Бумажные ангелы

На закате Дайтон почти красив. Солнце бликует в стеклах, стекает оранжевым в лужи, подкрашивает октябрьские облака с изнанки, и кажется, что небо в огне. У Мии пока есть время замечать такие вещи. Например, что запах города меняется в зависимости от месяца, что в жару воздух над асфальтом стеклянисто дрожит, что в окрестностях Дайтона даже есть птицы, и их галдеж особенно громкий именно в это время суток. Осенью мало выпадает таких дней, обычно небо накрывает зону плоской крышкой туч, из-за которых все вокруг становится серым, тусклым и совсем безрадостным. У Мии пока есть время, чтобы замечать это. Правда, в этот час Мии обычно не до условных красот окружающего бытия. Мия на охоте. Она крадется вдоль домов, срезая маршрут через подворотни, бежит окольными тропами почти на носочках, чуть сгибая ноги в коленях, как хищник. Мия очень любит эту игру. До места назначения недалеко, еще минуты две, Мия поправляет ремень сумки, переброшенной через плечо, и ускоряет шаг. Мия идет смотреть. Она юркает за поворот и замирает, тяжело дыша, в узком проулке между домами. Там всегда навалены какие-то коробки, но тонкая Мия в свои одиннадцать лет себе там место находит. Она стоит тихо-тихо, почти прижимаясь щекой к каменной кладке, и смотрит. Мие кажется, что она сталкер. Смысла этого слова она не знает, слышала только, что так называют преследователей. Но Мия не преследователь. Она наблюдатель. Вот знакомое здание мутно-зеленого цвета, у самого моста, белые неоновые буквы на вывеске «миссия», и безрадостная зеленая надпись под ней «времени нет». Тоже знакомая. И толпа людей, скучающих у входа. Но скучающих как-то суетно, словно вот-вот сорвутся куда-то бежать. Обычное дело. Решетка открывается со скрипом, и Мия замирает. Внутри у нее все сжимается и дрожит, и это похоже на страх и радость одновременно. Это чувство не отпускает Мию, пока Леви, нескладный патлатый миссионер, выходит к толпе, пока сочувственно мотает головой, пока толпа расходится, и кто-то, проходящий мимо, участливо хлопает миссионера по плечу. Леви долго смотрит ему вслед. Леви был здесь всегда. Так Мии кажется. Она точно не знает, почему, просто Леви выглядит так, словно прожил тут очень-очень долго. Мия помнит его с самого раннего детства, мама часто брала ее к миссии, чтобы их пропустили вперед. Ей легко было представить, что Леви вот так же раздавал время задолго до ее рождения. Может быть, даже до рождения мамы. Леви – это сердце Дайтона, считала она. Сердце, которое продолжает биться, несмотря на то, что все остальное гниет и умирает. Мия уже многое знала о смерти. Она видела мертвых людей на улицах. Она знала, что соседские мальчишки обкрадывают мертвых, хотя и не понимала, что можно взять с человека, обедневшего настолько, что его время кончилось. Она знала и то, что часть той толпы, что сегодня собиралась у миссии, не доживет до утра. Но на место этих несчастных людей придут новые люди. Толпа у миссии никогда не убывала, менялись только лица. И где-то глубоко внутри Мия была убеждена, что так постепенно умрут все вокруг. А Леви останется. Леви был верен своему распорядку. Вот так же, как и сейчас, в любой другой день и в любую погоду он выходил к толпе, и не было важно, есть у него время или нет. Леви очень рискует, думала Мия. Что, если кто-нибудь возьмет у него слишком много? Больше, чем Леви может дать, и у него ничего не останется? Поможет ли кто-нибудь ему, всю жизнь помогающему другим? Отсюда Мия наблюдала и за людьми. Разные это были люди. Она видела однажды, как парень, которому не хватило времени, ударил Леви по лицу, и Мия, вся сжимаясь в своем укрытии от обиды и негодования, подумала, что люди в Дайтоне сплошные подонки, злые и неблагодарные. А потом парень, стоявший следующим, коротко ударил подонка в живот. За Леви. И Мия подумала, что нет. Не все, есть еще, оказывается, хорошие... Сама Мия после смерти мамы никогда не ходила к миссии за временем. Во-первых, ей было немножко стыдно за то, что она идет просить, когда у нее целый год на часах. Хоть она и не может его тратить. А во-вторых... Мия чувствовала странную робость перед Леви. Ей куда проще было третировать Уилла или Борела, простых добродушных работяг, напоминающих соседских мальчишек. Проще было обращаться к знакомым и почти знакомым. Но чтобы встать перед нескладным, молчаливым Леви с этими его пухлыми губами и волосами до плеч – даже от этих мыслей она сразу робела, и появлялась предательская слабость в ногах. Страшно было даже не то, что она попросит у Леви времени, а то, что Леви ее не запомнит. Он улыбнется, как всем улыбается, даст ей времени, сколько сможет. И обратится к другому человеку. И момент, ради которого