Tuesday princess

«Ты отдал один из наших вторников Редклиффу?»* Джеймс расплывается в коварной улыбке, языком проводит по губам, едва скользнув взглядом по первой строчке. «Только один. Обычно, ты как раз не можешь в первый вторник месяца» Джеймс быстро набирает ответ в перерыве шоу, пока Дэн недоуменно пытается подсмотреть, отчего у МакЭвоя эта блядская усмешка на пол-лица и аквамариновый дьявольский блеск в глазах. Джеймс уворачивается ненароком, так, что не обидно ни капли, поворачивается к Дэниелу, пока пальцы автоматически шлют ещё одно смс: «А у тебя какие-то возражения?» Ответ Джеймс читает уже после шоу, в гримерке, когда от привычной улыбки болят скулы, и чуть жжёт обветренные губы. Он не торопится открывать смс, медленно большим пальцем проводя по экрану телефона. «Ты будешь удивлен, но да.» МакЭвоя ужасно бесили эти точки в конце смс. Он, в общем-то, не истеричная баба, но вот стукнуть Майкла за них хотелось. Ему нравился Фассбендер-немец исключительно в спальне, когда тот рычаще и глухо, по-немецки выстанывал что-то МакЭвою на ухо, прикусывая мочку уха. А вот Фассбендер, расставляющий точки в смс-ках — бесил. «Не переживай, он все равно будет снизу, а я буду хорошим мальчиком и буду предохраняться» Джеймс даже слышит, как у Майкла прорезаются эти командные нотки с немецким акцентом в голосе, когда МакЭвой ласкает взглядом присланный ответ. «Только попробуй.» «А иначе что?» «Выебу.» «Ты в курсе, что это провокация?» Ответа Джеймс не получает даже спустя полчаса, он старается делать вид, что его это ни капли не затрагивает, но вот на телефон он почему-то поглядывает каждую минуту, словно бы у него развился странный нервный тик или обсессивно-компульсивный синдром. Дэн сначала посматривает на него подозрительно, а затем просто вырывает из рук айфон, засовывая его в задний карман джинс. — Ты заебал, — честно говорит Редклифф, смотря на готового взорваться Джеймса. Тот вместо ответа выдыхает устало, хочет уже привычно провести рукой по волосам, но лишь скребёт ногтями по лысине. — Что-то случилось? — Дэниел смотрит на него пристально, с таким участием, что Джеймс вот-вот готов ему честно все выложить, что-то вроде "знаешь, меня тут обещали выебать, а сейчас вот не отвечают, и я очень боюсь, что дальше угроз дело не зайдёт", но лишь усмехается и языком проводит по губам. Промозглая ночь, пахнущая дождем и звёздами, колюче обхватывает за плечи, непривычно студит макушку. Они курят с Рэдклиффом у заднего выхода с площадки, оба кутаясь в холодную официальную ткань костюмов. Джеймс смотрит на то, как сизое облачко дыма вспархивает откуда-то с кончика языка, растворяясь на фоне большой и неправильно выгнутой плошки неба. — Знаешь, может, это и не моё дело, но ты в последнее время... злой, что ли. Вот-вот, кажется, пошлёшь всех на хер и выйдешь, с ноги открыв дверь. Дома проблемы или я настолько тебя заебал? — Рэдклифф усмехается, зябко плечами поводит, снизу поглядывая на Джеймса. А тот думает, что самое выбешивающее в Рэдклиффе — это его ебучая дотошность, но вот несомненный плюс в том, что рядом с ним даже МакЭвой выглядит словно Гэндальф с Фродо. Поэтому он выдыхает, усмехается, а затем чуть щурится, сигарету зажимая между губ: — Недотрах. Не обращай внимания, скоро пройдёт. Рэдклифф ожидаемо давится дымом, а вот Джеймс скрывает усмешку, пальцами зажимая фильтр. Правда, затем он сам жадно глотает сырой воздух, когда Дэн невозмутимо произносит: — И что, совершенно никто не может тебе с этим помочь? И смотрит, засранец, так невинно, словно бы спрашивает, какой галстук надет на Джеймсе, а не почти прямым текстом предлагает интим-услуги. — Дэн, не будь я женат, то твоим был бы не один вторник в месяц, — Джеймс натянуто подмигивает, а сам почти в первый раз в своей жизни жалеет, что не умеет держать язык за зубами. — Я вообще на жену намекал, но, спасибо, наверное, — Редклифф усмехается кривовато, посматривает насмешливо на Джеймса, хитрый прищур светлых глаз скрывая за пеленой сигаретного дыма. Блять. Так неловко МакЭвою было только в шестнадцать, когда на спор пробежавшись голышом