Похороните меня на Мэдисон Гарден

...Один незнакомец говорил со мной без языка и голоса; его никогда не было и не будет; я его никогда не слыхал и не знал... Быть может, мой наставник, это был тяжелый сон? (с) М. Стасюлевич, «История средних веков»

Темнота здесь пахнет плесенью и сырой штукатуркой, разносит гулкое эхо по всем щелям и гонит дрожь от ступней до затылка, заставляя идущего невольно передернуть плечами. Ради благих дел в таких местах не встречаются. Стук шагов. Красный зрачок сигареты впереди становится ярче, почти освещая грубое лицо. Звук прекратился. Тихо. Темнота хрипло смеется, выпуская терпкий дым. - Что пугаетесь, мистер? Или передумали? - Не передумал, - голос пришедшего звучит ровно и холодно, хотя и сразу выдает с потрохами. Чувствуется, что говорить он привык с парнями в дорогих деловых костюмах, а вовсе не с сомнительными типами в темных подворотнях. – Вас рекомендовали как специалиста. - Рекомендовали? - хмыкает темнота. – Мои клиенты вам меня вряд ли порекомендуют, но на то я и специалист. Давайте ближе к делу, мистер. У вас, надо понимать, проблема. У меня – ее решение. - Надо полагать, - в тон соглашается подошедший, размышляя о чем-то своем. – Сколько вы обычно берете? - Зависит от проблемы. Чем она сложнее, тем больше трудностей с решением, сами понимаете. - Понимаю. Я заплачу вам двести тысяч с условием, что сам выберу время, место и способ. - Не все так просто, мистер. Ваши условия поднимают сложность и связывают мне руки. - Сложностей не будет. Это я могу вам гарантировать. - Это зависит от того, кто цель. - Я ваша цель. *** За 2 месяца до этого - ...Говорят, что сна не существует без наблюдателя. Последнее время я постоянно об этом думаю. Пространство сна строится в нашем мозгу, поэтому так легко исчезает с пробуждением. Другое дело лимб, область абсолютного погружения. Некоторые считают это место еще одной оболочкой планеты, придатком ноосферы, в которую сознание погружается целиком. Оно пластично, и долго помнит следы, оставленные сознанием, побывавшим в ней. Это значит, что сновидческие миры, созданные в лимбе, продолжают жить после пробуждения наблюдателя. Это так? - Зачастую. Но миры со временем разрушаются. Это происходит от того, что сознание, их породившее, насыщает их собственной логикой, выстраивает систему, которая разрушается не сразу. Это все равно, что толкнуть качели и уйти – какое-то время они будут раскачиваться по инерции, хотя остановка все равно неизбежна. Вы сегодня хотите поговорить об этом, Роберт? - Нет. Наверное, нет. - Вы вспомнили что-то еще? - Да. В основном, детали. Много деталей. - Что-то конкретное? - Да. Почему-то там никто не носил часы. Нормальные часы, я имею в виду. - Это кажется вам странным? - В нашем офисе висели часы. Над дверью. Я видел часы еще несколько раз, но... мне кажется странным жить таймером, не зная, который час в обычном суточном подсчете. - Дело в том, мистер Фишер, что часы, как и зеркала, во сне являются маяками, связывающими сознание с подсознанием. Если говорить проще, когда во сне вы смотрите на часы или в зеркало, вы с большой вероятностью можете понять, что спите. Возможно, вы сами оградили себя от этого. - Да, зеркал я там тоже не помню. Зато помню кубические компьютеры. - Техника может быть любой, Роберт. Какой ее формирует ваше подсознание, опираясь на память и воображение. Тем не менее, все эти детали – элементы сна. И вам следует осознать, что сон – это просто сон, каким бы реальным и притягательным он ни казался. - Это был не просто сон, док. Это была совсем другая жизнь... - Я понимаю. Вы выстроили систему, которая вам подходила и отвечала всем требованиям к настоящей жизни. Разумеется, ваше сознание будет цепляться за нее. - Думаете, именно в таком мире я хотел бы жить? - Полагаю, что так. Отпечаток ваших желаний легко разглядеть, мистер Фишер. Привыкший к порядку, вы перенесли порядок и туда. Вы всегда ценили время, были весьма пунктуальны, думаю, сказалось и ваше воспитание. И мир ваш оказался построен на времени. Вы видели страдания вашего отца, попали в лимб сразу после его смерти, и подсознательно вы всегда боялись старости, поэтому люди вашего мира были молоды. Тем не менее, ваша система была наполнена риском, умеренным адреналином, которого вам не хватает здесь. Да, это вы, Роберт. В глубине души вы стремитесь к чему-то большему, но груз обязательств держит вас в рамках. Оказавшись в лимбе, вы неосознанно объединили это в одно. Вы были Стражем Времени, главой отдела, самостоятельным и самодостаточным, ваша работа имела смысл, на ней вы имели возможность проявить себя. Но даже там вы предпочитали висеть на волоске, в последнюю минуту продлевая себе жизнь, потому что ваше подсознание хотело проснуться и в каком-то смысле жаждало смерти. Какая-то часть вашего существа знала, что все это ненастоящее. - Может и так. Скажите, а возможно ли... Мог ли кто-то извне попасть в мою систему? В лимб. - Разумеется, это возможно. Более того, это очень опасно. - А если попавший туда человек не знает, что это сон? Что если, попадая в систему, он воспринимает ее как реальность? Если он начинает подыгрывать, как если бы это был общий сон двух разных людей? - Вы спрашиваете в общем или о чем-то конкретном? - Это важно? - Это может быть очень важно, Роберт. Если в вашем сне был посторонний, который не принадлежал вашему сну, я должен об этом знать. У вас есть основания полагать, что был такой человек? - Я не могу быть уверенным в этом. Я не уверен... я не знаю, снился он мне или нет. Он появился незадолго до того, как умер Генри Гамильтон. Его звали Джон. *** - Можете звать его «Джон». Чистильщики нашли его на пустыре в миле от Ливингстона. - В сторону Дейтона? Неспокойное место. А фамилия у этого Джона есть? – Леон внимательно посмотрел на Элини. Та выглядела встревоженной, что было совсем на нее непохоже. Вроде бы и вызвала его по срочному делу, а заговорила только на цокольном этаже, где располагалась больница для стражей и морг. - Пока только «Доу», но, может, очнется к вечеру и представится сам. - Так это не труп? – теперь Леон по-настоящему удивился. Выражение «чистильщики нашли» однозначно говорило против такого поворота. - Да как сказать, - Элини передернуло. – Чистильщики его поначалу приняли за мертвеца, а как увидели, что это, поспешили поскорее сплавить нам. В общем, вам самому лучше посмотреть. - Я разберусь, - кивнул ей Леон, входя в палату. - Что у вас тут, Уолли? Растрепанный доктор обернулся к нему. - Вы очень вовремя, сэр, - нервно отозвался тот, крепко пожимая Леону руку, которую тот протянул сразу – Раймонд терпеть не мог эту больницу, но вынужден был признать, что с эскулапом им повезло. Стараниями этого невзрачного очкарика памятная потасовка с поножовщиной впоследствии обернулась Леону только шрамом на правой скуле. – Это что-то невероятное, право, даже не знаю, что думать. Пока доктор заваливал его бесполезной шелухой недоумений, Леон посмотрел ему через плечо на человека под капельницей. Человек себе и человек, мужчина, брюнет, сложен неплохо и никаких видимых ран. Что-то в нем Леону очень не понравилось. Док в это время зачитывал выдержки из своих записей и сыпал медицинскими терминами, а Леон все вглядывался в человека, пытаясь понять, что именно его так тревожит. Руки человека лежали на покрывале. Правая ладонью вверх, к ней подключена капельница, левая ладонью вниз. Леон привычно скользнул коротким взглядом по предплечью левой, чтобы отметить время на таймере, потом еще раз... И ощутил, как бетонный пол уходит из-под ног. Рука на покрывале... рука без часов. Без таймера. Ощущение нереальности происходящего качнуло комнату перед глазами, но Рэй быстро взял себя в руки. Это не сон. А раз не сон, надо работать. Ну, что ж... надо, значит, будем. - ...показатели в норме, не считая сильного обезвоживания. Что никак не отвечает на вопрос, как он вообще может быть жив, - отрапортовал док, вытирая вспотевший лоб. – Такого никогда еще не было. - Неправда, - Леон постарался взять себя в руки и медленно подошел к больничной койке. – Правильнее будет сказать, что на нашей памяти такого не было. Но такое было прежде. - Да, но откуда он здесь взялся? - Думаю, это мы скоро узнаем, - протянул Раймонд, склонившись над человеком и проводя пальцами по чистому левому предплечью, где должны были находиться цифры. Хоть зеленые, хоть черные... должны были быть. Сильно провел, сначала по линии роста волос, потом против, словно рассчитывая стереть грим. Под пальцами была обычная рука, сильная, теплая. Живая. Не протез. Леон медленно обошел койку, вытащил из-за пояса капсулу и прижал ее к правому запястью. Он знал, что коллеги уже делали это, и наверняка все уже занесено в отчет, но он должен был убедиться сам. Чтобы окончательно поверить, что не спятил. Капсула не отозвалась. Леон этому не удивился, зато машинально отметил про себя пальцы этого человека. О, Раймонд умел отдавать должное таким вещам. Это были очень опасные пальцы. Опасные руки, явно знакомые с оружием. Леон подозревал, что такое сразу замечают только Стражи и еще бандиты в гетто. Но пришлый явно не из Дейтона. И не отсюда – у здешних жителей руки холеные, даже у тех парней, которых богачи по невнимательности почему-то зовут своей охраной. Мягкорукие и рядом не стояли с этим типом. Тогда кто он? Вопрос на миллион лет. Убрав капсулу, Леон чуть нагнулся к койке и, склонив голову набок, с ботаническим интересом всмотрелся в это лицо. Скуластое, неулыбчивое, цвета слоновой кости, с тонкими суровыми губами. Волевое лицо. Строгие складки между бровей, черные волосы падают на уши. Обычное... но не совсем. Леон понял, что с первого взгляда показалось ему чужеродным. Человек на койке был старше его. Старше стоящего за спиной Кайла Уолли. Старше любого человека, когда-либо виденного Леоном. Может, не в отношении фактических лет, но внешне. Сколько ему? Лет тридцать? Больше? Это было невозможно, противоестественно. Но это было. И внутри стянулся предательский холод, похожий на панический страх, когда разум еще не понял, что именно его испугало, а тело уже готово бежать. Быстро и без оглядки. Как бегают только в гетто. - Когда он придет в себя, дайте мне знать. Сразу, - коротко приказал он, поднимаясь и направляясь к выходу. Впервые за долгое время ему остро захотелось выпить. *** - Почему вы не уверены на его счет? - Потому что он ничего не менял. Когда я проходил у вас подготовку, вы объясняли, что проекции начинают реагировать на постороннего, если он начинает вмешиваться в систему сна. - Это так. - Мне кажется, он не знал, что видит сон. Он принял эту реальность безоговорочно и целиком, и сразу стал играть по моим правилам. - Это странно, но весьма любопытно. Продолжайте, Роберт. Итак, он очнулся? *** - Рад, что вы очнулись. Раймонд перешагнул порог палаты, и его словно холодом окатило – человек повернул к нему голову и мазнул одним спокойным взглядом по его фигуре. От ступней до лица. И Леону показалось, что тот понял все, что хотел, потому что взгляд его не выразил ничего. Глаза у него были... равнодушные. В них не было ничего, что свойственно видеть у людей в его положении: ни паники, ни смятения, только слабая тень интереса. От этого взгляда у Леона мурашки по спине пронеслись до самых пяток. Так может смотреть наемный убийца, жестоко и в то же время безразлично, мол, ничего личного, приятель, работа есть работа. К действительности его вернул голос. Такой же спокойный и неопределенный, как взгляд: - Вы представитель закона? Хотя голос как раз оказался на удивление четким и глубоким, в нем сразу слышалось что-то командное. Человек, привыкший или выполнять приказы, или отдавать их. С его руками равновероятны оба варианта. Леон только шевельнул губами, но улыбнуться так и не смог. - Я Раймонд Леон, Страж Времени. Хотя вам, наверное, это непонятно? – Леон сцепил руки за спиной и сделал короткий переход от двери до стены палаты, размышляя, как сделать себя хозяином положения. За ним очень пристально следили. Развернувшись на пятках, он зашагал в обратную сторону и продолжил: – Объясню проще. Я охраняю существующий здесь порядок. Вам понятно? Человек кивнул. - Безусловно. - Очень на то надеюсь, мистер... Он сделал паузу, давая человеку возможность представиться, и тот возможность не упустил. - Джон Престон. «Действительно Джон, - подумалось Леону, - и по-прежнему Доу, поскольку фамилия ни о чем не говорит». Леон присел на стул и посмотрел на этого дважды Джона устало и очень красноречиво. - Быть может, вы еще и сэкономите время нам обоим, избавив меня от ненужных вопросов? - Пожалуй, в этом нет необходимости. Леон улыбнулся. Человек вызывал в нем острое беспокойство, словно воздух вокруг него был наполнен электричеством – полем напряжения, которое можно потрогать руками. - Тогда вам придется здесь остаться до выяснений надолго. - Почему я в больнице? - Потому что вас привезли сюда без сознания. Если вам интересно, нашли вас на пустыре у дороги. Вы помните, как оказались там? - Помню, - Джон Престон откинул голову, глядя в низкий серый потолок. – Что вы намерены делать? - Я уже сказал, вас оставят здесь до выяснений. Мы имеем право задерживать граждан на 24 часа, но к вам это относиться не может. Вы ведь не гражданин. - Вы зря потратите время, выясняя, почему у меня нет цифр, мистер Леон. - Знаете о цифрах? - Видел. - Даже если мы вас отпустим, как вы намерены выживать? - Я не собираюсь выживать или жить здесь. Задерживаться мне нельзя. - Вам, конечно, виднее, но мы не можем отпустить вас без дознания, таковы правила. Сделаем так. Я приду завтра вечером, у вас как раз будет время подумать. Если и завтра вы не захотите говорить, я приду через