она, Мия, так долго набиралась мужества, пройдет скучно и пресно. Обычно. Он ничего не будет значить. А Мии хотелось... она точно не знала, чего именно ей хотелось. Леви скрылся внутри миссии. Он там будет до поздней ночи. Мия уже выучила его распорядок. Возвращалась она медленно, неторопливо. Толку торопиться к своей трубе. Играть с мальчишками ей не хотелось, купив в кондитерской лавке пару дешевых лепешек, она вернулась в то место, которое с трудом можно было считать домом. Но, тем не менее, домой. Темнеет быстро. Сейчас днем еще тепло, но ночью становится куда прохладней. Хотя и не холодно. Мия считает, что по-настоящему холодно только там, где снег. А тут снега почти не бывает, так что любую прохладу можно вынести, если подумать о чем-то хорошем. Свет зеленого таймера освещает бетонный потолок в трещинах. Мия, закатав рукав до локтя, смотрит на цифры. Обычно в такие моменты она думает о том, на что потратит свой год. От этих мыслей ей всегда становится теплее. Но сегодня Мия думает о другом. У Мии много вопросов. Например, почему ее цифры иногда чешутся как от щекотки, поднимая волоски на руке? Почему они такие горячие? Если накрыть их правой рукой, можно почувствовать отчетливое тепло. Не больно ли передавать и отдавать время? И что при этом чувствуешь? Если проткнуть иголкой цифру, выступит красная кровь или что-то зеленое? Мия никогда еще не протыкала цифры иголками, хотя и очень хотелось. Из любопытства. Мии многое хочется знать не только о себе самой, но и о мире вокруг. Почему все именно так, а не иначе. И правда ли, что если на одной стороне Земли лето, то на другой – зима? Но времени на школу нет, как нет времени у взрослых на то, чтобы что-то объяснить Мии. А мальчишки с соседней улицы, с которыми Мия иногда играет, сами не знают ничего. Потом она думает о том, что придется завтра попросить пару минут у Уилла, потому что времени совсем не осталось, а завтра надо что-то есть. Он добрый и никогда ей не отказывает. А потом она думает о Леви, о том, как он закрывает решетку, идет к себе (интересно, а где он живет?), как приходит домой, устало снимает пиджак, ослабляет галстук, умывает лицо, собирает волосы в хвост... От этих мыслей Мии становится жарко, почти горячо. Она сворачивается в клубок, пряча пылающие щеки, и улыбается. Она просто не может не улыбаться. *** Через неделю Мия вот так же лежит в своей трубе, тот же поздний вечер, те же трещины. Тот же зеленый свет таймера. Мии грустно. Дни становятся еще короче и прохладней, а Уилла нет. И Борела нет... ну кто бы мог подумать... Все начинает меняться, и это пугает. Мия поворачивается на другой бок на жестком ложе. Последнее время Мия часто грустит. Уилл ушел, и Мия скучала по нему. И подруга Уилла совсем не нравилась Мии. Лицом она была красивая, но еще какая-то... вредная. И смотрела из телевизора с вызовом, мол, попробуй, поймай меня! Мия не хотела себе признаваться, что недолюбливает эту подругу потому, что из-за нее Уилл впутался в неприятности, что его ищут из-за нее, и все уже не будет так, как раньше. Мия себе позволила даже беспомощно всхлипнуть из-за этого. Все уже не будет по-прежнему... Но потом она вспоминает, что до появления этой неприятной подруги у Уилла умерла мама. И Мии становится горько и все понятно. Когда умирает мама, все уже не может быть так, как раньше. Чтобы отвлечься от этих мыслей, Мия полезла в сумку и достала бумажного ангела. Крылья у него уже немного помялись, но слабый свет бумаги в полумраке успокаивал Мию. Она любила смотреть на ангела, вспоминая о том, как его получила. Это был единственный момент, когда она говорила с Леви. Было Рождество. Очень холодное Рождество, как раз для снега, но он так и не выпал. Мия, кутаясь в тонкую шерстяную кофточку, даже огорчалась. Снег – это рождественское чудо, и если уж так холодно, то можно было бы устроить снег. Мия очень плохо помнила снег, он выпадал тогда, когда она была еще совсем маленькой. Тогда она так глубоко задумалась об этом, что вышла к миссии, почти не глядя, и уткнулась лицом во что-то мягкое. Подняв глаза, Мия застыла, как вкопанная, поняв, что ткнулась в пиджак Леви. Она стояла и смотрела, не в силах сказать что-то или сделать шаг назад. Потому что Леви смотрел на нее. В тусклом свете вывески его лицо казалось старше. Он улыбнулся ей и сказал только: - Подставь руки. Она непроизвольно сложила дрожащие ладони лодочкой. И в них посыпались конфеты. Сверху на эту горку лег белый бумажный ангел. - С Рождеством! - сказал Леви. - С Рождеством, - тихо отозвалась она и пришла в себя уже в трубе, прижимающей подарки к груди. Это был самый замечательный подарок в жизни Мии. Она смотрела на все это и не могла не улыбаться. Она