по кампусу, уже в самом конце пути умудрился носом и всем остальным голым телом влепиться в преподавателя. Ему, конечно, не шестнадцать, но въебать себе хочется неимоверно. А ведь во всем виноват этот чертов Фассбендер, которому было сложно потыкать на кнопочки, Джеймс сейчас даже бы эти дурацкие точки в конце смс простил, только вот обиженный Майкл — это бессмысленно и беспощадно. Джеймс носом втягивает воздух, перекатывается с пятки на носок, а затем смеётся, словно бы выдыхая. Редклифф улыбается, тушит сигарету о мокрый щербатый камень здания и зябко поводит плечами. — Идёшь? — головой кивает в сторону тёмной арки входа, смешно дергает носом, словно кролик. — Нет, меня отснимут завтра, — Джеймс руки засовывает в карманы, на прощание кивает уходящему Дэну, в неудобных туфлях шагая по мокрому асфальту. Зимний Лос-Анджелес мокрый, не зимний и очень чужой. Джеймс ловит такси, прежде чем назвать адрес - включает свет в салоне и силится прочитать надпись на тыльной стороне ладони. Он всегда так делал: вместо того, чтобы каждый раз запоминать эти дурацкие улочки, переулки и скверы, он просто писал адрес гостиницы на руке, словно бы в случае, если его кто найдёт – доставил непременно по адресу и с пометкой "в добрые руки". Этакий не в меру неусидчивый пёс, в ошейник которого вставляют бумажку с номером дома и телефоном хозяина. — 900 West Olympic Boulevard, — произносит Джеймс, едва удерживаясь от того, чтобы не показать фак недовольному лицу водителя в зеркале заднего вида, вместо этого выключая желтый скупой свет. Водитель трогается, а Джеймс глаза прикрывает и выдыхает через нос. Пальцы тарабанят по ноге, и мужчина абсолютно точно решил, что сегодня напьётся в дрова. Рука на автомате тянется к карману, чтобы в миллионный раз проверить телефон, но вместо холодного стального прямоугольника, подушечки пальцев натыкаются лишь на шелковистую ткань подкладки кармана. — Что за черт... — раздраженно шипит Джеймс, привставая на сидение, чтобы проверить наличие телефона в задних карманах, а затем носом влетает в подлокотник. — Ты ебнутый?! — Джеймс голову вскидывает, чувствует, как из прокушенной губы потекла солоноватая на вкус струйка крови. — Если нет денег – вали отсюда, — таксист угрожающе поворачивается к нему, как бы невзначай руку протягивая к бардачку. Джеймсу хочется одновременно рассмеяться и с ноги вломить этому типу с последней стадией паранойи. Вместо этого, МакЭвой показывает ему кошелёк, а уже затем — средний палец. Если бы он знал, где находится этот 900 олимпийский бульвар, кроме того, что где-то западе, то непременно бы плюнул в это красное лицо с моржовыми усами и маленькими масляными глазками. И все из-за этого гребанного Фассбендера! Джеймс облизывает губу, смотрит, как таксист угрюмо трогается с места и тихо чертыхается под нос. В голове мелькают знакомые пальцы, выхватывающие его телефон и засовывающие в карман на слишком знакомой заднице. Рэдклифф. «Вот же блять.» Джеймс мысленно даже точку в конце поставил, потому что настолько глобальный пиздец нуждался в немецко-ирландском усилении. Таксист подруливает к огромному стеклянному зданию, и МакЭвой нарочито долго ищет нужную сумму, мысленно мстя за разбитую губу. — Сдачи не надо, — ухмыляется Джеймс, со всей дури захлопывая дверцу. Такси с визгом срывается с места, но МакЭвой даже не оборачивается. Куда как больше его интересует возможность прихода гребанной смс-ки от Майкла с красочным описанием того, как и в каких позах тот жаждет наказать Джеймса. Не день, а сплошной пиздец. Джеймс шмыгает носом и заходит в огромный холл. Ему навстречу выбегает администратор, тараторит что-то, но МакЭвой, не слушая, просто отодвигает его от себя по-дальше: — Потом. Тот потерянно застывает посреди огромных зеркал, слепящих люстр и вычурного золотого, смотря вслед удаляющейся спине. — Меня уволят, — обречённо бормочет мужчина, прежде чем понуро пойти за стойку администрации. Джеймс заходит в лифт, расслабляет галстук и прокручивает в голове все немыслимые варианты того, как будет выкручиваться перед Рэдклиффом. «Это не то, что ты