неделю. Мы можем держать вас здесь очень долго, мистер Престон. Ведь времени у вас нет. - Вы правы, мистер Леон, - в этом голосе Леону вдруг послышался отчетливый оттенок грустной иронии. – Времени у меня нет. *** В следующий раз Джон встретил его, уже сидя в постели. Он был не один, рядом суетился Уолли с планшеткой, и тому, кто называл себя Джоном Престоном, было явно неприятно общество доктора. Если бы мимика его лица была побогаче, Леон бы решил, что Престона смущало такое внимание – он сидел совершенно прямо и смотрел в одну точку. Даже головы не поднял к вошедшему Стражу. Кто бы мог подумать, что даже таким подозрительным незнакомцам, как он, бывает неловко. Впрочем, с Уолли кто угодно может чувствовать себя неловко. Эскулап не умел скрывать жадного любопытства и явно готов был поселиться в этой палате на ближайшие пару лет. Леон криво усмехнулся: чужака надо было спасать. - Уолли, оставь нас. Тот вздрогнул, обернулся к Леону и явно смутился – понял, что увлекся и пора закругляться. - Да, сэр, - бросил он, выходя из палаты и прижимая к себе планшетку так трепетно, словно на ней был рассчитан перпетуум мобиле. Только когда за доком бесшумно закрылась дверь, Джон Престон поднял взгляд, отчего проклятый холодный комок снова свернулся у Леона в желудке. Почему-то от всего этого ему становилось жутко: типовая серая палата, серая койка с белыми простынями, серый человек напротив. Спокойный взгляд карих глаз, но смотрит так, словно в грудь стреляет. Отчего-то серое пространство вокруг вдруг стало до боли похожим на морг. Даже мороз привычно лизнул между лопаток. Пришлый снова начал первым, сразу с главного: - Что я должен вам рассказать, чтобы выйти отсюда? Леон довольно улыбнулся и подставил стул чуть ближе к койке. - Все с самого начала. Кто вы, откуда. Почему у вас нет таймера. Как вы умудрились выжить без него. Одним словом - все, мистер Престон. Тот думал несколько секунд. - Я не могу рассказать вам всего. Это очень сложно даже для вашего понимания. Я попал сюда случайно и не могу здесь задерживаться. Все, что вам следует знать – я не собираюсь никому причинять вреда. - Мне предлагается поверить вам на слово? - Вы верите своим глазам, мистер Леон? – Джон смотрел в упор, почти не мигая. – За то время, что я здесь, я не видел ни одного старика или ровесника. У меня нет зеленых цифр на руках. Я здесь никогда не рождался, меня нет в ваших базах, потому что действительность куда сложнее ваших привычных схем. Я ничего не могу объяснить вам так, чтобы это звучало достаточно убедительно. Чтобы у вас не возникло желания отправить меня в психиатрическую больницу, даже если это единственная правда, которая есть. Леон тяжело вдохнул. - По правде говоря, никто вас туда не отправит, мистер Престон. Джон. Я могу вас так называть? Тот только кивнул. - Все дело в том, что вас и отсюда вряд ли выпустят, если вы понимаете, что я имею в виду. Вы феномен. Мутация, аномалия, называйте, как хотите. И ваша скрытность только подливает масла в огонь. Я вряд ли еще буду заглядывать сюда – у вас нет таймера, стало быть, ваше положение и дальнейшее будущее вне моей юрисдикции. Но, если хотите знать мое мнение, вам стоит выдумать что-нибудь правдоподобное и начать убедительно врать прямо сейчас. Время, чтобы придумать хорошую легенду, мы вам обеспечим. Уолли хочет провести с вами несколько тестов и взять анализы. - Как по-вашему, что меня здесь удержит, мистер Леон? Раймонд напрягся, подумал, пожал плечами. - Бесплатная еда? – он улыбнулся. – Где еще вам без таймера удастся поесть за казенный счет? *** - Вы на это не рассчитывали. Не думали снова приходить туда. - Нет, хотя и был заинтригован. - И вы встретились еще раз. - Можно сказать, пришлось. *** - Перевоз? Какого черта, чье распоряжение? - Приказ из главного штаба, пришел полчаса назад. - На каком основании? - На основании запроса от частного лица. - Не может быть. Мы не ставили в известность прессу. О том, что у нас в подвале парень без таймера, знает от силы десять человек. Выяснить, кто это частное лицо, бумаги мне на стол. Никому об этом не распространяться! - Есть, сэр! - Отбой, сэр, - Корс раздраженно потряс папкой в воздухе. – Заказчик ясен из пункта, куда его переводят. - Что за пункт? - Вайз Фармасьютиклс. Это частная клиника, где... - Вайз, - почти сквозь зубы прорычал Леон и нервно потер лоб. – Быстро пронюхал. Надо было догадаться, компания по очистке числится за его тещей. - Почему это плохо? – спросил из-за спины Ягер, и Леону пришлось прикрыть глаза и сосчитать до десяти, прежде чем обернуться. - Вы знаете, кто такой Филипп Вайз, офицер? - Глава корпорации «Вайз: время в кредит», - тут же ответил тот, пожав плечами. Ягер явно считал, что знает достаточно, чтобы не паниковать из-за происходящего. - Да. Но помимо этого Филипп Вайз – один из самых влиятельных людей Нью-Гринвича, помешанный на теории эволюции. И этот человек просит перевезти в свою клинику парня без таймера на руке. Скорее всего, он лично созванивался с центральным штабом, и у него там есть связи. - Так чем это плохо? - Тем, что мы должны выдать человека Филиппу Вайзу, который решил завести себе ручную экзотическую игрушку. С Вайза станется держать его у себя, демонстрируя высшему обществу как аттракцион. Он уже попадался на этом, когда собирал у себя в клинике людей с мутациями и на их примере доказывал справедливость теории Дарвина. Это было давно, но рапорт в архиве может вам прояснить всю картину. Филипп Вайз жаден до диковин и просит этого человека под свою личную извращенную ответственность. Проблема в том, что мы не можем предоставить Джону Престону никакой защиты, потому что формально он не наш гражданин. «Точнее, - подумал Леон, вспоминая руки этого человека, - мы не можем предоставить никому вокруг никакой защиты от Джона Престона, когда он поймет, что ему уготовано». - То есть... Вайз его забирает... как инопланетянина, что ли? Ну, там, лаборатория, опыты... - Да. Только не забирает, а покупает, и мне не интересно знать, кто и сколько за это получил. Корс! Задержите перевозку, похороните их в бумажной волоките! Элини! Пусть оформляют протоколы по приему в трех экземплярах и сдают помещение на тех.пригодность! Пошли туда кого-нибудь, пусть их задержит на нормативах безопасности хотя бы на три часа. - Но сэр... – в голосе Элини прозвучало явное сомнение, - он ведь не преступник. - Поскольку нормативов для таких ребят у нас нет, оформляем как перевозку преступника. Тем более, - он помедлил, но все-таки это озвучил: - Не думаю, что он позволит себя эксплуатировать в таком качестве. Он опасен. Я вниз. Если понадоблюсь, держите конференц-связь. Леон оказался в больнице очень быстро. Дежурные Стражи у палаты встретили его мрачными взглядами. Раймонд похолодел. - Что еще? - Сэр, приходил доктор из Вайз Фармасьютиклс. Это правда, что заключенного перевозят? Леон чертыхнулся сквозь зубы и влетел в палату, так и не найдя, что ответить. И с налету напоролся на взгляд, как на шило. Он знал, что так будет. Знал, что пришлый поймет неладное о переезде. Хищная натура человека с такими руками должна была рано или поздно дать себе волю – особенно когда поняла, что ее не собираются выпускать. Поэтому Леон застыл на месте, судорожно соображая, что делать, и понимая, что расслабился за годы службы. В штабе, дома, на своей территории. И не смел шелохнуться, потому что Джон Престон смотрел ему не в глаза, как обычно. Отрешенно-холодный взгляд немигающих, налившихся мертвой бронзой глаз был намертво прикован к набедренной кобуре с табельным пистолетом. С его быстрым и кровавым билетом на свободу... Леон вышел из палаты только через час. Бледный и усталый. Вышел, провел ладонями по лицу от глаз к вискам, и зашагал прочь, громко бросив Стражам мрачное: «Правда». Он спиной чувствовал, как они недоуменно переглянулись. - Элини, отбой. Минимум бумаги, организуйте переезд в лучшем виде. Никаких мер безопасности для преступников, действуйте согласно стандартной процедуре. Только самое необходимое. - Сэр, что-то случилось? - Нет, - Леон устало мотнул головой и уставился на карту на стене невидящим взглядом. – Просто поговорили с ним по душам. - И что? - Ему наша помощь не нужна, - как-то туманно ответил он, думая о своем. Он не соврал, хотя и вкладывал в свои слова нечитаемый, к счастью для Элини, только ему понятный смысл. Главное, чтобы все получилось как надо. Но что-то внутри успокаивало: сработает. *** Сложнее оказалось уговорить начальство на отпуск. Леон заявил о нем прямо и даже резче, чем следовало бы, как раз в разгар суровой отповеди. Бывать в главном штабе ему доводилось нечасто, но тут же такой повод. Какой? Разумеется, сбежавший Джон Престон. Как и обещал, обошлось без трупов, Леон на этот счет уверен не был. Какой же был повод на самом деле? Разумеется, бешенство Вайза по этому поводу. Вайз в гневе, начальство в гневе, и упрек лично ему, Леону, допустившему сей досадный факт. И даже не просто упрек, а почти прямое обвинение в ненадлежащей организации перевозки. На это у Леона ответ был готов, и он просто, сжато и лаконично объяснял в течение сорока минут, что он, Леон, в прошлый раз был предупрежден вполне ясно насчет дел, связанных с мистером Вайзом. В этот же раз на странице три параграф восемь есть соответствующая пометка: обеспечить безопасность на нужном уровне. А уровень у этой перевозки был не B, не С и даже не D, потому что не попадает под статью о перевозке заключенных, ибо перевозимый заключенным не являлся. Никаких временных правонарушений за ним не числится ввиду отсутствия времени как такового, а что до обычных правонарушений, так таких тоже не значится, да и не Стражам Времени это выяснять. Стало быть, перевозился он как пациент, то есть, как не совсем здоровое гражданское лицо, а выводы из того, что пациент оказался таким шустрым, стоит, конечно, учесть как прецедент на будущее, хотя вряд ли такое в будущем повторится. Приказы немедленно начать поиск сбежавшего Леон сурово оспорил по протоколу, что не совершивший никаких временных правонарушений гражданин не является объектом внимания Стражей, особенно если этот человек и не гражданин вовсе. Под профиль международного преступника он тоже не подходит, потому что временная ситуация за рубежом хорошо известна всем, кто смотрит новости. Там человек без таймера не прожил бы и недели, а тут, хвала Крону-Временщику, все-таки правовое государство. В связи с чем и было подано официальное прошение об отпуске. Отпуск дали. Леон и в этом уверен не был, но пока все шло по сценарию. Приближался условленный день и час, спустя ровно трое суток после бегства Джона Престона во время перевозки. Леон заглушил двигатель и стал ждать. Машину он взял в прокате, чтобы не светиться служебной тачкой в сомнительной компании. Да и в отпуске машина ему не полагалась – еще одна досадная мелочь в работе Стража. Выпавшие из обоймы никому не нужны. Оставалось надеяться, что Джон хоть немного ориентируется в зонах и ничего не перепутает. Спустя почти десять минут после назначенного времени пассажирская дверца открылась, и Джон Престон опустился рядом. - Ты опоздал. - Камера на углу, пришлось идти в обход, - все так же лаконично отозвался Джон, рукой зачесывая волосы назад. Вид у него был помятый и непривычный – черный свитер с высоким горлом, джинсы, куртка, трехдневная щетина и весьма решительный вид. - Без жертв? Престон кивнул. Леон завел мотор и тронулся с места. - Поедем ко мне, сперва тебе стоит привести себя в порядок. Там есть горячая вода и запас времени. Отпускные мне выдали, но с учетом возможных расходов на нас двоих этого может не хватить. Утром отправимся искать твое особое место. Карта у меня с собой. - Почему ты делаешь это? – спросил Джон несколько минут спустя, когда Леон вырулил на трассу. – Почему помогаешь мне? Спросил как бы между прочим, но Леон слышал в этом вопросе искренний интерес. Он пожал плечами, забрасывая в рот пару ментоловых подушечек. - Коллеги считают, что я в каком-то смысле адреналиновый наркоман, - признался он. – Можно сказать, поддерживаю свою репутацию. Краем глаза Леон заметил странное выражение лица попутчика, и, глянув на него, едва не вильнул в кювет – Джон Престон улыбался. Кто бы мог подумать... *** Разумеется, решение помочь пришельцу не было чистым альтруизмом. Тогда, в больнице, надо было думать и действовать быстро, потому что цепкий взгляд, которым пришлый впился в его пистолет, говорил о том, что Престон выйдет из палаты через его, Леона, труп. И сомневаться в этом не приходилось, потому что все в напряженной позе, вспухших венах, суровой складке между бровей говорило о том, что все будет кончено до того, как Раймонд успеет дернуться к пистолету. Джон Престон не казался тем человеком, который часто проигрывает. Тогда Леон подумал, что выход есть, и сделал совсем не то, что собирался. Он подошел, сел на стул напротив сверлящего взгляда и просто спросил: «Чего ты хочешь?». Он рассчитывал на ответ вроде «выбраться отсюда» или что-то в таком роде, но Джон Престон сказал иное: - Мне нужно попасть в Мэдисон Гарден. - Я обычно не делаю таких вещей, - Леон потер вспотевшие ладони, - но, полагаю, сегодня выбора у меня нет. Я помогу тебе добраться до Мэдисон Гарден при условии, что ты не причинишь никакого вреда моим людям. В этом здании и за его пределами. Ты опасен, и это заметно, - у Джона что-то шевельнулось в глазах от такого заявления. Один резкий рывок, пальцы скользнули по бедру, два движения – и дуло смотрит Леону в голову. - Определенно. Оцепенение длилось всего пару секунд – он ожидал чего-то подобного. - Так вот, - Раймонд устало подался вперед, ткнувшись лбом в металл. – Убьешь меня – и придется убивать всех