За гранью победы

Плоть дана человеку от меня, А душа от Всевышнего; Так они между небом и землей, Будто кролики, мечутся… Канцлер Ги - Песенка Люцифера

Земля под ногами раскачивалась, а к горлу подступал горький и кислый желудочный сок. Вокруг завывала вьюга, снег валился хлопьями; казалось, что даже самая маленькая снежинка – это иголка, которая впивается в тело, найдя лазейку меж пластин тяжёлых орочьих доспехов. Слух и зрение вернулись не сразу. Размытые очертания огромных древних стен, в чьи объятия не попадал ещё ни один человек со времён Драконьих Жрецов, колыхались подобно туману. В голове гудело, как в жерле вулкана, и женщина буквально телом ощущала, как затягивается позади неё кровоточащая рана в материи Нирна. Чудовищный гул сливался с какой-то музыкой…гимнами, что поют теперь во славу Драконорождённой в Зале Шора. Пошатнувшись, она упала на колени и упёрлась руками в холодную землю; тошнота только усиливалась, и воительница поспешила снять шлем… Всё. Было. Кончено. Эта мысль, первая, должно быть, которую можно было назвать осознанной, вызвала внутри неё животный ужас и непринятие действительности, которые ледяными пальцами стиснули внутренности женщины. С тяжёлым стоном откинувшись назад, победительница подняла мутно-зелёные, тусклые глаза к небу. Признаться, она сама не верила в этот исход. Просто…просто что? Какое-то чувство шевельнулось в ней, подобно распускающей свои кольца змее. Северянка прислушалась к себе, приложив ладони к груди, но не смогла понять этого странного ощущения. Всё. Было. Кончено. *** Только спустя неделю ей удалось добраться сюда, на вершину самой высокой горы Тамриэля. Она ещё издалека услышала голоса сотен драконов, но не могла увидеть их; теперь северянке даже казалось, что она почти понимает их речь, схожую с треском лавы и воем бурана одновременно. Апатия так и сковала её разум и сердце. Драконорождённая просто шла, шла туда, куда ей нужно было прийти. Её влекло сюда, к Глотке Мира. Её звало небо. Больше никаких конкретных мыслей в течение всего путешествия у неё не возникло. Воздух здесь был таким жидким, таким обжигающе-холодным, что казалось, скажи слово – и оно встанет ледышкой в твоём горле. Скинув походную сумку, сев на неё и прислонившись спиной к древней полуразрушенной стене, зеленоглазая воительница откинула голову назад. И тогда она увидела их. Тёмные силуэты исполинских ящеров, детей Времени, медленно вспарывали толстую пелену облаков. Они усаживались на скалы, и гул от взмахов их крыльев наполнял воздух, отражаясь эхом от стены, на которой были начертаны слова силы. Их было так много, что за следующие несколько минут за их телами, сверкающими тяжёлой многоцветной чешуёй, не было видно и самих скал. Зелёные, золотые, алые, с двумя парами рогов, с гребнями и перепончатыми хвостами, большие и малые – все воскресшие дова Скайрима были здесь. Они кричали что-то на непонятном смертным своём языке, распахивая кожистые крылья и поднимая гул в теле горы тяжёлыми ударами своих хвостов. Но Драконорождённая понимала, о чём они кричат. -Алдуин погиб! Первенца Акатоша не стало!.. Снова она почувствовала какой-то укол в самое сердце. Спиной, сквозь холодную сталь доспехов и шерстяную одежду под ними северянка почувствовала, как содрогнулась стена слов силы; переведя мёртвый, будто замёрзший взгляд немного вверх и вбок от представшего перед ней драконьего племени, она увидела нависшего над ней древнего ящера. -Величайшего из нас, того, кто был с самого сотворения Времени, больше нет… Партурнакс говорил медленно, дыша глубоко и ровно. Обломанные и потрескавшиеся костяные шипы на его морде, располосованные серые чешуйки на теле, изорванные крылья…быть может, все эти шрамы он получил, бок обок сражаясь с Бичом Монархов?.. С тем, кого больше нет… Кого. Больше. Нет. -Ты не рад? – хрипло и безэмоционально спросила Драконорождённая. Почти, должно быть, невидящие глаза древнего чудища то ли печально, то ли со злостью, то ли со снисхождением посмотрели на неё. -Он был братом мне. -Был братом… - эхом прошёптала женщина. Драконов уже собралось столь много, что взмахи их крыльев стёрли слой облаков и разогнали вьюгу. Над глоткой мира впервые за долгие столетия засияло синее-синее небо. -Алдуин погиб! Тяжело опустившийся перед ней багряно-красный дракон поднял облако снега и каменной крошки. Ему пришлось низко пригнуть голову, приблизив её к северянке, чтобы говорить с ней, как теперь, по его мнению, подобает. -Весть о твоей победе прокатилась по всем мирам, прошила само время и достигла всех, кто может слышать его. Теперь я согласен служить тебе, Куинарин. Куинарин. Победитель. Беловолосая только кивнула. С ещё большей силой что-то будто ударилось о рёбра изнутри, и женщина обняла колени руками, прижимаясь к ним грудью. Широко распахнутыми глазами уставилась она куда-то сквозь склонившегося перед ней Одавинга. -Алдуин…погиб, - снова тяжело произнёс Партурнакс. – Всё кончено. Я думаю, что у богов всё ещё есть планы на тебя, Довакин…но я больше не спутник тебе. Прощай. Она проводила его всё тем же испуганным, потерянным взглядом широко раскрытых зелёных глаз. Один за другим дова поднимались в небеса и исчезали из виду, ныряя в пропасть скальных утёсов или взмывая так глубоко в синеву небес, что растворялись в ней. Через какое-то время на вершине Глотки Мира она осталась одна. Мех на накидке воительницы покрылся инеем, пальцы в стальных перчатках ныли от мороза… Но она всё ещё слышала, слышала, как воспевают её победу дова. Они кричали сквозь само время, чтобы весть об окончании тирании Алдуина достигла самых дальних концов Мундуса, Обливиона и самого Этериуса… И тогда она смогла ощутить это «что-то». Оно рвалось бессмертным зверем и ломало рёбра яростью своей скорби. Оно рыдало, ревело, билось в агонии и без конца выло, кричало, звало. Оно кричало о своей печали о брате, о своей любви к небу, о своей силе. Оно стремилось расправить крылья, которых у Драконорожденной не было; оно отвечало небу, что влекло его; оно чувствовало само время и слышало все девять миров. Воительница упала на землю и стиснула голову меж ладоней, зажимая уши. Она хотела кричать, рвать себя на части, биться о скалы – но не могла и рта раскрыть. Лишь слёзы из-под зажмуренных век катились по её щекам, оставляя ледяные корочки на коже. И только душа дракона, скорбящая о погибшем, рвущаяся в небо, зовущая братьев, билась внутри неё о клетку рёбер и истерзанные внутренности…и не давала ей умереть, как бы она не желала этого. Всё. Было. Кончено.