Reminiscence

25 августа 2015 Концерт закончился полчаса назад. А вместе с ним закончился и дождь, поэтому на улице было прохладно и сыро. В подобную погоду Джин каждый раз неизменно испытывал тоску, будь то хоть июльская гроза, хоть теплый августовский дождь. В такие дни он предпочитал отсиживаться дома, пить горячий чай с лимоном и писать соответствующие невеселому настроению песни. Ему и сейчас хотелось на все плюнуть и вернуться домой, принять расслабляющую ванну и залезть в уютную сухую постель, а после молить Морфея скорее забрать его в свое царство. Но Джин вовремя взял себя в руки. Не исключено, что, следующей возможности встретиться лицом к лицу со своим прошлым ему придется ждать еще несколько лет. Выйдя из здания, Джин первым делом наткнулся взглядом на собственное отражение в луже, в которую чуть не вступил. Он выглядел серым и помятым, сильно отличался от других людей, покидавших зал. Пришедшие посмотреть сегодняшний концерт новоиспеченные фанаты и фанаты, поддерживавшие вокалиста выступившего коллектива как сегодня, так и десять лет назад, буквально светились от счастья, высыпаясь на улицу, бурно обсуждая увиденное и услышанное и звонко смеясь. Были и те, кто плакал, кто дрожащими пальцами стирал с покрасневших щек дорожки от слез. Джин же не знал, что чувствует и что должен чувствовать. Внутри было непривычно пусто, только тихий зов воспоминаний давал понять ему, что он живой человек. Прислонившись спиной к холодной кирпичной стене, Джин отсчитывал каждую минуту, что простоял под зданием, и вздрагивал каждый раз, когда рядом с ним открывалась дверь, выпуская на улицу уставших людей, чьими силами было организовано и проведено сегодняшнее мероприятие. Но тот человек, чье лицо Джин разглядывал, не моргая, на протяжении всего концерта, все никак не желал появляться. Словно знал, что его ждут. Хотя не факт, что ему было бы не все равно, даже если бы он заметил давнего знакомого среди толпы во время выступления. Прошло более десяти лет, но Джин до сих пор помнил, каким холодным и безразличным бывает Рику. И не сомневался, что ощутит этот знакомый противный холод, когда они в очередной раз встретятся взглядами. И все начнется сначала, все будет происходить так же, как и десять лет назад, когда Джин не менее жадно наблюдал за скачущим по сцене вокалистом любимой многими Phantasmagoria, заслушиваясь его голосом и ненавидя Рику за то, что им невозможно было не восхищаться. Правда, за прошедшие годы их роли кардинально изменились. Джин шел дальше, не позволяя себе сдаться, и в итоге сам стал богом для своих фанатов, тогда как Рику спотыкался и пропадал, в итоге оказавшись забытым многими из тех, кто на него молился. «Как жаль, что не мной», — мрачно усмехался Джин, плотнее запахивая кожаную куртку и скрещивая на груди руки. Становилось холоднее. * * * Ни разу в жизни Джин не пожалел о том дне, когда впервые посетил концерт группы Кисаки. Он заранее знал, что не пожалеет, ведь Кисаки был одним из самых талантливых музыкантов, что были ему известны. Однако эмоции, вызванные концертом, оказались еще сильнее, чем Джин предполагал. И он не мог утверждать, что все они были однозначно положительными. Группа была слишком яркой и, как казалось Джину, обладала большим потенциалом. Ее участники творили на сцене в чистом виде волшебство, их игра завораживала, тексты песен согревали душу и вселяли желание жить, а голос вокалиста... от его звуков внутри все сжималось. Слушая, как поет этот человек, и умоляя свое сердце замедлить ритм, Джин невольно задумался, вызывает ли он подобные чувства у своих слушателей, насколько глубоко проникает в них во время концертов. Соприкасаются ли их души? Смотрят ли фанаты на него так же — как на... «Бога», — другого сравнения Джин найти не мог, с легкой завистью и неумолимым любопытством заглядывая в лица окружавших его людей. На глазах у многих блестели слезы, которые нетрудно было рассмотреть во вспышках света, бьющего со сцены. Но при этом все до единого улыбались, кто-то сквозь улыбку пытался подпевать, заворожено глядя на сцену. Это выглядело так, словно они молились на своих творческих богов в ярких блестящих костюмах. И Джину тоже хотелось такого внимания со стороны фанатов, такого восторга от творчества его группы, такой преданности во взглядах тех, кому он улыбался со сцены, для кого он на сцене плакал. Он знал, что сможет этого добиться, теперь, когда понял, к чему следует стремиться, и нашел того, кого ему захотелось превзойти. Этот вокалист еще не был с ним знаком и уж точно не бросал ему вызов, но Джину уже не терпелось доказать ему, что он ничем не хуже, показать, на что способен. — Рад видеть тебя, Джин-кун. Я знал, что ты не проигнорируешь мое приглашение, — улыбаясь своей широкой дружелюбной улыбкой и смахивая с лица влажную челку, поприветствовал парня басист закончившей свое выступление Phantasmagoria. Он приветственно похлопал Джина по плечу и повел в сторону выхода из душного здания, по пути рассказывая не очень-то интересующие Джина новости мира музыки. Все, что в тот момент хотел узнать вокалист Nega, — имя заинтриговавшего его своим вокалом коллеги Кисаки. Впрочем, ответ на свой вопрос он получил довольно-таки быстро. Прежде чем Кисаки, скорее, не пригласил, а поставил Джина перед фактом, что отмечать удачное выступление он отправится вместе с ними, басист представил гостю своих коллег. — Кенджи. Кенджи, которому не следовало с мокрой головой выскакивать на улицу, — вздыхая и укоризненно качая головой, сообщил Джину имя своего вокалиста Кисаки, известный своей чрезмерной заботой о подопечных. Парень по имени Кенджи ничего не ответил и в лице, которое изучал Джин, никак не изменился. Шмыгнув носом, он натянул на голову капюшон и поднял на Кисаки виноватые глаза, ожидая от него одобрительного кивка, который не заставил себя ждать. При ближнем рассмотрении Джин пришел к выводу, что Кенджи без макияжа выглядит ничуть не хуже, чем когда он в образе, разве что менее взросло. И что пирсинг идеально дополняет необычные черты его лица. А при знакомстве он сразу решил для себя, что Кенджи ему не нравится. Парень его нагло игнорировал, ни разу не взглянув на нового знакомого, не пожав ему руку и ведя себя так, словно Джина рядом и вовсе нет. И это его игнорирование затянулось на весь вечер, что сильно бесило Джина. Не сказать, что была уязвлена его гордость, просто вокалист Nega не переваривал высокомерных людей, каким показался ему этот парень. Кенджи в принципе не много разговаривал, больше слушал, изредка кивал и смеялся. Но каким бы замкнутым он ни был, делать вид, что не замечаешь человека, о котором еще ничего не знаешь, было ненормально! «Небось, сам богом себя мнит, вот и фанаты на это ведутся», — фыркнул мысленно Джин, не прекращая наблюдать за вокалистом Phantasmagoria, даже когда вся компания музыкантов расположилась в баре и налегла на выпивку. Джин убеждал себя, что в Кенджи нет ничего хорошего, кроме голоса. Правда, сам не был уверен, что говорит в нем не обида. Он не знал этого человека, а тот, видимо, и не собирался давать возможность это исправить. Поэтому Джину было проще убедить себя, что другие музыканты, особенно Кисаки, пекутся о нем только из-за его таланта. — Оно холодное! — Джина, ушедшего в размышления, вернул в реальность строгий тон Кисаки, повысившего немного голос. — А у нас через день еще один концерт. Ты мне дорог, Кенджи-кун, но к чему нам вокалист, не способный петь? Переведя взгляд на стол, парень заметил, что басист отодвигает от своего вокалиста запотевший бокал, наполненный пивом. А Кенджи потянул его обратно, обворожительно улыбаясь и смело глядя Кисаки в глаза, из чего Джин сделал