Я дитя ночи. Мне уже никто не поможет

Пока Шарли проводила время на море, попутно решая свои проблемы и, загребая новые, в Токио стояла невыносимая жара. Духота душила все на своем пути. Она пробиралась в каждый дом, комнату, даже уголок, словно была агентом на секретной задании, которому дали задание уничтожить все живое. Но к счастью, она ослабила хватку к вечеру и весь город вздохнул с облегчением. Кицуне устало потирает виски и откладывает очередную кучу бумаг. Ей совсем не охота возиться с ними, но положение капитана обязывает. — Ки-чан.- в дверной проем пролезла рыжая голова- Хватит работать! Отдохни немного! — — Ага- на автомате отвечает девушка, погруженная в бумаги. — Ки-чан! — начинает сердиться врач- Доведешь себя до переутомления же! — Кагэ потягиваться. — Не подскажешь сколько времени? — — Уже половина одиннадцатого! — укоризненно говорит девушка. Так поздно, думает Кицуне и замолкает. — Я иду в общежитие, а ты? — — Прости, Микари, но мне надо еще разобрать документацию.- девушка видит, как смотрит на нее Хаяко, но вида не подает- Я вернусь только как закончу. Мне надо сдать все утром- Голубые глаза Микари смотрят с недоверием, а после она поворачивается и уходит из кабинета. Кицуне не удивлена странному поведению подруги. Ведь она знает ее. Она знает о своих подопечных все, словно любимую книгу, которую зачитали вдоль и поперек. Знает их привычки, характер, плохие и хорошие стороны. Только одна вещь неизвестна Кицуне, да и для самих ребят она загадка- перерождение. Кем они были до того, как стали такими? На этот вопрос ответа нет. Он приходит сам, когда ему вздумается. Тут дверь открывается и в кабинет снова заходит Микари. Только, но этот раз с подносом, на котором был небольшой пузатый чайник и, конечно же, ее любимый зефир. Кицуне уже знает, что в чайнике чай с женьшенем, а в чашке уже лежит заранее наложенный туда сахар. — Держи, Ки-чан- говорит девушка, ставя все на стол. — Спасибо- Кицуне слегка приподнимает уголки губ. Она никогда открыто не улыбается. Если вы думаете иначе, то наверное, вы видели на ее губах безумную или вежливую улыбку, но никак не искреннюю и счастливую. Девушка сразу продолжает работать. — Ки-чан, я возможно поздно вернусь.- начала неуверенно Микари. — И кто он? — тут же перебивает подругу Каге, но смотря на Микари сквозь стекла очков. — Не он, а она- поправляет ту, Хаяко. Каге лишь пожимает плечами. До предпочтений ее подруги ей фиолетово, как ни как, Микари была популярна среди как и мужчин, так и девушек. — Ты должна была переродиться суккубом- замечает она, чем вызывает смешок у девушки. — Как видишь не срослось. Ну до встречи! — Микари смеясь, покидает кабинет. В нем тут же застывает тишина. Кицуне берет чашку с горячим чаем и вдыхает чайный аромат. Аромат навевает странное ощущение, что она чувствовала это раньше. Нет, не в этой жизни, а там, далеко в прошлом. Как это у людей называется? Дежавю? Небо затянуло тучами. Воздух был сырым и тяжелым, что предвещало скорую грозу. « Госпожа скоро окотиться, а небо тучами затянуло. Плохой это знак» — верещали прачки, стирая белье у реки. Тоже самое происходило и в поместье — вся прислуга сетовала на это «плохое» предзнаменование. — Эй, вы там! Хватит прохлаждаться! Несите простыни и таз с теплой водой, да поживее! У Элизабет начались схватки! — подгоняет прислугу сам хозяин дома. Он дает распоряжение прислуге и близким лицам, но в комнату не заходит. Ждет, как подобает. Вот мимо него прошел святой отец из ближайшей церкви. Мужчина поприветствовал его как подобает обычай. После приветствия отец уходит в комнату, откуда доносятся крики и суматоха. Наконец все затихает. Выходит какая-то девушка