Дешевое вино

Моя шея служит опорой, вокруг которой перекинута твоя рука. Твои ватные шаги проваливаются, словно ты ходишь по ещё не застывшему до конца желе. Мне тяжело удержать твой вес, и я врезаюсь в исписанную черным маркером стену. А ты нисколько не делаешь её мягче, падая на меня. Краска бы осыпалась на голову белой скорлупой, будь чуть старше. Могу только поблагодарить, что твой подъезд выглядит более-менее сносно и местами чисто. Твоя шея – напротив, всего-навсего изящное дополнение туловища, не выполняет никакой функции. Лбом безвольно упираешься мне в грудную клетку, пряди грязного желточного отлива из-за ламп накаливания падают на лицо. Клянусь, будь ты в более адекватном состоянии, ты бы слышала и чувствовала, даже сквозь куртку, как бешено ударяется моё сердца о ребра. И если бы могла, ты бы неразборчиво спросила, что со мной. А я бы, не задумываясь, отмахнулась, что всему виной лестница, ведь ты живешь на седьмом этаже, а лифт по закону Мерфи обязан был выйти из строя. Руки дрожат, но я не отпускаю, выругиваюсь сквозь зубы. — Давай, - с усилием шумно выдыхаю, обхватываю тебя за плечи, пытаясь этим жестом приподнять твою голову и заставить заглянуть мне в глаза, заодно проверяя, остались ли там крупицы стыда. Или хотя бы твоего сознания. Впрочем, обнаруживаю лишь отсутствие как первого, так и второго. Взгляд едва фокусируется, - ещё несколько ступенек. Ты что-то бормочешь вслух, в состоянии полусна. Чувствую твоё дыхание, улавливаю в нем резкий запах дешевого вина и крепких сигарет. На языке непроизвольно проступает терпкий кисловато-сладкий привкус. И я жалею, что не сделала пару глотков, когда увозила тебя. Кривлюсь и отворачиваю лицо, словно мне противно. Сама не понимая зачем, ведь это не так, а ты всё равно не увидишь моей наигранной гримасы. Не запомнишь уж точно. Перед глазами выстраивается кадр продолжительностью в пару секунд: меня, бросающую твоё бессознательное тело на бетонную лестницу. Меня, достающую массивную железную «Зиппо» из кармана джинсов, открывающую крышку с металлическим лязгом, отдающимся эхом в темноте. Меня, подносящую сигарету к искре и закуривающую с тихим монотонным «да пошло оно». Изображение мгновенно обрывается. Конечно, я так не поступлю. Хотя бы из-за того, что «Зиппо» у меня нет. Руки всё так же предательски трясутся, хоть мы и практически одного роста, одного телосложения, но от напряжения в мышцах не спасут даже пятерки по физкультуре, которые и без того давались мне с трудом. Легкие рвано неприятно режет от учащенного дыхания, от холода декабря, нагло разгуливающего внутри. Тебя не приглашали, черт возьми. Короткие волосы так или иначе лезут в глаза, липнут ко лбу, цепляются к влажным губам. Твои, кстати, тоже, так что я неумелым жестом пытаюсь поправить сбившиеся локоны. Снаружи жарко, душно, из-за зимней одежды в частности, но внутри по-прежнему пробивает озноб. Каким-то немыслимым образом дотягиваю её до двери в квартиру, умудряясь всё ещё удерживать это опознанное летающее тело, а другой рукой рыться в карманах в поисках заветного ключа. Замок щелкает. Переступаю порог, совершенно забыв о боли в верхних конечностях. И любопытно оглядываюсь по сторонам, вытягивая шею вперед. Словно впервые здесь, но уже успев детально изучить каждую из комнат. Полутьма, облаченная лишь слабым светом луны. Распахнутое настежь окно впускает дребезжанье проезжающих под домом машин, завывание ветра и в очередной раз этот хренов декабрьский холод. У меня идет пар изо рта. Первым делом я затыкаю источник звука, создавая полный вакуум в квартире. Осталось закинуть дрова в камин, и можно начинать жить. Можно ведь, правда? Пусть и камина у тебя здесь нет. Не удосужившись включить свет, помогаю ей снять обувь. Стойка на одной ноге может оказаться смертельным номером. Снова слышится недовольное мычанье и даже обрывки речи, когда рукав пальто упорно не хочет покидать свою обладательницу. Возомнив, что очередное сальто ей под силу, она упрямо вырывается из моих рук, пытаясь стряхнуть верхнюю одежду. Подается вперед, собираясь вписаться носом в паркет, но я не даю, одёргивая её за плечо, а второй рукой обхватывая талию, пытаясь сделать это как можно менее резко. И потому-то оказываюсь лежать на полу, за место неё. К моей спутнице сила тяготения более благосклонна: она приземляется мягче, прямиком поверх меня. Попытки встать пресекаются на корню, когда её руки снова смыкаются вокруг шеи, как в предыдущем эпизоде на лестнице, смазано и рвано, от чего я вписываюсь в дверной косяк, не издав ни звука, лишь в очередной раз ругнувшись про себя. Чувствую, как позвонки упираются в стену, ощущаю холод от пола, твой подбородок на плече и тихое посапывание в шею. Наконец, позволяю себе расслабиться, и ноющая мышечная боль разливается приятной