вывод, что эти двое находятся в довольно-таки близких отношениях. Сам Джин не осмеливался смотреть в глаза Кисаки, которого безгранично уважал и немного побаивался, несмотря на его доброту. — И что мне теперь, смотреть, как все пьют, и тихо завидовать? — весело спросил Кенджи у старшего. Кисаки нахмурился и открыл рот, чтобы ответить, но его опередил гитарист Джун. — Теперь Кисаки-сама решит, что никому из нас не стоит пить. И вообще, чего это мы прохлаждаемся вместо репетиции, а? — насмешливо прокомментировал он заплетающимся языком, вцепившись в свой бокал так, словно действительно ожидал, что его отберут. Сидящие по обе стороны от Джуна гитарист и драммер дружно захохотали, а вместе с ними и расположившиеся возле Кисаки мужчины, чьих имен и должностей Джин не запомнил. Лидер после шутки гитариста смягчился в лице. — Не такой уж я суровый лидер, — возразил он. — Тогда позволь мне пить вместе с остальными. Не заболею я, иммунитет у меня ого-го! — попросил Кенджи и постучал себе по груди. Взмахнув рукой, он чуть не задел сидящего недалеко Джина, но даже не заметил этого. Кисаки нахмурился, и шутки продолжили сыпаться одна за другой. — Ну па-ап, ну глоточек, — кривлялся больше всех выпивший Джун, который начинал раздражать Джина своей веселостью, хотя до недавнего времени вокалист Nega ему даже симпатизировал. — Делайте, что хотите, но потом не жалуйтесь, — взмахнул руками Кисаки, и все, включая его самого, вновь захохотали. Все, кроме Джина, чувствующего себя неуютно в компании едва знакомых людей. «Детский сад, — мысленно прокомментировал он ситуацию, с трудом удержавшись, чтобы не закатить глаза, что не ускользнуло бы от взора сидящего напротив Кисаки. Вместо этого он вновь взглянул на Кенджи, так и не притронувшемуся к бокалу, хотя и получившего на это разрешение от переживающего о сохранности его голоса лидера. — Трудно, наверное, не зазнаться, когда сам Кисаки подтирает тебе сопли. Я буду лучше тебя». Джин понимал, что больше не может находиться в компании, где ощущал себя белой вороной, поэтому, просидев еще полчаса, чтобы не обижать пригласившего его на праздник Кисаки, вежливо попрощался и поспешил домой. Не стоило тратить время на развлечения, тем более не приносящие удовольствия, когда в планах имелось бесчисленное количество репетиций, лучшей подготовкой к которым был своевременный сон. Правда, по возвращении домой Джин не лег сразу же спать. Он даже изменил своим традициям, не посетив первым делом ванную. Неожиданно даже для себя, едва войдя в квартиру, вокалист тут же рванул к компьютеру, чтобы найти в интернете записи с выступлений группы, с которой сегодня познакомился, и еще раз послушать голос, привлекший его внимание, взглянуть на парня, оставляющего на сцене все свои эмоции и спускающегося с нее недружелюбной ледышкой с серьезными темными глазами. * * * Джин знал, что группа его поддерживает и разделяет его чувства. С тех пор, как Nega присоединилась к UCP, продуктивность их работы значительно возросла, главной заслугой чего было желание музыкантов превзойти те талантливые коллективы, с которыми они работали. В глазах одногруппников Джин видел бесконечное желание идти вперед и побеждать, и он знал, что его подпитывает и когда оно проявляется особенно ярко. Вокруг было слишком много талантливых групп, среди которых сравнительно молодому коллективу просто необходимо было выделиться. Музыканты не сомневались в своих силах, но одна группа не давала им покоя, казалась слишком сильным соперником и потому ее вокалист стал главным учителем для Джина. Уже не первый год Джин искал в толпе фанатов, приходящих на концерты, такие же восхищенные взгляды, какие дарили зрители Рику — так теперь называл себя Кенджи. И привыкнуть к этой перемене оказалось непросто, ведь Джин так часто упоминал его в своих мыслях, называя настоящим именем. Чем больше проводилось совместных для групп лейбла мероприятий, направленных на улучшение отношений между мемберами разных команд и сплочение «семьи», тем заметнее был вызов во взглядах участников Nega, подаренным своим коллегам из Phantasmagoria. Несмотря на то, как громко смеялись музыканты в гримерках и как дружелюбно они друг другу улыбались, никто из них не смел расслабиться и даже мысли не допускал о том, чтобы сделать шаг назад, пропуская вперед участника другой группы. Однажды Юу шепотом признался Рику, что соперничает с ним, и тогда Джин ощутил слабый укол необъяснимой ревности, на что, впрочем, решил закрыть глаза. Как и Рику проигнорировал, казалось бы, фразу драммера. После этого вокалист Nega стал репетировать с еще большим упорством, уделял вокалу все больше и больше времени. Стоило ему сделать перерыв и прикрыть на секунду глаза, как перед мысленным взором тут же появлялся стоящий посреди сцены Рику, широко улыбающийся фанатам, - его выпирающий кадык, растрепанные волосы, тонкие пальцы, сжимающие микрофон, и полный зал фанатов, заворожено наблюдающих за своим богом. И тогда Джин, наплевав на усталость, принимался за работу с особым остервенением. Это продолжалось до тех пор, пока он не сорвал голос за день до выступления, чем очень разочаровал коллег, не одобрявших его фанатизм, проявляемый на репетициях, и Кисаки, возлагавшего на него много надежд, в чем он изредка да признавался, не подозревая, насколько приятно Джину это слышать. — Дурак ты, Джин, — вздыхал Рэй, сочувственно глядя на вокалиста, пустым взглядом уткнувшегося в пол репетиционной. Утро плавно перетекало в день, погода за окном стояла отличная, а в студии тем временем над головами музыкантов сгущались тучи. — Кисаки хочет, чтобы ты к нему зашёл. В комнатке послышались обреченные вздохи, сам же Джин молча поднялся с места, упрямо не поднимая глаз. Но тут же на его плечо легла ладонь Рэя, надавившая и вынудившая опуститься обратно на диван. — Не сейчас. Вечером, после репетиции. Как долго обычно репетируют музыканты Phantasmagoria и во сколько они разбегаются по домам, Джин не знал, поэтому решил подойти в то время, когда принято было заканчивать репетицию Nega. Его одногруппники решили не тратить время зря и порепетировать немного, коль уже собрались в студии, а Джин не смог заставить себя присутствовать на этой репетиции и ушел бродить по городу. Домой возвращаться он не рискнул, побаиваясь, что тогда все закончится компанией бутылки. Ну и ранней смертью, если Джин в нетрезвом состоянии все-таки дотащит свою задницу до кабинета Кисаки. Разговор, ясное дело, предстоял не из легких. Джину страшно было даже представить разочарование и укоризну в усталых глазах Кисаки, в которые ему придется смотреть вечером. Но самым страшным было то, что, что бы Кисаки ни сказал, Джину придется молча слушать и кивать головой. Он просто не сможет ничего произнести громко и внятно. Этим днем, потеряв то, в чем заключалась его сила, Джин чувствовал себя как никогда жалким. — Я думал, не придешь уже, — такими словами встретил вокалиста Nega Кисаки, когда тот переступил порог его кабинета. Джин понял, что со временем он прогадал. — Присаживайся. Кисаки указал парню на кресло, стоявшее возле рабочего стола, за которым он и сидел, сосредоточено разглядывая какую-то бумагу. Теперь же мужчина снял очки, протер глаза и сложил на столе руки, давая понять, что готов переключить свое внимание на разговор… Если поучительный монолог Кисаки, которого ожидал провинившийся вокалист, можно было назвать разговором. Джину же собраться так и не удалось. Он весь день пытался подготовить себя к предстоящей беседе, но, оказавшись в кабинете главы лейбла, позабыл напрочь все, о чем размышлял до этого момента. И виной тому было не волнение перед уважаемым человеком. Взгляд Джина даже не успел до