вертела и крутила бумажного ангела, догадываясь, что Леви, должно быть, всю прошлую ночь просидел, складывая и вырезая их. Если до этого Рождества она только поглядывала за Леви украдкой, то теперь приходила смотреть на него почти каждый день. У нее даже появилось свое наблюдательное место. Обычно это воспоминание грело Мию, но сегодня что-то было не так. Возможно, потому, что в этой зоне больше не было друга. Мия каждый раз говорила Уиллу «мне надо оплатить счета». Мия хорошо выучила формулу: «мне надо оплатить счета». Она всегда говорила так. И никогда – «мне нечего есть». Мия не могла себя заставить сказать это. Ей казалось, что так она будет совсем нищая, а пока что у нее просто трудности. Трудности со временем, как и у всех в гетто. И Уилл ей верил. И бедняга Борел был еще жив, хоть от него постоянно несло спиртным... И одиночество Мии стало каким-то совсем безнадежным. Настолько, что, прижав к груди бумажного ангела, она не выдержала и разревелась. *** Все случилось внезапно. Мия проснулась почти рывком, сев в трубе с колотящимся сердцем. Ей показалось, что кто-то трогал ее. Трогал ее капсулу. Ее обокрали! Судорожно моргая, она вглядывалась в цифры на капсуле, спросонья плохо различая их, но они явно были другие! У нее же оставалось сорок шесть минут на завтра! Целых сорок шесть минут! Почти состояние! И только несколько секунд спустя она поняла – в капсуле у нее пять лет. Пять лет. И еще то ощущение... Кто-то погладил ее по руке. Уилл. Уилл приходил к ней! Мия оставалась неподвижной недолго. С таким временем ходить нельзя, но она же знает, кому его отнести, она просто отдаст это Леви. Он возьмет, сколько нужно для бедных, а Мии хватит и недели. У нее в руках было не только время, пока она бежала к своему наблюдательному месту. У нее в руках был повод. Повод заговорить с Леви, повод, чтобы он запомнил ее. Повод приходить к миссии, когда у нее закончится время, и не чувствовать себя совсем нищей. Она представляла, как округлятся от удивления глаза миссионера, как в них вспыхнет надежда и радость, когда он увидит эти цифры, как губы его разойдутся в улыбке, а она, запыхавшаяся, будет смотреть на него и тоже улыбаться. Это будет их общее счастье. Мия неслась быстро, как ветер, в полумраке отыскивая дорогу по памяти. Ей казалось, что она летит над асфальтом, а сердце в груди большое-большое, и в нем цветут одуванчики... Не добежав до наблюдательного пункта, она остановилась, как вкопанная, ощутив, что радость ледяным комком упала в пятки. Ее вытеснил удушливый ужас. Кто-то грабил Леви. Кто-то в маске прижал его к решетке, угрожая ему пистолетом. Кто-то держал его за руку. За правую руку! Мия пошла медленно вдоль стены, стараясь слиться с тенью. Тень была густая, Мию не должно быть видно. В ней бешено билось сердце, отбивая неровной дробью: только не до конца! Только не до конца! Оставь ему хоть десять секунд, я успею, ты только не забирай все, он же миссионер! Ну пожалуйста, что тебе стоит! Только не убивай его! Не смей!.. Она замерла, не в силах заставить себя двинуться дальше, хотя все в ней кричало – нужно бежать туда, бежать к нему, и отбить, отбить, кусаться, царапаться, драться за него! Драться! Но Мия не умела драться как мальчишки. И страх за те пять лет, что она сжимала в руках, держал ее на месте. Если тот бандит увидит ее, Леви она уже ничем помочь не сможет. Она только стояла в своей нише, и всматривалась, всматривалась в них, в того, с пистолетом... пока не различила знакомую бритую макушку. Быть не может... Это же... И суть происходящего стала проста и понятна. Она окатила Мию волной облегчения вкупе с некоторым разочарованием. Страх ушел так внезапно, что в ногах сразу образовалась слабость. Уилл. Это Уилл. Он решил помочь Леви, как сегодня помог ей. Он крадет время, она видела в новостях в магазине. Он ворует его с той женщиной. И раздает. Он всегда был добрым, всегда знал цену времени. Но самое главное, никто не грабит Леви. Никто не покушается на его жизнь. Хорошо... Мия заметила, что Уилл уже ушел. И Леви ушел, просто нырнул вглубь миссии, включив заветное слово «время». И тут же откуда-то набежали люди, встали в очередь. Мия ждала, глядя на них. Но сегодня все было иначе. Видимо, пережитый страх предал ей смелости. Поэтому, когда толпа разошлась, она пересекла улицу. Леви сразу ее заметил, и, когда она вошла в поле неонового света, спросил только: - Тебе нужно время? – и протянул ей правую руку, но она покачала головой. - К тебе приходил мой друг, - сказала она. – Я видела. Он дал тебе время. - Ты видела? – удивился Леви. Голос у него был глухой, усталый, но он по-настоящему удивился. - Да, - сказала Мия. – Вон оттуда. И указала рукой в сторону своего