Один вечер из жизни Такао Казунари

Он коснулся губами его шеи, продвигаясь по идеальному изгибу, оставляя влажные блески на нежной коже. Остановившись на крепком плече, он еще раз взглянул на товарища, и восхитился красоте, что так беспощадно терзала сердце все эти годы проведенные рядом. Считая себя натуралом, он долго пытался сообразить, что за диво невидимым канатом тянуло его к нему. Он даже считал, что возможно это просто так, товарищеские чувства переходят на новую грань, и становятся более крепкими, братскими… ну знаете, он мне как брат или что-то в таком роде. В такие моменты хочешь почаще быть рядом, вместе проводить время – развлекаясь и гуляя по городу. И только месяц назад он понял, что именно трепетало в нем, взмахивая широкими крыльями, взлетая и каждый раз разбиваясь о стеклянный купол непонимания. - Мой милый и горячо любимый, - шепнул Казунари и чмокнул Шинтаро в горячее плечико. Почти каждый вечер Мидорима сидел в постели, читая очередную книгу под слабым светом ночника на прикроватной тумбочке, желая укрепить в себе знания нужные для поступления в престижный университет. Каждый вечер, когда ночевал у Казунари дома. И как всегда эти читательские сумерки придавали обстановке особый романтизм: Такао любовался линиями идеального тела, взглядом замирал на периодически подрагивающем мужском животике и дорисовывал у себя в голове, что скрывает белая ткань, собранная на паху и скрывающая остальные части тела. И вероятней всего она скрывала то, к чему сейчас так хотелось прикоснуться - только бы любимый был счастлив и получал неподдельное удовольствие. Будь воля хозяина дома, Мидорима сейчас бы глубоко дышал, приближаясь к разрядке своего напряжения, и с силой сжимал бы бедра вечно смеющегося Казунари. Но в такие моменты он не смеется, а стонет от наслаждения, с каждым новым толчком приносимое его другом. Раз – движение назад-вперед – стон Такао. Два – движение назад-вперед – стон Такао еще громче. Три… А потом сбиваешься с подсознательного счета и утыкаешься лицом в подушку с безмолвной мольбой, чтобы Шинтаро еще быстрее приближал момент истины. - Шин-чан, точно сегодня не будет ничем заниматься? – изогнулся, абсолютно голый Казунари, как кошечка заставляя друга вместо книги увидеть свое лицо. Устроившись головой у него на руках, он без стеснения прикоснулся рукой к мужскому органу, что большим холмиком выделялся на стянутой ткани. - Завтра у меня экзамены, у нас нет времени на нежности. «Опять строит из себя серьезного парня!», - усмехнулся Казунари. - Ой, да вы посмотрите… Шин-чан смутился? Щеки зеленоволосого и правда, зажглись красным пламенем от действий товарища, но он был непокорен в своем решение и доказал это – взяв себя в руки и скинув голову Такао со своих рук. В них опять появилась сброшенная рядом книга. - Ну… Шин-ча-а-а-а-н, - недовольно протянул парень и забрался под одеяло. Мидорима сделал вид, что ему все равно на действия друга – он также спокойно продолжал читать книгу. Но спокойствие не знакомо его товарищу, который увидел, наконец то, что только лишь дорисовывал в своем воображении. Такао рассудил – ему никогда не надоест заниматься с Мидоримой любовью, пусть это и звучит слишком громко. Он знал, что его любовь слишком сильна, слишком красива и безмерна, чтобы грубо обзывать все половые акты – простым «трахаться». Хотя брюнет не исключал варианта, что можно где-нибудь и проявить грубость – это возбуждало в какой-то степени. Баскетболист понимал, что потом он будет наказан за свое поведение, но удержаться от прикосновения к твердеющему половому органу своего товарища он не смог. Лишь дотронувшись пальчиками, плоть под его кожей вздрогнула и сильнее напряглась. - Не будем сегодня ничем заниматься? Ну да. Приступив к более активным действиям, Шинтаро больше не мог концентрироваться на изучении физических свойств «чего-то там»… буквы расплывались, дыхание, как в фантазиях Такао, становилось все тяжелее и тяжелее. Брюнет добился своего, сегодня они точно проведут вечер не скучно и не в кампании безмолвных книг.