него доползти, ни до Кисаки, ни до стула, на который тот указывал. Он зацепился за лежащего на диване в углу комнаты парня. Без сомнений, это был Рику. И он спал, вот так вот беззаботно, подмяв под себя собственную куртку. Спал после репетиции в кабинете одногруппника. Тогда ещё Джин не знал, насколько это удивительное зрелище, но внутри промелькнуло какое-то неясное, необъяснимое чувство, отдававшее горечью. И вроде бы ничего неправильного не происходило, но Джину захотелось, чтобы Рику встал и ушел. Домой, спать. И хотелось не только потому, что вокалист Phantasmagoria мог подслушать речь Кисаки, притворившись спящим. Если, конечно, заранее не был о ней осведомлен. — Ты чего застыл, Джин-кун? — вздохнув, не удержался от вопроса Кисаки. Даже его терпение не было резиновым, особенно в конце трудного дня. Он обернулся к Рику, чье мирное лицо, прикрытие растрепанными высветленными волосами, нагло рассматривал Джин. — У Кенджи крепкий сон, не переживай, он не услышит нас. Джин обязательно заявил бы, если бы мог, что он и не переживает по этому поводу. Но он не имел такой возможности, поэтому, тихо прикрыв дверь, без возражений направился к предназначенному ему креслу, мысленно вытягивая обжигающее «Кенджи», произнесённое Кисаки минутой ранее. В тот момент Джина охватила зависть, причину которой он так и не понял. — И как нам быть с завтрашним концертом, а, Джин-кун? — тут же приступил к обсуждению главной проблемы Кисаки, серьезно глядя своему подопечному в глаза. Тот старался гордо держать голову высоко поднятой, хотя и хотелось склонить ее, прячась от тяжёлого взгляда за челкой. — Может быть, эксперимента ради Кенджи подменит тебя? Он знает несколько ваших песен. Предложение Кисаки было неожиданным, даже слишком неожиданным. Для Джина оно стало ударом ниже пояса – чувства и эмоции, поглотившие его, были настолько сильны, что отразились на лице Джина, в которое всматривался Кисаки, вертя пальцами ручку и словно выжидая реакции. Вокалисту и не нужно было ничего произносить, чтобы смотрящий на него Кисаки понял, как удивило и возмутило его подобное предложение. И неожиданно Кисаки засмеялся. Тихо и сдержанно, однако этого было достаточно, чтобы окончательно запутать и смутить Джина, не успевающего разобраться в происходящем и не осознающего до конца его реальность. — Расслабься, этого не будет. Зрители платили за Nega, ее они и увидят на сцене. Это выступление вы еще отработаете. Я, на самом деле, о другом поговорить хотел. Вернее, не хотел и не был уверен, что стоит, но теперь сомнений нет, — стоило Кисаки украдкой взглянуть на спящего Рику, Джин тут же начал догадываться, о чем пойдет речь. Его это насторожило, но отказаться от разговора, развернуться и уйти он не мог. Не мог и не хотел, как предательски шептал внутренний голос. Кисаки признанно являлся хорошим советчиком, и Джин подозревал, что услышит что-то полезное. — Рэй рассказал мне кое-что интересное, что мне самому следовало давно заметить... — начал немного напрягшийся Кисаки, дождавшись, когда Джин преодолеет внутреннюю борьбу и соберется с мыслями. Кисаки не требовался словесный ответ от сорвавшего голос парня, он по лицу умел определять, в каком состоянии находится собеседник. — Оттачивая навыки, ты ориентируешься на Кенджи? Последняя фраза мужчины звучала не как вопрос — утверждение скорее. Да, Джин ориентировался на него, соперничал с ним, пытался подражать в некоторых деталях — как угодно можно назвать его действия, — и Кисаки теперь об этом знал и не ждал от него ответа. Взгляд его выражал понимание и, что самое удивительное, только понимание, без примеси неодобрения. Это немного успокоило Джина, и он готовился услышать от главы лейбла слова о том, что соперничество это хорошо, даже под одной крышей. Но их не последовало. Кисаки не собирался поощрять Джина за прогулку по чужой тропе, он был намерен указать вокалисту на его собственный путь. Для этого он выбрал весьма удачное время, ведь Джин не имел возможности возражать и Кисаки мог спокойно донести до него свою мысль, ценность которой определилась лишь спустя некоторое время. — Кенджи… Нет, Рику — замечательный вокалист с замечательным голосом. О тебе можно сказать то же. Но это, само собой, не будет означать, что вы похожи, что похожи ваши голоса, манера исполнения… Они отличны, они уникальны, они обладают разными возможностями и требуют к себе разных подходов. Ты должен совершенствовать свой голос, а не переделывать его, стремясь похитить чужую индивидуальность. Это элементарные вещи, но люди, будучи ослепленными чужим успехом, часто о них забывают, — Кисаки бросил короткий задумчивый взгляд на сопящего у стенки Рику, о присутствии которого Джин на какое-то время позабыл, и лицо его смягчилось, а взгляд стал теплее, когда тот, сквозь сон пробормотал что-то в свою импровизированную подушку. После этого он и к Джину, осмысливающему его слова, обратился мягче, по-отцовски наставляя: — Соперничество не важно. У тебя свой путь, следуя которому, ты тоже станешь для поклонников музыки Nega богом. Последнее слово Кисаки произнес с улыбкой, но, скорее, не насмехаясь, а умиляясь желаниям подопечного. Джину же хотелось удивленно спросить, откуда Кисаки знает о том, как он про себя называет Рику, наблюдая за реакцией на него фанатов, но этот вопрос он задал лишь мысленно, отчего-то смутившись. Возможно, Кисаки был прав. Джин не мог определить это за несколько секунд и спорить с ним не стал. Даже если бы он не имел проблем с голосом, он не стал бы оспаривать не переваренные слова обладавшего большим опытом Кисаки, не желая выглядеть в его глазах глупым ребенком. — Я сделаю все, чтобы стать лучше, — настолько громко, насколько позволил ему голос, произнес Джин, вставая со своего места. Желание покинуть этот кабинет усилилось, и парень больше не имел сил ему противостоять, да и не находил в этом смысла, ведь монолог Кисаки подошел к концу. Прежде чем, попрощавшись, покинуть кабинет, Джин еще раз бросил взгляд на Рику, как сделал это и тогда, когда входил. «Это тот, кого я называю богом», — прокомментировал он увиденное, то есть расслабленного, довольного Рику, блуждавшего в своих снах. Он совершенно точно спал и не слышал разговора. А затем Джин неожиданно улыбнулся, осмысляя нелепость и неуместность именования Рику богом в данный момент. Пока тот ворочался на диване, длинные пряди волос упали ему на верхнюю губу, и издалека их можно было принять за седые усы. * * * Очередная пьянка, именовавшаяся отмечанием успешно проведенного мероприятия, на которой собралась добрая половина лейбла, Рику не радовала, что было легко заметить. За весь вечер он произнес всего несколько слов, хотя обычно, как уже знал Джин, много выпивал, смеялся и развлекался наравне со всеми. В этот раз все было иначе. Рику углубился в свои мысли, не обращая внимания на окружающих и занимая свои руки помешиванием коктейля, на котором уже собралась пенка. Когда толпа взрывалась хохотом или включалась особенно громкая быстрая песня, он морщился, как от боли в зубах. Шум его раздражал, и Джин удивлялся, как успел все это подметить, выпивая и болтая едва ли не больше всех присутствующих. Он надеялся, что не слишком нагло пялится на Рику, на которого все чаще невольно стал засматриваться, хотя тот все равно вряд ли заметил бы, как много ему уделяют внимания. — Я, пожалуй, пойду, — склонившись к уху Кисаки, произнес Рику, отодвигая напиток и продвигаясь ближе к краю столика, за которым сидел с согруппниками и некоторыми мемберами других групп. Среди них был и Джин. Слова вокалиста Phantasmagoria скользнули где-то мимо его ушей, он не поймал их, не вник в их смысл, будучи увлеченным пьяными приставаниями