подумал, просто в следующую часть Х-менов решили вставить порнушку с участием Эрика и Чарльза, и Майкл просто скидывает мне сценарий. Да, частями. Да, иногда добавляет что-то от себя. Надо же уже начинать вживаться, сам знаешь» «Случайно забил номер Мэри как Майкла, а про то, что она поимеет меня стоя... Ну, мы иногда увлекаемся таким, знаешь ли» «На самом деле Майкл — моя жена. А я — бородатая лысая женщина. И мы — лесбиянки» Джеймс выдыхает обречённо и со стоном трёт переносицу. Остаётся надеяться лишь на то, что Дэну хватит такта не читать чужие смс. Даже если они вибрацией взрывают его задний карман. Даже если их текст высвечивается на огромном сенсорном экране, а заголовок начинается с провокационного "Выебу". Джеймс выходит из лифта и ещё минут пять пытается найти собственный номер, бесконечно путая холл гостиницы с тем, что был в Нью-Йорке. Когда же он, наконец, электронным ключом открывает дверь, то готов вслух благодарить господа за то, что этот долбанный день скоро кончится. На самом деле после сегодняшнего дня он готов ко всему, но никак не к тому, что посреди его номера, выделяясь на фоне витражного окна широкими плечами, злым взглядом и рыжей щетиной будет возвышаться Фассбендер. ...с женским бальным платьем в руках. — Оно тебе не пойдёт, — косясь на это рюшечное недоразумение, произносит Джеймс. — А оно не для меня, — Майкл угрожающе перекидывает его через сильную руку с голубоватыми лентами вен, и МакЭвой начинает подозревать что-то явно нехорошее. — На Мэри я это сам не надену. — Конечно нет. Потому что оно для тебя, — Майкл усмехается, но в его глазах – ни тени насмешки. — Фассбендер, ты ебанутый? — Джеймс не истеричная баба, но почему-то упирает руки в бока, и многозначительно поводит бровью. Он, в общем-то, не удивлён. Он даже и не спрашивает почти, больше констатирует. — А ты лысый, — мрачно огрызается Майкл и делает угрожающе большой шаг по направлению к Джеймсу. В другой ситуации МакЭвой бы не растерялся и уже стягивал с себя рубашку, но когда на вас угрожающе надвигается злой ирландец с женским платьем в бирюзовых воланах, любой бы перестал думать о сексе и забеспокоился за свой зад. В данном случае – не только фигурально. — Майкл, ты меня уже не интригуешь, а пугаешь. Какого черта ты в Лос-Анджелесе? Какого черта ты в Лос-Анджелесе и с платьем?! — С такого, что ты – принцесса, МакЭвой. Ебанная принцесса, поэтому это – твоё платье, и ты в него этой ночью влезешь, я тебе клянусь, чтобы больше я не срывался к тебе через полстраны, не зная, шутишь ты или нет, ведь выебать Дэна со скуки ты вполне способен, — Майкл выдыхает, стряхивает платье с вешалки и поднимает на Джеймса злые глаза, — а сейчас — живо раздеваешься и напяливаешь это на себя. Джеймс истерично усмехается и даже слегка прихрюкивает. — Точно ебанутый, — констатирует он, с какими-то паническими нотками смотря на платье. Фассбендер просто пригвождает его взглядом к полу, снимая с платья полиэтиленовую плёнку. — Надевай. — И не подумаю, — Джеймс упирается лопатками в стену, но Фассбендер словно бы не замечает этого, почти носом утыкаясь в нос МакЭвоя. — На-де-вай, — по слогам рычит Фассбендер, зло сверкая серым льдом глаз. — Раз тебе так надо — сам и одевай меня в это, — Джеймс вскидывает бровь, зло проводит по губам языком и щурится. Майкл с минуту смотрит ему в глаза, желваки проступают чётче, и МакЭвой видит удивительно ясно — он взбешён. — Хорошо, — удивительно дружелюбно говорит Фассбендер и скалится. А затем резко задирает руки Джеймса, запястья фиксируя большой шершавой ладонью. МакЭвой улыбается, по губам языком проводит, словно бы ненароком бедром задевая бедро мужчины. У Майкла расширяются ноздри, словно у норовистой лошади, но он раздраженно опускает взгляд и свободной рукой почти рвёт пуговицы на пиджаке. Джеймс брови вскидывает, глубоко втягивает носом воздух, послушно руки вытягивая из рукавов, сквозь ресницы наблюдая за тем, как Фассбендер с немецкой педантичностью расстёгивает его рубашку, начиная с горла. Его пальцы невесомо, скорее по привычке проезжаются по тонкой полоске кожи над