убежища. - Моего друга ищут. Не выдавай его, ладно? Не говори, что он приходил. - Твой друг – тот, кого ищут? Уилл Салас? - Да. Ты знал его? - Нет, - Леви покачал головой, задумался о чем-то и спросил: - Как тебя зовут? - Мия. Мия Стерджес. - Мия, чаю хочешь? Сегодня похолодало, – и он открыл перед ней дверь миссии. Увидев слабый поток света, хлынувший из-за этой двери на тротуар, Мия почувствовала привычную дрожь в коленках. Леви зовет ее на чай. Леви. Настоящий Леви, и она не спит. Чай оказался вкусным, хоть и дешевым. Они сидели в маленькой комнатке за тем местом, которое Леви называл «алтарь». Мия окончательно пришла в себя, и теперь вертела чашку в руках, не в силах поверить, что это она сама подошла и заговорила с миссионером. Что показала ему свое укрытие. Что сейчас сидит напротив него и пьет с ним чай... - Ты дружила с Уиллом Саласом? – мягко спросил Леви. - Да. Наверное. Он работал на заводе. У него недавно мама умерла. Думаю, он поэтому... Она не договорила, замявшись. Не могла же она сказать «поэтому стал воровать время, чтобы его раздавать бедным людям». Но Леви, кажется, понял ее. - Он хороший парень. Но то, что он делает, противозаконно. - Я знаю. Леви, - голос Мии дрогнул, когда она полезла в сумку. – Он дал время и мне. Я не могу носить с собой столько, у меня украдут! Недели мне хватит, возьми, раздай другим. Она протянула ему капсулу, и он удивленно взял ее. Посмотрел на цифры, подумал. - Мия, где ты живешь? – тихо спросил он. - Везде, - тоже тихо отозвалась Мия. – А ночую на старых трубах, где заброшенная стройка. Поэтому мне нельзя иметь столько времени. Там многие ночуют. - Я не могу принять от тебя это время. Но могу хранить его для тебя. Ты можешь приходить сюда, когда захочешь, и я буду выдавать его тебе. Но раздать... - Уилл украл его. Конечно, мне бы его хотелось, но ведь ко мне могут прийти Стражи и все отнять. Так что лучше поступи с ним как с обычным временем, у стольких людей они отобрать не смогут! - Хорошо, - кивнул он. Помедлил немного, потом прижал запястье к капсуле. Когда капсула вернулась к Мии, на ней оставался месяц. - Ты всегда сможешь прийти сюда, если у тебя будут трудности, - заверил Леви. И под его взглядом Мия вся как-то съежилась. Она вдруг вспомнила, что волосы у нее растрепаны и не вымыты, а на длинных волосах это особенно заметно, что у нее желтое пятно внизу на кофте, что от нее пахнет бетонной сыростью... Ей очень хотелось провалиться сквозь диван от неловкости. Мия казалась себе очень маленькой и жалкой рядом с Леви. - Где твои родители? – вдруг спросил он. Мия вздрогнула и подняла на него недоумевающие глаза. Таких вопросов в Дейтоне не задают. Она никогда не спрашивала себя, почему никто не интересуется, где ее родители. Себе она поначалу отвечала, что все и так знают. Потом – что всем просто нет до нее дела. Таких, как она, в Дейтоне много. - Я не знаю, кто мой папа. А мама... мама умерла... У нее кончилось время, когда мне было шесть... Кончилось время... У мамы всегда были «клиенты». Она их так и называла – просто «клиенты». Они были щедрые или скупердяи, но регулярно платили, поэтому они с мамой жили почти нормально. Мама любила ее, часто называла Мию «малыш» и что-то еще добавляла, жизнеутверждающее. Вроде «мы справимся, малыш» или «все будет хорошо, малыш». Мия помнит маму по яркой косметике и широкой улыбке. Помнит сладкие духи, и то, как она приходила спать в мамину комнату, когда мама работала ночью. Ее могло не быть всю ночь, но комната пахла духами, из-за чего здесь оставаться одной было не так страшно. А однажды мама вернулась домой странной. Она шаталась, говорила невнятно, и от нее пахло алкоголем. Но страшным оказалось не это. Потом, позже, Мия услышит, что это очередной «клиент» напоил маму, не заплатив ей. И она уснула дома в кресле, когда на часах у нее оставалось всего пятнадцать минут. Мия это услышала потом. А тогда она со слезами пыталась разбудить маму, она кричала, тянула ее за руки, и даже осмелилась ударить маму по лицу. Пыталась позвать соседей, но те всегда возвращались с работы поздно, а был полдень. Мама не проснулась, даже когда у нее на часах осталось пять секунд. Время просто вытекло из нее, а она даже не заметила. А у Мии времени не было. И прямо под заплаканной Мией, прижавшейся к ее груди, тело мамы вздрогнуло, выгнулось и... ничего. Мама по-прежнему спала, только теперь совсем тихо. Дыхания не было слышно. А Мия все вжималась в нее, трясла ее. Такой ее и нашли соседи. Потом в доме было много людей, они ходили по дому в обуви, а Мия сидела под столом, обняв колени, злая и несчастная. Злая потому, что эти люди пришли так поздно, а несчастная потому, что они уже не смогут разбудить