к драммеру. Сидящие рядом с ними люди без стеснения смеялись, а Юу было совсем не весело, когда их вокалист, от которого несло алкоголем, все-таки добрался до него с поцелуем, плохо соображая, что творит. Когда Джин напивался, он постоянно чудил нечто подобное, лез ко всем подряд с поцелуями, веселя и пугая народ перспективой быть исцелованными. — Джин! — возмущенно выкрикнул Юу, отталкивая от себя одногруппника, пока другие музыканты бессовестно ржали, и не думая помогать парню, на чьи губы было совершено покушение. — Кажется, Джину тоже пора домой, — заливаясь смехом, заметил Джун, сидевший между Рику и Джином. Кисаки оценивающе поглядел на повеселившего всех парня, которому пытался врезать не менее пьяный, чем он, Юу, и кивнул, соглашаясь со словами Джуна. После этого он вопросительно посмотрел на Рику, и тот, видимо, пожалел, что не успел вовремя уйти. — Коль ты тоже собрался уходить, посадишь его в такси? — произнес Кисаки, наверное, самые безумные из всех слов, что можно было произнести в данной ситуации. По крайней мере, таковыми они показались Джину, вмиг переставшему пьяно смеяться и обратившему все свое внимание на заговоривших о нем коллег. Все, кто был в курсе напряженности отношений двух вокалистов, тоже примолкли и уставились на Рику. Тот делал вид, что не замечает. Джин был уверен, что парень откажет или согласится, но явно нехотя, фыркая и испепеляя всех взглядом. Остальные музыканты наверняка думали так же, потому некоторые из них либо мерзко улыбались, либо скептически поднимали брови. Но Рику удивил всех, охотно кивнув. — Только если он не будет лезть с поцелуями и ко мне, — выдвинул условия он, мягко улыбаясь. «Его словно подменили», — вот, что первым делом подумал Джин, но сопротивляться и упускать уникальный шанс не стал. Он сам не знал, чего хочет добиться этой внезапной непродолжительной прогулкой в компании Рику, но событие это нельзя было назвать не особенным, поэтому отказаться он не мог. И Джину хотелось хоть раз остаться с Рику наедине. Время шло, и больше парень не считал его своим соперником, однако восторгаться его талантом не перестал. И не только талантом — всем Рику целиком. Однажды Джин встретил коллегу в здании лейбла спустя долгое время, что они не виделись, и взглянул на него словно не своими глазами. Тот куда-то спешил, дыхание его сбивалось, лицо было румяным, своими ухоженными руками он приглаживал растрепанные волосы и поправлял костюм. А Джин наблюдал за ним, понимая, что не может отвести взгляд. Рику показался ему очень привлекательным, и парень был поражен, что не замечал этого раньше. Рику не изменился — Джин именно не замечал его очарования и привлекательности прежде, хотя и признавал, что он был красив. Тогда он окончательно осознал, что, чтобы быть богом, недостаточно соответствующе петь — необходимо еще подобрать образ, который будет к лицу, который будет подчеркивать все достоинства и приковывать взгляды. Таким, как Рику, Джин никогда не стал бы. Но он становился другим, эксклюзивным оригиналом, а не плохой копией популярной игрушки, и был рад, что послушал когда-то Кисаки и позже смог донести его мысли до одногруппников. В тот день Джин открыл в себе тягу к своему бывшему сопернику, и именно поэтому он ликовал теперь, покидая душное помещение клуба в компании Рику, старательно поправляющего на себе огромный шарф, который Кисаки заставлял носить его, как только начинало холодать. — На самом деле не так уж я пьян, — пробормотал Джин, считая себя искренним. Морозный вечерний воздух отлично отрезвлял и придавал уму ясности. Но Рику, едва освободивший руки и рассовавший их по карманам, обернулся к нему и посмотрел на парня насмешливо. — Просто мысли о Юу давно не дают тебе покоя, и ты наконец-то решился на первый шаг, — не без иронии прокомментировал он, продолжая ходьбу. Слова его возмутили Джина, ни о каком Юу он не думал и не желал понимать юмора трезвого Рику. «Мне покоя не дают мысли о другом человеке», — невесело подумал он и тут же представил, как исказиться красивое лицо Рику, если тот узнает, насколько он ошибся. Лучше бы Джин этого не делал. — Ну, немного, может, и пьян, — признал он, не желая ни подыгрывать Рику, ни убеждать его в отсутствии симпатии к Юу. — Ты тоже. — Я почти не пил, — покачал головой Рику, давая Джину понять, что он ошибся. Но тот был уверен в своей правоте, у него были основания считать, что вокалист Phantasmagoria пьян в данный момент. Хотя он действительно не выглядел таковым. Он выглядел уставшим, но не пьяным. Глаза, под которыми залегли тени, слезились на ветру, щеки сохраняли свою гордую бледность, скулы заострились, губы, выглядывающие из-под огромного шарфа, кривились в измученной улыбке, обрамлявшие лицо светлые волосы, этим вечером не уложенными в аккуратную прическу, быстро спутались на ветру. Рику выглядел очень мило как для мужчины, и Джин невольно засмотрелся, позабыв о том, что сейчас его очередь говорить. Вспомнил он об этом лишь тогда, когда Рику, то ли взволнованный молчанием спутника, то ли почувствовавший на себе чужой взгляд, обернулся к нему и вопросительно заглянул в глаза. Джин резко опустил голову. — Почему тогда согласился провести меня? — поинтересовался Джин через несколько секунд, когда они дошли до лавочки, на которой им предстояло ждать такси. Ему все еще не верилось в реальность этой прогулки. — Кисаки попросил, — пожал плечами Рику, пряча руки в карманы и разглядывая стоявшие у клуба автомобили. Наверняка он счел вопрос странным, а ответ на него очевидным. Джин так не считал, и то, что он услышал, почему-то разозлило его. Он не знал, что рассчитывал услышать, но точно не такое глупое оправдание. «Легко все свалить на третьего», — недовольно подумал Джин, но тут же одернул себя. Сперва надо было определить, чем являлось это «все», сваливаемое Рику на других. Уже второй раз за последние несколько минут он упоминал в разговоре о них посторонних людей. — Делаешь все, что говорит Кисаки? Даже если он просит составить компанию человеку, который тебе противен? — насмешливо поинтересовался Джин, на самом деле ни капли не веселясь. С запозданием он понял, насколько глупым был его вопрос. Не было бы ничего удивительного в том, если бы Рику действительно делал все, что говорит ему лидер. Все музыканты лейбла прислушивались к Кисаки. Джин не был исключением. «Одно дело прислушиваться к советам, касающимся музыки, но Кисаки же не отец наш, в самом деле, чтобы выбирать, с кем нам гулять», — попытался оправдать свой пропитанный ревностью вопрос вокалист Nega. Но и это оправдание убедительным не звучало. Просьба Кисаки была вполне логичной, ведь Рику собирался уходить, а ему, Джину, нужна была помощь. Совпадение, не более. Хаотический поток мыслей прервал ответ Рику. — Ты не мне противен, — после недолгих размышлений ровным голосом признался он, засмотревшись на одну из машин или просто сделав вид, что засмотрелся, только бы не поворачиваться к Джину и не сталкиваться с ним взглядами. Последнего такой ответ немало удивил, и он, напротив, во все глаза уставился на Рику, невольно отмечая, как он все-таки красив, как ему идет задумчивость и легкое смущение. Сейчас этот парень казался гораздо теплее и дружелюбнее, нежели ранее, словно его подменили. — Почему тогда ты всегда старательно меня игнорировал? Словно я пустое место, словно меня не существует вовсе? — смело спросил Джин. Почему-то особенно обидным ему сейчас показалось то, что Рику, относившийся поначалу к нему абы как, лишил их возможности нормально общаться с самого начала. В иной ситуации к этому моменту они, возможно, были бы уже хорошими друзьями. Или кем-то более близким… О том, что Джин сам с первого