вокруг, пока тебя самого не застрелят. Я предлагаю способ проще. - Меня собираются перевозить? - Это не наша инициатива. Все, что я могу сделать, это облегчить охрану и сократить конвой. Остальное тебе придется делать самостоятельно, самое главное, чтобы обошлось без жертв. Тогда не будет оснований тебя искать. Ты знаешь, где находится это место? Мэдисон Гарден. - В общих чертах, - Престон перевернул пистолет рукоятью вперед. – Ты идешь на риск. - Иду. Не вижу причин держать тебя здесь и думаю, что это весьма опасно, но поскольку я в меньшинстве... - Ты устроишь мне побег. - Да. Но ты должен знать о камерах слежения, я объясню... Все остальное время они посвятили разработке стратегии. Как обойти камеры, в каком участке пути перевозки лучше всего начать действовать, где встречаться после, в какое время... Сейчас Леон думал о том, что напрасно все это затеял, потому что ощущение абсурдности происходящего не отпускало, он прикладывался к бутылке чаще привычного, почти не замечая этого, и слушал шум воды в душе. Джон, уже выбритый, с зачесанными назад мокрыми волосами, вошел в комнату все в том же свитере и бросил короткий взгляд на Леона. - Спасибо. Тот только невесело улыбнулся. Престон подошел к зарешеченному окну, глядя в ночь. Полчаса назад начался дождь, темнело. В полумраке скуластое неулыбчивое лицо казалось мертвым. А Леон в своей небольшой типовой квартире, заставленной вроде бы и самым нужным, но все равно кажущейся захламленной, чувствовал себя неуютно и как-то интригующе. Словно в квартире только сейчас по-настоящему включили свет. В его доме посторонний, почти состоявшийся преступник, без таймера и без ответов. Кстати, об этом. - Ну? – спросил Леон, и Престон чуть повернул к нему голову. – Теперь я могу услышать полную версию того, что происходит? Имею же я право знать, во что вляпался. Он говорил с напускным весельем, пытаясь удерживать ситуацию, но выходило жалко и неубедительно. - Ты абсолютно уверен в том, что хочешь знать? – Престон снова обернулся к окну, и его бледный профиль четко вычерчивался на фоне мрака. - Абсолютно. Думал он секунд десять. - Ты боишься меня, - вдруг сказал Престон. Не спросил. Сказал. - С чего ты решил? - Ощущаю. Ты боишься. Но еще тебе любопытно, и этот интерес гораздо сильнее. Я мог бы не спрашивать, почему ты решил помочь мне, поскольку понял это еще в палате. У тебя выразительное лицо, его легко читать. - Откуда ты можешь знать, что я думаю? - Не думаешь. Чувствуешь. Я интуит. Я могу распознавать эмоции человека до того, как он сам поймет, что именно чувствует. Меня этому учили. Читать, выявлять и убивать тех, кто чувствует. Здесь читать людей гораздо легче, потому что у вас нет причин скрывать эмоции. - Учили убивать людей, которые чувствуют что? - Что-либо, - спокойно отозвался Престон. – Я уже говорил, что никогда здесь не рождался. Я не знаю, можно ли мое появление назвать случайностью, но уверяю, что я здесь по собственной инициативе, и никакая организация за этим не стоит. - Так, - Леон отставил бутылку, понимая, что пил зря и надо срочно трезветь. – А теперь давай все с самого начала. С самого-самого. Чтобы я все окончательно понял, идет? Престон тяжело опустился в кресло напротив, подумал. Потом с тем же стылым выражением лица наполнил стакан на четверть из отставленной Леоном бутылки, выпил как воду, даже не поморщившись, и, сложив пальцы в замок перед собой, заговорил непрерывно и монотонно, словно читал с листа. - В начале двадцать первого века в Америке прогремел ядерный врыв. Никто не знает точно, была ли это атака террористов или враждебных государств, или же это была авария на учениях. Установить причину так и не удалось. Тебе известно об этом? Леон покачал головой. Престон зачем-то кивнул. - Дело в том... что взрыв привел к феномену, который позже назвали расслоением. Это разновидность парадокса, когда пространство мира стало частично дублировать само себя, создавая цепь параллельных реальностей от мира-первоисточника. Этот же взрыв дал толчок развитию совершенно разных систем во всех производных измерениях. Там, где я родился, этот взрыв послужил началом третьей мировой войны, после окончания которой Вождь при поддержке Консулата принял ряд жестких мер, ограничивающих способность человека чувствовать и испытывать эмоции. Там, где я вырос, эмоции считались первопричиной войн, насилия и жестокости и подлежали абсолютному запрету. - Как можно запретить человеку чувствовать? - С помощью прозиума. Препарата, который полностью подавляет эмоции, но требует регулярного приема. Даже одна пропущенная доза могла вызвать ненужные эмоциональные реакции. Так жило несколько поколений. - Извини, что перебиваю, у меня только один вопрос: как вы ухитрялись размножаться в таких условиях? Леон улыбался. Вроде бы и понимал, что все, что несет этот парень – чушь несусветная, но Престон говорил так серьезно, что не верить ему было трудно. Вообще, кажется, любая хрень в исполнении Джона Престона перестает быть хренью, даже если он будет рассказывать про мир, где розовые пони какают радугой. Престон только пожал плечами. - Как-то. Но потом стало ясно, что система построена на угнетении и стремлении к тотальному контролю. Наши правители чувствовали. Они... управляли бесчувственным стадом, подавляя не только чувства, но и мысли о существующем порядке. - И вы решили бастовать. - Нет. Я уничтожил систему. Они... попытались провести эксперимент, но он сработал против них. - Кто ты вообще, Престон? – Леон подпер рукой голову, чтобы в ней все удобнее укладывалось. Не помогло. Все это не складывалось во что-то вразумительное, да и Престон явно сам не знал, с какого конца это все лучше подавать. У самого, небось, такая каша в голове, и он еще чего-то хочет от Леона. - Не могу сказать, кто я сейчас. Когда-то я был клериком тетраграмматона. - Клерик – это должность? Звание? - Это профессия и в каком-то смысле призвание. Грамматон Клерик было элитным подразделением, призванным выявлять и уничтожать контрабандные вещи и эмоциональных преступников. Очень немногие могли попасть туда, это требовало серьезной подготовки и определенных навыков. Я был клериком первого класса. - Суперсолдатом, - сократил Леон и добавил. – Убийцей. - Ликвидатором на службе Вождя и Консулата. Потом был предводителем освобождения, командующим первым отрядом чувствующих, учителем новобранцев в борьбе за свободу. Но вскоре... – он замялся, едва ли не в первый раз за вечер. – Вскоре мы были вынуждены признать, что эта свобода губительна. Люди, неспособные контролировать свои эмоции, превращались в животных. Не прошло и недели, как Либрия погрязла в анархии, люди мародерствовали, насиловали, грабили и убивали. Потому что они хотели этого и не умели обуздывать себя. Когда мы взрывали заводы, производящие прозиум, мы верили, что поступаем правильно... - Но люди не сумели должным образом распорядиться своей свободой, - закончил за него Леон, и это почему-то отчетливо напомнило ему речи Брайана Саласа: «Всем раздать время поровну». Анархия – еще слабое описание того, что бы произошло, воплотись его фантазии в реальность. - Их тяжело винить за это, - отозвался Джон. – Юрген, мой друг, говорил, что основы эмоционального воспитания закладываются в детстве. Дети берут пример со взрослых, учатся контактировать со средой, в том числе и в отношении естественного подавления эмоций. - А у вас получились дети, со своими «хочу это прямо сейчас», только запросы у них были взрослыми... так? Престон посмотрел ему в лицо и кивнул. - Мы долго думали, что делать с этим. Как остановить дальнейшие разрушения. В конце концов, мы решили снова ввести прозиум, сократив дозу и прием. Следовало еще раз подсадить людей на препарат и снимать с него постепенно, подготавливая к эмоциональному восприятию, воспитывая и обучая. - Дай угадаю. Не вышло. - Не вышло. Люди, почувствовавшие свободу, решили, что их снова собираются притеснять, и переключились на нас. Там, откуда я пришел, сейчас идет кровопролитная гражданская война, и я лидер одной из ее сторон, - он помрачнел и сухо добавил: - Был им, пока меня не застрелили на Мэдисон Гарден. В комнате повисло тяжелое молчание. Престон комкал свои руки, и холодная злость его была обычной злостью человека, которого можно понять. - Меня предали, - коротко ответил он на не заданный вслух вопрос. – Чтобы обеспечить перевес одной из сторон, нужно убить вождя. Это сделал я сам, и это же сделали со мной. Мы исследовали пустоши, искали места для поселений. Мэдисон Гарден – это место, с которого все началось. Эпицентр взрыва. Говорят, там находилась секретная военная база. Мы думали, что это будет лучшее место для штаба, потому что туда никто не вздумает пойти. Но повстанцы подкупили кого-то из моих людей. Я не помню всего. Только выстрел. - Но ты не умер, - нахмурился Леон. - Трудно сказать. Я знаю, что был убит. Но место, где я очнулся, не было тем местом, где меня убили. Мэдисон Гарден – это, своего рода, канал между проекциями реальностей. Точка, существующая во всех параллельных мирах. Это мы выяснили с Айрис Хинеман. Доктором из той реальности, куда я попал. - Наверняка это был шок, - предположил Леон. - Был. Поэтому меня быстро сочли сумасшедшим. Это было... совершенно другое место, все было другое. У меня проверили сетчатку глаза, не смогли установить личность, стали задавать вопросы... в том состоянии я не мог должным образом ответить на них. Меня сочли человеком, злоупотребляющим местной разновидностью наркотиков, и отправили в лечебницу. Там я познакомился с Хинеман. Можно сказать, она вернула мне рассудок. Теория расслоения принадлежит ей. Как оказалось, она лечила детей наркоманов, и некоторые из них могли... воспринимать эти иные реальности, видеть сны о них или видеть вокруг то, что происходит в другом измерении. Она поверила мне. С ее помощью я понял, что нужно делать. Я хожу из мира в мир, пытаясь вернуться в свой. По версии Хинеман, расслоение замкнуто, и, пройдя все слои, я должен буду оказаться в начале. Твой мир шестой. - Занятно, - протянул Леон и усмехнулся. – Мне предлагается в это поверить? - Нет, - Престон отрицательно покачал головой. – Я могу представить, как это все звучит со стороны. Я не прошу мне верить. Я прошу помочь мне попасть на Мэдисон Гарден. - Я бы с радостью, честное слово, только есть одна проблема, - убрав со стола следы неубедительной попойки, Леон развернул на нем старую карту, поверх нее еще одну и еще. – Это из архива, самое подробное, что смог достать. Карта современных соединенных штатов, карта зон восточного побережья и отдельно карта бывшего Лос-Анжелеса. Ни на одной из них нет места, обозначенного как «Мэдисон Гарден». *** - Как вы думаете, почему такого места не оказалось на картах? - Потому что я не придумал его? - Верно. - Но ведь потом оно появилось, мы же его нашли. - Все правильно, Роберт. Дело в том, что ваше поведение с этим Джоном Престоном говорит о том, что вы изначально сделали его доминирующим. Вы в определенном смысле подчинялись, позволяли ему быть ведущим, и, признавая его главенство, изменяли свою систему, опираясь на его слова. Уверенность этого человека в том, что такое место существует, передалась вам, и поскольку вы поверили в его историю – а судя по тому, что место вы нашли, это так и есть – вы создали нужное место по ходу развития событий. Во сне вы могли бы поверить и не такому. Но ведь вы верите, что это был человек из другого мира, до сих пор? - Да, наверное. - Тогда как же, позвольте узнать, человек, путешествующий по мирам, мог попасть не в мир Роберта Фишера, а в лимб Роберта Фишера? - Я сказал вам еще в самом начале, док. Думаю, лимб – это не то, что у нас в голове. Лимб – это зыбкий, изменчивый, но вполне самостоятельный мир, до которого может дотягиваться наше сознание. - Ну хорошо, допустим. Итак, на картах этого места не оказалось. - Да. Пришлось поступить иначе. *** - Поступим иначе. Леон сказал это, когда оба откровенно замучились искать треклятый Мэдисон Гарден, а Престон стал все чаще тереть пальцами переносицу. Они переместились в закуток, который незаслуженно именовался кухней, где Леон занялся быстрой ревизией содержимого холодильника, поскольку сам очень смутно помнил, что там есть. Вообще, это было очень странное ощущение – собственный дом казался ему чужим, словно он смотрел на него со стороны карими глазами Джона Престона. Он непривычно суетился, натыкался на предметы, и хотя сам себе объяснял это повышенным содержанием паршивого алкоголя в крови, настоящая причина молча сидела на стуле за его спиной, ожидая конструктивных предложений. - Ты помнишь место, где очнулся? Тут. Престон задумался. - Смутно. Первые часы после пробуждения - самые тяжелые. Дезориентация, головокружение... Помню, что долго шел. Очень долго. - Пока не свалился от обезвоживания. - Нет, - вдруг возразил Престон. – Я помню, что шел через город. Кто-то пытался схватить меня за руку. Кажется, я сломал ему кисть. Там были люди с цифрами на руках. Когда я сделал это с тем человеком, остальные не стали приближаться. Меня удивило, что они все были молодыми. - Город был один? – поинтересовался Леон, намазывая сэндвичи арахисовым маслом. - Я не помню. - А вот это уже много хуже, - поставив тарелку на стол, Раймонд опустился напротив. – Но есть мысль. Стражи сказали, что тебя нашли чистильщики. Проще начать с них. Они укажут место, и это будет отправной точкой, дальше будем искать сами. - Чистильщики? - Ребята, которые убирают трупы с улиц, в гетто, в основном. Но ловить их придется вечером. Они работают по ночам, а для официального запроса в их контору у меня сейчас нет полномочий. Я бы предложил отправиться и сегодня, но сейчас никому из