Три секунды

Если верить некоторым древним историям, каждому при рождении достаётся набор одинаковых качеств. Вот только каких-то неведомые силы отсыпают щедрой горстью, а некоторых оставляют самую малость. Кто-то получает нарциссизм, и из этих людей впоследствии вырастают похожие на Юмичику. Тот, кому даровали стремление к открытиям, может стать вторым Куроцучи. Часто встречаются подобные Зараки, при создании которых переборщили с безрассудством. У каждого свой собственный, неповторимый узор, через него самая заметная часть характера идёт цветной нитью: синей, голубовато-стальной, чёрной, песочной, прозрачной, почти неразличимой... Бьякуя знал, чего не хватает в его характере, но какие-то высшие силы в этом были не виноваты. В детстве он был совсем другим, более живым и понимающим, пока не успел завернуться в многочисленные слои традиций, обычаев и долга, словно в тёплую одежду, не оставив ни единой щёлочки. Достигнув желаемого - отстранённости от всех и вся - он получил чувство одиночества, похожее на тёмную и холодную глубину океана, куда его камнем утянула смерть Хисаны. "Ледяной капитан" - так за глаза называли его в Готэй-13. И никто не знал, что Кучики Бьякуя способен на по-настоящему сильные чувства. Ледяная маска так плотно приросла к лицу, что даже не шла трещинами. Тайчо шестого отряда отложил в сторону кисть, не закончив отчёта. К его кабинету стремительно приближалась знакомая реяцу, и делать вид, что он занят, не имело смысла. Дверь жалобно скрипнула, красно-рыжий хвост метнулся из стороны в сторону, и в помещение ворвался свежий поток воздуха. - Капитан! Вот он, тот самый шинигами, при создании которого не поскупились на упрямство. Его у Ренджи Абараи могло хватить на несколько десятков ослов. Бьякуя не мог этого понять, но привык, смирился, как со всем в своей жизни. - Нет. - Я ж ещё ничего не сказал! - затормозил лейтенант, не добежав до стола несколько шагов. Бьякуя мельком взглянул на него, вобрал растрёпанные волосы, горящие глаза, напряжённые мышцы, отвёл взгляд, достигнув своего предела в три секунды. Именно столько он мог смотреть на Ренджи как на своего помощника, лейтенанта, а не того, к кому испытывал странные чувства вот уже которое десятилетие. От фукутайчо исходил ощутимый кожей запах азарта, готовности прыгнуть к меносу в пасть, рубиться с арранкарами, чтобы потом иметь возможность похвастаться шрамами во время первой же попойки. Шрамов Бьякуя на Ренджи видеть не желал. Ничто больше не должно портить это подтянутое, загорелое тело, по которому, наверное, так удобно и приятно скользить губами. Татуировки - другое дело, они как-то странно вписывались в образ, как полосы на шкуре тигра. Без полосок этот зверь станет обычной кошкой, так и лейтенант потеряет часть себя, станет не таким ярким, бестолковым, шумным. Таким... оживляющим. Трудно пытаться оберегать этот вихрь стремления и отчаянной храбрости, очень трудно. Почти невозможно. Но Бьякуя не был бы собой, если бы сдавался лишь потому, что цели тяжело достичь. - Ты не пойдёшь в Уэко Мундо. Я запрещаю. - Но... - не терял надежды Абараи. Его оби был завязан криво: наверное, сбился во время бега и был возвращён на место только перед дверьми кабинета капитана. - Нет, - не терпящим возражений голосом отрезал Кучики и взял кисть, застывшую между тонких пальцев. - Надеюсь, мне не придётся повторять в третий раз? Ренджи стиснул зубы, напрягся, глядя в глаза Бьякуи чуть ли не с вызовом. Почти как в тот день, когда они впервые скрестили свои занпакто по-настоящему. В те суматошные дни Бьякуя был вынужден выбирать между законом и теми, кто ему дорог. Пришлось поднять оружие на того, кто уже долгое время не даёт сойти с ума от одиночества, расчертить его кожу лепестками Сенбонзакуры, мимолётно подивиться силе - лейтенант с банкаем, надо же... Ренджи только оправился от схватки с Куросаки, и тут же него обрушился