маму. Никто не обращал внимания на Мию. Потому что участь шестилетнего ребенка, оставшегося без матери в гетто, была всем известна. Уже через полгода Мия перебралась в трубы. От мамы ей досталась только пустая капсула. Мия заметила, что говорит это вслух, только тогда, когда уже окончательно охрипла. Она замолчала, глядя в стол. Поэтому видела, как Леви протянул к ней руку и коснулся ее руки, сжимающей чашку. - Если хочешь, ты можешь остаться здесь. Мии кажется, что она, должно быть, заснула на диване, потому что этого не может быть. Она судорожно втягивает воздух. Остаться здесь, в миссии? Леви предлагает ей остаться? - Места у меня немного, но... - Я могу остаться тут? - Можешь. Мия от волнения едва не грохнула чашку о стол. - Я могу работать! – выпалила она, взволнованно глядя на Леви. – Я могу убирать и немного умею готовить, и я... Стук в дверь грохотом раскатился по миссии. Такой громкий, что оба вздрогнули. Леви вскочил на ноги. Он хмурился и словно прислушивался к чему-то. В этот момент снаружи раздался голос: - Леви, открывай, или я выломаю дверь. Все внутри Мии предательски сжалось в комок. Она узнала этот голос. И, судя по лицу Леви, тот тоже его узнал. - Оставайся здесь и сиди тихо, - шепотом сказал он и пошел к двери, прикрыв дверцу комнаты, в которой они пили чай. Осталась только небольшая щель. Мия подобралась к ней, и, сидя на корточках, обнаружила, что может незаметно наблюдать за происходящим. Щелкнули замки, дверь открылась, и человек в черном перешагнул порог. Страж Времени. Мия знала, что его зовут Леон. Этот Страж всегда вызывал у Мии смесь ужаса и восхищения. У Стража скрипучий кожаный плащ, водянистые голубые глаза и запах ментола. Она часто видит его, патрулирующего районы. Часто видит его машину. Слышит, как с ним пытаются перекинуться парой слов, но Страж всегда держит себя так, словно окружающих не существует. И вообще ведет себя несколько странно. Вот и сейчас в миссию он входит без спроса, мимо Леви, шаг у него уверенный и тяжелый. Мия чуть шире приоткрывает дверь и старается все расслышать как можно отчетливее. В отличие от застывшего у двери Леви, Леон похож на акулу, которой всегда надо двигаться. Сцепив руки за спиной, он маневрирует по помещению с ленивой грацией хищника, сытого, но в любой момент готового проголодаться. Деловито осматривается по сторонам, и Мия даже из своего укрытия видит, как ходят желваки на его скулах, словно Страж жует жвачку. Выдержав долгую паузу, Леон обращает внимание на Леви, подходит нарочито медленно, чуть сминая губы, явно думая о чем-то своем, и все так же, ничего не говоря, берет миссионера за левую руку. Леви не сопротивляется, кажется, даже не дышит. Леон, наклонив голову набок, оценивает циферблат и хмыкает, выпуская чужую кисть. - Он тут был, - и снова отводит взгляд куда-то в сторону. - И я рад видеть тебя после стольких лет, Рэй. Бросил курить? - Пытаюсь, - Страж демонстративно перекатил языком жвачку с правой стороны на левую. - И, мне сейчас не до ностальгии, Леви. Что ты видел? - У него был пистолет и маска на лице. Я думал, он хочет ограбить меня. Кто он, Рэй? - Уилл Салас. - Тот, кого ищут? – повторил Леви вопрос, который до того задавал Мии. – Сын... - Да. И хватит о прошлом. - Ты заберешь это время? – спрашивает Леви о главном, и Леон опять, не глядя на него, одновременно поджимает губы и пожимает плечами. Странный неопределенный жест. - Я должен, - бесцветно отвечает он, продолжая осматривать скудный интерьер миссии. И, словно вспомнив о том, что надо бы проявить человечность, спрашивает почти с участием: - Как ты тут? - Как всегда. Трудно, но держимся. Леви открыто глядит Леону в лицо, тогда как Страж предпочитает смотреть куда угодно, только не на собеседника. Его взгляд блуждает по всему помещению, ни на чем не задерживаясь. Этот взгляд пугает Мию. Сам Страж пугает ее. Невозможно понять, о чем он думает, в каком он настроении, что у него на уме, что он будет делать дальше... - Ты извини, что я так резко, – вдруг говорит Леон. – Не хотел тебя пугать, но сам понимаешь... - Понимаю. Такая работа. - Да. Ты всегда был понимающим, - в этом грустном замечании Мии слышится упрек. - А ты всегда стремился к большему. Я действительно рад за тебя, Раймонд. Несмотря на то, что часто вынужден видеть тебя за работой. - Я храню время, - Страж говорит все тише, и на лице его отражается мука. Словно все это здание навалилось ему на плечи и что-то всколыхнуло в нем такое, что причиняет ему сильную боль. - Да. А я его раздаю. - Леви... – Леон впервые открыто взглянул на миссионера. - Это законно. У людей должна быть надежда, Рэй. Когда ты в ней нуждался, ты ее получил. - Я должен арестовать это время. Но