дня окрестил Рику своим соперником и долгое время состязался с ним, считая Рику отвратительным человеком с хорошими вокальными данными, он предпочел не думать. — Я вел себя так, потому что замечал твою неприязнь, — выдал неожиданное пояснение вокалист Phantasmagoria, чем сильно удивил Джина. Тот привык считать, что это Рику отталкивал его свой холодностью и никак не наоборот. Пока Джин пытался вспомнить, как смотрел на коллегу во время их первой встречи, тот выждал небольшую паузу и продолжил, более мягким и эмоциональным голосом, каким положено исполнять лирические песни. — Но ты изменился… Изменилось твое отношение ко мне. Я больше не вижу в твоих глазах этой смеси… презрения и восхищения. И неожиданно Рику улыбнулся, продолжая рассматривать одну из чужих машин. Улыбнулся почти нежно, и в тот момент Джин понял, что пьян сильнее, чем думал. Он выпил столько, что у него начались галлюцинации, причем слуховые и зрительные одновременно. Хотя слова Рику действительно были правдой, и странно было понимать, что он тоже думает об их с Джином непростых отношениях и обращает внимание на то, как тот на него смотрит. — Я не думаю, что такая комбинация чувств возможна, — напряженно прокомментировал вокалист Nega последние слова собеседника. — Тогда тебе надо было чаще смотреть в зеркало в моем присутствии, — теперь же Рику прыснул со смеху, впервые ведя себя в присутствии Джина столь эмоционально. Хотя это было не совсем верным утверждением, Джин уже видел ранее Рику радостным и энергичным — на сцене. Выступая перед полным залом фанатов, вокалист всегда буквально светился, как солнышко. Смех Рику помог Джину расслабиться. Сразу стало так уютно, как бывает в материнских объятиях или в компании лучших друзей. Ледяная стена между двумя парнями наконец-то рухнула, и Джин ощутил неожиданную свободу и полную власть над своей судьбой. Теперь он мог спокойно разговаривать с тем человеком, с которым больше всего хотелось, но с которым делать это до нынешнего момента не было возможности. Он даже был готов доверить ему свои секреты. — Я действительно восхищался тобой. И сейчас тоже восхищаюсь… Ты талантливый, красивый, загадочный, и люди это ценят. Фанаты, коллеги, Кисаки… — Не говори так, будто сам этим не обладаешь, — строгими словами прервал Рику восхищенную речь Джина, дававшуюся ему неожиданно легко, и наконец-то взглянул ему в лицо. Взгляд его соответствовал тону голоса. — Ты слишком много общаешься с Ками*! Говоришь как он! — не мог не подметить Джин. Секунду назад Рику действительно был очень похож на Кисаки, отчитывающего провинившегося подопечного. Но теперь он вновь смеялся, позабыв о строгости, и Джин отчего-то ощутил себя в этот момент самым счастливым человеком на планете. Теперь замкнутый Рику смеялся и с ним. — Брось это, его поучений хватает. Тем более… я уже усвоил этот урок и осознал свою цену. Если бы Джин не усвоил этот урок ранее, этот разговор и вовсе не состоялся бы. Не было бы так приятно и волнительно, не раскрылся бы перед ним Рику, не показал, каким очаровательным парнем и хорошим собеседником является на самом деле. И Джин был готов воспевать в своих песнях мудрого Кисаки, вовремя поговорившего с ним. Рику, кажется, понял причину перемен Джина. Смех его прервался, и он продемонстрировал одобрительную улыбку. Поразительно красивую! — Молодец. — И все-таки говорить мне на эту тему сейчас действительно не стоит. Я слишком пьян для этого, — тряхнул головой Джин, отворачивая лицо, чтобы Рику не заметил легкого румянца на его щеках. — Пару минут назад ты утверждал, что не пьян, — усмехнулся Рику. Джин действительно был не так уж пьян, раз смог серьезно поговорить с коллегой, но и трезвым он себя не чувствовал — слишком странные мысли посещали голову, слишком странные желания одолевали. Слишком смелым он оказался этим вечером. — Нет, точно пьян… Иначе я не сделал бы этого. Лишь произнеся это, Джин резко повернулся и подался всем корпусом к Рику. Обхватив руками плечи, он сильно сжал их, чтобы парень не смог вырваться. Да тот и не собирался. Он выглядел совершенно спокойным, его ни капли не удивляло происходящее. Возможно, Рику давно догадался, что рано или поздно это произойдет. Как иначе объяснить то, что он охотно ответил на не самый осторожный, жадный поцелуй, Джин не знал. Но он был рад, что желанный человек его не оттолкнул и даже более того — отдался в его власть. Эта власть пьянила, и как бы Джин ни старался нежнее обходиться с ним, с Рику, сегодня казавшимся как никогда хрупким и чувствительным, ничего у него не выходило. Он набросился на его губы так, словно год уже никого не целовал, хотя желал этого каждую секунду. Он не мог сдерживаться, он хотел этого поцелуя дольше, чем думал. Возможно, с того самого момента, когда впервые увидел восхитившего его вокалиста Phantasmagoria. Со временем восхищение это лишь возросло. А зависть отступила, покинула Джина, не оставив ни следа по себе. * * * Быть с Рику оказалось очень трудно, Джин порою даже сомневался в том, что они вместе. Рику мало говорил о себе, никогда не отчитывался и не давал обещаний, уследить за ним было просто невозможно, он появлялся внезапно и так же внезапно исчезал, опять-таки ничего не объясняя, и даже не удостоил вокалиста Nega привилегии обращаться к нему Кенджи, а не Рику. Джину казалось, что Рику не воспринимает всерьез их отношения, не доверяет ему и не желает подпускать к себе близко. Он вообще сомневался, что этот парень к нему испытывает какие-то теплые чувства. В мире Рику как будто существовал всего один человек. Нет, этот человек был всем его миром, и Джин удивлялся, как вообще Рику умудрился его заметить, невзрачного, мелькавшего в тени ослепляющего своим сиянием Ками. Однако прекратить отношения, которые его не удовлетворяли, Джин не мог — как-никак, а Рику он действительно любил. Невозможно было не любить его солнечную улыбку, его оживающие перед публикой глаза, его красивый эмоциональный голос, который иногда пугал своей строгостью и властностью, а иногда звучал так жалобно, что внутри все сжималось и руки сами тянулись обнять, утешить певца. Джин считал голос Рику самым лучшим, что в нем было, и мечтал, чтобы тот однажды спел только для него. Но Рику всегда, всегда пел для другого человека, и это злило Джина, даже если он знал, что любовь, испытываемая Рику к Кисаки, больше похожа на бесконечное восхищение ученика своим учителем или, может, сына отцом. Джин жаждал другой любви, и все равно ему не давали покоя мысли, что в сердце Рику нет для него места, что он никогда не будет им дорожить так же, как своим лидером, и никогда не научится так же ему доверять, без всяких сомнений, всем сердцем. Рику даже засыпать при Джине себе не позволял, словно тот был убийцей, выжидающим момент, когда его жертва утратит бдительность. Рику бдительности никогда не терял. Он без раздумий отказал Джину, когда тот предложил съехаться, он посещал его квартиру нехотя и никогда не оставался на ночь. Единственный раз, когда вокалист Nega видел его спящим, это у Кисаки в кабинете несколько лет назад. И это о многом говорило. Как и то, что Рику ничего не стоило сбежать со свидания, которые случались у них редко, в самый его разгар только потому, что звонил Кисаки и просил приехать. Тем не менее, эти трудные, странные, не соответствующие ожиданиям отношения тянулись много лет. Кажется, Рику они не обременяли, ведь рядом с Джином он оказывался лишь тогда, когда ему это было удобно и нужно. Для его «возлюбленного» каждый день этих отношений был пыткой, и он предпочитал с головой погружаться в работу, чтобы не думать о светловолосом парне, играющим с ним и даже не понимающим этого. В его честных глазах Джин