новый противник: его собственный тайчо, который меньше всего на свете хотел этого боя. Абараи продержался удивительно долго, и в его глазах не угасало непокорное пламя, ярче всего оживающее в сражении. Он вёл себя так, словно был наделён девятью жизнями, с ходу бросался в любую битву, а Бьякуя незаметно сжимал зубы, когда его лейтенанта в очередной раз тащили к казармам Четвёртого отряда. Однако даже в те минуты, когда жизнь Ренджи висела на волоске, Кучики не показывал своих эмоций ни словом, ни жестом. И только после, оставаясь в своей комнате, падал на футон и до побеления, до боли в костяшках сжимал кулаки, стоило лишь представить, что Ренджи не выкарабкается. Представить, что больше не будет его энергии, не будет мощной фигуры, мечущейся по тренировочной площадке, не будет хриплого голоса, ругательств, по десять раз переписанных отчётов... Не будет азарта, желания сравниться со своим капитаном, не будет уважения и почтительности, не будет пятен туши на загрубевших пальцах и старательно заваренного чая. Ничего не будет. В такие минуты Бьякуя ощущал себя пустым, лишённым якоря, который удерживал на поверхности. Без Ренджи он снова уйдёт в себя, выпадет из времени, и больше никто не увидит на его тонком лице и тени эмоций. Но Ренджи выкарабкивался. Его упрямство побеждало даже смерть, и через несколько дней после тяжелейших ранений он снова лез в драку, тренировался, врывался в кабинет и как курица лапой заполнял отчёты. Бьякуя сжимал губы в тонкую полосу, строго смотрел серо-стальными глазами, но в душе испытывал что-то, очень похожее на счастье. Шумный, говорливый и бесцеремонный лейтенант стал такой же неотъемлемой частью жизни, как воздух. Без него долго не дышится. - Кто так меч держит, менос тебя подери? - грозно раздалось из-за окна, и полыхнула нарочитым раздражением реяцу. Бьякуя вздохнул и взял ещё один чистый лист, продолжая нудный и утомительный отчёт о расходах на отряд за этот месяц. Вместо выведения иероглифов хотелось отправиться на тренировку, поддеть Ренджи, вызвать на поединок и, имея полное право, впитывать его в себя всего, от кончиков красно-рыжих волос до распахнутого ворота, обнажающего покрытую мелкой испариной грудь. Одна мысль о лейтенанте, разгорячённом схваткой, взмокшем и отчаянно сопротивляющемся, заставила Бьякую на секунду прикрыть глаза. Всего одна мимолётная мысль, знакомый образ, а в паху уже начинает теплеть. Всего одна мысль, и в голове звучит ехидно-насмешливый голос Йоруйчи. Что, малыш Бьякуя, не стыдно за такие мысли? Чёртова кошка. Но стоит отдать ей должное: именно Сихоин научила молодого Кучики так хорошо контролировать свои эмоции. Кто бы знал, как пригодится... - Не стой на месте, шевели задницей! Капитан приподнял бровь. Дисциплину и боевой дух Ренджи поддерживал идеально, но такими громкими методами, что Шестой отряд можно было считать самым шумным. За исключением Одиннадцатого, разумеется. Закончив с отчётом, Бьякуя подпёр ладонью голову, тяжёлую после бессонной ночи. После похищения Иноуэ Орихиме было введено военное положение, и Ямамото устроил собрание, не позволив отправиться на заслуженный отдых. Не отпускал несколько часов, и под конец даже терпеливый Укитаке выглядел так, словно вот-вот обложит главнокомандующего ругательствами. Зараки, скорее всего, мысленно так и делал, Хицугая боролся с зевотой, а Кераку задумчиво разглядывал потолок. Бьякуя, чтобы не заснуть самым бессовестным образом, думал о Ренджи, и его равнодушное выражение лица никто не догадался бы связать с ураганом тёмных и неприличных мыслей. Можно прямо на столе в офисе, убрав документы. Скользнуть пальцами под косоде, отбросить в сторону, провести холодными пальцами по ключице, увидеть, как расширятся тёмные глаза. Прижаться губами, вытянуть из него стоны, сначала боли, а затем наслаждения, поймать плывущий взгляд, распустить не дающий покоя хвост, накрутить