я никогда не приду за тобой. Леви потеребил двойное пересечение креста на цепочке. - Надеюсь, что так. Но я не могу быть уверенным в этом, сам понимаешь. Тебя так давно не было... - Я тебя не забыл. И я тебе благодарен. Просто... - Просто я – часть прошлого, которое ты не хочешь вспоминать слишком часто. - Да. Именно так. Повисла тяжелая тишина. - Я пришел сюда один. Свидетелей у нас нет. Думаю, по старой памяти я могу сделать вид, что ничего не видел. Если ты пообещаешь мне, что утром этого времени у тебя не будет. - Ты всегда был куда лучше, чем пытался показать окружающим. - Леви, я под присягой, и тот факт, что сейчас я собираюсь ее нарушить, вряд ли меня характеризует с хорошей стороны. Я тебя предупредил, избавься от этого времени как можно скорее. Надо идти. Этот чокнутый благотворитель наверняка наведался не только к тебе. Он сказал это с непередаваемой смесью иронии, усталости и печали. - Хорошо. Береги себя, Рэй. Леви подошел и коротко коснулся губами лба Стража. Леон, оказывается, не такой высокий, каким кажется в этом плаще, ниже Леви... Следующую фразу, непонятную Мии, миссионер произносит еле слышно: - Ты стал совсем взрослым. И в Страже Времени словно что-то сорвалось. Он резко толкнул Леви спиной к стене, навалился на него и... впечатал в губы Леви грубый поцелуй. Мия замерла. Она видела, как руки Леви обхватили Стража, как тот вжался ладонями в камень по обеим сторонам от миссионера, слышала скрип кожаного плаща под пальцами, видела, что Леви совсем не протестует и даже, вроде бы, ему это нравится... Она смотрела на них во все глаза и ничего не могла понять. Они целовались долго, сочно и яростно, а когда выпустили друг друга, оба дышали взахлеб. - Я не забыл тебя, - хрипло шепнул Леон. - Я знаю. Тебе пора. - Я знаю. Страж еще раз коротко подался вперед, последний раз чмокнул Леви в припухшие губы и ушел. Коротко хлопнула дверь. Мия вышла из своего укрытия только спустя несколько минут, когда Леви закрыл за Стражем решетку и все замки, вернулся в миссию и сел на одну из скамеек, невидяще глядя перед собой. Он сидел так очень тихо, не шевелясь, и Мия осмелилась выйти. Ей показалось, что Леви совсем забыл о ней, потому что, увидев ее, он вздрогнул, словно только что очнулся. - Ты давно его знаешь? Этого Стража, - спросила она. Леви кивнул, глядя затравленно, пытаясь понять, что она видела и что из увиденного поняла. - Почти шестьдесят лет. - Почему вы целовались? – не стала она ходить вокруг да около, и Леви смущенно опустил глаза в пол, быстро облизнув губы. - Потому что людям, которые друг другу нравятся, этого хочется. Или когда люди друг друга любят. - Но вы же мальчики. - Да... бывает всякое. - Ты его любишь? Леви на это долго молчал. - Это было давно, - ответил он наконец. – Сейчас это уже не любовь. - А что тогда? - Память, - и, придя к какому-то решению, сказал уже иначе. – Оставайся. Поможешь с уборкой? Мия согласно кивнула, понимая, что она остается в миссии. Она действительно остается. И еще понимая, что разговор о поцелуе окончен. *** Мия бежит со всех ног, прижимая капсулу к груди. Позавчера Уилл приходил в миссию. Уилл сказал, что скоро все изменится, и что скоро он вернется со временем для всех. И он пришел! Он вернулся! И то, что Мия держала в руках, было куда большим, чем время. Это было чудо, то самое, которого ждал весь Дайтон. Миллион. Миллион лет... Мия бежала со всех ног, моля равнодушное небо о том, чтобы никто не заметил цифры на капсуле. Цифру. Одну. Всего одну единицу, но главное-то в том, где она стоит. Ведь они могут преградить ей путь, отобрать, присвоить себе, и важно как можно скорее добраться... добраться... Добежав, она почти врезалась в Леви, сквозь сбитое дыхание пытаясь говорить: - Леви! Леви, смотри! Смотри! Леви смотрел и видел. И не мог поверить своим глазам, пока Мия его не окликнула: - Им надо помочь! Подняв глаза от капсулы, Леви понял, что к чему. На том конце улицы Уилл и его подруга, подняв руки, медленно пятились от Стража Времени. У Леона в руке пистолет, и дела у парочки плохи. Мия напряженно следила за ними и не заметила, как Леви исчез в миссии, как он включил заветное слово, пароль, сигнальный зеленый свет – «время». И толпа отозвалась. Толпа хлынула к миссии, сметая всех на своем пути, толпа очень быстро поняла, что случилось, и спешила урвать от этой вечности свой кусок. Толпа захлестнула вышедшего с капсулой Леви, подставляя руки, и каждому по глотку... Только когда раздался грохот выстрела, а затем – второй, толпа шарахнулась в стороны, образовав пустое пространство между Леоном и Леви. У Леона в руке пистолет. У Леона долг и годы верной службы за плечами. Он простил Леви пять лет, но миллион он отдать