нас нельзя за руль. Престон кивнул, благоразумно не став уточнять про трупы на улицах. Ели молча, каждый думал о своем. - В общем, располагайся. Не уверен, что у меня есть одежда твоего размера, но что-нибудь найдется точно. - Спасибо тебе. За все, - Джон сказал это таким официальным тоном, словно сидел в суде под присягой. - Не стоит, - Леон привычно оттянул рукав и глянул на таймер. – Я это делаю не совсем по своей воле. Просто я тоже считаю, что тебе здесь не место, и если можно уладить все бескровно, то стоит так и поступить. - Можно? Леон сперва не понял, о чем он говорит, но потом заметил руку, протянутую к нему через стол, и взгляд Джона Престона. Изучающий. Вот в чем дело – Престон не видел таймеров вблизи. Леон чуть не расхохотался, но вместо этого усмехнулся, закатал рукав и позволил взять себя за левое запястье. Столик-стойка, по обе стороны которого они сидели, это позволял, сложнее было не вляпаться рукавом в арахисовое масло. Цифры оказались к Престону вверх ногами, что его явно не устроило. Он переставил стул и всмотрелся в руку Леона с тем же ботаническим интересом, с которым недавно сам Раймонд рассматривал его лицо на койке. И коснулся он его примерно так же – провел подушечками пальцев по линии таймера, ярко сияющего в полумраке и бросающим на скуластое лицо бывшего клерика мрачные зеленые рефлексы. Но Леона это касание словно током ударило. Он вздрогнул, что не укрылось от внимания Джона. - Я сделал тебе больно? - Нет, - выдавил Леон, сглотнув горький комок. – Нет, ничего. *** - Что вы тогда почувствовали? - Я не знаю, как объяснить. Вы очень точно выразились... Словно я спал, а кто-то и реального мира вошел ко мне в комнату и провел по руке. Как будто реальное вклинилось в сон, отчего все вокруг показалось ненастоящим. - Вас это испугало? - Да. Но еще... я никогда не был кинестетиком, но ощущение было такое острое, словно у меня не было никаких других органов чувств. Словно он прикоснулся к руке, с которой сняли кожу, но это была не боль, это... это сложно объяснить. - Мне понятно, Роберт. Итак, вы позволили ему потрогать цифры. - В вашем исполнении, док, это звучит неприлично. - Что он сказал на это? - Ничего. Просто рассматривал. Держал мою руку в своей, поглаживал большим пальцем секунды – все никак не мог понять, как это устроено. Мы долго так просидели. - И вам не казалось это странным? - С учетом того, что я услышал от него за тот вечер? Мне трудно представить что-то, относящееся к Джону Престону, что не казалось бы странным. Но я тогда кое-что отчетливо понял. Мне было неважно, свалился этот парень с неба или пришел из прошлого, говорит он правду или у него поехала крыша. Псих или не псих, клерик-убийца или революционер, он мне понравился. *** Спал Леон плохо. Чужое присутствие чувствовалось через стены и двери, и вносило ощутимый дискомфорт. Те немногие гости, которые оставались у Леона на ночь, делали это тут же, с ним рядом, на просторной, хоть и неудобной постели, один хороший секс спустя, или даже два, если секс и вправду был хорош настолько, чтобы пожертвовать часом сна перед службой. Женщины были здесь нечасто, но и не так уж редко. Это вписывалось в картину мира вполне гармонично, даже если пассия во сне умудрялась отдавить ему плечо головой. Потому что когда с тобой в постели спит хорошенькая (а другие тут просто не оказывались) девушка – одно, но когда знаешь, что за стеной на диване спит пришелец, расклад не очень располагает к спокойному отдыху. Поворочившись с боку на бок минут двадцать с небольшим, он глубоко вдохнул и пошел в разведку. Благо, кухня и гостиная были одним помещением, так что его ночные бдения вряд ли можно было бы принять за прямое вторжение. Леон плеснул себе воды из чайника, отправил в рот крекер и украдкой обернулся. Спит ли?.. Престон спал. На стуле нетронутыми лежали подушка, одеяло и футболка – единственная вещь, которая казалась Леону подходящей для гостя. Джон спал прямо в одежде, на боку, прижавшись спиной к спинке дивана. Абсолютно беззвучно. Впрочем, ему это даже шло: жесткий стул, жесткий диван, жесткий Престон, суровый, как памятник Аврааму Линкольну. Леон беззастенчиво пялился на него, ловя себя на том, как быстро его принял. Ведь если вдуматься, всего четыре дня назад он приходил к нему в палату, и этот парень был необычным безвременным феноменом, любопытным, но не более того. А сейчас он – Джон Престон, и спит на его диване. Леон вдруг понял, что разглядывает Престона со смесью острой зависти, восхищения и горького сожаления. Нет, все-таки поторопился кто-то умный всех равнять под одну гребенку, врубая таймеры в двадцать пять лет всем без исключения. Леону не повезло. Ростом не вышел, телосложением, лицом излишне мягким, даже в чем-то смазливым, из-за чего всерьез его принимали только с третьего раза или с первого удара. Родом из гетто, он был вынужден пахать и карабкаться вверх, доказывая свое право именоваться Стражем. И все получалось неплохо. До тех пор, пока не появился этот человек. Ему ничего не нужно было делать, чтобы окружающие сразу все поняли на его счет. Это была сила, настолько полно осознающая себя, что уже не нуждалась в лишней демонстрации. Леон смотрел на Джона Престона и видел человека, которым хотел бы стать сам. Престон бы отлично вписался в Стражу. Он бы отлично вписался в любую систему – от него за милю веяло исполнительностью, ответственностью и надежностью. Даже собственный возраст сейчас казался Леону минусом, рядом с человеком, который гораздо младше, зато выглядит так, что даже у Леона иногда от его взгляда поджилки потряхивает. А ведь Престон не знает, сколько ему лет. Да и разве это бы что-нибудь изменило? Леон работает в Страже полвека, Престон, бывший убийца, бродит по мирам, отыскивая свой – можно помериться жизненным опытом, хотя что-то подсказывало, что и тут пришелец победит с солидным отрывом. И еще Раймонд внезапно подумал, что зря они так быстро перешли на «ты». «Мистер Престон» шло ему больше, впрочем, для «мистера Престона» момент был однозначно упущен. А если еще вспомнить, что на «ты» они перешли в больничной палате, где Леон оказался вдруг без пяти секунд трупом, то все окажется не так уж плохо. - Тебе надо спать, - прозвучал гулкий голос с дивана. Спокойный и абсолютно не сонный. – Иначе завтра точно во что-нибудь врежемся. - Я такой бездарный водитель? – Леон усмехнулся, поняв, что нисколько не удивлен. - Улицы узкие, - пояснил Престон. – Я сначала подумал, что попал в прошлое. - Есть такое. И действительно надо спать... - Я не собираюсь причинять тебе вред. - Я знаю. Хотя Леон и не был в этом уверен, остаток ночи прошел спокойно. Только под утро приснилась какая-то сумбурная чушь. *** - Вам снились сны в лимбе, мистер Фишер? - Снились, и не раз. - Помните что-нибудь из них? - Ничего. *** Они выехали как раз тогда, когда вечернее небо обрызгало розовой кровью заката стекла домов и лужи на асфальте. Говорили мало, в основном по делу. До Дейтона добираться было недалеко, но пока они доедут, уже стемнеет. Ловить чистильщиков в Дейтоне – то еще дело, но Леон верил в хорошие шансы. В чистильщиках людей мало, все группы друг друга знают, а Джон Престон – такое событие, которое просто не могло остаться в стороне. Так что, даже если не удастся встретить именно ту бригаду, что нашла Джона, им наверняка тех счастливцев назовут. Особенно если сам Джон будет стоять рядом в качестве основного аргумента. - Раймонд? - Рэй. - Что? - Можешь звать меня Рэй. - Хорошо, - откликнулся Джон, а Леон про себя подумал, насколько легкомысленным, несерьезным и нелепым он выглядит рядом с Престоном. – Когда мы найдем Мэдисон Гарден, у меня будет к тебе еще одна просьба. - Какая? – без особого энтузиазма откликнулся Леон, глядя на дорогу, и от следующей реплики чуть снова не дернул руль. - Я попрошу тебя застрелить меня. Леон уставился на него, рискуя сорваться с трассы, но Престон одним кивком указал ему на дорогу, мол, не отвлекайся, и так все объясню. - Странные у тебя шутки. - Похоже, что я шучу? Шутящего Джона Престона воображение Леона представить оказалось не в силах. Не по причине собственной скудости, просто юмор и этот человек лежали в абсолютно разных плоскостях. - Это правило, - коротко объяснил Престон. – Я не могу сделать этого сам, иначе скачок может не сработать. Айрис Хинеман полагала, что смерть должна быть насильственной, только тогда она действует как выброс. - И для этого тебе нужен исполнитель, - мрачно подытожил Леон. – А у меня, как назло, есть пистолет. - Выстрел подходит лучше всего. Смерть должна быть мгновенной, а при прочих методах... - Избавь меня от подробностей. - Я тебя расстроил? Ты подавлен. - Джон, ты себя слышишь со стороны? Еще бы я не был подавлен, когда сидящий рядом тип, на которого я истратил годовую норму удивления, просит помочь ему отправиться в мир иной в буквальном смысле. - Ты еще не согласился. - А если не соглашусь? - Я найду кого-нибудь еще. - Каким образом? – Леон горько усмехнулся. – Каким образом ты заставишь человека убить себя? Тебе ведь нечем ему заплатить, а искать человека, который убьет тебя просто так... - Ты сделаешь это? - Я похож на альтруиста? - Чего ты хочешь от меня в таком случае? Леон вздохнул. - Ты сказал, что это шестой мир, в который ты попал. Как ты выкручивался в остальных? - Наемники, - просто ответил Джон Престон. - И ты везде умудрялся их найти? - Я интуит. Подсознательно я могу настраиваться на чувства других людей, а такие люди чувствуются сразу. Но там добыть деньги было проще. Кроме первого мира. - Где была Айрис Хинеман? - Да. Там были... сложности. - Какого рода? - В мире, куда я попал, не убивали людей. Во всяком случае, в Америке. Там была система профилактики преступлений, доктор Хинеман рассказала мне о провидцах. Они видели сны об убийствах, которые сбывались. Правительство научилось использовать это, чтобы предотвращать их, и преступность сошла на нет. Иногда полицейские могли задержать человека в состоянии всплеска чувств до того, как тот поймет, что эти эмоции повлекут за собой непредумышленное убийство. - Как же ты выкрутился? История становилась по-настоящему интересной. - Мне помогла доктор Хинеман. Она оформила меня как своего пациента, заставляла пить травяные настойки, чтобы получались нужные анализы. В результате ей удалось убедить всех в том, что я неизлечимо болен. Пришлось подписывать много бумаг, и времени это отняло куда больше, чем во всех прочих случаях, но, в конце концов, я подписал согласие на эвтаназию. Она дала мне быстродействующий яд. И хотя он убивает почти мгновенно, вряд ли мне удастся такое забыть. - Да уж, - Леон подумал и спросил еще кое-что. – Что тебя ждет там, кроме войны? Семья? - Сын и дочь. И Фауст. Наш пес. Леон в очередной раз вопросительно глянул на Джона. Кто бы мог подумать, что он отец... - Ты женат? - Был. Ее казнили, - коротко ответил Джон и продолжил совсем тихо, - казнили за то, что она осмелилась испытывать чувства ко мне. - Она любила тебя? - Наверное. Но там, где я вырос, это было преступлением, которое каралось кремацией без суда. Леон больше ни о чем не спрашивал. Джон Престон, бывший убийца, отец-одиночка? Звучит гораздо, гораздо безумнее всех этих рассказов о других мирах. - Ты поможешь? – спросил Джон. - Посмотрим, - устало отозвался Раймонд, забрасывая в рот две мятные подушечки. Когда они въехали в Дейтон, совсем стемнело. *** - Мы не можем вести поиски до рассвета, - Леон припарковался у биржи. – Времени у меня не так много, как хотелось бы. - Предлагаешь продолжить поиски пешком? - Ночью в Дейтоне это бесполезно и небезопасно, - Леон заглушил двигатель, отстегнул ремень и повернулся к Престону. – Легче найти труп. Ночной холодный воздух отогнал сонливость, и Леон с удовольствием походил вокруг машины, разминая ноги. Джон стоял на месте, осматриваясь с прежним оттенком удивления. Было безлюдно, только где-то вдалеке слышался развязный смех подвыпивших парней. - С чего начнем? – спросил его Джон, и начать пришлось, как бы Леону от этого не было тревожно, с вооружения. - Обращаться умеешь, - Раймонд протянул ему пистолет, который когда-то покупал еще в гетто. Табельное оружие он оставил при себе. – Но все-таки постарайся ни в кого не стрелять. Взять с тебя все равно нечего, но будь начеку – люди, у которых время на исходе, становятся весьма агрессивны. Престон взял пистолет и легко перезарядил, как детскую игрушку. - Непременно. Что мы ищем? - Тело, - отозвался Леон. – И его ищу я. Ты остаешься у машины. Престону это не понравилось, но Леон его решительно оборвал. - Здесь камеры на каждом шагу, работают круглые сутки и снабжены функцией ночного видения. Пока ты в нейтральной зоне – мы в безопасности, а если тебя засекут, через десять минут здесь будет целый вооруженный отряд. - Я настолько опасный преступник? – Престон усмехнулся. - Нет, просто за тебя заплатил весьма влиятельный человек, который очень не любит, когда от него сбегают инвестиции. - Если я тебе понадоблюсь, как ты подашь мне знак? - Никак. Я здесь вырос, и вряд ли мне понадобится помощь. Постараюсь управиться быстро, не отходи от машины. И он нырнул в дейтонскую ночь. С трупами не везло. Чистильщики уже могли проехать по этому маршруту, поэтому Леон не побрезговал спросить об этом у девушек, куривших возле бара. Правда, те во время допроса чуть не втащили его в этот же бар, подмигивая, улыбаясь и облизываясь так, словно девушки собирались сожрать симпатичного Стража живьем, но ему удалось отбиться. Леон продолжил путь. Через пятнадцать минут удача все-таки обратилась к нему лицом – трупов он не обнаружил, зато впереди за угол завернул серый грузовик со знакомым логотипом. Леон ускорил шаг, потом перешел на бег, и, завернув туда же, успел заметить, как грузовик исчезает в узкой подворотне. Это обстоятельство тревожно шевельнулось внутри: грузовик там еле помещался. Конечно, люди умирают везде, но почему тогда он поехал не кузовом вперед? Но он слишком торопился, чтобы думать о странностях всерьез. Завернув за угол, он пошел вдоль стены, туда, где у открытых дверей склада припарковался грузовик, где слышались голоса, и виднелось какое-то движение. Леон замедлил шаг, всматриваясь в происходящее и пытаясь понять, что именно там происходит. Люди грузили большие мешки. - Сегодня четыре, - донеслось до его ушей. - В кузове девять, - возразил другой голос со стороны склада. - У нас нормативы. Сколько раз объяснял – приедем пустыми, почуют неладное и накроют всю вашу лавочку. Давай уже к делу, времени мало. По полчаса за каждого. - Дорогу знаешь, вниз по лестнице и налево. Послышалась какая-то возня и ругань. Из контекста выходило, что кто-то пытался торговаться за еще один труп. Трупы. Зачем они привозят трупы сюда, а не в крематорий? Что вообще происходит?.. Леон уже почти дошел до грузовика, когда из-за кабины вырулил детина, осточертело чиркая зажигалкой. Один взгляд перед собой – и он заметил Леона, и сразу отметил, во что Леон одет. И двинулся на него с недвусмысленными намерениями. Леон успел выхватить пистолет, закричать: «Стража Времени!» и пальнуть в сторону приближающегося разъяренным носорогом детины... когда в затылок с хрустом ударила боль. Он еще успел услышать, как пуля отскочила от грузовика, а потом последовал еще один удар, в висок. Детина добежал до него. *** Стук. Стук. Стук. Неравномерный и тупой. Стук. Стук. Чавк. Что-то падает в металлическую посуду, судя по отзвуку. Стук. Стук... По полчаса за каждого... Вниз по лестнице и налево... что там? Капсула? Зачем покупать трупы? Для анатомических исследований? Почему тогда не расплачиваться с рук на руки?.. Стук. Стук. - ...