в чепце и говорит, что роды прошли хорошо, мать в полном порядке и, то что девочка скоро откроет глаза. Мужчина заходит в комнату. По комнате носятся служанки, где-то читает молитвы священник, а на большой кровати лежит Элизабет все еще бледная и уставшая, держит в руках сверток. — Джеймс. Посмотри, какого ребеночка нам преподнёс Бог! — Джеймс подходит ближе и рассматривает лицо еще спящего ребенка. У малышки аккуратное милое личико, сморщенный носик и чуть пухлые щечки. Девочка открывает глаза… И тут происходит невероятное. Мужчина застывает с открытым ртом, в котором застыл немой крик, женщина с ужасом в глазах отодвигает от себя сверток подальше, вовсе она и не являлась матерью данного ребенка. Подошедший в это время священник, вскрикивает и падает на колени, читая молитву о спасении. А из-за того, что у девочки розовые глаза. — Д-демон! — вскрикивает Элизабет и начинает плакать. Джеймс пытается ее успокоить. — Святой отец, что же нам делать?! — в отчаянии кричит он. — Этот ребенок чистое зло во плоти. Настоящий дьявол- -Надо от него избавиться! — решает женщина- Я лично утоплю его в реке! — Ребенок, будто чуя неладное, начинает звонко и громко плакать. — Ни в коем случае! — останавливает ее священник- Не берите грех на душу! — — А что тогда остается? — — Дождитесь, когда ей исполниться 14 и отправьте в церковь. Там мы ее очистим- Это был финальный аккорд в судьбе малышки. Родители, если их можно так назвать, дали девочке имя Кэтрин. С этого момента началась ее жизнь взаперти до ее четырнадцатилетия. «Souris, souris, où te caches-tu? souris, souris, au museau pointu. Voici le chat Moustache, Il ne faut pas qu’il sache, Jolie Souricette Où est ta cachette. Souris, souris, où te sauves-tu? souris, souris, dans l’arbre moussu. Voici venir Panache Il ne faut pas qu’il sache Jolie Souricette Où sont tes noisettes. Souris, souris, où dormiras-tu? , souris, souris, qui trotte menu. Il faut que tu t’en ailles Dans ton petit nid de paille Jolie Souricette C’est ta maisonnette.» — говорила девушка, стоя в тесной комнате на стуле. — Eh bien, mon cher*- отвечала ей старушка с слеповатыми глазками и смешном туго завязанном чепце- На сегодня все- говорит она и, шаркая уходит из комнаты, закрыв дверь на замок. Кэтрин падает на кровать, от чего та натужено скрипит. «Вот так? Только Eh bien, mon cher? Никаких ласковых слов? Даже объятия?» — думает она и горечь разливается у нее в душе. С тех пор, как Кэтрин живет в поместье у семьи Картер прошло уже четырнадцать лет. Все эти четырнадцать лет она прожила в тесной комнатушке в конце коридора, которая была приготовлена для прислуги, где постоянно стояла темнота, от которой даже масляной светильник не помогал. А это лучшее, что ей удалось стащить у полуслепого сторожилы. За четырнадцать лет она толком не видела братьев и сестер, не видела света, она даже забыла как выглядят ее родители. Так редко она их встречала. Все что у нее было это старая нянька, которая обучала ее французскому и шитью. Хотя и то и то получалось у нее не очень. Старушка, когда приходила к ней, каждый раз просила читать стихотворение про мышку. Сначала это было весело и забавно, но потом девушке в голову закралась мысль, что другого по-французски она просто не знает. С шитьем все предстояло еще хуже. Няня была слеповата и видело настолько плохо, что упади перед ней дерево, она его не увидит и пойдет дальше. А от вечной темноты, что царила в комнате Кэтрин, девушка сама видела не так остро и поэтому шитью она обучалась в слепую. Это было сложно, но вскоре приноровилась и получалось весьма неплохо. Конечно, она шила не лучшие и изысканные платья, но подлатать свое платьишко могла в