не может. И Мия знает, что Леви не отдаст его. Хотя и понимает, что происходит – не отдаст. Скорее, он зашвырнет эту чертову капсулу в толпу. И Леон знает это. Мия удивилась самой себе, когда тело бросило ее вперед, и всего через секунду она стоит перед Леви, пытаясь заслонить его спиной. Понимая, что куда ей – маленькой, худенькой, длинноволосой и черноглазой девчонке против вооруженного Стража. Она очень боится – и стоит. Потому что черное дуло теперь смотрит на них обоих, а когда «вместе» - это не так страшно. Страж колебался всего пару секунд, с той же мукой на лице, которую Мия видела в миссии. Словно режут его по живому, словно он отчаянно не хочет этого делать. Всего пару секунд он думал о том, что надо отнять этот чертов миллион лет, пока не стало слишком поздно, и Леви смотрел на него серьезно и умоляюще. Мия не понимала этого диалога взглядов. Они смотрели друг на друга всего пару секунд. И спустя эту пару секунд, Страж что-то рыкнул сквозь зубы и умчался за парочкой, продолжая погоню. Толпа вновь сомкнулась вокруг Леви, люди толкались и кричали, Мия от страха вжалась в него, обняв обеими руками, а Леви, прижимая ее к себе одной рукой, другой протягивая капсулу в толпу, все смотрел поверх голов туда, куда умчался Леон. Мия не знала, через какое время схлынула эта толпа. Закрыв глаза, она думала только о терпком запахе одеколона и мускуса от серого пиджака Леви, о тяжести его руки на своей спине. Он прижимал ее так крепко, что она слышала стук его сердца, и раз за разом переживала тот момент, когда как-то сама собой выскочила на небольшой пятачок, встав между миссионером и Стражем. И дуло. Черное дуло, дрогнувшее в руке Леона, когда он увидел ее. Или ей показалось... Сквозь шум в ушах она не сразу расслышала, что Леви говорит ей: - Все, все закончилось. Ты цела? Она медленно отлепилась от него и кивнула. - Ты молодец, - улыбнулся ей Леви. – Держи. Капсула легла ей в руку. От цифр кружилась голова, поэтому Мия даже не обратила внимания на то, сколько именно там чего. Успела только понять, что люди столько не живут. Толпа вытекала из зоны. Толпа рекой текла в Нью-Гринвич, и Мия спросила осторожно: - Пойдем? - Иди, - улыбнулся Леви. – Мне здесь еще нужно уладить кое-какие дела. Он ласково потрепал ее по волосам и скрылся в миссии. Она хотела было пойти за ним, но почти все вещи были при ней. И, спрятав капсулу в сумку, она пошла. Сперва как-то нерешительно, затем все увереннее. Она влилась в этот бурный поток счастливых людей и пропала в нем. Они шли и шли, огибая машины Стражей, и Мия улыбалась. Единственное, что тревожило ее – Уилл. Спаслись ли они с подругой? Догнал их Леон или не догнал? Но это можно было узнать и в новостях, уже в Нью-Гринвиче. От одной мысли о том, что она увидит Нью-Гринвич, глаза начинали жечь слезы нечеловеческой радости. Люди шли в рай. Мия слышала об этом месте когда-то давно, так называлось место, где все хорошо. И она шла туда со всеми, а где-то впереди слышался знакомый гомон мальчишек. Их даже снимали на камеру... Беспокойство настигло ее тогда, когда Мия уже вышла из тоннеля. Мысль пробилась сквозь сахарную вату радости в ее голове: Нью-Гринвич – очень большой район, а она идет туда одна и не знает, сможет ли найти там Леви. Она стала оглядываться, затем протискиваться назад, и, вынырнув из людского потока к самой стене тоннеля, помчалась обратно. На ее глазах река, вытекающая из Дайтона, мелела, поток уменьшался, и у миссии уже не было почти никого. Широкая улица, ведущая к бывшему дому Мии и к заводу, была пуста. Хотя, где-то еще слышались голоса, где-то даже бились стекла. Дверь миссии была открыта настежь. Вывески не горели. Мия вошла без стука. За то недолгое время, что она жила здесь, да и за то очень долгое время, что она наблюдала за этим местом, миссия казалась ей родной и привычной, но сегодня в ней что-то было не так. Ушло ощущение надежды, крепкой и незыблемой, словно сердце Дайтона разрешило себе остановиться, отправив все остальное в рай. Даже образ двойного пересечения, алтарь, как называл его Леви, сейчас казался тусклым. Сам Леви сидел на лавочке в первом ряду. Мия долго отмывала эти лавочки, и пол, и стены, выметала пыль. Она очень старалась. Леви здесь проводит лекции, Леви рассказывал здесь о важности благотворительности. А такие серьезные вещи нельзя рассказывать в неубранном помещении... Леви сидел неподвижно, опустив голову. Он не обернулся на шаги Мии, поэтому она приблизилась вплотную. Заглянув ему через плечо, она увидела в руках у Леви маленького бумажного ангела. Бумага пожелтела от времени, крылья и подол растрепались и кое-где надорвались. Одно крыло и часть белого одеяния в темно-бурой краске. Нет, не