пряди на пальцы... - Кучики-тайчо! Бьякуя едва заметно вздрогнул и посмотрел на Укитаке, тронувшего его за плечо. Капитан Тринадцатого отряда выглядел болезненно, но всё равно заботился о других. Как странно. Зал, где собирались капитаны, уже опустел. Остались только они вдвоём. От мыслей пришлось избавляться усилием воли. Возбуждение осталось. - Простите. Уже иду. Когда они впервые встретились, Бьякуе и в голову не могло прийти, что однажды он увязнет в Ренджи с головой, да так, что многое вокруг перестанет иметь значение. Когда они впервые встретились, Кучики почти не обратил на друга своей теперь уже сестры внимания. По привычке отметил высокий уровень реяцу, заинтересовался, взглянул. И на него вовсе не рухнуло что-то, как писали в любимых романах Рукии, которые она притаскивала из мира живых. Не было никакого откровения, сердце не зашлось тревожным грохотом. Ничего не было, кроме слабого интереса - кого же сестра держалась всё это время? Этого? Бьякуя чуть сморщил нос при виде дикого цвета этой шевелюры и татуировок. Ни следа благородной крови, чести и тяжести знатного рода. Молодой руконгайский волчонок, вцепившийся зубами в свой шанс вырваться из жуткой жизни. Дикий, неприрученный, порывистый, ничего не понимающий в происходящем, но уже готовый сражаться, он обещал когда-нибудь стать хорошим шинигами. И Бьякуя, проходя мимо, понял, что хотел бы это увидеть. После того, как Рукия попрощалась с другом, её брат сразу же забыл о нём. Только где-то в глубине души осталось странное ощущение, как будто в закрытый годами дом впустили лучик солнечного света. Странное, непривычное и тревожащее ощущение. Прошло много лет, прежде чем удалось в нём разобраться. Потребовались тренировки, проведённые бок о бок часы заполнения отчётов, множество боевых вылазок, чтобы Бьякуя, стоя напротив изготовившегося к смертельной схватке Ренджи, понял, что ему придётся покалечить, а может, даже убить своего лейтенанта. И вот тогда сердце действительно зашлось, забилось, но было остановлено рассудком, а слова, высвобождающие истинную форму меча, показались камнями, тяжело падающими с губ на землю. Но Ренджи выжил, выжил лишь для того, чтобы снова оказаться у Четвёртого отряда и бороться за свою жизнь. Бьякуя сам был тяжело ранен, но даже в горячке и бреду не забывал о том, кто смог разбить его отстранённость простыми улыбками, нахальством, неуклюжестью и безграничной преданностью. - Капитан! - Нет. Конечно же, он не думал, что Ренджи так легко сдастся. Упрямый шинигами смотрел на капитана с тем же вызовом в чуть раскосых глазах, даже не представляя, где сейчас витают его мысли. Не вокруг спасения Иноуэ Орихиме и схватки с Айзеном, но вокруг этого голоса, хрипловатого и быстрого, вокруг напряжённого тела, находившегося так близко - только руку протяни, и под ладонью окажутся твёрдые мышцы. - Да почему, чёрт возьми? Следи за языком, мог бы сказать Бьякуя, но уже давно понял, что это бесполезно. Ренджи с лёгкостью сметал все правила и приличия, нёсся по жизни ярким сгустком пламени, не заботясь о том, что подумают другие. Волчонок стал волком, окреп в бесчисленных схватках и при этом остался собой, не превратился в равнодушного убийцу, без тени эмоций исполняющего свою работу. Когда Кучики забирал его из отряда Кенпачи, то боялся, что не успел, что схватка уже превратилась для молодого шинигами в развлечение, что он уже думает лишь о том, как бы победить, и не заботится о собственной жизни. Успел. Ренджи бросался в стычки неистово и яростно, но не доходил до грани между боевым безумием и азартом. Как-то он мог балансировать, но Бьякуя всё равно тревожился и впивался ногтями в ладони, когда его лейтенант отправлялся на задание. Невозможно приказать сердцу не бояться. Особенно за безрассудного подчас Ренджи, редко возвращающегося без серьёзных ран. И сколько бы тайчо не пытался себя убедить в том, что просто