Акула

- Я сделаю тебе больно, придурок, - говорит Эдд, ухмыляясь и сжимая запястья Кевина – крепко, до синяков почти. И еще давит пальцами с силой на выпирающие косточки – ну точно сейчас сломает в подтверждение своих слов. – Не сейчас – так когда-нибудь потом. - Не сделаешь, - почти шипит Кевин, глядя в глаза капитану школьной команды по плаванию. Акула – она и в образе человека акула. Опасная, зубастая и очень кусачая. Пусть у Эдда и не острые зубы, способные легко и играючи вспороть нежную человеческую кожу, но Кевин знает – сожми Эдд челюсти сильнее на его шее вчера, и кровь потекла бы точно. Эдд всегда его жалел и по-своему оберегал – как умел. Например, не подпускал ближе и не разрешал подходить к себе: все их общение происходило на расстоянии трех шагов. Потому что у него, как любит шутить сам Эдд, развит хватательный рефлекс. Когда Кевин нарушил это правило и становился при разговоре почти вплотную к Эдду, тот стал постоянно держать руки в карманах – чтобы не распустить их невольно. Никаких объятий и поцелуев на прощание. Целоваться и обниматься только тогда, когда Акула фантастически спокоен, находится на своей территории – в комнате, никого чужого рядом нет, а Кевин уже снял рубашку, кепку и эти свои дурацкие очки. Только тогда Эдд расслаблялся и отпускал себя: кусал шею и плечи Кевина, целовал, оставлял засосы на задней стороне шеи и хрипел, что ненавидит своего парня за то, что его постоянно касаются чужие люди. Эдд всегда был немного параноиком. И собственником. - Утоплю тебя, - почти восхищенно выдыхает Акула, подходя ближе. Его глаза – это льдинки, это холод зимних ночей, кристально чистое небо над снежной равниной. Кевин сглатывает вязкую слюну, мотает головой, отгоняя ненужные сравнения и, краснея, задирает голову – Эдд выше него, приходится смотреть на него снизу-вверх. - Только попробуй, - хмурится Кевин, чуть дергая руками – хватка только усиливается. Эдд всегда ощущается как пронизывающий до костей ветер норвежских фьордов. И Кевин иногда начинает задыхаться, находясь с ним рядом: как будто бы его накрывает мощной волной, вода наполняет легкие – не вдохнуть, не выдохнуть. Остается только смириться и наслаждаться подступающими откуда-то снизу, со дна, образами демонов Эдда. И не сказать, что Кевину страшно – немного неуютно, немного не хочется, чтобы все заканчивалось вот так вот глупо (утонуть в океане другого человека – какая еще смерть может быть глупее?), немного волнительно. Но не страшно. Пожалуй, Эдд это ценит. - Утяну на дно, - Акула улыбается. Акула скалится и подается вперед – молниеносно, Кевин даже не успевает отшатнуться, - и больно прикусывает нижнюю губу, втягивает ее, посасывает, зализывает мелкие ранки языком, улыбаясь (скалясь) в поцелуй. Кевин думает, что Эдд слишком много выделывается, говоря о том, что он ничего хорошего дать ему не сможет; например, размышляет Кевин, высвобождая наконец-таки свои руки из крепкой хватки Эдда и обнимая его за шею, чтобы было удобнее целоваться, Эдд уже и так сделал много чего хорошего для него. Научил не бояться себя. Принимать себя таким, какой он есть. А еще приучил таскать в сумке вместе с учебниками маленькую аптечку (бинты, перекись, пластыри, обезболивающее) и оказывать первую медицинскую очередь в любых условиях: будь то школьный туалет, где капитан школьной команды по плаванию разбирался с ребятами из команды по футболу, или темный переулок, где Эдд просто решил размять кулаки, но и сам немного пострадал. Эдд научил Кевина не бояться резких перепадов настроения, научил себя успокаивать – если в момент, когда они одни, а Акула разозлен, подойти и обнять его спины, то тот вздрогнет и расслабится, откидывая голову назад и ухмыляясь своим мыслям. Когда Кевин чувствует, как холодные пальцы пробираются под рубашку и касаются – почти нежно и невесомо, - горячей кожи, он вздрагивает и подается вперед. - Будешь согревать меня на дне, русалочка, - ухмыляется Эдд, облизывая губы. - Еще чего, - фыркает Кевин, гордо задирая нос. – Я вытащу тебя на поверхность. - Вытащи, - Эдд вздыхает, упирается лбом в плечо Кевина и сжимает его в объятиях сильнее. Кевин осторожно пальцами забирается под шапку, путается в черных мягких волосах и вздыхает: вытащит. Хотя бы просто из чистого упрямства и желания не оставаться в долгу перед Акулой.