любой момент. В двери щелкнул замок. В комнату зашла девушка неизвестная Кэтрин. Наверное, еще одна горничная, думает она. Тем временем девушка прошла пару шагов (больше сделать в этой комнате было нельзя) бросила на кровать какую-то кучу одежды. — Господин Картер приказал вам одеться и явиться вниз на прощальный обед- сказавши это, девушка ушла, но дверь не закрыла. Кэтрин даже не смотрела на эти тряпки. Все ее внимание приковывала не закрытая дверь. Тут ей в голову забралась сладкая мысль о побеге. Кэтрин знала куда ее повезут, знала, что из этого получиться. Еще в десять лет она узнала из разговоров двух прачек, что как только ей исполниться четырнадцать, то ее отправят в церковь на «очищение», конечно, о никаком очищении речи быть не может. Ее просто сожгут где-нибудь за церковью. Сначала она была напугана и на знала, что делать, но потом смерилась. Решила, что лучше пусть она проведет эти четыре года с пользой, чем будет попусту тратить свои нервы. Но сбежит она и что? Хоть и она была аристократкой из известного рода Картер, но воспитывалась иначе, чем ее сестры, то есть никак не воспитывалась. Нет, она умела читать, знала немного французский язык, который выучила по книгам и счет тоже был в порядке. Но в отличии от сестер она не имела образования, а идея выйти замуж отпала сама собой. Кому захочется взять в жены розоволосую демонессу? Есть только одна дорога, но ее девушка всячески старалась избегать. Пойти по рукам и получать за это деньги? Merci, но уж лучше сдохнуть в этой каморке, чем так. Девушка безразлично посмотрела на платье. Так и есть. Платье было сделано из дешевого материала, цвета сливы, с белыми нашивками на длинных рукавах и вороте. Она одевалась медленно и долго. Как ни странно мыслей в голове не было. Была лишь только жгучая обида, которая захлестывала ее с головой. Кэтрин посмотрела на себя в треснутое зеркало. Волосы она решила подвязать только сзади. Она подошла к двери. Оглянула еще раз свою каморку и вышла. За дверью ее уже ждала горничная, как она и думала. «Джеймс и Элизабет не так глупы, чтобы оставить меня одну» — подумала она. Девушки прошли по коридору, который казался Кэтрин бесконечно длинным. Наконец они зашли в просторный зал. От большого количества света в глазах у девушки защипало. Вся семья сидела за столом и уже обедала. Все они жили своей жизнью. Кэтрин растерянно смотрела на стол не зная куда сесть. — Сюда- показал ей Джеймс рукой на стул в конце стола. Кэтрин это даже не удивило. Она знала, что даже на прощальном обеде ее и близко не подпустят к родне. Она села и ей тут же подали тарелку с кушаньем. Братья и сестры равнодушно иногда посматривали на нее, будто она была незнакомкой для них. Кэтрин запустила вилку в блюда, искоса смотря на родителей. Они сидели рядышком и так же ели, будто это обычный повседневный обед, а не прощальный, после которого ее отдадут на сожжение. Она поела немного какой-то рыбы, отпила немного из бокала какую-то жидкость, которую на вкус находила отвратительной. После обеда принесли десерт. И Кэтрин с радостью в глазах смотрела на орехи, какие-то фрукты, которые несет прислуга. Сладкое ей давали раз в год на Рождество и то это было, какое-нибудь засохшее яблоко, которое завалялось где-то в погребе с прошлого лета. Покончив с едой, все встали. Никто даже не удосужился обнять ее или просто сказать что-то. Братья и сестры разошлись по своим делам, Джеймс пошел следить за тем, как готовят карету, а Элизабет просто ушла к себе. Кэтрин стояла посреди пустой столовой и ей захотелось закричать. Крик наполнял грудь, а глаза наполняли слезы. Тут она услышала знакомый звук. Она обернулась и ее сердце радостно екнуло. Перед