чему? - Не годится. Таймер токсичен... Стук. Стук. - ...ража? - ...с ним кто-то еще. Они не ходят поодиночке. Надо выяснить, что он знает. - Идиоты! Стук. Хрясь. - Надо было обнулить его сразу и выбросить за город! - Если с ним есть кто-то еще, они могут знать, куда он направлялся. Следы сюда приведут. - А к живому, значит, не приведут? - Допросим его и успеем смотаться. - От Стражи? Тогда лучше сейчас прямо и начинать паковать вещички. - Черт возьми, сука, куда его понесло... вот же дрянь... - Стивен, уймись! - Мы поймали Стража... поймали Стража... Удар. Вскрик, переходящий в скулеж. Опять стук. Влажный звук, как будто падают друг на друга мокрые простыни в прачечной. Леон попытался прорваться сквозь вязкую пелену, но голова отзывалась гулом. Только теперь к глухому стуку добавился запах: сладковатый, тяжелый и приторный до горечи. Запах разложения. С каждым вдохом он, казалось, становился все резче, заполнял легкие до того, что Рэй ощущал привкус гнили на языке. Стало ощутимо подташнивать. Леон с трудом открыл глаза, пытаясь сфокусировать зрение. Выходило очень плохо – все расплывалось, отчего тошнота стала сильнее, он сразу понял, что не может глотать, и вскоре негнущимися пальцами нащупал металлическую проволоку, обернутую вокруг шеи в несколько витков. Проволока была перекручена на совесть, концы ее (или оба ее начала, как посмотреть) торчали из стены, но Леон мало-помалу начинал ориентироваться в пространстве. Круглая комната, высокие бетонные стены уходят в темноту, но сверху сочится свежий ночной воздух, значит, потолка здесь нет. К запаху гнили ненавязчиво примешивается еще один – запах гари. Пол тоже бетонный, весь в копоти, кучи золы набились в углах. Крематорий? На уровне пола и в самом полу круглые черные отверстия. Сопла. Крематорий. Он сидел на полу крематория, только какого-то самодельного... а напротив – цветные пятна и туман, зрение возвращается постепенно, и он уже не слышит ругань где-то слева, откуда сочится слабый свет, только смотрит на бесформенную гору перед собой. Глухой стук. - Лови, - слышит Леон и успевает повернуться как раз вовремя, чтобы увидеть, как с освещенного стола в подставленный пакет грузно падает круглый кочан со спекшимися светлыми волосами. Женская голова. Он медленно переводит взгляд перед собой, и тут же первым порывом пытается спиной влезть на стену. Напротив него навалены пакеты. Все как один круглые, черные, можно в складках целлофана даже разглядеть лица... Господи! Среди пакетов валяются отрезанные руки. Все левые. Леон вмиг обострившимся зрением смог даже разглядеть черные нули, или же это оглушенное ужасом воображение дорисовывало эти цифры, открытые рты в пакетах, словно головы еще пытались говорить или кричать... Он видел даже зловонную бурую лужу, видел светящиеся в темноте у стены груды вываренных добела костей. Он впитывал это во все зрачки и не мог думать даже о тошноте, о запахе, о том, что не может глотать, о том, что стук возобновился... Повернув голову обратно к столу, он увидел коренастого типа в кожаном фартуке и желтых перчатках выше локтей. Перед ним на столе лежал женский труп, которому коренастый что-то пытался оттяпать. Он орудовал изогнутым мясницким топориком, но только следующее его действие повергло Леона в шок – коренастый отхватил небольшую полоску мяса, сунул в рот и стал жевать. Прозрение ударило настолько сильно, что Леон забыл, как дышать. Байки, которые он слышал еще в детстве... байки о том, что в гетто те, кто не могут позволить себе тратить время на еду, едят людей. Они покупают трупы, чтобы есть их. Отрезают головы и левые руки – таймеры токсичны... Чистильщики привозят трупы каннибалам, или как их там еще назвать... Некрофаги? Со своего места Леону была видна только часть этой кухни. Часть стола, тело без головы с обнаженной маленькой грудью, неровный срез шеи с белеющим обрубком кости... Кровь капала медленно, она была густой и почти черной, но он даже мог расслышать тихий стук этих вязких капель о пол. Между ним и освещенным столом пролегала большая комната – он видел только пол в трещинах и какие-то куски арматуры вдоль стен. Битый камень. Ругань доносилась из кухни, видимо, там было еще какое-то помещение, он видел, как коренастый огрызался кому-то через плечо. Все равно непонятно... вниз и налево... чем они платят чистильщикам? У них же нет времени даже на еду, как они живут? Времени... Время! Леон быстро посмотрел на таймер, благо, руки ему никто не связывал. Впрочем, увидев цифры, он сразу понял, почему. Они оставили ему сорок пять минут. Видимо, на расспросы. А потом что? Он еще раз огляделся, поморщившись от накатившей волны удушливого смрада и боли в голове, и пришел к выводу, что его, скорее всего, сожгут. Впрочем, время у него кончится раньше, и если они едят трупы... Участь Брайана Саласа в этот момент показалась Леону завидной. - ...верь! - Рано еще, он же... - Все равно проверь! А то допрашивать будешь уже покойника. И вот это захвати, бестолочь! Может, станет посговорчивее. Освященный прямоугольник дверного проема закрыла фигура с пакетами и стала быстро приближаться к нему. Леон был слишком ошарашен, чтобы пытаться играть в потерявшего сознание. Поэтому подошедшего он встретил мрачным взглядом и напряженными руками, готовыми свернуть шею типу, как только тот приблизится. Но тип не стал приближаться. Увидев, что Леон пришел в себя, долговязый парень ощерил неровные зубы, крикнул «Очнулся!» и бросил пакеты прямо к ногам Леона. Один из пакетов откатился к стене, зато второй лопнул, вывалив на пол мокрую требуху, обрызгавшую ему ботинки и брюки. Леон опознал толстый кишечник, а дальше в глазах потемнело, и он отвернулся, с трудом удерживая содержимое желудка внутри. - Ты один пришел или нет?! – сразу начал долговязый. Казалось, он нервничал так сильно, что готов был обмочиться от страха, и Леон испытал какое-то мрачное садистское удовольствие. Всегда приятно знать, что кто-то или что-то рядом тоже находится в хреновом положении. Шакалы схватили волка, и теперь не знают, что с ним делать. - Отвечай! Ты один пришел или нет?! - Не один, - хрипнул Леон и даже нашел в себе силы усмехнуться. – Со мной еще полсотни человек и подкрепление с воздуха. Побледневшему долговязому понадобилось почти полминуты, чтобы понять, что Леон издевается. - Шутишь с таким таймером? Ну шути, шути. Как ты нас нашел?! Кто еще знает? - Я искал не вас, - проволока мешала говорить, и Леон попробовал ослабить ее пальцами без особого результата. – Мне нужны были чистильщики, которые зачем-то привели меня сюда. - То есть, - парень даже воодушевился. – Стража не в курсе? Ты один? - Стража не в курсе, но я не один. Меня ищут. В этом он уверен не был. Исполнительный Престон вполне мог честно караулить у машины до утра. - Ты врешь, - довольно и как-то нервно заключил долговязый. – Ты один! И без транспорта, а Стража пешком не ходит. Ты один! Некрофаг, скорее всего, убеждал сам себя. Ему очень нравилась мысль о том, что Леон один, и можно никуда не срываться. - У тебя скоро кончится время. Тогда, может, и к столу тебя позовем, - он заржал, как конь, и нажал с внешней стороны стены какую-то кнопку. Леона от долговязого со скрипом отрезала металлическая решетка, какую он видел когда-то давно в старых лифтах. Решетка выехала из стены, вошла в другую, и что-то защелкнулось с металлическим лязгом. «Попал», - подумал Леон, впервые понимая всю абсурдность и весь ужас своего положения. Сколько рейдов по гетто, сколько ночных смен, он знал эту зону как свои пять пальцев, но в одном некрофаг был прав: Стражи не ходили пешком и поодиночке. И не носили раций. Вот ведь... Спустя десять минут откуда-то слева послышались шаги, и в полосу света вышли еще трое – уже знакомый Леону бугай-водитель и двое других в серой форме с нашивками чистильщиков. Реплик он не слышал, все трое вошли в кухню и куда-то дальше, только детина обернулся и посмотрел на Леона. И нахмурился, прежде чем исчезнуть из поля зрения. Споры где-то в отдалении возобновились и, о нет, с кухни потянуло тушеным мясом. Запах был аппетитным, сжимающим внутренности, и оттого еще более мерзким. Леон не тратил время зря и пытался распутать или хотя бы ослабить проволоку. Получалось плохо – проволока была толстой, а у него, Леона, был разбит затылок, не слишком сильно, но пальцы скользили по крови, испачкавшей металл. Он медленно, миллиметр за миллиметром, разжимал прутья, ища крепление и заставляя себя не паниковать. Когда на таймере осталось четыре минуты, он сумел распутать проволоку достаточно для того, чтобы высвободиться, царапая и сдирая кожу на шее. Первым, что он сделал, освободившись – это отпихнул подальше пакет с кишками. С него уже натекло порядком зловонной жижи, и по этой луже пакет лениво прополз почти до самой стены, куда не так давно откатился другой. Дышать не стало легче, зато можно было почти нормально думать. Оставалась решетка. И минимум восемь парней за ней, он мог сосчитать по голосам, но точнее не выходило. Чертовски плохой расклад. Чувствуя, как паника рвется к горлу вместе с тошнотой, Леон попробовал было дернуть решетку в сторону, но та не поддалась, зато лязгнула так, что споры и ругань в кухне мгновенно стихли. В освещенном дверном проеме на сей раз оказались уже три фигуры, и здоровенный детина-водитель первым пошел к нему тем же уверенным шагом и явно с тем же намерением... когда водилу снесло далеко вправо одновременно с грохотом выстрела. Поднялся переполох, люди высыпали в коридор, вооруженные кто чем, началась пальба, и через десять секунд все было кончено. И какую-то часть этих десяти секунд заняли пистолеты в руках Джона Престона. Что он с ними делал... Леон не успел рассмотреть, как он это делает, как движется черным пятном перед глазами, и вспомнил о главном слишком поздно, потому что его отчаянный вопль: «НЕ ВСЕХ!» потонул в последнем выстреле. Леона трясло, в ушах звенело так, что он не слышал, как Джон подошел. Только обнаружил его лицо почти напротив собственного, Престон рванул вбок решетку, раз, еще раз... - У меня нет времени! – заорал Леон жалко и испуганно. Джон сориентировался быстро. - Что мне делать? - Проверь у них руки! Может, кто-то еще жив, ищи зеленые цифры! Найдешь – тащи сюда. Искал он быстро. Когда отсчет пошел на секунды, Раймонда колотило так, что решетка под пальцами ходила ходуном. Он взмок и задыхался, чего делать было нельзя, потому что от запаха гнили, которым он уже пропах насквозь, тянуло вывернуться наизнанку, но теперь, при Джоне, он этого позволить себе не мог. - Есть! – откуда-то крикнул Престон, и притащил того самого водилу, который поймал пулю первым. От некрофага пахло тушеным мясом, он неровно дышал, и жить ему оставалось недолго. - Дай мне его руку! Нет, правую! Да, так... И на несколько долгих мгновений Раймонд отключился от всего. Сейчас он мог почти физически чувствовать это – как время щекоткой течет вверх по руке, по сосудам до самого сердца. В груди оно сжимается и дрожит, а бешено сменяющие друг друга цифры таймера пульсируют и зудят, как новая кожа. В него текла жизнь. Пусть чужая, пусть грязная, он пил ее этим прикосновением, жадно и страшно, захлебываясь осознанием того, что он будет жить – еще минуту, две, пять, полчаса, час, полтора... Ему приходили на ум мысли о чем-то зверином, первобытном, пока судорожный толчок не опрокинул некрофага назад. Нет, это была не та смерть. Бугай дернулся раз, еще раз, затем замер – и начал остывать. На его часах оставалось всего несколько минут, но пуля свое дело сделала раньше. Леон стоял на коленях, прижимаясь лбом к решетке, вдыхал во все легкие запах крови и разложения, и не мог заставить себя посмотреть Джону в лицо. Несмотря на то, что Престон только что, не дрогнув, перестрелял