никогда не видел насмешки или жестокости, и улыбался Рику всегда искренне, улыбка его шла от самого сердца, откуда и волшебный голос. Когда распалась Phantasmagoria, Рику не позволил Джину быть рядом и поддержать его. Он просто исчез на какое-то время, а вернулся уже в качестве вокалиста Lin, нового проекта Кисаки, повзрослевшим, серьезным, но отчего-то счастливым. Это счастье Джина не радовало, ведь тот догадывался, что его любимый просто рад и дальше шагать по одному с его Ками пути. Джин, сжигаемый злостью из-за того, что не может обладать тем, о ком так отчаянно мечтает, находясь с ним рядом — и в то же время слишком далеко от него, — больше не был рад тому, что искоренил в себе ненависть к Рику. Ненавидеть его было проще, чем любить. И все же иногда Джин был по-настоящему счастлив. Когда радостный, возбужденный предстоящим лайвом Рику зажимал его в гримерках или когда он тащил его гулять среди ночи, вырывая из постели, что случалось крайне редко. Джин был счастлив забирать пьяного Рику из баров и клубов и отвозить домой, к нему, конечно. И он ненавидел, когда это делал Кисаки. А тот старался давать Джину возможность ухаживать за Рику и наблюдал за ними постоянно с загадочной улыбкой, словно знал, что они встречаются. Когда они ссорились, мужчина смотрел на Джина предупреждающе, словно приказывал беречь его вокалиста. Вполне вероятно, что между Кисаки и Рику секретов не было и тот действительно рассказал старшему о близости с коллегой. А близки они бывали лишь физически, признавал, как бы горько ему от этого ни было, Джин. Хотя изредка, когда Рику обсуждал с ним музыку или советовался по поводу стихов, что случалось всего пару раз, Джин расцветал и начинал надеяться, что Рику готов постепенно подпустить его к себе. Но потом тот вновь закрывался, а Джин так и продолжал топтаться у порога его души. ...Семь лет пролетели как один год, и Джин не мог не удивляться тому, как они с Рику так долго продержались. На самом деле все было просто: Джин ни к чему не принуждал и ничего не требовал от возлюбленного, зная, что тот все равно не станет ему подчиняться. Он сохранял их отношения такими, какими они устраивали Рику, и сам не мог отказаться от них из-за своей любви, а влюбиться в кого-то другого у него так и не получилось. Но конец рано или поздно должен был настать. И в случае Джина он настал сразу всему, за что музыкант цеплялся в этой жизни. Проблемы, возникшие у Кисаки, вынудили его принять в самом деле ужасающее решение, ранившее музыкантов, с которыми он работал, и их фанатов. Март 2013 года стал проклятым месяцем и для первых, и для вторых. Undercode Production пришел конец. С принятием этого решения начался самый настоящий хаос. Многочисленные интервью, комментарии, сообщения о прекращении деятельности половины групп, слезы фанатов, подавленность музыкантов, напряженно готовившихся к последним концертам. Этот вихрь боли закрутил Джина, и когда он очнулся, подорвавшись среди ночи в постели, он зарыдал, осознавая, до чего все дошло. Распад Nega, пауза Lin, конец и приостановка деятельности еще нескольких групп, окутавшая весь лейбл, всех его улыбчивых музыкантов и работников беспросветная депрессия, мрачность, холодность Рику, отстранившегося от всех, мольбы фанатов, которые не будут исполнены... Что это, если не маленький конец света, крах мира, в котором жили тысячи людей? Те, кто говорили, что не будут плакать на прощальном лайве, солгали. Рыдали все. На сцене, за кулисами, там, где думали, что их никто не увидит, но Джин считал, что скрывать свои слезы в такой день смысла нет. Даже небеса плакали проливным весенним дождем, непривычно холодным для этой поры года. И хотя фактический конец многих групп был отстрочен на несколько месяцев, свою привычную жизнь музыканты хоронили именно на этом лайве, и дорогие их сердцам и сердцам слушателей песни в тот день звучали как реквием. Джин, какое-то время не вмешивавшийся в жизнь Рику, дававший ему возможность побыть наедине со своей болью, не мог в этот день оставаться в стороне. Ему было тошно из-за того, что ломалось все, чем он долгое время дорожил, а он мог лишь смиренно наблюдать за этим, отпуская свою прежнюю жизнь. Он не сомневался, что вскоре и его отношения с Рику можно будет сложить в сундучок с табличкой «прошлое» и отправить пылиться в темный угол, но если они не могли нормально любить друг друга и встречаться эти семь лет, то должны хотя бы попрощаться по-человечески. Правда, Джин очень сомневался, что сможет прийти и спокойно сказать «прощай» любимому человеку. Скорее всего, он просто задушит Рику в утешительных объятьях против его воли, пытаясь забрать себе его боль. Джин привык к боли и переживет, если ее станет больше. Но, конечно, он никогда не поймет боль Рику, боль искренне верующего, которого вынуждают отречься от своего бога. Обо всем этом Джин думал с пренебрежительным безразличием и холодным спокойствием, не роняя слез. Ему казалось, он выплакал их все, но не сомневался, что будет плакать этой ночью, а может, и раньше, когда покинет гримерку Lin, к которой целеустремленно шел. В которую так и не зашел, застыв на пороге у приоткрытой двери, — не потому, что струсил, а потому, что находившимся в ней людям в тот момент было не до него. Кисаки стоял, прислонившись спиной к исписанной цветными маркерами стене, и обнимал ссутулившегося Рику, уткнувшегося лбом ему в грудь и содрогающегося в глухих рыданиях. Кисаки что-то шептал ему на ухо, видимо, пытаясь успокоить, а тот громко всхлипывал и вздрагивал еще сильнее. — Рику, тише... Насквозь мой костюм промочишь, а мне еще на сцену выходить, — мягко улыбаясь, тихо говорил Кисаки, Джину пришлось напрячь слух, чтобы его услышать. Мужчина вплел пальцы в светлые длинные пряди Рику и принялся их ласково перебирать, а младший и не подумал отстраняться, только переместил голову на плечо Кисаки и обнял его сильнее, норовя сломать или задушить Кисаки. Рику никогда так жадно не обнимал Джина, это походило больше на его собственное поведение, когда он наконец-то ловил вечно ускользающего от него любимого, и он так крепко сжимал его, притягивая к себе, что тот начинал скулить и умолять отпустить его. Джин никогда не отпускал, наслаждаясь каждой секундой, когда мог зарыться носом в пушистые растрепанные волосы и ощутить их аромат. Но целовал он его всегда очень нежно и осторожно, вкладывая в поцелуй все чувства, которые его переполняли. Поцелуи он ценил больше секса и когда говорил об этом Рику, тот смеялся и заявлял, что в таком случае должен ревновать его к трети лейбла, перецелованной Джином спьяну. Тот, как правило, не помнил и о половине этих поцелуев, но искренне желал, чтобы Рику его действительно ревновал. Но тот если и делал это, в чем Джин сомневался, то никогда не показывал. А вот Джин его ревновал, ревновал сильно, ведь Рику постоянно терся возле Кисаки, а во время одной из фотосессий даже упал к его ногам. Верный пес. Джину не хотелось, чтобы он был чьим-то псом, ему хотелось, чтобы он был его хозяином, но из всех его мечтаний это было самым несбыточным. И теперь, подсматривая за своими коллегами, Джин приходил к выводу, что предложить Рику встречаться было самым глупым поступком в его жизни. Это не Кисаки крал у него Рику, это он безуспешно попытался украсть Рику у Кисаки, которому тот всецело принадлежал все это время. — Это не конец, Рику, не конец... Ты талантлив, ты молод, у тебя все впереди. А я всегда буду рядом, даже когда не будет нашей группы, когда не будет нашего лейбла, ты всегда сможешь прийти ко мне за советом или просто побеседовать, рассказать что-нибудь новенькое. Да даже помолчать в твоей компании я буду рад. Только не опускай