Если бы люди умели выбирать людей.

Надо же... Она теперь знаменитость? Так, получается? Я оторопел. Стоп-стоп-стоп. Это она-то? Она сделала уникальное открытие в области психоанализа? Сколько себя помню, эта девчонка всегда была очень странной. Не могла она никакое открытие сделать!!! Нет... Не может быть. Я же отлично ее помню: худощавая, с темной копной всегда растрепанных волос, в странной мешковатой одежде. И глазами так и зыркает из-под своей челки. Да и оценки у нее были отвратные, как она вообще в институт поступила... Наверное родители заплатили за непутевую дочку. Я усмехнулся и почесал подбородок. Хм. А ведь она с нашими компашками никогда не водилась. Всегда где-то в стороне была. То в мобильник свой пялилась, то читала что-нибудь. Молчунья. Хотя, если учитель был, по ее мнению, неправ, то она могла спорить с ним прямо на уроке. Странная все же. Почему тогда на подколки и насмешки никогда не отвечала? И еще эта ее улыбочка дурацкая... Она всегда этим раздражала учителей. Они на нее кричат-кричат, а она им стоит- улыбается. И ничего тут не попишешь. Я вздохнул. Ну, и где тут ее фотка? Наверняка осталась такой же стремной, как и раньше. Перелистнув страницу областной газеты, я замер. Что? Это что, она? Нервный смешок случайно соскочил с моих губ. Нет, я не верю. Не может быть. Но подпись под фотографией говорит о том, что это все-таки она... Я сглотнул. С изображения на меня смотрела молодая красивая девушка. Челка у нее так и осталась, но волосы теперь были подстрижены до средней длины и красиво уложены. К образу теперь добавилась аккуратная круглая оправа черных блестящих очков. Поразительно, но она не выглядела смешной или странной. Она выглядела серьезной и была похожу на интеллектуалку. Ее лицо изменилось. Не сильно, но достаточно заметно. Лицо вытянулось. Карие глаза отражали неведомую мне боль. Уголки губ были слегка приподняты, как будто она собиралась улыбнуться, но не смогла или не захотела. Но при всем этом, на лице был какой-то благостный отпечаток. Я резко выдохнул. С ума я что ли сошел? Смотрю тут на какую-то девчонку, которая мне сто лет не нужна. О чем я думаю? Разве такая, как она, может быть красивой? Да она даже не красится... И бледная, как смерть. С раздражением отбросив газету за диван, я встал. Надо отвлечься. Поднявшись по лестнице, я зашел в спальню своей девушки. Вот это совсем другое дело! Моя девушка хотя бы умеет делать макияж, с ней и на люди выйти не стыдно. Я подошел к кровати, где она спала, и наклонился, чтобы лучше рассмотреть черты ее лица. Она была идеальна, куда ни посмотри. Светло-русые волосы белым водопадом спадали на плечи и спину. Маленький носик и пухлые губы слегка подрагивали во сне. Густо накрашенные ресницы трепетали. Я поцеловал ее в щеку и почувствовал сладкий аромат духов. Погладил по спине и ощутил мягкость и гладкость кожи. Она была идеальна, и она была моей. Но в то же время она казалась искусственной и пустой. Я горько улыбнулся. Если бы люди умели выбирать людей... И почему мои мысли то и дело возвращаются к той странной девчонке? Она же никто. Ноль без палочки. Еще и верит в своего Бога... Тогда почему этот Бог ее ни разу не спас, когда над ней издевались?! К своему удивлению, я почувствовал, что злюсь. Почему? Почему она не дает мне покоя?! Ее слова, сказанные мне много лет назад, когда мы учились в старших классах, больно врезались в память. Они, как острое лезвие, невыносимо кололи и резали меня изнутри. Я обидел ее тогда, сказав что она даже ответить не может на оскорбления достойно, а просто отмалчивается. И тогда она повернулась ко мне и медленно сказала, отчетливо выговаривая каждое слово. -Шипы могут мешать, но нельзя винить в этом розу. И теперь я, кажется, понял, что именно она имела в виду. Только сейчас мне уже до нее не достать. Сейчас я могу только любоваться ей издалека, как любуются дорогой и красивой посудой, но в руки не берут. Боятся разбить. Жаль, что я ее уже когда-то уронил. Будет плохо, если я отколол от нее хотя бы кусочек. Лучше теперь я буду держать в руках пластиковые тарелки, а не китайский фарфор.