Повтори

      Шу вновь и вновь ищет в нем что-то родное, что-то старое, что-то давно забытое. Раз за разом он натыкается взглядом на серые глаза, где можно утонуть в бездне гнева. В нём больше нет места нерешительности и состраданию, так же, как нет места для его Канеки.       — Это ты? — его лиловый взгляд скользит по непроницаемому лицу Канеки, пытаясь найти в нём ответ на свой же вопрос. Распознать в нём своего Канеки и найти ту невинную часть, в которую он был влюблен. Найти на его лице что-то кроме высокомерия и злобы, найти зацепку, чтобы вновь назвать его по имени, которое тает на губах.       А Шу всё ищет, вновь и вновь пытаясь найти в нем что-то нежное, что-то доброе, что-то важное, то, чем восхищался много лет. Раз за разом вдыхает его запах, который уже вовсе не принадлежит его Канеки. Теряясь от его пронзительного и разъяренного взгляда, больше всего на свете хочет назвать его по имени. Повторять его вслух раз за разом, бесконечное множество раз.       — Это ты? — и Шу вновь пытается найти что-то дорогое, что-то любимое, что-то не забытое им. Отчаянно пытаясь найти в нем своего Канеки. Пытаясь отползти назад, продлить время, чтобы попробовать найти в нем что-то любимое, он утыкается спиной в ограждение, а Канеки всё ближе.       — Это ты? — с надеждой спрашивает он, глядя в глаза человеку, который отказался от человечности. Он больше не пытается найти в нем что-то своё. Он просто надеется.       Шу не может найти что-то бесценное, такое, как воспоминания о них. Вновь и вновь изучает каждый сантиметр его бледной кожи и ищет. А Канеки подходит всё ближе, а Шу с каждым его шагом теряет надежду. Ближе и ближе, а Шу сжимает руки в кулаки и судорожно пытается найти что-то важное.       Канеки опускает взгляд на застывшего в оцепенении Шуу своих ног, который смотрит на него с отчаянной надеждой, пропитанной сладким страхом одиночества.       — Это ты? — потерянно спрашивает Шу, отводя свой опустошенный взгляд в пол. Он больше не ожидает ответа и ни на что не надеется. Он потерял надежду найти что-то ласковое, что-то родное, что-то, что позволит вновь назвать имя любимого. Сидя на грязной крыше здания, некогда принадлежавшего ему, от отчаяния царапает ногтями, пытаясь заставить себя поднять взгляд на него и спросить ещё раз. Последний раз.       — Это ты? — с горькой ухмылкой отрешенно произносит Шу хриплым голосом, без страха взглянув в глаза Канеки. Страха больше нет, так же, как и отчаяния, только море безысходности, в котором он уже потонул.       Канеки наклоняется, чтобы заглянуть в глаза, некогда пугающие своей жадностью, страстью и безумием. Его ледяные пальцы гладят его лицо, покрытое мелкими ссадинами, и нежно дотрагиваются до губ и скользят по ним. Наклонив голову в бок, смотрит ему в глаза, изучает его испуганный взгляд.       Шу боится его. Боится прикосновений, голоса, его взгляда. Он с ужасом смотрит на его руку, в оцепенении, не в состоянии двинуться. Он безумно боится его, существо, которое он совершенно не знает.       — Ещё раз, — злобно шепчет Канеки.       — Это ты, — шепчет Шу, облизывая пересохшие губы, — Канеки?       — Назови меня так ещё раз, — говорит Канеки, внимательно смотря в лицо собеседника.       — Это не твоё имя, — решительно отвечает Шу.       — Называй, — его холодный тон заставляет Шу вжаться в стену.       — Канеки, — нерешительно продолжает шептать, невыносимо больно называть имя любимого человека, которого больше нет.       — Ещё раз, — Канеки не просит, а требует. Он гладит кончиками пальцев каждую ранку на его лице, нежно и заботливо.       — Канеки, — более злостно произносит он. — Хватит…       — Ещё, — прикасается к губам черными ногтями, заставив Шу замереть.       — Канеки! — истерично вскрикивает, со злостью смотря в спокойное лицо парня. — Не надо больше…       — Ещё, — не отводя взгляда, он, склонив голову в бок, следит за ним.       — Канеки! — Шу срывается на крик. — Я больше не могу называть его имя…       — Ещё, — повышая голос, произносит Кен.       — Канеки! — отчаянно выговаривает Шу, с мольбой смотря в его холодные глаза. — Его нет.       — Ещё, — словно издеваясь, вновь требует Канеки.       — Канеки! — с болью выкрикивает Шу, впивается ногтями в бетон и закрывает глаза.       — Да, — Канеки ласково гладит его по щеке, а его губы закрывают рот Шу, заставляя его сердце сжаться от безумно нежного поцелуя. — Цукияма-сан, это я.