Forgiveness

Старый дон Витторе сидел в кресле у камина, раскуривая свежую кубинскую сигару. Его синие, уже не такие яркие, как в юности, глаза с задумчивой грустью смотрели на пляшущие языки пламени. Дело, что он задумал, требовало потревожить воспоминания, тщательно запрятанные в самых дальних уголках разума. Много лет прошло, но сердце всё ещё болезненно сжималось от одного лишь имени. Дверь позади него с тихим скрипом отворилась, и в кабинет вошёл юноша. Не произнеся ни слова, он прошёл к креслу. Коротким кивком поприветствовав своего наставника и дождавшись разрешения, занял место напротив. Юноша был необычайно похож на дона Витторе в молодости: улыбчивый и подвижный брюнет с самыми глубокими синими глазами на всём Апеннинском полуострове. - Прежде чем я умру, - начал старый дон, глубоко затягиваясь и через ноздри выпуская густой сизый дым, - честь зовёт меня рассчитаться с долгами. - У Вас нет предо мной долгов, падре! – юноша непонимающе посмотрел на отца флорентийской мафии, старейшей и почитаемой организации Италии. - Ты ошибаешься, мой мальчик, – старик глубоко вздохнул. Печаль воспоминаний, настигших его разом, отразилась на морщинистом лице, - это было давным давно. Я был юн и влюблен. Франческа... О, какой она была красавицей: глаза черные, словно омут, а сама точно виноградная лоза. Гибкая и цветущая. Поцелуи её были сладки и пьянили крепче вина. Мы любили друг друга. И во всем мире было не сыскать человека счастливее, чем я, когда она согласилась стать моей женой. Пятнадцать лет мы шли рука об руку, стараясь делать всё, что в наших силах. Но я делал её несчастной. За все эти годы, как ни старались, у нас не получалось дитя - наследник. Не вынеся позора, она сбежала. Я молил Господа, чтобы он вразумил её, искал всюду от горы Монблан до Сицилии, от Сардинии до самых берегов Адриатического моря, но так и не нашёл. Дон Витторе прервался, украдкой утирая проступившие на глазах слёзы. Он много раз думал, что чувства эти давно угасли и жизнь давно забрала своё, но ошибался. Словно это было вчера, он видел пред собой нежную улыбку, черные как смоль волосы, падающие на бархат плеч, и маленькую родинку на ключице, которую так любил целовать. Старик тяжело вздохнул и продолжил: - Через пять лет судьба привела меня в сердце Италии. И я увидел её: хороша, словно ход времени не смел касаться её живого лица, только маленькие едва заметные морщинки у края глаз. Моя любовь. Она носила под сердцем тебя, дитя. И я бы всё ей простил, всё бы отдал за её и твоё счастье, но... Ярость ослепила мне разум, и сердце было разбито словно стекло на тысячи мелких осколков. Я увидел рядом с ней человека, который всю жизнь перебегал мне дорогу черной кошкой. Этого простить я не смог. Выследив их обоих, я пробрался к ним в дом, словно вор и вырезал всех до единого. Она не знала, молила о пощаде, плакала, но остановиться я не смог. Я забрал тебя как напоминание, как концентрацию боли, что текла по моим венам. Но годы шли, ты рос, и я полюбил тебя как родное дитя. Даже собственный сын не стал для меня столь же дорог сердцу, хоть и относился я к вам с равной долей как любви, так и строгости. Прощение, это слишком много, но я уповаю на то, что сердце твоё сжалится над стариком. Дон Витторе замолчал, не в силах сказать больше ни слова. Затаив дыхание он ждал, как ждут оглашения приговора на страшном суде, проклиная себя за прошлое и может быть впервые в жизни страшась будущего. Тишина давила на него бетонной плитой, а сердце замерло. - Вы дали мне многое, падре, - наконец разрушив оковы тишины еле слышно произнёс юноша, - о многом я не мог даже мечтать. Я рос без кровной семьи, но Вы заменили мне её. Научили меня всему, что я знаю. И моей благодарности нет предела. Я прощаю Вас, Дон Витторе. Поднявшись с кресла, юноша склонился перед стариком не скрывая слёз. Взяв в свои руки уже остывающую ладонь дона Витторе, юноша коснулся её лбом. Лицо старика было безмятежно, а в приоткрытых пустеющих глазах читалось счастье. Его прощение пришло вместе со смертью.