ней стояла ее няня. — Я. тут. тебе собрала — она протянула ей маленький мешок- Тут мое приданное. Пусть оно и ничтожно, но уж лучше оно погорит с тобой, чем достанется этим бесам- Кэтрин от переполнявших ее чувств кинулась к старушке на шею и стала плакать. Вместе со слезами наружу выходило то, что накопилось в ней за 14 лет. Старушка лишь гладила ее по голове приговаривала по-французски «моя дорогая». Эти мгновения длились бы вечно, но тут зашел еще какой-то слуга и сказал, что карета подана. Няня проводила Кэтрин до самого крыльца. Поцеловав ее на прощание, Кэтрин села в карету. Кучер тронулся и карета поехала на встречу ее судьбе. В церковь они приехал быстро, еще даже не было темно. Выйдя из кареты, Кэтрин почувствовала запах гари. Как она предполагала- служители заранее разожгли огонь. Спрятав мешочек в карман, девушка последовала за служителем. Она оказалась в просторном, но холодном помещении, где проходили богослужения. Ей зачитали приговор, обвинив в «пришествии на землю в облике самого дьявола» и попросили раскаяться и «тогда простит тебе Всевышний все грехи твои, да очистит он тебя» Но, как вы понимаете, просить ее раскаяться было скорее, так, для приличия, как говорят. Иначе бы они не разожгли бы костер, решила Кэтрин. Помолчав пару минут, ей окончательно поставили приговор и повели к заднему двору. Страха у девушки не было. Было обида и небольшое желание отомстить. Кому- не понятно, но оно было. Еще мешочек приятно грел руку в кармане и это давало Кэтрин уверенности. Ее привязали к какой-то балке, подбросили в костер хвороста и перекрестив, ушли, что было странно при такой-то ситуации. Девушка тут же ощутила жар и вскрикнула. Огонь нещадно жег ей ноги. Она билась в конвульсиях, кричала с каждым разом все сильнее и сильнее; огонь перебрался уже на тело. Кэтрин дышла глубже, молясь о том, чтобы она надышалась угарны газам и отключилась. Боль была уже неистребимой, будто с нее живьем снимали скальп. — Я…- прорычала она сквозь зубы- Я… О-отомщу. Вам семейство Картер!!! — орет она почти эту фразу и провалилась в забытье. Такое желанное. Такое манимое. Что такое смерть? Конец ли это жизни или начало чего-то нового и неизвестного? Может это новый шанс на жизнь? Кто знает, кто знает. В куче пепла, который решили не убирать до утра, лежала девушка. Выглядела она… Хотя не хочу описывать все, то что случилось с ее внешним видом. Главное, знайте, что на была похожа на кусок горелого мяса. Ночь давно заступила на свой пост и наблюдала за происходящим немым зрителем. Вдруг послышался чей-то шепотом. Он был глухим и не разборчивым, может быть даже сказанным на другом языке. Шепотом все больше и больше нарастал и вскоре превратился в какой-то вой, закачались стоящие рядом деревья, с конями была вырвана балка и отброшена куда-то в сторону церкви. Под девушкой появились какие-то знамена на древнем языке, которые святились сначала красным, а после бордовым светом. Вой теперь превратился в голоса, которые завывали какую-то только известную им песню. Тело стало подниматься в воздух. Из знамен появились языки пламени, которые окутали девушку с ног до головы. Завывание стало еще громче; все вокруг озарилось ярким красным светом. Из знамен выстрелил лучи света и настал пик всего процесса. Раздался взрыв. Вой голос постепенно стихал, тело опускалось обратно на землю, а знамена, стали утихать, подобно огню, пока не исчезли совсем. Все стало вновь тихо и спокойно, будто и не было ничего совсем. Тело дернулось и она открыла глаза. Теперь на земле сидела девочка пяти лет с такими же чертами лица, цветом волос и даже глазами! Она сидела так минут пять, не понимая, что происходит. Собравшись с