После бала... (стёбное кино — стёбное название, чего вы хотите?))

Глухой скрип пружин из-под продавленного под весом тела матраца на железной койке. Он лежал на спине, закинув одну руку за голову, и молча смотрел в потолок с глубокими шрамами трещин от осыпавшейся штукатурки. Время тянулось медленно, словно расплавленная резина, практически застывая в каждой секунде, но он привык к такому размеренному течению. Находясь в этом месте, он постепенно открыл для себя, сколько часов в сутках, сколько минут в часе и сколько секунд в минуте. Поначалу это казалось настоящей пыткой, но спустя несколько месяцев привыкаешь ко всему. И к скудному питанию, и к отсутствию человеческого общения, и даже к вечному полумраку, в котором погрязла вся его жизнь после того громкого (во всех смыслах) взрыва, произошедшего на Конференции Мира в Кракове. Некоторые события стираются из нашей памяти, будучи малозначимыми; другие же отнимают у нас лучшие годы жизни. Хвала Аллаху, этот гнетущий срок подходил к концу. Он думал о том, что ему, возможно, следует позвонить Хассану, чтобы попросить его подыскать ему временное пристанище, как в тот же миг в замочной скважине с лязгом повернулся ключ, и тяжёлая металлическая дверь камеры громко отворилась. — На выход! — скомандовал сухим тоном надзиратель и скрылся из виду в дверном проёме. Мужчина, лежащий на заправленной койке, осторожно поднялся и, в последний раз окинув взглядом маленькую — всего три квадратных метра — комнату, служившую ему убежищем последнюю пару лет, не оборачиваясь вышел вслед за охранником. Они медленно двигались вдоль по узкому коридору в сопровождении двух конвоиров. Остановившись у двойной металлической двери надзиратель выбрал из связки на поясе самый толстый ключ и отпер им массивный железный замок, разделяющий тюремный блок от дежурного поста, где подконвойного уже ждал полицейский. — Имя? — спросил он, пропуская заключённого на проходную. — Хафиз бин Али, — негромко ответил мужчина, переступая с ноги на ногу за отгородительной стойкой. Дежурный сверился со списком в журнале и принялся что-то бегло заполнять в регистрационной форме. Хафиз в это время тревожно осматривался вокруг, с трудом веря в то, что дни, проводимые им в этом месте, наконец, сочтены. Однако, что ему делать дальше, было неизвестно. — Распишитесь здесь, — дежурный пододвинул к нему объёмную амбарную книгу с разлинованными на два столбца листами. Хафиз поставил подпись в прямоугольной графе напротив своей фамилии и вежливо отдал ручку обратно. — Пойдёмте, — сказал полицейский, поднимаясь с места. — Вас уже ждут. Он вскользь кинул взгляд на озадаченного Хафиза, в глазах которого ясно читался единственный вопрос: «Меня?». Однако, вслух тот ничего не сказал, покорно забирая обратно свои вещи, конфискованные у него после суда, из рук заведующего тюремным складом. В конце концов, возможно, это Хассан — старейшина общины и его бывший наставник — догадался встретить его, чтобы помочь устроиться на свободе. Но когда они покинули пост и оказались в приёмной, Хафиз поднял глаза и прервал свой шаг прямо посреди движения. У стены напротив стоял Правин. В лёгкой куртке, с аккуратно причёсанными волосами и каким-то новомодным гаджетом в руке. Гладко выбритый, как в свой последний день перед взрывом. Увидев Хафиза, он едва сдержался, чтобы не расплакаться от счастья. — Братец Хафиз! — точно восторженный ребёнок бросился Правин ему навстречу. — Что ты тут делаешь? — растерянно произнёс мужчина, всё же позволив себя обнять. — Я знал, что тебя сегодня освобождают, поэтому приехал, чтобы помочь тебе с переездом на новое место жительства, — быстро пояснил Правин, но Хафиз в недоумении перебил его: — Разве ты не должен был вернуться на родину? — В Бангистан? — парень улыбнулся, но улыбка эта отчего-то получилась грустной. — Без тебя? Хафиз взял его за плечи и на всякий случай отстранил от себя подальше, поскольку дежурные полицейские и конвоиры, снующие туда-сюда по тюремной приёмной, уже начали косо поглядывать на них после столь пламенного признания. — И где ты теперь живёшь? — спросил он как бы невзначай. — Снимаю двухкомнатную квартиру в Кракове. Дёшево и сердито. И от университета недалеко. Правин улыбнулся. — Понятно. Значит, учишься? — Заочно. Хожу на лекции пару дней в месяц. Один раз в полгода сдаю сессию. — А как же мечта стать известным актёром? — Хафиз недоверчиво смерил его взглядом, всё ещё отказываясь узнавать в этом возмужавшем и взявшемся за ум молодом человеке того восприимчивого самоуверенного мальчишку с замашками щёголя, полного беспрецедентных амбиций. — Это в прошлом, — Правин в задумчивости опустил глаза. — В конце концов