сехун не выглядит живым. Наоборот. После того, что натворил Цзытао, в младшем будто выключили и без того еле мелькавший свет. Теперь тот выглядит еще более потерянным. -Позволь мне быть рядом. Не прячься от меня, прошу. Я больше не позволю себе ничего, чтобы тебе не понравилось. Только, пожалуйста, не убегай! Сехун задыхается. Он готов разрыдаться от обиды, но упорно смотрит на свои пальцы, сжимающие ладонь в кулак. Зачем Тао сделал то, от чего Сехуну моментально снесло остатки разума? Почему сделал то, чего он боялся и чего-то такого в тайне ожидал? Он просто кивает, потому что по-другому нельзя. По-другому будут возникать лишние вопросы, бесконечное вранье и еще большее унижение. Тао все еще хмурит брови, но в итоге с тяжелым вздохом отстраняется к выходу, потому что слышит за дверью гул знакомых голосов одногруппников. -Тебе помочь одеться?- Сехун активно отрицательно мотает головой, боясь в очередной раз сделать что-либо лишнее, спровоцировать на действие. Уходя, Тао сдавленно сглатывает, понимая все без лишних слов. Невидимые тиски сжимают горло, перекрывая путь кислороду. Что же он наделал? *** Сехун растворяется в танце. Ему готовят первые сольные номера для первого сольного концерта, который планируется только через год. Только через год он сможет показать всем то, чем хореографы чуть ли не ежедневно заваливают его в комнате для тренировок. Глаза застилает пот, он струится по позвоночнику, по ногам, но парень упорно не останавливается. Отражение в зеркале уже на автомате выполняет четкую инструкцию, что была дана задолго до сегодняшнего дня. Он одиноко двигается по натертому паркету, чувствуя удовлетворение от движений собственного идеального тела. Он чувствует удовлетворение и чувствует.. Тао. Да. Он здесь. Он не видит его, но он чувствует, что он где-то здесь. Сехун не знает, как долго, но это чувство пришло к нему только сейчас. Может быть Тао прячется в темноте коридоров, или подсматривает сквозь жалюзи или стеклянную дверь. Но Сехун знает, что Тао пробудет здесь еще не слишком долго. Сейчас Сехун отключит плеер от установки, скрутит шнуры, смокнет с лица влажность полотенцем, и когда выйдет из тренировочной, Тао уже не будет на месте. Сехун не удивлен. Сехун уже привык к застойным взглядам исподтишка, к теребящему сердце тяжелому дыханию, к непристойным мыслям старшего, что пробиваются сквозь пространство повисающим в воздухе концентрированным напряжением. Он привык. И уже даже не боится собственнических возмущенных взглядов на себе. Только сердце немного испуганно трепещет, когда Тао невзначай по привычке берет его за руку и ведет прямиком по улице в бывшее им любимым кафе, или дрожит в легких объятиях поддержки на торжественных мероприятиях. Такими обмениваются все, даже Тао с Каем, улыбаясь друг другу от уха до уха, радуясь победе в номинации. Но в случае объятий с Сехуном, старший чувствует, как ноги мальчишки слабеют при его приближении, и Тао всего лишь чуть усиливает хватку, поддерживая, ликуя глубоко внутри себя за оказываемый эффект на свое непосредственно-близкое присутствие. Тао не будет совершать ничего лишнего. Он обещал. Он никогда не навредит Сехуну. Потому что Сехун ангел. Сехун не такой, как все!