беспокоится за своего лучшего подчинённого, в глубине души прекрасно знал, что дело вовсе не в потере опытного и сильного бойца. В конце концов пришлось принять это и жить, пока привязанность то давила на плечи, то взвивалась к накрывшему Сейрейтей небесному куполу. - Потому что я не могу отправить своего лейтенанта на верную смерть. Кучики поднялся, отошёл от окна и плотнее запахнул хаори. Как же оно иногда давит... так же, как и родовой шарф, стоящий баснословных денег. Камнем прижимают плечи к земле долг и ответственность, вросшие в плоть. Ренджи нахмурился и подался вперёд, почти уткнувшись носом в затылок тайчо. - Да не погибну я, капитан, честное слово! Ичиго один не справится, вы же это понимаете? Бьякуя не слушал. Временный шинигами и Уэко Мундо его сейчас мало интересовали. Как много в мире тех, кто готов променять свободу на толику голубой крови в жилах, отказаться от права поступать так, как велит сердце, любить тех, кого захочется. Им не понять, каково это: жить, опасаясь заклеймить свою семью, оступиться, потерять лицо, очернить гордость. Не почувствовать, каково жить, зная, что на том свете придётся отвечать за все свои поступки, понимая, что вся твоя свобода - лишь иллюзия, что шёлковый шарф, мягко ложащийся на плечи, не что иное, как прочный поводок. Ренджи терпеливо ждал ответа, стоя за плечом своего капитана. Он всегда находился именно там - всего на полшага позади Бьякуи, но при этом их разделяла безграничная пропасть. Вовсе не обезьяна не могла дотянуться до луны, а луна со своего застывшего в вышине места не могла разрушить собственное одиночество. Почему ты такой преданный, Ренджи? Почему всегда готов выполнить любой, даже самый странный приказ? Всё было бы проще, будь ты недисциплинированным лейтенантом. - Исчезни, Абараи. Повторять не пришлось. Но всё же Кучики знал, что Ренджи ещё не раз вернётся к нему с этим вопросом. Таков уж он был: несгибаемый, прямой и сильный, как его собственный занпакто. Порыв, вызванный быстрым уходом в шунпо, всколыхнул подол белоснежного капитанского одеяния и смахнул на пол заполненный отчёт. Бьякуя так и не отошёл от окна, и свет закатного пожара оставлял глубокие тени на его лице. Реяцу Ренджи удалялась куда-то в сторону бараков Тринадцатого отряда, снаружи шелестели ветвями деревья, как будто были зловещим маятником, отмеряющим, сколько осталось этому миру теперь, когда Айзен совершил невозможное. Бьякуя видел отчёты о битвах с арранкарами. И он просто не мог отпустить Ренджи туда, где он погибнет, быстро и мучительно. Нет, что угодно, только не это. Только не потухшие глаза и не новый холод потери, который скуёт его сердце и разобьёт на миллионы осколков, умеющих ранить не хуже Сенбонзакуры. Когда на Сейрейтей опустились сумерки, Бьякуя выскользнул из расположения своего отряда и отправился в сторону дома. Полный напряжения и тревоги день закончился, и теперь предстоит одинокая, холодная ночь, похожая на тысячи других до этого. Вот она - его цена за звание главы одного из четырёх знатных семей. Груз ответственности иногда слишком тяжёл, а разделить не с кем: Рукия ещё слишком молода, чтобы нести такую ношу. Она и не Кучики, если взглянуть правде в глаза. Когда её приняли в семью, был нарушен закон, и после Бьякуя поклялся его не нарушать. И чтобы выполнить эту клятву, ему понадобилось поднять свой меч против тех, к кому он был привязан больше всего на свете. Где-то вдалеке раздавался шум гулянки, которой заканчивался почти каждый день в Готэй-13. Ренджи наверняка тоже там, уже слегка нетрезвый, раскрасневшийся от выпитого и вдохновенно рассказывающий о своих подвигах. После командировки в мир живых у него таких историй была целая гора. Бьякуя сдержанно кивнул патрульным, почувствовал порыв ночного ветерка, коснувшегося щеки, и подумал, что ему никогда не придётся напиться в шумной компании товарищей. В его случае надлежит