мыслями, она встала и придерживая ставшее ей большим какое-то платье пошла. Неизвестно куда. Неизвестно зачем. В голове не было ничего, как в кастрюле после обеда, было пусто. Девочка пролезла в ограду и уверенно пошла к лесу. Ее переполняла уверенность, что никто не сможет сделать ей больно, какое-то чувство руководило ею. Время было уже за полночь, когда она немного устала и легла у корней деревьев отдохнуть. — Что происходит? — задала лишь она этот вопрос в пустоту, но ответа, конечно же не было. Утром она очнулась от того, что ее кто-то требовательно будит. Девочка открыла глаза и увидела перед собой женщину средних лет, в странной цветастой юбке и таком же цветастом платке. Волосы ее отдавали платиной, а глаза наливались золотом. — Ты? Не ты? Черт, вас, новорожденных разберет! — ворчливо сказала женщина, сунув девочке какую-то штуку под нос- Да, ты совсем голая! Что нелюди, могли хоть платье по размеру дать! — — Что? Кто вы? — — Я, милая моя, Гапу Ха. Ты теперь со мной будешь- — Что? Нет! Я не знаю кто вы! Почему я должна вам доверять?! — крикнула малышка, прижимаясь к коре. — А у тебя вариант лучше есть?! — прошипела Гапу- Либо со мной, либо в приют, а тебя там опять на костер! Знаешь, дважды не возрождаются! — — Возрождаются? — переспросила девочка. — Совсем память отшибло, да? Ничего, это даже к лучшему. Я вот, всю свою жизнь прошлую помню, а легче от не становится- Эта странная женщина пугала девочку, но какой-то голос внутри настойчиво говорил ей остаться с ней. Так будет вернее всего. — Так идешь со мной или что? — крикнула Гапу- Знаешь, если не хочешь я другого новорожденного найду! — — Н-нет. Я пойду с вами, Гапу- девочка поспешно вскочила на ноги. — То-то же- она повернулась в девочке- Мое имя-то ты знаешь, а вот я твое нет- — Имя? — — Да, имя. То как тебя называют. Ты его хоть помнишь? — Девочка склонила голову и принялась напряженно рыться в голове в поисках этого самого имени. Но нет. Все пусто, как на прилавках рынка, к конце дня.  — Ты и его не помнишь? — удивленно переспросила Ха. — Угу- — Тогда буду звать тебя номер два! — — Мне не нравится! — протестующие воскликнула она. — Ишь, ты какая капризная! — Гапу прикрыла один глаз и взялась за подбородок- А как насчет Кицуне Каге? — — Кицуне Каге? — девочка наклонила голову- Да! Да! Мне нравится! — — Тогда пошли, Каге- девочка недоверчиво последовала за ней… Гапу Ха оказалась, как она рассказывала, «темной». Гапу умела колдовать, чем не сказано восхищала девочку. «Ничего и вскоре ты так сможешь» — говорила она ей. Так прошли годы. Как ни странно Кицуне с Гапу сжилась отлично. Женщина научила ее многому: проклятьям, разным заклинаниям, владению стихий, но самое главное она заменила ей семью. Иногда ворчащую, но любящую. Кицуне со временем научилась читать людей, как книгу. У нее складывалось ощущение, что она и раньше владела такой способностью, но почему-то не применяла ее сейчас. Каге ничего не знала о своей прошлой жизни, пока ей не исполнилось 15 лет. Это был обычный дождливый день, Ха не было дома и девочка просто убиралась в своем шкафу. Вдруг ее рука наткнулась на не очень приятную ткань. Она потянула за кусок материи и к ее ногам упало платье сливового оттенка, с белыми нашивками на рукавах и воротнике. Платье пахло гарью и что-то звенело в кармане. Кицуне поправив очки (проблемы со зрением никуда от нее не ушли), аккуратно полезла в карман и достала остатки какого-то мешочка. Хоть он был страшен и не отёсан на вид, от него исходило приятное тепло, которое наполняло сердце каким-то странным чувством. В ушах Кицуне послышался тонкий, старушечий голос: «mon cher» «Что это значит?!» — испуганно спросила она воздух- «Что