почти десяток человек, Леона тошнило от самого себя. От того ощущения – чужеродного, жадного упоения. От того, что ему это нравилось. Вот так – выживать, и вдыхать это время как дозу чистого кислорода. Он тянулся к опасности как наркоман. Его подчиненные уже догадывались о том, почему он начисляет суточное время в последний момент. Как знали и то, что невинной зависимостью от ментоловых жвачек он вытесняет другую зависимость, куда более серьезную. И Леон подозревал, что она, как любая серьезная зависимость, рано или поздно его убьет. - Там кнопка на стене, - глухо сказал он, и успел отпрянуть от решетки до того, как она отъехала в сторону. Он почти упал на Джона и был крайне счастлив, что тот помог ему принять вертикальное положение, ни о чем не спрашивая. Только пару минут спустя он смог разжать руки, которыми вцепился в плечи бывшего клерика. Тот оглядывал комнату, и ужас вперемешку с отвращением были в этот момент на его лице вполне человеческими. - Они тут едят людей, - Леон усмехнулся, чувствуя подступающую истерику. - Больше не будут, - коротко отозвался Джон, и трупы на полу молча с ним согласились. – Ты ранен? - Не знаю, - Леон потрогал разбитый затылок и поморщился. – Меня ударили по голове. Как ты нашел меня? - Услышал выстрел, - Престон все еще придерживал его, разглядывая раны на шее и на виске. – А потом нашел грузовик. Ты говорил про логотип, и я подумал... Леон засмеялся. Это правда было похоже на истерику, но чувствовал он себя куда лучше. - Ты очень вовремя. Что такое ты тут устроил? С пистолетами. Леон не успел спросить, откуда у Престона взялся второй пистолет, как тот уже протягивал его рукоятью вперед. Его табельный, который забрали, пока он был в отключке. Леон не был уверен, что держать пистолет в дрожащей руке – хорошая идея, поэтому вложил его в кобуру. Попасть получилось только с третьего раза. - Ката стрелка. Боевое искусство клериков. - Надо бы взять у тебя пару уроков... Джон только коротко кивнул. Когда Раймонд решил, что может уже ходить без дополнительной подпорки, его потянуло на воздух. И еще пришла запоздалая, но трезвая мысль – времени по-прежнему мало. Он взглянул на таймер. Полтора часа. - Тебе осталось жить полтора часа? – подал голос Престон, сделав ударение на слове «жить», и Леон только сейчас сообразил, что сказал это вслух. Он кивнул и сделал шаг к выходу. - Нужно достать еще времени, - сказал он. Престон не двинулся с места. - Джон? Тот только поднял руку, призывая к молчанию. Он стоял неподвижно, словно прислушиваясь к чему-то, потом безошибочно посмотрел вперед, туда, где стена терялась в темноте. - Там. - Что там? – Леону совершенно не хотелось это знать, но он заставил себя опять сделать шаг внутрь. И только потом откуда-то из памяти всплыло... - Вниз по лестнице и налево. Где-то должна быть лестница. Джон, что? Что там? - Крик о помощи, - отозвался Престон и сорвался с места. Бежать Леон не мог, поэтому просто пошел за ним следом. Видел, как Престон добежал до края тупика и свернул направо. Там оказался проем в стене и ступени в темноту. Спускаться не хотелось еще больше, но пришлось. Леон все-таки заставил себя вытащить пистолет, правда, держать его приходилось обеими руками. И тогда он услышал крик. Далекий и гулкий, дробящийся на эхо. Крик был женский. И только несколько ступеней спустя, он понял, что это не эхо. Это несколько голосов. Девушек оказалось две. Обнаженные, все в ссадинах и синяках, они жались друг к другу в углу и прятали лица. Джону как-то очень легко удалось поставить обеих на ноги, понять, что обе в наручниках и задать правильный вопрос: «У кого ключи?». И ему даже ответили. По описанию Леон понял – тот коренастый мясник. Затем Джон обратился к нему и отдал приказ, и Леон послушно потопал наверх искать ключи и какую-нибудь одежду. Необходимое нашлось довольно быстро, и, придерживая девушек, закутанных в первые попавшиеся плащи, они вышли на улицу. Все еще была ночь. Леон плохо запомнил этот переезд, потому что чувствовал себя смертельно уставшим, но он успел прикрыть девушке ладонью глаза, когда они проходили мимо кухни. Им обеим еще не было двадцати пяти. Он успел отметить таймеры еще в подвале – год на каждом. И потом, когда девушки готовы были закатить истерику о том, что придется ехать в грузовике чистильщиков, когда Джон отправлялся с ключами Леона и подгонял машину, когда всех загрузили и тронулись в путь, Леон понял, что там было. Понял еще недостаточно отчетливо, чтобы думать, что делать с этим. Но... По полчаса за труп... по полчаса с каждой из них. Эти некрофаги занимались выращиванием. Леону уже приходилось дважды сталкиваться с этим явлением – людей, которым до двадцати пяти осталось несколько месяцев, похищают и держат в плену. Их поят, кормят, обкалывают наркотиками, если надо, чтобы не самоубились раньше времени. А после того, как активизируется таймер – их обнуляют. Дважды они устраивали такие облавы, оба раза по наводкам Фортиса, которого такая конкуренция не устраивала совершенно. Выращивание – еще понятно... но поедание трупов... Ставка была проста. Отчетность по трупам фиксируется, но статистику никто не ведет. И с выращиванием тоже просто – Стражи Времени ищут пропавшее время и не занимаются пропавшими людьми, тем более в гетто. Просто оба этих явления плохо укладывались у Леона в голове. В этом мире он живет. Он вырос за несколько кварталов от этого места с трубой крематория, может быть, даже играл где-то неподалеку... Его передернуло. - Сейчас направо до угла, - сказал он на вопросительный взгляд Престона. Леон, не задумываясь, пустил его за руль, и еще не пожалел об этом решении – сам он не был сейчас уверен в том, что доставил бы их до места в целости. Его все еще трясло. Стоило закрыть глаза, как он видел сочащий бурой жижей кишечник в черном пакете, медленно плывущий к стене по скользкой вонючей луже... И запах. Запах теперь преследовал его повсюду. Если бы не общество Джона, стабильного и реального, который делал все правильно, без лишних комментариев и вопросов, он бы, наверное, тронулся рассудком. Неудивительно, почему девушки больше слушались Джона и покорно делали все, что он говорил. Ни одна не пыталась выцарапать ему глаза, хотя обе были на грани чего-то подобного – просто молча подставили руки в наручниках, когда Леон пришел с ключами. И когда Джон укрывал плащом одну из них, она сказала: - Дженнифер... Они... они скормили нам Дженнифер... Леон тогда еще подумал, что она сейчас расплачется, но глаза у нее были абсолютно сухие и пустые. «Повезет им, если сумеют от такого оправиться» - подумал он, когда Джон остановил машину под вывеской «Миссия». Леви открыл не сразу, но Леон знал, что миссионер там. - Рэй? – удивленное лицо, длинные патлы, затравленный взгляд, словно он заранее за все извинялся. Леви непроизвольно сделал шаг назад, и Леон некстати вспомнил о том, что от него разит мертвечиной. - Нужна помощь, - глухо сказал он, и Леви кивнул, открывая дверь шире. *** - Больше времени у меня нет, - Леви приложил к его голове мокрое холодное полотенце, и Леон поморщился. На виске обнаружилась ссадина и припухлость, волосы на затылке слиплись от крови, и приходилось признать, что восстанавливаться придется долго. - Где девушки? - С Сарой. Она прихожанка и разбирается в медицине. Мне подумалось, что женщина... - Леви, иногда ты святой, - улыбнулся Леон, принимая у него из рук полотенце. - Тебе нужно в больницу. Может быть сотрясение. - Пока не могу. Нам нужно найти одно место. Леви кинул быстрый взгляд на Джона. Тот стоял у зарешеченного окна и смотрел на рассвет. - Какое место? - Я только знаю, что оно называется Мэдисон Гарден, - усмехнулся Леон, потирая полотенцем разбитый затылок. – Джон, как оно выглядит? Может, хоть по приметам сможем определиться. - Каждый раз по-разному, - признался Престон. – Но, если в общих чертах... Оно выглядит как пустырь, на котором ничего не растет. Земля там серая и твердая, как камень. Еще иногда там есть какой-то объект, вроде фонарного столба, телефонной будки или пня. То, что кажется относительно нетронутым и изображает эпицентр. - Я знаю похожее место, - вдруг сказал Леви. Рэй повернул к нему голову. Миссионер сосредоточенно думал. – Такое есть на юге отсюда в пустошах, за Ливингстоном. На машине часа полтора. - Ты абсолютно уверен? – голос сорвался. - Мы проезжали там. Я помню место, где пустоши просто переходили в серую поверхность. Я тогда еще спросил, что это такое, и отец ответил, что серая глина. Хотя было не очень похоже. Леон обернулся к Джону, и тот кивнул. - Нам еще понадобится кирка и лопата. Такое здесь можно найти? Леви удивленно заморгал. - Да, можно посмотреть в кладовке... принести? А у Леона внутри все сжалось в комок. Когда Леви нырнул куда-то за алтарь, он устало спросил: - Что ты имеешь в виду? - Что тебе придется меня похоронить. Земля там твердая, поэтому стоит взять необходимое... - Ты хочешь, чтобы я тебя закопал? - Да. Леон уже не знал, смеяться ему или плакать. - Я понимаю, что не имею права просить о таком, - Престон даже смутился. – И то, что случилось... но с этим обратиться мне больше не к кому. Он вдруг подошел и медленно опустился рядом на скамью, сжал пальцы, вдохнул. - У тебя... у тебя самого есть семья? - Нет, - улыбнулся Леон. – Семьи нет. Ты же был у меня дома, видел, как я живу. - Подумал, может быть, родители... - Их давно нет в живых. - Сколько тебе? – Престон повернул к нему голову. – На самом деле. - Семьдесят восемь. А тебе? - Тридцать четыре. Ты больше, чем вдвое старше меня... И один. - У меня нет на это времени. - Ты поэтому рад, что все это происходит с тобой? – вопрос оказался столь неожиданным, что Леон вынырнул из полудремы. - Нет, я однозначно не рад тому, что меня берут в плен некрофаги, пихают в крематорий и заставляют нюхать отрубленные головы. Но... есть вещи, которые мы себе объяснить не можем. Я еще не совсем нормально соображаю, но завтра эта наша сумасшедшая поездка может показаться лучшим, что со мной случалось за 50 лет службы. Никогда не думал, что скажу это, но из тебя вышел бы отличный напарник. Мне с ними всегда не везет. - А у меня был. Он многому научил меня, несмотря на то, что я убил его. - Трогательная история. - Раскаянье стало первым чувством, которое я испытал. Это много. - Наверное, - усмехнулся Леон и грустно добавил: - Как жаль, что ты ненастоящий. Могли бы подружиться. Престон чуть улыбнулся и перевел взгляд в пол. - Пожалуй, могли бы. - Я нашел только это, - раздался сбоку голос Леви, и оба синхронно обернулись к нему. Одна лопата и две трогательные мотыги для какой-нибудь клумбы. – Больше ничего нет. - Этого хватит. Все верну, - пообещал Леон, вставая на ноги и разминая спину. – Сколько, говоришь, туда добираться? - Полтора часа. - Плюс полтора на обратную дорогу, плюс время там... не хватает. - Я не могу дать больше, - Леви тревожно облизнул губы. - Я могу попросить взаймы? - В каком смысле? Леон тяжело вздохнул, собираясь с мыслями. - Когда я уеду, подожди три часа и вызови Стражей. Покажи им место и девушек, адрес сейчас напишу. Я подъеду позже и верну тебе время, самое главное, - он мельком глянул на Джона, - чтобы Стражи ничего не узнали о нем. А хотя... просто вызови Стражей. Пусть разбираются, а что им сказать, я найду. Вернусь и верну тебе время с процентами, они сейчас в гетто большие. Леви недоверчиво подал ему руку. - Куда вы сейчас? - Отягощать мою карму и совесть, - невесело усмехнулся Леон. *** Земля здесь действительно была твердой и серой, и напоминала спрессованный пепел. Машину пришлось оставить поодаль, так распорядился Джон. Можно было возразить, но время позволяло, и Престон об этом знал. Шли молча. Леону хотелось спать, болели голова и шея, его все еще постыдно трясло после вонючей камеры, и больше всего хотелось сейчас вымыться и напиться. Причем напиться в хорошей компании, с которой можно научиться таким эффектным трюкам с пистолетами и наконец-то поговорить обо всем случившемся. Поговорить хотелось даже больше. А не тащиться в этой компании на пустырь ради грязного дела, но кто ж посмеет спорить с Джоном Престоном, который рвется домой. Леон никуда не хотел его отпускать. Хотя подозревал, что после увиденного Джон сам не захочет остаться, но что-то грызло внутри, призывало доказать, что здесь далеко не все так плохо, как кажется. Только Престону обратно дороги нет – там же Стражи, и Вайз, и трупы некрофагов, и... Все равно ему не хотелось никуда его отпускать. Отчаянно, до горечи не хотелось, и с каждым шагом все сильнее и сильнее. Леон выплюнул мятную жвачку. От привкуса гнили во рту она помогла, но вот желудок от мяты скручивало немилосердно. Он не спрашивал, куда они идут, просто покорно шел за Джоном с лопатой в руке. Что за день такой... Дерево он увидел издалека. Даже не дерево, а его скелет. Остов. Абсолютно сухое и ломкое, оно выглядело так, словно в него ударила молния, расколов ствол на две половины в форме буквы V. Джон остановился под деревом, глядя вверх, и сухо сказал: - Это здесь. Леон оглянулся. Отсюда можно было увидеть машину, хотя отошли они достаточно далеко. Бросил лопату и мотыги под дерево, покачался с пятки на носок, чувствуя, как гудят ноги. - Пора, - тихо сказал Джон, и Леон кивнул. Вытащил пистолет, проверил магазин, зарядил, посмотрел на Джона... и понял, что не сможет. Не сможет даже руку поднять. Престон это понял. Интуит, чтоб его. - Рэй. Пожалуйста. Но собственное имя только вбило еще один гвоздь. Он прикрыл глаза, выдохнул воздух ртом, как будто собирался глотнуть текилы, поднял пистолет, нацелив его Джону в грудь, и опять опустил. - Чем скорее мы с этим покончим, тем лучше. Рэй. Стреляй. Мы за этим пришли