цедить саке в собственной комнате, аккуратно, по глоточку, и обязательно с томиком поэзии, размышляя о смысле жизни и красоты. Не теряй лицо, не поддавайся гневу, не позорь имя семьи, не дрочи на собственного лейтенанта... Порой он почти слышал строгие голоса с того света, нашёптывающие ему осточертевшие указания. Снова зашелестело в конце переулка, полыхнула вспышка реяцу, и перед Бьякуей оказался его фукутайчо. Абсолютно трезвый, собранный и завораживающе-напряжённый. - Капитан... - Ренджи, - Кучики холодно посмотрел на него. - Если ты снова с тем же вопросом, то не трать моё время зря. Шинигами упрямо мотнул головой, позволив ветерку чуть растрепать огненно-красные пряди. - Капитан, я не могу просто прохлаждаться здесь, пока мои друзья будут сражаться. Я не могу остаться в тылу! Бьякуя подавил желание усмехнуться. Первые встречи с Куросаки Ичиго, которого Ренджи называл своим другом, закончились пребыванием на больничной койке. Видимо, добрый бой способен сделать из врагов товарищей и научить их доверять друг другу. С ним произошло то же самое, только ещё и влюбился окончательно. - Хочешь сказать, что временный шинигами не справится без помощи? - Да! - резко кивнул Ренджи, обрадовавшись тому, что его вроде бы поняли. Услышь это Ичиго - началась бы новая драка. - Нет. Ты никуда не пойдёшь. Бьякуя обогнул своего лейтенанта и свернул в переулок, делая вид, что не заметил отчаянного выражения на его лице. Такое лицо бывает у тех, кто решил, что им нечего терять. Прежде, чем Кучики догадался уйти в шунпо, Абараи сделал несколько порывистых шагов и почти догнал его. - Я всё равно пойду, капитан. Бьякуя повернулся и оказался с Ренджи почти нос к носу. Секунда медленно упала в пропасть, как капля утренней росы с листа. Если он не отойдёт, если так и продолжит смотреть, то всё сломается. - Я пойду, даже если вы запретите, - горячо говорил лейтенант, не замечая, как отстранённо смотрит на него Бьякуя, как длинные пальцы судорожно сжимаются в кулаки. - И даже если мы сейчас снова вынуждены будем драться - всё равно пойду! Сорвалась вторая секунда, и ледяная маска медленно покрывалась трещинами. Кучики просто не мог отвести взгляда, хоть и знал, что произойдёт - тёмные глаза, в глубине которых билось пламя, приковали его к себе, связали тело, как обездвиживающее кидо. Паника, которая никогда не должна посещать главу клана, прокатилась от корней волос до кончиков пальцев. Отвернись, Ренджи. Отвернись, пожалуйста, идиот, ты же не знаешь, чем это всё кончится. В тёмном переулке никого не было, и никто не мог видеть, как близко лейтенант и тайчо стоят друг к другу. Так близко, что чёрное косоде и белое хаори соприкасаются при малейшем движении воздуха. Ветрено сегодня в Сейрейтее. - И даже если вы мне ноги и руки переломаете, я пойду, - очень тихо закончил Абараи, мучительно выбирающий между верностью друзьям и верностью капитану. Он всегда делал то, что считал нужным, и по одной этой причине Бьякуя был готов доверить ему свою жизнь без всяких колебаний. - Я должен. Когда последняя секунда растворилась во времени, тихо и победно щёлкнув, Бьякуя сделал то, из-за чего предки наверняка перевернулись в могилах. Он вцепился в плечи Ренджи, прижал его к стене и наклонился, позволив собственным тёмным волосам прикрыть их лица от посторонних взглядов. Упрямые глаза лейтенанта стали удивлёнными и ошарашенными, когда Бьякуя так же тихо заговорил. Тихо и быстро, как с головой в омут - и будь что будет. - Я отпущу тебя, если ты пообещаешь мне кое-что. Ренджи сглотнул, и капитан завороженно смотрел, как почти незаметно дёрнулось его горло. Почему он не возмущается? Почему не пытается отстранить, несмотря на то, что они так непозволительно вплотную? - Хай, тайчо. Что я должен вам пообещать? Перешедший свой предел Бьякуя прижался лбом ко лбу Ренджи, почувствовав кожей рельеф чёрных татуировок. Так вот они какие