Конец дней

Страж. Совсем недавно, казалось, ещё вчера, Данс был её наставником. И вот, она пришла его убить. Он думал, что знает, кто она. Выжившая. Убитая горем мать. Сильный воин. Надежда Братства Стали и Содружества. Как оказалось — его смерть. Готов ли он умереть? Данс полагал, что готов. Он синт, а значит, не имеет права на жизнь. Иного выхода просто нет. Его смерть станет ещё одним благим поступком в списке её свершений. Он всё это понимал, но всё равно, в груди что-то ныло, скребло ледяными когтями. Как машина может чувствовать это странное желание — жить? Ведь жить хотят живые и настоящие, не такие, как он… Данс сжал кулаки, кожаные перчатки заскрипели — он не знал. Не знал, программа по самосохранению или настоящее желание отрастило зубы и терзало его сердце. Данс помнил, что всегда хотел жить, но именно сейчас почувствовал это особенно остро. Но было ли это желание на самом деле его? Он пытался вспомнить свою прежнюю жизнь, задолго до Братства: свою семью и свой дом, свою мать, но вместо яркой цветной картинки, воспоминая расплывались и превращались в мутную дымку. Он не помнил лицо подростка-Данса, не помнил свою фамилию и не помнил, знал ли когда-нибудь женщину. Не скрываясь, она вошла в дыру в стене и остановилась. Высокая и тонкая, в обтягивающей одежде, похоже, она оставила свою силовую броню у входа, когда разобралась с охраной. Её любимый пистолет, она называла его Красавчик, покоился в кобуре на бедре. — Данс.… Почему ты ничего не сказал? Стоит ли оправдываться, доказывать, что он сам ничего не знал? Тоскливая мысль промелькнула в голове — скорее всего, он слышит своё имя в последний раз. Имя, сказанное с грустью, с таким отчаяньем и жалостью, пульсировало у него в голове в такт сердцебиению. Данс внезапно осознал, как сильно ему нравится её голос. Без силовой брони она казалась хрупкой и ранимой. И хоть он знал, как обманчив её внешний облик, ему хотелось обнять её. Хотелось почувствовать тепло живого тела и ощутить гладкость кожи, не отмеченной язвами и мутациями. Ей удалось сохранить хрупкость и красоту того, прежнего мира. Она была красива. Так нереально красива, словно только что сошла с довоенной открытки, что рассматривали, хихикая, молодые послушники в казарме. — Давай покончим с этим быстро, — Данса обрадовал собственный голос, твердый и не дрогнувший. — Я знал, что Мэксон пошлет именно тебя. — Данс… — она опустила зеленые глаза. Глаза, которые видели прекрасный идеальный мир и хорошую жизнь. — Я не убью тебя. — Ты должна. Я поганое отродие Института. Ты знаешь цель Братства, Страж. Искоренить выродков и очистить Содружество. Так приступай, — он опустился на колени, избегая её встречного взгляда. Осколки бетона больно впивались в колени. Он чувствует боль. Интересно, так было задумано Создателем или же какая-то программа дала сбой? Вся его жизнь оказалась одним большим сбоем в системе. Она сжала алые губы в тонкую полоску и упрямо мотнула головой. Алые — она постоянно обкусывала обветренные ветром и солнцем губы. В те далекие, как ему казалось, времена, когда он был её наставником, Данс шутя, грозился бить ей по губам, чтобы отучить от вредной привычки. Быстрая мысль, мимолетное воспоминание принесли ему боль. Он закрыл глаза и опустил голову. Хотел он или нет, но он должен умереть. Сегодня. Холодные тонкие ладони нежно обхватили его лицо, как всегда покрытое щетиной. — Лана? — открыв глаза, он в изумлении прошептал её имя. Он жалел, что так редко произносил его вслух, ограничиваясь такими пустыми «послушник» или «сестра». — Данс, я тебя не убью. Никогда, — она стояла, перед ним на коленях, грустно всматриваясь в его лицо. Чистые, иссиня-черные волосы обрамляли узкое и бледное личико. Он без всяких эмоций подумал, что перед их встречей она была на Придвене, где смыла с себя радиационную пыль и получила приказ убить его. — Ты мне веришь? — с отчаяньем выдохнула она. Данс почувствовал странное облегчение — он не умрет. — Почему? Я видел, ты убиваешь их сотнями, даже не задумываясь, но не можешь убить меня? — Ты моя семья. У меня забрали всё — мужа, сына, мой дом и мою жизнь. Ты — единственное, для чего мне стоит жить, — в глазах заблестели слезы. Он медленно кивнул и прижал её к себе. Как давно хотел и мечтал. Данс знал, что под беззащитной и хрупкой внешностью скрыт стальной стержень. Эта женщина, в прежней жизни, не державшая в руках ничего опасней кухонного ножа, прошла всё Содружество в поисках сына и нашла его. Нашла, чтобы снова расстаться. Она не верила в то, что её маленький сын — шестидесятилетний старик и директор Института. Она отказалась от родной крови в пользу Братства Стали, в пользу их идей о новом, лучшем мире. Он видел, как хладнокровно она убивает. Он видел острый блеск в зеленых глазах, когда она злилась. Он видел сжатые кулаки и кровь на них. Ради достижения своей цели она готова на всё. — Ты должна, Лана. Если не ты, то меня убьет кто-нибудь другой. Лучше я умру от твоей руки. — Я не позволю, — её голова, теплая и легкая, лежала у него на плече, в мягком голосе прорезалась смертоносная сталь. — Старейшина… — Срать я хотела на Мэксона! Данс слабо улыбнулся — она совершенно не умела ругаться. Отстранившись, она запустила руку ему за ворот так быстро, что он даже не успел растеряться. Холодная ладошка юркой змейкой скользнула по шее. В тусклом свете, тихо звякнув, блеснули жетоны. — Я отдам их Мэксону и скажу, что выполнила задание, — она улыбнулась, с нежностью посмотрев ему в глаза. — Расскажу, как сложно было тебя убить. — Спасибо, Лана, — скулы свело от напряжения, не отдавая себе отчета, он протянул руку и коснулся черных тугих локонов. Она моргнула, коснувшись ресницами щек, и растерялась. Данс хотел что-то сказать, но уже не помнил, что именно, как и не помнил разговора с Мэксоном. Легкий и невинный, почти девственный поцелуй заполнил весь его разум. Он помнил мягкость и тепло губ, их слегка соленый вкус и её теплое, чуть учащенное дыхание. А ещё он помнил её шепот на прощание «Ты человек, помни об этом, Данс. Я скоро вернусь». В тот день всё Содружество содрогнулось. Дансу казалось, что настал конец всех дней, нагрянул второй апокалипсис. Он видел высокий столб дыма, чувствовал запах взрыва, доносимый сухим ветром. Она добилась, чего хотела — уничтожила Институт, смысл жизнь её сына. Она похоронила своего сына под тоннами обломков. Она вернулась спустя пару дней после взрыва. Ведя перед собой мальчика лет десяти, положив руки ему на плечи. У него были черные волосы и зеленые глаза. И её улыбка. — Шон, это Данс, мой друг, — она присела на корточки рядом с мальчиком, с любовью глядя на него снизу. — У вас есть кое-что общее. — И что же? — спросил Данс и только после вопроса понял — мальчик синт, как и он. Настоящий Шон мёртв. Лана широко улыбнулась: — Я люблю вас обоих.