сюда. - Джон, нет, я... – Леон облизнул пересохшие губы, вытирая рукой вспотевший лоб. – Я не могу. - Почему? Леон не ответил, но Престон понял все. - Потому что ты мне не веришь. - Не тебе, - голос прозвучал глухо и жалко. Истинная причина своей неуверенности жгла его изнутри, словно он выпил уксус. – Ты можешь быть уверен в том, что говоришь, и я верю, что для тебя это правда. Но... как я могу быть уверен, что ты не психопат? Что эти миры – не у тебя в голове, что ты отправишься куда-то, когда я нажму на курок? Джон... если это в твоей голове, я не домой тебя отправлю. Я тебя убью. И мне придется жить с этим, и я... я не перестану себя изводить этим, потому что никого еще не убивал просто так. - Мне на тебя напасть? Леон посмотрел на него зло и горько, мол, не мучай. И Джон Престон шагнул к нему. «Он меня ударит», - подумал Раймонд, хотя уже знал – не ударит. Джон подошел вплотную, так что теперь приходилось смотреть снизу вверх. - Ты прав. Тебе с этим в любом случае придется жить, и мне жаль, - горячая ладонь легла ему сзади на шею, отчего в груди зашевелилась тяжелая боль. – Я не прошу тебя верить мне. Я прошу меня убить. - Без причины? - Раве ты хочешь, чтобы я ее организовал? Сильные пальцы медленно гладили шею, едва ощутимо, но это отвлекало, путало мысли. - Ты же интуит, - невпопад ответил Раймонд. – Ты знаешь, что я чувствую сейчас. Джон кивнул. И Леон впервые ему не поверил – ну не может этого быть! Не может быть, чтобы этот человек так невозмутимо кивал, зная, что он, Леон, чувствует! Потому что Леон не знает, что чувствует, чувств у него сейчас было слишком много, они смешались в густой кисель, забивший легкие, мешающий дышать, будто у него разом сломались все ребра. - Ни черта ты не знаешь, - выдохнул Раймонд зло и горько. Он очень хотел поверить, он пытался заставить себя поверить, но не мог. Потому что так не бывает. А секунды капали, капали, лишая его времени на размышления, потому что этого времени просто не хватит на обратный путь... - Пора. Внутри все стянулось узлами, и Леон двинулся вперед, потому что ничего другого придумать не смог. Губы у бывшего клерика оказались сухими и твердыми. Леон даже не думал о том, что это его самого сейчас пристрелят и закопают на этом самом месте за абсолютно дурацкий поступок, и уж точно он не думал, зачем это Джону Престону, отцу двоих детей и бывшему мужу, ныне вдовцу, целовать его в ответ. Он никогда еще не целовал мужчину, но сейчас это была последняя мысль, которая могла прийти ему в голову. Потому что так он вообще не целовался никогда. Так отчаянно страстно, наверное, могли бы целоваться самоубийцы, направляющие кабриолет к обрыву. И вряд ли это можно было бы назвать поцелуем в прямом его смысле – просто это было единственное, что Леон мог противопоставить сейчас чудовищной силе смерти. Сомнение, неуверенность, предчувствие будущей муки, страх, симпатия и притяжение, обостренные десятикратно, оттого, что их причина жаждет выстрела – Леон только так мог выразить все это. Только так он мог убедиться, что этот подонок понимает, о чем просит, что делает с ним и какие чувства в нем вызывает. Одной интуиции мало, чтобы вместить все это в себя. Леона трясло, словно он глотал электричество. Джон был реален, Джон целовал его жестко и решительно, так же, как делал все остальное, и мир вокруг них рассыпался в труху, дисморфически извиваясь, как предметы с полотен Дали. Это резонировало внутри, заставляло прижиматься плотнее, неистово целовать чужие тонкие губы, выдыхая в горячий рот ментоловую горечь. Леон не мог объяснить, что ощущал в тот момент. Почему вел себя как пьяный, чувствуя мощное физическое притяжение к человеку, оказавшемуся реальнее реальности, чужому, пришлому, который был живее всего этого гнилого мира. Отчаянное безрассудство затопило его целиком, накрыло горькой нежностью, сжав горло, и этот накал был бы похож на любовь, если бы не был предчувствием смерти. Поэтому они все еще держали друг друга так крепко, что страшно было ослабить руки, а времени оставалось так мало... Джон отстранился за миг до того, как его пальцы стальной хваткой сжали Рэю кисть, прижимая ствол к груди... Грохот раскатился по пустырю. Кровь отхлынула от кожи, заложило уши, и Леон все еще смотрел перед собой, тяжело дыша, когда услышал глухой удар тела о каменистую почву. Джон Престон был мертв еще до того, как упал на землю. *** ...Почва здесь действительно была твердая, как камень. Копать могилу в таком месте было сродни безумству, но Леон старался об этом не думать. Он работал так быстро, как только мог, откалывая крупные куски серой массы, кроша ее в пепел. Он слышал только оглушительный грохот пульса, отдающийся в губах, которые все время тянуло облизывать. На них тоже была пыль. Плевать. И все это время давило в груди и щипало в носу, а глаза горели так, что земля искажалась и казалась неестественно близкой, но Леон убеждал себя, что это от пыли. В голове совершенно не было мыслей, только вязкая горячечная пустота. Нет. Мысли накроют его потом, когда он будет гнать машину на север под судорожное мерцание секунд на таймере. А тогда он монотонно копал, а потом так же монотонно закапывал друга в серую пыль. Друга? Он не мог для себя определить, кем был для него Джон, но это разительно отличалось от всего, что с ним когда-либо было. И именно это не давало покоя, когда он наспех записывал координаты на обертке от жвачки, ни даже когда мчался на север, ни разу не взглянув на таймер. Он должен был успеть. *** - Вы успели? - Разумеется, успел. Потом пришлось писать рапорты и отчеты... - А потом вы умерли. - Потом появился Уилл Салас. И да, потом я умер. У меня вышло время. - Это странно, Роберт. После смерти в лимбе вы должны были проснуться. Что случилось? - Я плохо помню, док. Помню, что лежал на дороге и смотрел в небо. И совершенно точно знал, что умер. Думал только: «как хорошо, что все закончилось, и больше никуда не надо бежать». Небо было очень близко, я его даже руками мог потрогать, если бы мог ими пошевелить. А потом надо мной склонилась женщина. Она прикоснулась к моему лицу и сказала: «Просыпайтесь, мистер Фишер». И потом начался какой-то сумбур, словно я связанный сижу на балконе, потом – как мы с дядей уже выбираемся из тонущей машины, я вам рассказывал... - Я беспокоюсь за вас, Роберт. Скажите мне, как давно вы стали ходить в спортзал? - Четыре месяца назад. - Но ведь вы никогда не любили спорт, не так ли? - Так. Ни спорт, ни стрельбу, ни боевые искусства. - И, тем не менее, вы занимаетесь всем этим сейчас? - Занимаюсь. - Вы понимаете, что происходит, Роберт? Ваше альтер-эго начинает вмешиваться в вашу реальную жизнь. Вы намеренно изменяете себя, стараясь быть похожим на свой прототип. Почему? - Вы ведь уже поняли это, верно, док? - Мне бы не хотелось понимать это, мистер Фишер. Я понял, что это не просто стремление соответствовать образу, потому что личность Раймонда Леона вы считаете сильнее и успешнее собственной. Вы целенаправленно готовитесь к чему-то. - Я готовлюсь к войне. Когда я попаду туда, ему понадобится товарищ, брат по оружию, а не энергетический магнат, не умеющий стрелять. Леон умеет воевать, а я нет, поэтому он мне нужен. - Роберт, вы когда-нибудь слышали о внедрении? - Слышал, что это байка. - Умелыми людьми и при должной подготовке это осуществимо. Вспомните, о чем вы подумали, когда проснулись? - Об отце. - А когда к вам пришли мысли о мире времени? Когда вспомнили об этом человеке? - Что что-то мною не сделано. И что я все еще сплю. - Вот теперь мы перешли к главному. Лимб – очень опасное место, потому что оно имеет свойство казаться реальнее реальности. И в той реальности человек, которого никогда не существовало, зародил в вас мысль о ритуальном самоубийстве. Он начал менять ваш мир. Ваше настроение от его ухода стало меняться, и это все отражалось на вашем окружении. - Он ничего не менял. - Что случилось после того, как он ушел? - Генри Гамильтон убил себя. - Это весьма похоже на внедрение, мистер Фишер. - Не похоже. - Почему вы так думаете? - Потому что я знаю, что это не моя мысль. А если исходить из концепции внедрения, она должна казаться моей собственной. Но ведь я знаю, что автором был он. Он показал мне, и я готов пойти за ним. - Почему? Потому что вам был дорог этот человек? - Я не знаю, почему. Потому что он спас мне жизнь. Потому что я целовал его. Но еще потому, что он заставил меня застрелить его, и я это сделал. Я готов пойти за ним, потому что мысль о том, что я убил его, сводит с ума. Эта мысль не дает мне спокойно спать. Мне надо убедиться, что этот человек жив, что продолжает свою войну в каком-то богом забытом месте. Только это меня успокоит. Боже мой, док! Вы же обучали меня распознавать сны. Изменение гравитации, необъяснимые явления... Я мог проснуться. Почему я не сделал этого? - Это был первый вопрос, который вы задали мне после возвращения, Роберт. И я вам ответил то же, что скажу сейчас: когда человеку нравится его сон, он хочет в нем остаться. Тем и опасен лимб. Когда человек не знает, что спит, и начинает возводить новые реальности, пробуждение может свести с ума. - Так и есть, док. Наверное, я спятил... Я не могу вспомнить место. Это жизненно важно, и эта мысль преследует меня уже несколько недель. Мне нужно вернуться в лимб. Вы можете сделать это, я знаю. - Это исключено, вы же понимаете, мистер Фишер. То, о чем вы говорите – просьба в пособничестве самоубийству! - О, я как раз очень хорошо это понимаю. Мне казалось, я могу доверять вам, док. Вы сами просили быть с вами откровеннее, чем с кем-либо. - Вы можете доверять мне, но я не стану помогать вам покончить с собой. - Вы посадите меня в психушку? - Пока оснований для этого недостаточно. Но я бы посоветовал вам... - Не стоит. Я не стану пить лекарства. До свидания, док. - Мистер Фишер... подождите... то, что вы задумали... - Вас не касается. Должно быть, к лучшему, что не вы меня туда проведете. Потому что место, в конечном счете, буду знать только я. - Роберт! - Прощайте, док. - Роберт!.. *** Месяц спустя. Мумбаи. - Мистер... - Зовите меня просто Юсуф. - Хорошо. Юсуф. Надеюсь, вы понимаете, что мне требуется попасть не просто в сон. Лимб. Я знаю, что это возможно. - Разумеется, это возможно. Хоть это и гораздо труднее. - Вас рекомендовали как лучшего в этой области. Говорят, у вас есть клиенты... - Скорее, пациенты. Но они приходят сюда по другим причинам. Итак, лимб. Область абсолютного подсознания. Здесь сложности не с тем, чтобы попасть туда, мистер Фишер. - Пусть финансовая сторона вопроса вас не беспокоит – я потратил достаточно денег, чтобы добраться сюда, и потеря еще нескольких тысяч брешь в моем кармане не пробьет. - Я рад это слышать. Но вот сложность, о которой я говорю... чтобы отправить вас в лимб, я должен буду пойти в ваш сон и убить вас там. А потом я вас разбужу в положенный срок. Единственное, что мне нужно знать точно – сколько времени вы планируете там провести. - Часа мне хватит. - В том и трудность, мистер Фишер. Время в лимбе не нормировано, каждый сновидец привносит туда свою временную систему. - Это точно. - Я сделаю это, мистер Фишер, но могут быть временные сбои. Я разбужу вас в положенное время, но в лимбе может пройти больше, чем час. - Насколько больше? - До суток. - Это не так много. - Вам может хватить. И еще вам нужен тотем. - Что? - Уникальный предмет необычной формы, который поможет вам различать сон и явь. Видите ли, проблема лимба в том... - Что он кажется реальнее реальности? - Да. И тотем вам нужен, чтобы не спятить после пробуждения. - У меня есть такой предмет, - пальцы лезут за ворот рубашки и вытаскивают смятую гильзу на простом шнурке. Его гильза от первой пули, попавшей в цель. – Мы можем начинать? Химик долго смотрит на тотем и кивает. - Если вы абсолютно уверены, то почему нет?.. *** ...