Dream

Особняк Майклсонов был наполнен множеством звуков, которые сейчас пронзали мои уши, как миллионы иголок. Они оглушали, показывали, как назло, всю мою новую суть. Я чувствовала отвращение, понимая, кем я стала. Мои ноги ускорили темп, стараясь убежать от навязчивой мелодии. Как будто я могла это сделать. Я перешла на ту скорость, которой не обладала раньше, чувствуя, что воздух мешает мне двигаться. Но моя скорость не менялась, и я продолжала бежать. Я металась по всему этажу, как загнанный зверь в клетке, которым, по сути, и являлась. Мои руки потянулись к ушам, чтобы сберечь мозг от этого ужаса. Что-то внутри отчаянно требовало тишины, как будто она была достаточным для меня наказанием. Раньше я любила музыку, но сейчас, слыша тихую, грустную мелодию, которую когда-то любила, я испытывала лишь отвращение к жизни. Музыка играла на первом этаже, и раньше я бы не слышала ее так четко, но сейчас у меня нет такой возможности. Вампирская сущность не дает мне такого простого удовольствия, как тишина. Руки попытались максимально заглушить звук. Я чувствовала, что это не помогает. Я опустилась на пол, согнувшись пополам, и всё сильнее старалась спасти себя от музыки. Я чувствовала невероятно напряжение в руках, и на секунду мне показалось, что череп расколется от давления на него. Хотя я знала, что этого не случится. Life is beautiful, But you don't have a clue. Тот, кто выбрал эту песню, просто издевался надо мной. В один момент мое лицо исказилось гримасой нечеловеческой боли, и из глаз полились слезы. Слезы человека, который сошел с ума. Я с удивлением осознала, что в этот раз они были еще более солеными. Я отлично знала их вкус, но что-то изменилось. Это слезы не только сумасшедшей, но и слезы матери, потерявшей ребенка. Мелодия прекратилась, и я убрала руки от ушей. Мой абсолютно поехавший мозг отметил, что ночную тишину не нарушило теперь абсолютно ничего, кроме стука моего сердца. Я легла на спину прямо на полу, не думая о том, что я в одной ночной рубашке. Холод мне уже не страшен, да и все остальное в этой жизни - тоже. Каждая частичка моего тела дрогнула, когда я вновь услышала мелодию. Теперь она отличалась от предыдущей. Мне удалось разобрать пару слов, которые оказались пыткой. Из глаз вновь полились слезы, и теперь я вся сотрясалась от рыданий. And all these sorrows I have seen They lead me to believe That everything's a mess. But I wanna dream. I wanna dream. Leave me to dream. Слова этой песни заставили меня поднять голову и издать практически нечеловеческий вопль от боли, нахлынувшей на меня. Я знала, что мои мечты никогда не сбудутся, что мечты - пустая трата времени, но слова песни с каждым тактом моего пульса продолжали свою пытку, даже не пытаясь оставить мое искалеченное сознание. В моей голове кипело одно желание: убить того, кто решил устроить подобное ночное издевательство. Я всё равно знаю, что не спала уже больше четырех дней, я знаю. Текст этой песни сейчас раздражал меня. Раньше он нёс в себе какой-то посыл, давал мне некоторые силы. Сейчас он указывал на то, чего у меня нет, - возможности даже помечтать о светлом будущем. Даже назойливый голосок в глубине моего сознания знает, что у меня нет и шанса на него. Я села, мои руки зарылись в волосы и тянули их с такой силой, что, кажется, ещё секунда - и я выдерну клок. Но, черт возьми, мне всё-таки всё равно! Я начала раскачиваться взад-вперед от напряжения внутри. - Ненавижу! Мой крик на секунду заглушил песню, но всего через мгновение пытка продолжилась. Я подскочила на месте, испытывая только большую ненависть к происходящему. - Я ненавижу эту глупую песню! - прокричала я в ночную темноту, испытывая изощренное, странное наслаждение от звука своего измученного голоса. Он терзал слух, скрипучий, неприятный для меня самой звук - самое то, чтобы наказать за все собственные грехи. - Я не достойна слушать музыку, не достойна видеть свет, не достойна жить! - мой голос надрывался, желая показать этому глупому миру, что мне здесь не место. Я не спасла собственную дочь. Я не смогла сделать ничего, могла только наблюдать за смертью невинного ребенка, частички меня. Перед глазами предстали страшные картины. Я как будто вернулась в день, когда она умерла. Я снова видела мою малышку окруженной ведьмами, видела их занесенные клинки.. Проходит доля секунды, и клинки оказываются в крови. В крови моей мертвой дочери. Груз воспоминаний давит на меня, ноги подкашиваются под его тяжестью. Я оседаю на пол, держась за голову, придавленная к земле собственным безумием. Из моего рта больше не слышно ни одного слова - лишь стоны, похожие на скрип старых дверных петель. Глаза застилает пелена, и я понимаю, что не вижу ничего, кроме луча света, идущего из фонаря за окном. Этот луч света - единственное, что я различаю среди расплывчатых и странных темных предметов, и он слепит меня. Я закрываю глаза, не в силах видеть это. В этот момент я чувствую, как чьи-то