слабостью. — Извини, - её голос звучит с легкой хрипотцой от превышенной дозы никотина, неуверенно, словно пытается понять бодрствует ли она или же это пьяная галлюцинация. Мне хочется злиться. Хочется, чтобы я могла злиться на неё. Но я лишь расплываюсь в уставшей улыбке, прикрыв глаза, наклоняю голову в её сторону, утыкаясь носом в волосы, продолжая дышать шлейфом сигаретного дыма и слабо ощутимым запахом кондиционера для волос. За что многократно ненавижу себя. Но я могу позволить себе такую вольность – ты не запомнишь. Поднимаюсь, одновременно придерживая твою руку на шее. Столь дурацкий жест, но как мне не хочется прекращать чувствовать тепло её ладони в этой комнате, где можно хранить сливочное мороженное. Всё ещё упираясь о стену, которая служит опорой теперь уже для нас обеих, улавливаю, как ты глупо с любопытством пялишься на меня. И я отчетливо различаю присутствие какого-то сентиментального рассудка в твоих глазах. В этот момент моя оборона окончательно разбивается вдребезги и я понимаю, что эта ситуация повторится ещё не один, даже не тысячный раз. Это вызывает у меня чувство отвращения, которое я могу разве что принять. Тянешь ладони к моему лицу. Резкий контраст твоих теплых рук и моих ледяных щек. Продолжаешь разглядывать меня. Моргаешь, переводя взгляд то на губы, то на глаза. Я замираю в исступлении, понимая, что должно последовать за этим, казалось бы, невинным жестом, страшась каким бы то ни было образом нарушить сознательную цепочку твоих действий. И отчасти потому, что мне самой как-то до дрожи в коленках непривычно рассыпаться под твоими прикосновеньями. Подушечками пальцев ты неуклюже проводишь по моей щеке, наблюдая, как кожа под пальцами слегка прогибается, образуя едва заметные бороздки. Ты вновь подаешься вперед, и я удивляюсь, как только тебе удается без колебаний найти в полумраке мои губы. Не двигаюсь, а она медлит, немного задумавшись. Совсем немного. Скорее всего, лишь для того с какого ракурса подойти. Чувствую дыхание на своих губах, чувствую её тепло. Крепко смыкаю веки. Потому мне до чертиков страшно, что когда ты коснешься меня, всё исчезнет к чертовой матери. Не веря, что все действия, описанные в режиме реального времени, происходят по-настоящему. И мы не персонажи какой-то низкопробной дешевой мелодрамы и кассету с записью в любую секунду не поставят на «стоп», а то и хуже – даже сотрут. Ты наклоняешь голову слегка влево, обхватывая мою верхнюю губу. А я вроде как и вовсе не дышу на протяжении этих нескольких секунд, искривлённых черной дырой фильтра моих мироощущений, тянущихся часами, лишь обалдевши приоткрыв рот. Я вроде как на глубине нескольких метров, где у меня на шее проступает рельеф от жабр, где время останавливается, а звуки исчезают, и далеко не потому, что я закрываю форточку, а потому что нахожусь под плотным слоем льда. Собственное сердце скачет под аккомпанемент гвалта эмоций, готовое проделать брешь в груди. Прижимаешься ближе, и моё холодное тело с жабрами подо льдом бросает в жар, когда я чувствую, как при дыхании твой живот синхронно соприкасается с моим. В голове лопаются сосуды, когда я ощущаю твой влажный язык с винным послевкусием (которое не кажется таким уж и отвратительным, теперь уже нет) вперемешку с моей (уже твоей) жвачкой до неприличия глубоко у себя во рту. Медленно, робко отвечаю. Растягиваю, как эту самую чертову жвачку. (Только не рвись, прошу) Внутри всё немеет, когда ты оттягиваешь мою нижнюю губу, в вакууме коридора разносится мой отрывистый выдох, а стоять на ногах ровно не то что тяжело, а практически невозможно. Ты неуклюже ударяешься верхним рядом зубом, от чего слышится характерный лязг, как от моей воображаемой «Зиппо». Отрываешься от моих губ, всё так же поглядывая на меня, на мои пунцовые щеки, раскрасневшиеся губы, которые я облизываю, как бы пробуя на вкус новые ощущения. Довольная моей реакцией, кончики твоих губ приподнимаются в едва заметной улыбке. И от твоего взгляда мне как-то стыдно и неприятно одновременно, от него хочется отделаться как можно быстрее. Контраст моих теплых чувств и твоих холодных. Или отсутствующих, слегка подогретых алкоголем, как будет угодно. Я чувствую дикое желание отмотать время, позвонить тебе сегодня с просьбой не напиваться или не просить сопровождать тебя до дома. Но вроде как так должны поступать друзья. Должны же? Конечно, это ведь легко. И сейчас я в который раз жалею, что не прильнула к горлышку этого (уже горького) вина. Давайте две бутылки. Черт, несите всё, что есть! Весь гребанный винный завод. Потому что я не хочу чувствовать твоей пьяной безалаберности, не хочу знать, насколько же тебе на самом-то деле наплевать, не хочу определять по запаху, насколько же дешевый алкоголь ты пьешь, насколько же он похож на то, что ты чувствуешь.