Раймонд Леон шел по разрушенной улице. Сколько он ни старался, узнать эту зону он не мог. Это Дейтон? Нью-Гринвич? Короткий взгляд на таймер – двое суток. Суточный паек Стража, который он тогда так и не успел начислить. Да и охранять тут уже, в общем-то, нечего. С чего начать поиски? Записка лежала в кармане плаща, сейчас ее нет. Плащ был на нем, когда он умер. Где искать себя, если ты исчез? Раймонд Леон шел по улице, и почти узнавал Дейтон. Здесь никого не осталось, все вокруг застыло в затхлом воздухе так и не наступившей зимы. Время кончилось раньше. Что здесь было? Война? Как опасно, оказывается, оставлять свои фантазии без присмотра. Две спятивших проекции развалили систему. Филипп Вайз, наверное, был в бешенстве... Он не сразу понял, куда ноги ведут его, пока не свернул в узкую подворотню. Грузовика здесь, разумеется, не было, но он бы узнал это место с закрытыми глазами. Часть здания обвалилась. Не было кухни, камера, где его когда-то держали, была набита камнями. Ничего не осталось. Леон поймал себя на том, что ищет следы крови на полу или на остатках стен, но их не было тоже. Только у стены, почти под самыми кнопками закрытия решетки, хотя кнопок не осталось тоже, он увидел тусклый блеск металла. Нагнулся и поднял из пыли смятую гильзу. Воспоминания о перестрелке накатили удушливой волной, и снова начало жечь глаза. Гильза была его. Только из его пистолета в ту ночь стрелял Джон Престон. Так мастерски, так необычно стрелял, что Леон не мог уследить за его движениями. Он до боли сжал гильзу в руке. Тонкий кожаный шнурок и шило отыскались в остатках кухни. Не могли не отыскаться – Леон просто знал, что это здесь есть. Металл приятно холодил кожу на груди, когда он продолжил путь. Так было правильно. Память о Джоне следует носить под сердцем – это о чем-то напомнило ему, но он так и не вспомнил, о чем. Он шел дальше, мимо давно погасшей вывески «Миссия», погребенной под битым камнем. Интересно, что стало с Леви? С Леви, который на этом самом месте вечность назад раздавал миллион лет? Вокруг было тихо. Только ветер гонял по дорогам пыль туда-сюда, играя на оголенных швеллерах осыпавшихся зданий. Где искать себя, если ты исчез? Когда устали ноги, он присел на пыльный капот ближайшей машины и еще раз пожалел о том, что нет ни жвачки, ни сигарет. Плохо, когда есть время, и не на что его тратить. Он по привычке полез в карман, проверить, действительно ли ничего там нет, потом в следующий карман, потом во внутренний, где должна была лежать записка... Записка. Не обертка от жвачки, а именно записка. Леон сглотнул комок, чувствуя, как понимание мчится на него лавиной. Он переписал ее. Он переписал координаты, когда приехал в штаб. До того, как его вызвали на дело Генри Гамильтона, после того... после того, как вернулся с Мэдисон Гарден. Точно. То, что было в этой записке... то, что он носил в нагрудном кармане до самой смерти... Где искать себя, если ты исчез? А если не исчез? Не исчез... а умер. «Похороните меня на Мэдисон Гарден». Плотный бумажный квадратик, сложенный пополам. Это похоже на внедрение, доктор. И, похоже, что я сам внедрил это в себя. *** Он гнал машину на юг. Вдали остался Ливингстон, в багажнике лежали кирка и лопата. На сей раз настоящая кирка, в прошлый раз он слишком долго возился. Серая равнина. Он остановил машину прямо под деревом, хотя Джон Престон и запрещал. Но сейчас он был здесь не для ритуала. Обойдя кругом дерево в форме буквы V, он нашел осыпавшийся камень. Когда-то он был ровной прямоугольной формы. Обелиск. Его обелиск. И если он прав... если он прав, гроба там нет. В этой реальности уже давно не хоронят людей в земле, только сжигают, но если они все выполнили, если... Он копал долго, отчаянно, помогая себе руками и выгребая сухие серые комья. На часах еще хватало времени, но он торопился. Удача улыбнулась ему мертвым оскалом веселого Роджера. Череп. Желтый, с остатками спутанных волос. Он бы подумал об этом, испугался и вскрикнул, если бы не был так занят. Предчувствуя конец пути, он просто отшвырнул череп в сторону и принялся копать дальше. Потом он наткнулся на ворот кожаного плаща. Руки тряслись. Не глядя на кости, почти вытряхивая их на землю, он вытащил плащ и долго вертел в руках. Она должна быть, она должна здесь быть... и когда он понял, что нашел, равнину наполнил отчаянный, нечеловеческий вой. Она была... когда-то плотная бумага с адресом человека, которого нет, рассыпалась в труху в его собственных пальцах. Время не пощадило его, время расхохоталось ему в лицо. Время здесь всегда правило бал. Обессиленный, он еле дошел до машины, сел, и понял, что двигаться больше не может. Боль и усталость сделали свое дело, но больше всего – разочарование. Острое и глубокое, лишившее сил. Он бы заплакал от беспомощности, если бы помнил, как это делается, сжал гильзу на шее и посмотрел на разлом сухого дерева, под которым с одной стороны лежал Джон Престон, а с другой – он сам. Наверное, так и должно быть. Два несуществующих человека обрели друг друга на Мэдисон Гарден – в серой пустыне, где когда-то были деревья. О том ли он думал тогда, когда закапывал тело друга? О том, что будет лежать под тем же деревом в глупой надежде отправиться в другие миры... Нет. Тогда он думал только о том, как найти это место снова. Леон медленно повернул голову на табло. Так же, как в прошлый раз. Справа от панели на него смотрела карта местности и под ней – два ряда цифр. Два очень коротких ряда, которые легко запомнить. Леон закрыл глаза. - Я иду. *** Месяц спустя. Окраина Лос-Анджелеса. Все повторялось. Это становилось даже забавным. Машина, въезд на серый пустырь мимо таблички «keep out», как будто радиацией пугают или магнитным полем. Да и что тут может быть нужно обычному человеку – просто серая равнина, на которой ничего не растет. Мрачный попутчик на пассажирском сиденье, вкус ментола во рту, лопата и кирка в багажнике. И чертовски хорошее настроение. Можно было бы включить какую-нибудь музыку, но ему казалось, что это испортит момент. - Дальше пойдем пешком, - он заглушил мотор и вышел и машины. – Такие правила. - Далеко идти? - Не очень. Пока не увидим что-то, похожее на знак. - Видал я, конечно, разных психов, но ты, мистер, точно тронулся на всю голову. - Еще как, - он широко улыбнулся. – Но я не хочу, чтобы ты читал мне нотации. Я хочу, чтобы ты меня убил. - Не вопрос, мистер, - попутчик разминает руки, хрустя костяшками пальцев. – Любой каприз. - Тогда доставай из багажника инструменты и иди за мной. - А это зачем? – попутчик явно озадаченно поднимает вверх кирку, и он грустно улыбается. Ветер трогает складки кожаного плаща, кожа поскрипывает при каждом движении, и это ощутимо поднимает настроение. - Земля там твердая, как камень. Может понадобиться время, а ведь вы не хотите торчать здесь дотемна? Машину я вам дарю, - он бросает ключи, и попутчик ловит их на лету. - Не слишком ли открытое место для смерти, мистер Фишер? - В самый раз, - он вдыхает полной грудью знакомый запах серой пустоши и идет вперед. – Зовите меня Раймонд. Раймонд Фишер. Идя к какой-то громаде, торчащей прямо посреди этого пустыря, он улыбается, выдыхая ментоловый воздух, и думает о том, что целовать попутчика перед ритуалом он точно не станет. Эпилог Воздух тут пахнет совсем иначе. Боль. Много боли во всем теле сразу, он слышит какие-то окрики, кажется, его пытаются о чем-то спросить. Не ощущая себя, он повторяет запекшимися губами «Мне надо увидеть Джона Престона». Он не очень понимает, что это значит, он почти совсем ничего не понимает, но мантра действует. Его куда-то ведут, и он безостановочно говорит это всем подряд, надеясь, что это не враги. «Здесь есть враги», - думает он, - «Враги Джона, против которых он воюет». Не успевая поймать мысль о том, в тот ли мир вообще попал и сколько раз еще придется искать злополучный Мэдисон Гарден... Вокруг голоса и люди с оружием, серо и сыро, с неба сыплется мелкая морось, и все это похоже на военный лагерь или полигон. Он уже может различать силуэты построек на фоне далекого серого неба. Они тоже полуразрушены, и мелькает безумная мысль, что он снова вернулся в мир Времени. Но он пока не может посмотреть на левую руку, чтобы проверить это, потому что руки ему держат за спиной. Его подводят к какому-то парню, потом еще к какому-то, и еще... Его обыскивают, обыскивают еще раз, ему пытаются задавать вопросы, но получают один ответ на все. И он снова куда-то идет... Пока не обнаруживает себя в каком-то здании, затем – в каком-то помещении, и только потом за длинной тряпкой, заменяющей дверь, перед столом, заваленном картами. - Он хотел тебя видеть, Джон, - говорит шедший с ним подросток. – Надеюсь, ты не против? Человек за столом поднимает глаза, и вдруг обрушивается вся реальность происходящего. Морось в волосах, комната в желтом освещении, гомон и возня где-то снаружи и человек за столом. Джон что-то коротко отвечает юноше, и тот уходит, оставляя их вдвоем. А он, забывший и потерявший себя, стоит и смотрит на человека в окружении красок, цветов, звуков... и понимает, что давно уже сошел с ума, что не знает, снится ему это или нет. Знает только, что ему теперь плевать. - За тобой должок, - сказал он, почти не узнавая собственный голос, и улыбнулся, потому что вид ошарашенного Джона Престона стоил всех мучений и помутнения рассудка. – Ты ведь так и не дал мне пару уроков по вашей потрясающей стрельбе. - Парой уроков тут не обойтись, - Джон выходит из-за стола и голос его подводит. И Леон, да, совершенно точно Леон – Леон в нем смеется его губами, его смехом, потому что это должно было так забавно выглядеть со стороны. Они оба собирались делать вид, что ничего не случилось, сверх того, что они оба как-то оказались здесь. Он, Раймонд Фишер или Роберт Леон, а можно и так, и так, и как угодно, собирался играть путешественника между мирами, которого немедленно нужно ввести в курс дела, в обстановку, политическую, экономическую и социальную, знакомить с миром... А Джон собирался ему подыгрывать. По крайней мере, первые десять секунд. Но тут наступил один из моментов абсолютной ясности – стоило им друг друга увидеть. Потому что они уже все поняли друг о друге, хотя и никто еще не осознавал до конца, что же именно понял. Джон подошел вплотную, как тогда, у дерева. Джон разглядывал его внимательно и недоверчиво, и у него вдруг мелькнула мысль, что Престон его не примет. Потому что он все равно недостаточно Леон, хотя и спятил. Джон взял его за запястье левой руки, глядя этим страшным, невозможным взглядом, и другой рукой медленно поднял ему рукав. Он сам уставился на предплечье не без страха, но то, что они увидели там, успокоило обоих. - Я тебя нашел, - тихо выдохнул Раймонд, пока Престон смотрел ему в лицо, поглаживая руку подушечкой большого пальца. И смотрел так, словно не мог сдержать эмоций и еще не решил, хочет ли сдерживать их вообще. Рэй не интуит и не может читать Престона. По нему вообще ничего сказать нельзя: злится он, чувствует ли страх, неловкость или что-то другое. Он молчит, пока Леон рассматривает его лицо. Когда поднимает руки Роберта Фишера и касается черного пиджака, едва-едва. Трогает плечи, подбородок, гладит тонкий шрам на шее слева над высоким воротом. У Джона Престона лицо памятника и карие глаза убийцы, и тепла в них не больше, чем в соплах крематория некрофагов. Это лицо врезается в память и подчиняет, как-то сразу и целиком, и если он скажет пойти и пустить себе пулю в голову, Леон ему подчинится. Наверное, так могло манить и пугать только абсолютное оружие, руки Роберта, они же руки Леона, гладили Престона так, как можно гладить приклад винтовки. Так себя чувствует человек, который очень долго хотел подарок, и получил, и теперь касается упаковки, превращая это касание в подобие священнодействия. Джон Престон под его рукой был настоящий, и пиджак, если это действительно был пиджак, был скользким и жестким на ощупь. Оставалось надеяться, что Престон понял все это. Как понял и то, что у него на уме. Леон не был уверен, что Престон поймет еще и то, почему все сложилось так. Это было где-то вне понимания, потому что не имело к рациональному мышлению никакого отношения. Есть вещи, которые не описываются словами, потому что их нельзя вообразить или придумать – только ощутить, как он ощущал сейчас что-то, чему еще нет названия, когда впивался с отчаянной яростью в жесткие губы. Он ждал, что его оттолкнут. Такие чудеса не случаются дважды, и одно дело – расставание навсегда, которое можно оформить подобным образом, и совсем другое – вот так, когда есть призрачная надежда на будущее, которое никто из них не планировал. Во всяком случае, с участием второго. Он ждал, что ему не позволят. Нельзя вот так вламываться в чужую жизнь, и не имеет значения, что последние недели в шкуре Роберта Фишера он просыпался с ноющей, непреходящей тоской, в центре которой была мысль об этом человеке. Но он хватался за эту мысль, и контраст от невозможности встречи резонировал в нем с утроенной горечью. Он пытался слишком многое выразить этим: «я на твоей стороне, командуй, веди, учи, я сделаю, что скажешь, я буду стараться, потому что пришел сюда, чтобы идти за тобой...» Он ждал, что его оттолкнут, потому что чудес не бывает. Ждал до тех пор, пока сильные руки не сжали его в тиски. Они ничего не говорили друг другу. Выгибаясь навстречу, зарываясь пальцами в жесткие волосы на затылке, Леон думал о том, что это и есть сумасшествие – существующее и несуществующее переплелись между собой, вросли друг в друга, создав благодатную почву для отчаянной, безрассудной и беззаконной близости, которая только этим слиянием могла реализовать себя до конца. Престон отзывался, охотно и жадно, но как-то нерешительно, словно не знал, что делать с этим дальше. Он и сам не знал, и не надо никакого дальше, хотя Леон отчаянно хотел этого человека – хотел совсем не так, как принято между людьми. Эта потребность была совсем иного свойства, далекого от физиологии, и он боялся, что если оно примет форму обычного совокупления, это испортит, нарушит и опошлит что-то неоспоримо важное. Это будет потом. Он знал – будет. Но не сейчас. Он не подозревает, что ему, бывшему Стражу, бывшему Роберту Фишеру, придется еще много чего узнать. Что такое война и как на ней выживать. Что в принятии Престона в качестве командира есть свои минусы, особенно когда он заставляет пахать и тренироваться на износ. И что в этом есть плюсы, особенно по утрам, когда командир, уже совсем не такой грозный, сонно дышит в затылок. Ему еще предстояло наблюдать, как Джон Престон искренне радуется победам и тяжело переживает неудачи, хотя и тех и других в его жизни было немало. Хотя свыкнуться с миром будет сложнее, особенно когда знаешь, что сошел с ума. Например, он быстро обнаружит, что людям за прилавком очень не нравится, когда им протягивают правую руку запястьем вверх, особенно когда в этой руке ничего не звенит и не шелестит. Что здесь бывает отвратительно горький кофе по цене неплохого мопеда и поразительно вкусный мокко в небольшой кофейне у дороги. Что у пистолетов совсем другой баланс. Что здесь люди куда более несдержанны в эмоциях, чем Джон. Что на этом свете нет мятной жвачки, и пройдет еще много времени, прежде чем ее переизобретут снова. Но сложнее всего дастся ему мысль о том, что есть свое азартное очарование – не знать, сколько времени на таймере. И что потом, после, когда и этот мир отпустит его, можно сделать шаг еще дальше. «Похороните меня на Мэдисон Гарден». Эта записка по-прежнему лежала в кармане его плаща.