воротничком, ладонью обхватывает горло, спускается подушечками вниз, задевает соски и ниже, к плотной ткани брюк. Но рука замирает где-то внизу живота, и ловкие пальцы лишь вытягивают рубашку и подцепляют пуговицы. Джеймс шипит рассерженно, а Майкл усмехается – довольно и сыто, только вот в глубине его глаз горит серый голодный огонь, и МакЭвой нутром чувствует, что Фассбендер первым откажется от затеи с этим дурацким платьем. Майкл приспускает рубашку с плеч до половины, для этого ему приходится словно бы обнять Джеймса, и тот горячим ртом проезжается по уху мужчины, губами ловит мочку, чуть прикусывает. Трется щекой об острую скулу, тянется к нему, языком очерчивает острую впадинку между ухом и челюстью, спускается на шею и кусает, а затем зализывает и целует. Майкл уже давно просто телом вжимает его в стену, тяжело дыша. Руки МакЭвоя заведены за спину, его крепко держат пальцы Фассбендера и рукава не до конца снятой рубашки. Джеймс мурлыкает, кусает плечо с веснушками, отстраняется, смотрит на держащего его мужчину развязно и пьяно, и тот не выдерживает, первым сминая его губы. Жадно, настойчиво и с привкусом крови, Джеймс выстанывает проклятие и послушно открывает рот, когда Майкл с рычанием пальцами сдавливает его скулы, жадно языком проникая через приоткрытые губы. Вылизывает его рот, рычит, чувствуя ржавый привкус из разбитой губы Джеймса, втягивает её и посасывает. МакЭвоя плавит, ему хочется жадно вдавить в себя это горячее поджарое тело, впаять в себя и не отпускать больше ни на секунду, но руки предательски заведены за спину, и он может лишь материться сквозь зубы да плавно скользить внутренней частью бедра по ляжке Фассбендера, снимая почти болезненное напряжение. Майкл отстраняется от него, — такой хищный, опасный и такой... его, Джеймса от ниоткуда взявшейся нежности почти разрывает. Фассбендер расстёгивает его брюки, Джеймс кое-как стягивает узкие неудобные ботинки, пытается снять носки, но чуть не падает, и Майкл рычит что-то похожее на "к черту", когда просто за два шага опрокидывает Джеймса на кровать и сразу же накрывает его тело своим. МакЭвой больно ударяется носом, голову едва сумев повернуть. Но все слова возмущения тонут где-то в горле, когда Майкл медленно трется о него тканью штанов, сквозь которые чувствуется внушительных размеров стояк. Джеймс выгибается навстречу, пытается руки вытащить из рубашки, но вместо этого лишь чувствует, как Майкл сильнее руки заводит и завязывает рукава. Брови Джеймса удивлённо наверх ползут, но он как-то перестает думать о таких мелочах, когда горячие губы Майкла словно бы каждую веснушку сцеловывают с его поясницы. Джеймс затем вообще может только хрипло стонать, и зубами кусать плед, потому что этой ночью Фассбендер явно решил отомстить ему за всё, вытрахивая из него малейший намек на секс с кем-то другим. Когда Джеймс кончает куда-то в его руку, он ещё несколько минут может просто лежать и хрипло дышать, видя пресловутые звёзды на закрытых веках, чувствуя тяжёлую руку на своей спине и горячее, щекочущее лицо дыхание. — Мы занялись сексом в носках. Такое чувство, что нам восемьдесят, и шестьдесят из них мы состоим в браке, — Джеймс открывает глаза и усмехается. — Скоро уже и одежду снимать не будем, — фыркает Майкл, целуя Джеймса в голую макушку. — Уже, — МакЭвой многозначительно шевелит затёкшими руками, и Фассбендер нехотя развязывает связанные рукава, а затем помогает Джеймсу выпутаться из белой ткани. Смятая рубашка летит на пол, а Фассбендер, словно большой и сытый кот, усмехается и почти все конечности закидывает на Джеймса, которых по ощущениям оказывается больше, чем должен иметь в наличии нормальный человек. — Ты, блять, тяжелый, — устало сопротивляется МакЭвой, но Майкл лишь скалится этой своей акульей улыбкой и ногу закидывает выше. — А ты лысый. — Повторяешься. — Лысая принцесса. Новая идея для Диснеевского мультика, — Майкл гаденько смеётся, а Джеймс борется с тем, чтобы его не ударить. Или не задушить подушкой. — Тогда ты— Чудовище. Я красавица Белль, а ты ужасное Чудовище, только вместо косматого зверя тебя