руки, Рику... — продолжал успокаивать парня Кисаки, и Джин вскипел от гнева, услышав эти слова. Даже он понимал, что Рику оплакивал не себя и не о себе беспокоился. Проницательный Ками должен был это знать... Так почему он не подпускал Рику к себе в такой момент? Почему он игнорировал чувства Рику, чье сердце разрывалось на части? Почему утешал так неправильно? Джин был уверен, что если бы на месте Кисаки находился он, то сделал бы все так, чтобы Рику улыбнулся будущему. Но что Кисаки мог тому пообещать, когда он уже принял решение? Мудрый лидер никогда не лгал и не обнадеживал впустую. — Тадаши, — всхлипнул Рику, и это было единственным, что Джин услышал от него за этот вечер. Он не смог дальше наблюдать за этой душераздирающей сценой. Ему было больно и горько, но он знал, что пройдет время, и боль вытеснит пустота, а пока надо было терпеть. На следующий день Джин отправил Рику короткое сообщение с пожеланием счастливого будущего, в конце которого прикрепил подмигивающий смайлик. Это было глупо, несерьезно, как-то совсем не по-взрослому — как, впрочем, и их отношения в целом, — но поговорить с Рику он не решался. Он считал, что тот не нуждается в этом разговоре, что тому достаточно и короткого сообщения. Он отпустит Джина без проблем, и после, случайно пересекаясь, они будут проходить мимо, даря друг другу наигранно безразличные взгляды, намеренно позабыв о том, как когда-то в прошлом дарили поцелуи, объятья и более интимные ласки. Семь лет их отношения тянулись, как жвачка, быстро утратившая вкус, но выплевывать которую было жаль. А закончилось все быстро и внезапно, хотя нормального прощания, которое планировал Джин, так и не состоялось. * * * Джин не знал, сколько он простоял под зданием, роясь в своих воспоминаниях, но когда те наконец-то его отпустили, он заметил, что дождь начал моросить вновь, а человек, которого он так долго ждал этим хмурым вечером, стоит в нескольких шагах от него и смотрит на знакомое лицо нечитаемым взглядом. — Привет, — как ни в чем не бывало поздоровался Джин, нервно улыбнувшись. Словно и не было тех двух лет, наполненных попытками забыть и начать жизнь с чистого листа, Рику стоял перед ним точно такой же, каким Джин его запомнил. Светловолосый мальчишка с загадочным выражением лица. Правда, прическа другая, другой костюм, пирсинга меньше, взгляд более осмысленный, а губы сжаты в тонкую линию, не растянуты в веселой улыбке. Такой родной, но при этом совершенно чужой. — Здравствуй, Джин, — кивнул Рику, и ни одна эмоция не проскользнула на его идеальном лице. — Как официально... Спасибо, что не Джин-сан, — хмыкнул вокалист The Black Swan, возводя взгляд к небу. Дождь полил сильнее, и он подумал о том, чтобы предложить Рику перебраться в какое-нибудь кафе. Но тот его опередил. — Пойдем. — Он подозвал Джина к себе плавным движением руки. За минувшие годы Рику не растерял своего изящества, а ведь он давно не находился в центре внимания, отказался от макияжа и яркой одежды и стал настоящим взрослым мужчиной. Правда, каким хрупким и аккуратным был, таким и остался. Джин не сразу последовал за Рику, позволив себе еще немного постоять позади, разглядывая человека перед ним. Все-таки внешне он изменился несильно, волосы его стали короче, что огорчило Джина, но, впрочем, новая прическа тоже была к лицу... пока ее не испортил дождь. А еще Рику так и не научился заботиться о своем здоровье и одеваться по погоде, поэтому и дрожал теперь в одной рубашке, у которой даже капюшона не было, чтобы скрыть от дождя голову. Но рядом не было Кисаки, который ругался бы и уже выписывал бы еще не простудившемуся вокалисту список лекарств. И Рику, вечно закатывавший в такие моменты глаза, вряд ли был этому рад... Заметив, что Джин за ним не последовал, Рику обернулся и вопросительно на него уставился, а тот, мотнув головой, чтобы отогнать мешающие мысли, которые, по идее, больше не должны были его тревожить, поспешил следом за Рику. ...Над выбором кафе музыканты не заморачивались, заскочив в ближайшее к концертному залу, у которого встретились. Поливший, как из ведра, ливень не позволил долго думать, но им, в принципе, без разницы было, где разговаривать, лишь бы было сухо и не слишком шумно. — Пиво, пожа... — обратился Рику к лениво подошедшей к их столику полноватой официантке, усталым взглядом окинувшей очередных посетителей. — Два горячих чая, один без сахара, — перебил его Джин. В этот раз он решил взять на себя роль заботливого папочки и попытаться спасти горло Рику, а заодно и свое собственное, раз тот не стал делать этого самостоятельно. Бывший любовник окинул мягко улыбающегося Джина тем же холодным взглядом, что и в момент их встречи, и тому стало не по себе. Стерев с лица улыбку, Джин подпер руками голову и взглянул в окно, за которым залитая дождевой водой дорога превратилась в настоящую буйную реку. — Я слушал песни твоей новой группы, — первым заговорил Рику, пока Джин не знал, как начать беседу. Давний знакомый казался ему не особо разговорчивым, однако он, видимо, ошибся, и тому было что сказать после двух лет разлуки. — И как тебе? — оживился Джин. Ему действительно было интересно узнать мнение Рику, оно до сих пор имело для него значение и было авторитетным. — Я отвык от твоего голоса, — пожал плечами Рику, давая весьма размытый ответ, который истолковать можно было как угодно. — Это значит плохо? — усмехнулся Джин, ничуть не обидевшись. — Вовсе нет. Но вы, ребята, можете лучше, — качнул головой Рику и впервые за последние пятнадцать минут, что они провели вместе, улыбнулся. Его улыбка была все такой же лучезарной, все такой же теплой, и Джину тут же стало уютнее в компании коллеги. — Мы не только можем, мы еще и сделаем, вот увидишь, — пообещал ему Джин, давая обещание и себе. На самом деле он тоже отвык от голоса Рику, хотя и слушал его изредка в записях, и тоже мог сказать ему, что он может петь лучше, чем пел сегодня. И все-таки ему было приятно вновь услышать этот голос вживую. Да и вообще встретиться с этим человеком. А главное, почти не больно. По крайней мере, в начале разговора, хотя и появлялось чувство, будто сердце царапают ржавым гвоздем, когда Рику улыбался, хмурился, вздрагивал, когда его взгляд на короткие мгновения становился отсутствующим, а потом вопросительно устремлялся на Джина, а тот совершенно не знал, на какие вопросы должен ответить. — Я в тебе не сомневаюсь, и я рад, что ты теперь тоже не сомневаешься в себе, — Рику одобряюще улыбнулся, и Джину вновь, второй раз за день вспомнился их разговор, состоявшийся в тот вечер, когда они впервые поцеловались. — Как там Рена**? — Тебе правда интересно? — Джин удивленно приподнял бровь. Ему совсем не хотелось говорить о ком-то, кто не был причастен к их истории... недоотношений. Тем более Рику был не из тех, кто интересуется старыми знакомыми, даже если когда-то они вместе составляли единое целое, одну большую семью. Рику и тогда на других внимания не обращал, живя в собственном мире. — Нет, — честно признался Рику, вновь улыбнувшись. Джин раскусил его и избежал скучного разговора о посторонних. А затем его бывший любовник помрачнел, и он догадался, о чем его спросят, еще до того, как вопрос был озвучен. — А с Кисаки видишься? — Бывает, — кивнул Джин, насторожившись. Он правда надеялся, что они будут избегать этой темы? Может, надеялся, но не верил в то, что имя Ками не будет озвучено этим вечером. Но он не винил Рику за этот вопрос. Кисаки был важен для него, и Джин был готов рассказать о нем все, что угодно, если это сделает Рику хоть немного счастливее. Вот такая странная цепочка сложилась: чтобы осчастливить того, кто был ему дорог что десять лет назад, что сегодня, Джин