краска... Это было похоже на засохшую кровь. Ангел был очень старым, Леви держал его в ладонях бережно, боясь помять. - Что это? – тихо спросила Мия, и Леви вздохнул. - Я их делаю на каждое Рождество. Раздаю детям. У меня нет времени на игрушки, но им нравится. Он впервые ко мне пришел в том же возрасте, что и ты. Зимой он жил здесь. Он хранил это... он не солгал. Он действительно ничего не забыл. - Страж Времени? - Да. - Где он сейчас? Леви ответил не сразу. - Он умер. Это было во внутреннем кармане его плаща. Другой Страж занес. Он перевернул ангела. И на спине его Мия прочла написанное шариковой ручкой: «ЭНДРЮ ЛЕВИ, ДАЙТОН» - Мне очень жаль, - сказала она. Леви только коротко кивнул. Ему очень плохо, поняла Мия. Плохо и грустно, хотя он и не плачет. - Почему ты вернулась? - Не хочу идти без тебя. Леви покачал головой. - Я останусь тут. - Но ведь тут уже никого нет. - Это ненадолго. И в Нью-Гринвиче скоро станет очень опасно. Начнутся беспорядки, и там станет намного хуже, чем здесь. И я не знаю, сотворили мы людям зло или благо. Он замолкает, мягко поглаживая старого бумажного ангела по бурому крылу. Мии кажется, что чешуйки засохшей крови осыпаются на пол. Леви очень плохо. Все-таки время не главное. Мия касается его плеча, становится еще ближе, и он вдруг резко обнимает ее, привлекая к себе, так крепко, что ей приходится опуститься к нему на колени. Леви не плачет. Он уже слишком взрослый, чтобы плакать, хотя ему, наверное, хочется. Мия не видит его лица, только решетку русых волос. Руки Леви сцеплены за ее спиной, бумажный ангел лежит рядом с ним на скамейке. Леви ждет еще секунду. А затем вжимается лбом ей в макушку. Мия как раз вспоминает о том, что через две недели ей исполнится двенадцать. Еще очень долго до двадцати пяти... но, может, она уже может считать себя взрослой? Когда она поднимает голову, ей кажется, что она может все. Губы у Леви теплые и упругие. Он отстраняется сразу, хмурится, и смущается, и не находит слов. - Ты сказал, что люди хотят это делать с тем, кто им нравится. Или если любят кого-то. - Мия, тебе одиннадцать. - Почти двенадцать. Пожалуйста, Леви. Мне еще никогда не хотелось поцеловать кого-нибудь из мальчиков. Ты грустишь, и сейчас тебе очень плохо. И я думаю, тебя это немного утешит. Она плотнее обнимает его за шею и еще раз целует. Просто сминает губы, и внутри все переворачивается от одного осознания: она целует Леви. И Леви позволяет ей. Леви позволил. Он медленно гладил ее по спине, пока она мягко целовала его, раз, еще раз, еще раз... Это кружило ей голову, и Мия покрывала этими касаниями веки Леви, нос Леви, щеки Леви, ставшие вдруг мокрыми и солеными. Мия очень хотела успокоить его, и он, закрыв глаза, принимал ее неумелые детские ласки со страхом и благодарностью, даже когда она коротко лизнула его в губы, сама испугавшись своего поступка. Леви сидел неподвижно, словно боялся пошевелиться. - Тебе легче? - Легче, - голос Леви глухой и надтреснутый. Когда Леви открывает глаза, Мия гладит пальчиком складку между его бровей. - Ты меня подождешь? - Подожду, маленькая. Мия сидит, оседлав его колени, и обняв за плечи. - Ты знаешь, а я за тобой следила. Почти каждый день. Приходила к миссии, пряталась там, напротив, и смотрела, как ты работаешь. Я хотела тебе очень много рассказать, так о многом тебя спросить... ты же взрослый, ты был здесь всегда, и знаешь, почему цифры теплые... Леви гладит ее по спине и молчит, слушая ее голос. Мии кажется, что его успокаивают не сами слова, а их интонации. Мии важно рассказать ему все, как она следила за ним, как хотела царапаться и кусаться, спасая его от Уилла, что он, Леви, сердце Дайтона, и как он ей нужен, очень нужен, потому что разве можно жить без сердца... Шум за окнами стих. Тихо в Дайтоне. Только где-то на окраинах слышен птичий гомон. Мия потом ему скажет, что у нее тоже есть бумажный ангел с помятыми крыльями. И у знакомых мальчишек эти ангелы тоже наверняка есть. И даже у кого-то из взрослых, кто помнит Леви с детства. И в карманах, в рюкзаках, в чемоданах и сумках эти бумажные ангелы идут в Нью-Гринвич, чтобы прорасти там. Эти бумажные ангелы – тоже часть гетто, это память. Дайтон, живущий в каждом из них. И в Мии в этот самый прекрасный момент, момент общей горечи, тепла и глубокого, дрожью пробирающего до самых пяток завершения, поселилось предчувствие катастрофы. Предчувствие, заставляющее прижиматься к Леви крепче. Люди идут в Нью-Гринвич. Дети с бумажными ангелами, взрослые дети, которые ничего не забыли и ничего не простят. И на ум ей пришли слова, которых Мия никогда раньше не слышала, но от которых ее бросило в озноб: первый ангел вострубил. Первый ангел с кровавым крылом.