я понял, что хорошая игра не может спасти жизни людей. А хорошая речь — может. С этими словами он поднял взгляд обратно, и в нём отчётливо читались все те боль и обида, что остались невысказанными. — Как ты мог? — с упрёком произнёс он негромко, чтобы не привлекать внимания полицейских. Хафиз взял его за локоть и отвёл к окну, прежде чем тот успел задать свой главный вопрос. — Как ты мог взять всю вину на себя?! В его голосе сквозило негодование вперемешку с досадой. Хафиз глубоко вздохнул и покачал головой. — Что мне оставалось делать? За участие в экстремистской деятельности и подготовку террористического акта по закону полагается уголовная ответственность. — Я не об этом, — прервал его Правин. — Как ты мог позволить им оправдать меня и посадить под стражу тебя одного? — Ты сам не ведал, что творил. — Неправда, я прекрасно сознавал, что делаю. И всё ещё собирался сделать это даже после того, как ты призвал меня одуматься. Хафиз нервно повёл головой в сторону, с целью убедиться, что никто рядом их не слышит, но все конвоиры, похоже, вернулись к своим непосредственным обязанностям. — Мы же хотели вместе взорвать себя, помнишь? — обиженно напомнил ему Правин. — Однако в тюрьму ты предпочёл сесть один. Это несправедливо. Тут Хафиз не выдержал и обернулся к нему с лицом, полным недоумения. — Ты что, считаешь, что это какая-то коллективная игра?! — отчитывающим тоном произнёс он. — «Давай вместе взлетим на воздух!», «Давай вместе сядем в тюрьму!»... Правин потупил взгляд. — К твоему сведению, я потерял три года жизни — ТРИ! А мог бы потерять больше, если бы господин Имам (да благословит Аллах его доброе имя) не выступил со своей речью в мою защиту. Чего ты от меня хочешь? Ты отличный парень — три года отняли бы у тебя всю молодость! И о какой учёбе могла идти речь после тюрьмы..?! Хафиз осёкся, увидев каким преданным и благодарным взглядом смотрит на него Правин. Он хотел сказать что-то ещё, но растерялся и лишь беспомощно развёл руками. — Ты и в самом деле оправдываешь своё имя*, — восхищённо выдохнул тот и, схватив друга за руку, потащил за собой к выходу. Только когда они оказались на воздухе и яркий солнечный свет ударил в лицо Хафизу, заставив его зажмуриться и укрыться ладонью, он спросил: — Можно узнать, куда мы идём? Правин остановился возле машины — небольшого фиата европейского типа — и, вынув ключи зажигания из кармана куртки, спокойно ответил: — Ко мне. Хафиз замер на месте, переваривая услышанное. — А что Рози думает по этому поводу? — Кто? — не понял Правин. — Росанна. Она же живёт с тобой. — С чего ты взял? На это Хафиз не нашёлся, что ответить. — Тогда для чего тебе двухкомнатная квартира? — вместо этого спросил он. — Я подумал, что после освобождения тебе негде будет остановиться на то время, пока действует испытательный срок, — признался Правин. — К тому же, нам с тобой не привыкать делить «дюплекс» напополам. Минуту они молча смотрели друг на друга. — Я... не знаю, что и сказать, — произнёс, наконец, Хафиз, растроганный до глубины души. Правин улыбнулся и открыл дверцу машины. — Скажи, что рад меня видеть. Или что я отлично сохранился. Что у меня классная причёска, стильная одежда, и «кубики»... Ты видел мои «кубики»? Я подкачался! — В самом деле? — усомнился Хафиз, всё ещё пребывая в замешательстве от обилия такой бесполезной информации, но тем не менее сел в машину. — Надо же! — рассмеялся Правин, сложив обе руки поверх руля. — Я уж думал, мне придётся уговаривать тебя, как в прошлый раз! Глядя на него, Хафиз впервые за последние три года искренне улыбнулся. — И на кого же ты учишься? — На экономиста, — выдержав паузу, Правин хитро прищурился, — хотел бы я сказать. Но на самом деле — на религиоведа. Сидящий рядом мужчина удивлённо округлил глаза. — Решил, что буду совмещать свой ораторский талант с приобретённым религиозным опытом, — пошутил тот и уже более серьёзно добавил: — Хочу, чтобы дети получали правильную информацию по Гите и Корану. И всегда могли иметь при этом своё собственное мнение. На этот раз настала очередь Хафиза восхищаться другом. — В конечном итоге, ты тоже один из тех, кто оправдал своё имя**, — сказал он с чувством, после чего ребята рассмеялись. — Наверное, будет не очень уместно произнести сейчас «Харе Кришна»? — весело сообщил Правин, заводя мотор. — Машаллах! — с улыбкой откинулся в ответ Хафиз на спинку кресла и пристегнул ремень безопасности. ____________ * Hafeez (Hafiz) — мусульманское имя арабского происхождения, имеющее значение «Хранитель», «Опекун», а с урду переводимое также как «Заступник». ** Praveen (Pravin) — индийское имя, на санскрите означающее «Знание», «Опыт», «Интеллект».