рассказывал ему о другом человеке, которым дорожил тот... что десять лет назад, что сегодня. Рику выдал себя едва заметной дрожью и прилившей к лицу краской. Он был уверен, что сердце того заколотилось быстрее и Рику с трудом удавалось дышать эти несколько секунд, что он пытался взять себя в руки, чтобы задать следующий вопрос. — Как у него дела? «Тебе правда интересно», — утвердительно подумал Джин. — Ваш заказ, — незаметно к столу подошла официантка, опустившая на него две чашки с приятно пахнущим чаем. Рику испепеляюще посмотрел на не вовремя подошедшую девушку, и Джин удивился тому, что ее волосы не задымились под его недовольным взглядом. Дождавшись, когда официантка отойдет, Джин прекратил мучить Рику своим молчанием и попытался ответить. — У Кисаки дела когда-нибудь бывали хорошо вне сцены? — вздохнул Джин, думая, как бы помягче ответить. На самом деле он не должен был задавать этот вопрос, пусть тот и был риторическим, ведь Рику знал о Кисаки больше и наверняка мог с ним поспорить. Но тот промолчал, соглашаясь, что жизнь у их Ками всегда была непростой, полной как побед, так и поражений. Чем больше работы на себя он брал, тем больше трудностей у него возникало, чем больше людей он узнавал, тем чаще ему доводилось прощаться. — Ты, наверное, и так в курсе всех основных новостей. Паузы, причины пауз... Но он все еще наш добрый, заботливый папка, и останется им навсегда. Джин видел, что Рику расстроен упомянутыми новостями, однако последние слова заставили его улыбнуться, и Джину на миг показалось, что тот сейчас пустится делиться забавными историями из прошлого, соответствующими теме их разговора. — Сам-то как? — спросил он, убедившись, что Рику ничего не скажет. Тот посмотрел на него как на идиота. Заслужено. Если Джин за два года не смог забыть своего бывшего возлюбленного, к которому был сильно привязан, то Рику за этот же срок вряд ли мог научиться жить, причем жить счастливо, без того, кто был для него всем. Даже если они виделись, как обещал Кисаки, случалось это наверняка редко, иначе Рику не спрашивал бы у Джина, как тот поживает. А раньше вокалист и басист Phantasmagoria и Lin сутками были вместе. Тем не менее, Джин был уверен, что Рику счастлив возвращению Кисаки на сцену, счастлив, что тот продолжил свой путь, пусть и без верного спутника, пусть и дорога его извилиста и усыпана кочками. Прочитав ответ в глазах Рику, Джин опустил взгляд и постучал пальцами по чашке, а затем неуверенно произнес: — Он будет рад, если ты соберешь группу и вернешься на сцену. Я тоже. Рику опять ничего не ответил. Кивнул, словно говоря, что примет это к сведению, сделал глоток обжигающего чая и тут же поморщился. Джину хотелось предупредить, чтобы тот был аккуратнее, но он вовремя прикусил язык. — Рику... — спустя несколько минут молчания он наконец-то решился повернуть их зашедший в тупик разговор в другое русло, в то, по которому изначально планировал его пустить. — Я, если честно, не знаю, зачем затеял это. Просто показалось, что нам стоит встретиться. Два года назад мы распрощались... никак. Прости меня за это. Мне показалось, тебе было не до меня. Тебе и сейчас не до меня, наверное, но... — Джин, умоляю, заткнись, — теперь уже Рику перебил Джина, и тот, перестав нервно барабанить пальцами по бедной чашке, поднял глаза и увидел, что тот широко улыбается, скорее умиленно, чем насмешливо. Только сейчас Джин заметил, насколько тот изменился за эти два... нет, за эти десять лет. Перед ним сидел не кокетливый ребенок, а мудрый мужчина с умными глазами. Рику всегда был занудой, талантливо цитирующим Кисаки, а теперь Джину вдруг подумалось, что этот человек способен и самому Ками давать советы. Хотя... для Кисаки он всегда останется робким солнечным ребенком, вспыльчивым и шумным наедине с ним, тихим и задумчивым при других. А каким его знал Джин? И спокойным и страстным, и теплым и ледяным, и принимающим мудрые решения и творящим глупости, и нудным, правильным и в стельку пьяным, творящим на спор разные глупости, выдумываемые Джуном и заставляющие ритм-секцию Phantasmagoria сомневаться в умственных способностях своих коллег. Всяким. Он видел его таким, каким Рику не показывался чужакам, и не обращал на это внимания до сегодняшнего дня. — Почему? — только и смог туповато спросить он, понимая... ничего не понимая. Непредсказуемость всегда была свойственна Рику. Он мог дерзко ответить, что ему неинтересно слушать этот бред о том, что его никогда не волновало, и в то же время мог попытаться убедить Джина, что тот неправ и что он всегда по-своему любил своего главного фаната. — Мы прощались в прошлой жизни, а встретились в новой, — вновь пожал плечами Рику. Его пояснения еще больше запутали Джина. До этого момента он был уверен, что Рику не провел четкой линии, разделяющей его жизнь на «до» и «после», продолжая жить прошлым. Но если он провел такую линию в их истории, значит, возможно, это не последняя их встреча и они смогут начать заново... общаться? Он давал ему шанс? И Джин не мог понять, зачем и почему. Неужели скучал? Или с помощью Джина хотел подобраться к Кисаки? Глупости, он и без него в любой момент мог связаться с бывшим одногруппником. Все-таки скучал? «Но я только научился жить без тебя, и в моей новой жизни не предусматривалось место для старых чувств. Если ты опять сделаешь мне больно, я просто сойду с ума...» — сомневался Джин, наблюдая, за пьющим чай и разглядывающий с искусственным интересом интерьер заведения собеседником. Он все еще заставлял сердце Джина трепетать. Он все еще был неописуемо красивым и привлекал своей новой загадкой, которую Джину не терпелось разгадать, даже если по значимости она уступала главной тайне Рику, которая, как выяснилось, и тайной-то никогда не была. Надо было просто следить за его взглядами, которые во всех ситуациях были обращены на одного и того же человека. Наверное, Джин все-таки мог выделить немного местечка в своей жизни для этого человека. Разве не за этим шансом он сегодня шел, сам того не понимая? — В новой жизни мы не будем ставить точки в старых вопросах? — уточнил он, чтобы вновь увидеть загадочную улыбку на лице Рику. В начале вечера тот не проявлял никаких эмоций, словно его лицо было выточено из камня, а теперь все чаще улыбался, и это не могло не радовать Джина. — В новой жизни мы поднимем новые вопросы, — интригующе прошептал Рику, а затем резко поднялся со своего места и развернулся, чтобы уйти, но прежде добавил: — И, может быть, я даже схожу на лайв твоей новой группы. Может быть. Если ваши новые песни меня впечатлят. И Джин уже знал, что сделает все, чтобы их песни впечатлили привередливого слушателя. — Жизнь новая, а грабли старые, — прошептал Джин, когда Рику ушел, не попрощавшись, чтобы обязательно вернуться. Он не забыл, как тот отчаянно обнимал Кисаки на прощальном концерте групп UCP, и Рику тоже не мог забыть этого. Джин знал, что все обязательно повторится, стоит бывшим одногруппникам встретиться. Он даже знал, какой концерт Lin Рику ни за что не пропустит***. Рику никогда не будет его — эту простую истину Джин усвоил уже давно и считал, что оспаривать ее так же глупо и бессмысленно, как и делить на ноль в элементарной математике. Но любовь — чувство иррациональное, не поддающееся логике. И ему плевать, кого любить можно, кого нельзя, где есть шанс на взаимность, а где все совсем безнадежно. Главная проблема Джина в том, что он полюбил, и, несмотря на то, что он знает, сколько боли ему вновь предстоит пережить, он, как дурак, будет радостно плясать на граблях, потому что Рику, прежде чем посетить лайв Lin, придет посмотреть на выступление The Black Swan, где Джин ему докажет, что тоже достоин восхищения.