на ощупь, оказывается. В его памяти появилось ещё кое-что, что он не забудет никогда. Просьба была всего одна, но всегда хранилась в глубине сердца. - Пообещай, что ты вернёшься. - Тайчо... - ошеломлённо выдохнул Ренджи, казалось, не замечавший того, что их губы разделяют жалкие сантиметры. По виску шинигами медленно стекала поблёскивающая капелька пота, приковавшая к себе взгляд Бьякуи. Да что же они друг с другом делают? - Замолчи. Просто пообещай, что ты сделаешь всё для того, чтобы вернуться. Желание поцеловать Абараи было нестерпимым; оно плавило вены, въедалось в мозг, заставляло сердце биться так быстро и гулко, что его грохот наверняка слышали в самом отдалённом районе Руконгая. Ренджи всё не пытался оказать сопротивление. Наоборот - подался вперёд, неуверенно глядя в лицо, желая поверить в происходящее, но боясь сделать это. Его руки, замершие по швам, не шевелились, жил только омут глаз, затягивающийв бездну, из которой не будет возврата. Невероятным усилием воли Бьякуя отстранился, отвернулся и уже хотел сделать несколько шагов назад, но на его запястье легла горячая ладонь. - Если вы сделаете то, что только что хотели, капитан, - раздался сзади хрипловатый голос, - то я пообещаю. Бьякую как занпакто полоснули. Он медленно обернулся и если бы увидел хоть каплю нерешительности - исчез бы из этого переулка в секунду. Но Ренджи смотрел на него непривычно серьёзно, с затаённым желанием, которое тоже сдерживал так долго. Ошибиться было невозможно. Тайчо не смог удержаться от мысли о собственной глупости - как, ну как умудрился не заметить, не понять, не спросить? Почему понадобилась тень смерти, нависшая над их головами, чтобы оба осознали очевидное? Ренджи смотрел напряжённо, как будто страшился получить Сенбонзакурой за такие просьбы. Руконгаец, так обратившийся к аристократу, наверняка заслуживал смерти. И он вздрогнул, когда его снова прижали к стене переулка, когда камни больно ударили по лопаткам, а прикосновения обожгли кожу. Бьякуя запустил пальцы в красно-рыжие волосы, содрал с них шнурок, позволив рассыпаться по плечам и перемешаться с чёрными. Ренджи издал какой-то тихий, голодный звук и потянулся навстречу. Ветрено было тем вечером в Сейрейтее. Только звёзды, изредка проглядывавшие сквозь облака, могли ронять свой холодный мерцающий свет на приникшие друг к другу тела, цепляющиеся друг за друга так, словно наступили последние минуты мира. За такое, подумал Бьякуя, скользя пальцами по рёбрам своего лейтенанта, не жалко и предков прогневать. Шинигами редко желали удачи, провожая в бой. Они предпочитали вести себя так, словно возвращение товарищей - неоспоримый факт и никаких сомнений быть не может. Бьякуя до поры до времени вёл себя точно так же, но теперь, после того, как цепь одиночества лопнула с громким звоном, не мог молча смотреть, как Ренджи уходит. Отстранившись, лейтенант смущённо улыбнулся чуть припухшими губами. - Обещаю, тайчо. Я вернусь. - Присмотри за Рукией, - велел Бьякуя, успокаивая тяжёлое дыхание. - Она ведь с тобой идёт? Ренджи пристыженно кивнул и поднял упавший шнурок, снова собирая волосы в хвост. Смотреть в глаза тайчо он словно боялся. И снова замер, когда тонкие пальцы приподняли его подбородок. - Не заставляй меня отправляться в Уэко Мундо и спасать твою голову. Глаза Бьякуи смотрели строго, но вовсе не так холодно, как раньше. Только Ренджи, пожалуй, теперь мог разглядеть в них беспокойство и желание. Они так ничего и не сказали друг другу, верили, что ещё успеют, что Ренджи обязательно вернётся. Не может не вернуться. Не посмеет. - Хай, тайчо, - с удовольствием отсалютовал он и смазанным силуэтом метнулся в сторону расположения Тринадцатого отряда. - Только попробуй не вернуться, - задумчиво проговорил Бьякуя, запахнув хаори, и заставил себя не следить за пылающей реяцу. - Только попробуй там умереть, Абараи Ренджи, и я лично тебя убью.