сильные руки обвиваются вокруг меня, прижимают к сильной груди. - Тише, волчонок, - шепчет до боли знакомый голос. - Прошу, успокойся. Сквозь дикий голос безумия, сквозь слова песни, я чувствую, как Клаус начинает прижимать меня к себе еще сильнее и отчаяннее. Мне хочется подчиниться ему, уступить хоть в чём-то, но это кажется слишком сложным. Мои руки отпускают волосы и тут же попадают в плен рук волка. Он переплетает наши пальцы на обеих руках и обнимает меня так, что я оказываюсь охвачена своими же руками. Я чувствую тепло, идущее от них, и на секунду мне хочется вырваться, убежать, скрыться, не желая испытывать хоть какую-то радость человеческих объятий. - Волчонок, не надо, - сказал гибрид, почувствовав мои усилия, прикладываемые, чтобы выпутаться из его утешительных объятий. - Клаус, не продолжай, - в голосе слышится надрыв. Он не стал менее отвратительным, и я пожалела об этом. Мне не хотелось причинять им боль гибриду, поэтому я неосознанно перешла на шепот. - Я не заслуживаю этого. Прошу, отпусти меня. Очевидно, он знал, что из моих глаз всё еще лились слезы, даже не глядя на меня. Я предприняла очередную попытку освободиться, но ответом на мои действия послужило ещё большее сопротивление. - Хейли, я не отпущу тебя, - в голосе волка звучал металл, и на секунду мой напор ослабел чисто из-за странной привычки подчиняться и подыгрывать ему. - Ты не виновата в её смерти. Последняя фраза была сказана мягче. Я не ответила, лишь слезы стали беззвучными, и сопровождало их только легкое подрагивание моего тела. Клаус развернул меня к себе, надеясь прочитать что-то на моём лице. Его рука нежно коснулась моего подбородка, и после секундного сопротивления с моей стороны ему удалось поднять голову. Я посмотрела ему прямо в глаза, и на мгновение моё дыхание перехватило: в его глазах, глазах тысячелетнего гибрида, были те же чувства, что плескались в моей душе уже две недели. Две недели без нашей дочери. Мешки под глазами волка выдавали, что бессонница не оставила и его. Я провела рукой вдоль линии его челюсти. Жест получился почти заботливым, если такое чувство смогло выжить внутри меня. Рука гибрида оказалась на моей щеке, поглаживая её. Я позволила себе пойти на встречу его прикосновению и не отстранилась. - Мы не могли ничего сделать, Хейли. В его голосе звучали неподдельная скорбь и сожаление. Что-то внутри меня было согласно с этим, а голос безумия наконец молчал, тоже принимая слова волка. Я кивнула, понимая, что такое признание от него могу больше не услышать. Он не привык говорить подобное, всегда показывая только свою силу в ярости и никогда - сожаление из-за чего-либо. Он никогда не признавался в своём бессилии, но рано или поздно это стоило сделать. Даже Никлаус Майклсон не в состоянии выигрывать все битвы. Одна моя рука легла ему на щеку, другая - на шею. Я подарила ему сочувствующий взгляд, понимая его как никто другой. Его руки обвились вокруг моей талии, и он чуть наклонился вперед, когда наши взгляды встретились. Не знаю, кто из нас потянулся к губам другого первым, но через мгновение наши губы соединились в мягком поцелуе, который разрушил давнюю преграду между нами. Внутри что-то изменилось. Я почувствовала тепло, которого не испытывала уже давно. Всё мое тепло ушло вместе с дочерью, но сейчас ее отец смог затронуть что-то внутри меня. Возможно, с его стороны это было простое проявление жалости. Как только я оторвалась от него, желая вдохнуть немного воздуха, он сразу же прижал меня к своей груди. Мои руки обвились вокруг его талии, и, кажется, на теле не осталось ни одного места, где кожу бы не покалывало от ощущение его близости. Он поцеловал меня в макушку и прошептал: - Тебе надо поспать. На секунду помедлив, я кивнула, не отрываясь от его груди: - Нам всем надо поспать. Я улыбнулась, почувствовав, что он так же согласно кивнул. Гибрид поднялся с пола, на котором сидели мы вдвоем, и я почувствовала секундную пустоту в груди, переставая ощущать его рядом. Но пустота ушла, как только Клаус взял меня на руки. Это напомнило мне момент, который был больше полугода назад, в лесу. Кажется, что все случилось не так давно, но, возможно, уже целую вечность назад. Не изменилось почти ничего, кроме нас самих. На своей человеческой скорости Клаус отнес меня в свою спальню. Гибрид мягко положил меня на кровать и накрыл одеялом. На какое-то мгновение я испытала страх, что он оставит меня здесь одну и уйдет. Но страхи рассеялись, когда он лег рядом, позади меня, и его руки обвились вокруг моей талии. Я прикрыла глаза, моя рука легла на руку Клауса и мягко сжала. - Спокойной ночи, волчонок. Я улыбнулась и, наконец, впервые за прошедшую неделю смогла спокойно уснуть. Возможно, когда-нибудь я смогу мечтать по-настоящему. Когда-нибудь я забуду о боли потери, смогу жить нормально, и моя жизнь обретет смысл. Настоящий смысл, ради которого я буду жить. А пока мы будем латать свои раны, пытаясь спасти наши сломленные души.