за mon cher?!» Вдруг перед ее глазами стали проплывать картинки. Рождение ребенка с розовыми глазами; каморка в конце коридора; стишок про мышку; равнодушие семьи; и самое главное день, когда ее сожгли на костре. Каге испуганно отбросила от себе мешочек и упала на пол, обхватив голову руками. Так она просидела пока не пришла Гапу. Увидев, что ее воспитанница в таком состоянии, она сразу же все поняла- Каге вспомнила. — Что будешь делать, Каге? — спросила она, сев рядом. — Я хочу отомстить- ни минуты не задумываясь ответила ей Кицуне. — А надо ли? — — Это было последнее желание Кэтрин- — Быстро же ты адаптируешься. Другие, если что-то вспоминали, долго отойти не могли- — А есть ли в этом смысл? Рано или поздно я бы все узнала и так. Так что не вижу причины впадать в нервозное состояние.- — Ты и вправду особенная, Каге- женщина взяла ее за плечо- Я воспитала много перерожденных, но такую как ты я вижу впервые- — Спасибо, Гапу- девушка сжала ее руку- Кстати, что там с церковью? — — Я ходила около нее час, но нет. Нам придётся покинуть эту местность, если мы не хотим, чтобы от нас избавились экзорцисты- — Это верно. Куда поедем? — она повернулась к Гапу. Лицо женщины мгновенно погрустнело. — Прости, это.- — Слишком опасно, да? — — Ты понимаешь меня без слов- растрогалась женщина- Хоть наши пути разойдутся, знай- мы всегда будем вместе, хорошо? — — Хорошо- Кицуне, конечно же чувствовала боль, отпуская Гапу. Но она была бы полной эгоисткой, если бы держала ее около себя. Это логично. А все, что логично приходит к завершению, думала девушка. — Когда ты отправляешься? — -Завтра утром. Тебя же не будить, верно? — Ха улыбнулась. — Угу. К утру я буду далеко отсюда- она еще раз обняла Гапу, взяла мешочек и спрятала его в карман. — Береги себя- — И ты себя! — Кицуне быстрым шагом прошлась по коридору и поспешно закрыла дверь. После дождя воздух пах влагой и свежестью. Кицуне знала, что оборачиваться нельзя… Но. Она кинула последний взгляд на дом и стоявшую за окном Гапу и поспешила убежать оттуда. Девушка, следуя за призраком прошлого дошла до своей усадьбы только к вечеру. Она затаилась где-то в амбаре, зарывшись в солому. «Надо ждать ночи. А дальше будет видно» — подумала она. Пока девушка лежала, она думала, как именно она будет мстить. Все произошло слишком быстро: возвращение частично воспоминании, уход из дома, расставание с Гапу, все это смешалось внутри в один ком, который мешал думать. Девушка тряхнула головой. Это слишком. Она встает. И уверенно выходит из амбара, прихватив с собой с помощью магии солому. Усадьба была большой, поэтому ей понадобилось целых два часа, чтобы все распихать как надо. Это была страховка, если магия не сработает. Дальше девушка забралась на возвышенность. Размяв руки, она начала что-то шептать, активно жестикулируя. Над усадьбой появилась огромная пентаграмма. Она стала вращаться, из нее появлялись лучи, которые охватывали все здание, девушка стала говорить слова громче, пентаграмма все сильнее крутилась, вызывая ветер, вскоре она раскрутилась настолько быстро, что ветер, который она вызывала вырывал с корнем деревья. Кицуне закончила произносить заклинание и коснулась рукой земли… Послышался такой взрыв, что девушки заложило уши, она кое-как укорачиваясь от осколков, которые летели прямо в ее сторону, нашла убежище. Вскоре ветер стих. Стихли и крики. Остался лишь треск огня. Кицуне вылезла из ямки и залезла опять на холм. Ее глазам представлялось прекрасное зрелище. Вся усадьба, а точнее то, что осталось от нее горела ярким пламенем, все вокруг усадьбы было уничтожено. Не зная почему, но Кицуне стала смеяться, то ли от облегчения, то ли от великой радости.