превратили в гибрид немецкой овчарки и акулы, — бурчит Джеймс и чешет нос о плечо Майкла. Тот почему-то молчит, а затем резко подрывается с места. Джеймсу же лень даже привставать и смотреть, почему его Чудовище покинуло постель, поэтому он лишь ногой в носке чешет колено и зевает. А через секунду резко вскакивает, когда на его лицо приземляется что-то тяжёлое и тюлевое, словно бабушкина занавеска. — Надевай. — Ты, блять, серьезно?! — Джеймс закатывает глаза и смотрит раздраженно на Майкла. — Абсолютно. Боже, Джеймс, просто надень это ебанное платье, обещай больше никогда не вести себя, словно истеричная недотраханная баба, и я успокоюсь, — Фассбендер растягивается на кровати, скрещённые руки подкладывая под голову. Джеймс смотрит с него минуту, а затем зло пинает ногой в икру и под смех Майкла встаёт. — Но за это — в следующий раз я буду сверху, — МакЭвой смотрит в глаза Фасбендера, щурится и усмехается: знает, что берет на слабо, как в детстве. Это знает и Майкл, поэтому чуть ширит ноздри, но затем усмехается широко: — По рукам. Джеймс улыбается, поднимает платье с пола и вглядывается в него сквозь темноту номера. Платье с корсетом, светло голубое, книзу рассветает воланами и пышной оборкой цвета морской волны. На пальцах остаются неприятные хрустящие блёстки, которыми щедро было посыпано платье в таком количестве, словно бы на него фея кончила, зло думает Джеймс, пытаясь втиснуться в узкий нерасшнурованный корсет. Когда ему на подмогу приходят ловкие длинные пальцы, иногда мягко притрагивающиеся к плечам и голой спине, МакЭвой и сам почти не против идеи с примеркой. В конце-концов, это можно рассматривать как странные ролевые игры. Когда Майкл, наконец, зашнуровывает корсет обратно и целует его в основание шеи, Джеймс поворачивается к нему и кокетливо ставит ногу в сползшем носке на кровать. — Ну, и как я тебе? — Очаровательно, — Фассбендер давится от смеха, пытается делать вид, что натужно кашляет в кулак, словно бы астматик последней стадии, но затем не выдерживает и громко смеётся, запрокинув голову. — Мудак, — констатирует Джеймс, сам улыбаясь, словно идиот. — Пррости, просто...— Майкл вытирает выступившие слезы, силится сказать что-то ещё, но его снова сгибает пополам от смеха, и он просто утыкается лицом в подушку и слабо дрожит плечами. От возможности быть убитым его спасает только вкрадчивый стук в дверь. МакЭвой напрягается да и Фассбендер прекращает скулить в подушку, но когда поднимает голову, снова срывает в истерику, и Джеймс метко кидает в него рубашкой, подходя к двери. — Кто это? — Простите, это администратор, меня зовут Джейк, мы виделись с Вами в холле. Понимаете, дело в том, что Ваши соседи жалуются на странные звуки, с Вами все в порядке? — Все отлично, — Джеймс чешет щиколотку ногой и поправляет дурацкое платье, которое оказалось ему коротким и теперь едва доставало до середины икры. — Простите, но я вынужден настаивать на том, чтобы Вы открыли дверь и я мог в этом убедиться. Вот же блять. Джеймс тихо чертыхается под нос, а затем усмехается и широко распахивает дверь. — Все отлично, старина. Администратор молча смотрит на лысого МакЭвоя, который в серых носках и в безвкусном бирюзовом платье на голое тело усмехается ему из темноты номера. «После такого-то — точно уволят», — проносится в голове у мужчины, когда он, дёрнув уголками губ и вежливо попрощавшись, идёт в сторону лифта. Джеймс захлопывает дверь и возвращается в номер. — Знаешь, Майкл, я передумал. За такое ты будешь снизу неделю, — зло шепчет ему в губы Джеймс, прямо в платье садясь на его бёдра.

***

— И какая же Ваша любимая диснеевская принцесса? — репортёр улыбается, смотрит внимательно на Джеймса и Дэниела. Последний хмурится, силясь вспомнить хотя бы одну, не то что любимую, а вот МакЭвой даже не задумывается ни на секунду. — Я в ночь вторника*, — он смешно морщит нос и улыбается, кокетливо отворачивая плечи от Рэдклиффа. Тот усмехается, вспоминая злой рассерженный голос Фассбендера из динамика телефона МакЭвоя, который тоном ревнивой жены выяснял у Дэна, почему трубку взял именно он, а не Джеймс.