В глазах твоих

В глазах твоих огонь. Отец, за что ты мне послан Господом нашим! Нет, не отец. Батькою зовут родного человека, милого сердцу дочернему. Ты ж чужой для меня. Баба тебя и та еле признала после двадцати-то лет странствий! Не мудрено. Ты стал и вовсе на христианина не похож. Мне же и трёх лет не было, когда ты в закатное солнце умчался на своём вороном коне. Однако ж помню тебя. Сын мой Иван ныне чернобров и весел, словно ты когда-то. Помню, куклу ты мне смастерил из ветхого тряпья, да ленточкой алой украсил. Косы у куклы той были сплетены из соломы, да торчали во все стороны и баба их выдернула, чтобы я неразумная себе очи не выколола. А ты глядел да смеялся, как я всё норовлю красную ленточку с куклы снять и себе на голову повязать. А помнишь, что дальше было? Ночью дух зловещий в сны твои прокрался и душу твою испоганил, а ты и сделать ничего не мог. Весь день ходил в землю очи опустив, а под вечер вскочил на коня и умчался прочь. Только и видели тебя… Вот минуло двадцать лет. Баба говорит, ты пришел ровно в тот день, когда покинул нас. Постарел? Не знаю. Тебе сейчас сорок, не больше. Разве ж это стариковский возраст? Нет, ты ещё резв полон сил. И это пугает меня больше всего. В глазах твоих бесы. Не зря волнуется Данило, муж мой, что ты с нечистым спутался. Отвергаешь и пищу нашу и мысли богоугодные, словно турок чумазый! И лицом ты теперь словно турок. Очи чернее ночи, будто две бездны, что манят грешников. Волосы цвета смолы, того и гляди увязнет в них рука. Уста кривит насмешка всякий раз, как люди крестятся и Господа поминают. Мне снятся странные сны. Будто не человек я, а дух без плоти, а ты всё меня уговариваешь: » Покинь Данилу, не муж он тебе. Полюби меня, Катерина!» Не верю. Не верю, что ты можешь говорить такое. Как я, честная жена, могу отречься от любимого и во грехе жить с другим! С отцом, который меня породил. Баба уже и не верит, что это ты. К лешему бабу. Неужто ты хочешь, чтобы я и тебе родила сына? Как можешь ты желать этого? Желать меня? Ты грешен. Я тоже грешна, коли от мысли о предательстве мужа руки мои не дрожат. Сердце замирает. Что же ты, сердце, колотишься еле-еле?! Али и тебе люб грешник? Сбежать. Ты предлагаешь мне уехать далеко-далеко, ты готов покинуть всё. Отрадна мысль о побеге. Нешто и мне плюнуть и на тебя, и на мужа, взять сына в охапку и умчаться прочь? Вы оба терзаете меня, что ты, что Данило! Оба хороши! Вот только ты говоришь, что любишь меня, а муж мой совсем позабыл свою бедную Катерину. Нет, к чертям вас всех. В глазах твоих страсть. Ты не хочешь ждать ни минуты. Ты решил взять меня себе против воли. Но я не отбиваюсь, сама сажусь на твоего коня и молча еду весь путь, тесно прижимаясь к тебе, чтобы не упасть. Ты привёз нас к старой избе. Повёл меня внутрь. Я испугалась лишь тогда, когда увидела постель. Свежую, расстеленную. Вмиг захотелось рвануть прочь отсюда, но ты крепко обнял меня сзади и начал горячо целовать шею. Я помогла твоим пальцам найти тесемки и развязать рубаху. Хотела расплести косу, украшенную алой лентой, но ты отвел мои ладони. Кажется, ты тяжело дышал и шептал что-то, но я не разбирала слов. Что в чужих странах смогло так закалить твоё тело, что и в сорок лет оно ничем не уступало лихому казачьему? Руки твои сильны, ты сжимаешь мои бока и впиваешься в уста так крепко, что это пьянит меня сильнее медовухи. Ты и сам, кажется, пьян, очи подернуты пеленой желания. Такого сильного желания, что оно передаётся и мне. Стыд. Когда я нежусь в твоих руках, ласково касаясь черных волос, мне стыдно. Стыдно за своё блаженное, грешное удовольствие. За то, что поддалась лукавому. За то, что хочу ещё. Я проснулась. Родная изба. Муж сопит рядом, сын в люльке вторит ему. Кричит петух. Неужто сон? Я хочу заснуть снова. Хочу туда, где грех поглотил меня. Но явь неумолима. Иван зевнул. Я подошла укачать дитя, но с испугу отшатнулась. В руке сын держал куклу, перевязанную алой ленточкой. «Так сон ли это?» — подумалось мне, но тут скрипнула дверь и я оглянулась. На пороге ты. В глазах твоих дьявол. Кажется, я его люблю.