Наитие

Рицка бежал. Лишь бы успеть, лишь бы… Он почти физически чувствовал, как время, будто песок, утекает сквозь пальцы, быстрое, неуловимое, неотвратимое, и за ним не успеть. Он почувствовал, как ноги начинает сводить и остановился, чтобы перевести дух. Собственное дыхание внезапно показалось ему оглушительно громким. Почему-то заболело в горле. И вместе с этим навалилось отчаяние, такое глухое, что потемнело в глазах. Непрекращаемый поток мыслей в голове перекрыл единый громкий крик: «Нельзя! Нельзя стоять!» Блок был по прежнему непробиваем, настолько твёрдый, что Рицка почти физически чувствовал его тяжесть. Соби почти никогда его не убирал, но утром он был ещё таким тонким, почти прозрачным, что на него даже можно не обращать внимания. Сейчас же он будто бы налился стальным свинцом. Биться о него было почти физически больно, но Рицка не сдавался. «Соби, твою мать, если ты жив, я найду тебя и добью сам! ' А если… Если его уже нет? Волна страха резко подстегнула Рицку, заставив того выпрямиться, торопливо оглядеться и побежать дальше. Снова мимо замелькали беспорядочные дома, уже слегка подкрашенные румянцем. Быстрее, пожалуйста, быстрее. Утром ничто не предвещало беды. Соби налил Рицке кофе в смешную чашку-сову, а себе большую кружку чая. Соби рассказывал о своём институтском проекте и беззаботно улыбался одними уголками губ, как умел только он. Соби поцеловал Рицку на прощание и пообещал встретить его после школы, если успеет. Тогда на это небрежное «если успеет» Рицка не обратил внимания. Соби все-таки был студентом, и у него было гораздо больше дел, чем у Рицки. Но сейчас, когда Рицка бежал по пустеющему городу, едва не валясь от усталости, эти два слова оброненные утром, вселяли в него ледяной ужас. Он сидел на уроке, когда это произошло. Сначала это было лёгкое беспокойство и Рицка долго не мог понять, откуда оно исходит. Потом понял — прозрачный блок. Но он так и не успел разобраться в том, что конкретно случилось, как почувствовал, что Соби открыл систему, а потом разом, одним махом отрубил Рицку от себя установив непробиваемую толстую стену. Закат, будто бы в насмешку окрасился в кроваво-красные оттенки, все больше нагоняя страх. Скоро совсем стемнеет, и найти Соби без связи будет практически невозможно. Соби, пожалуйста, Соби! Рицка споткнулся, упал, почти закрича от бессилия. И в ту самую секунду, когда он уже почти был готов сдаться, остаться в этой траве, блок, ничем не поддерживаемый больше, хрустнул и спал. И запахло кровью. Рицка никогда не забудет все следующие сутки. Даже в самый солнечный день, он всегда будет помнить, как едва ли не потерял самое ценное, и воспоминание это будет удушливым страхом висеть над ним. Словно во сне он нашарил угасающее сознание Соби и, боясь каждую секунду, что снова упустит эту прозрачную нить, по наитию кинулся сначала вперёд, а после второго квартала — направо. В тот момент, когда он увидел распластанное в бурой от крови траве тело он тоже не помнит, слишком сильным был шок. Он не помнит, как торопливо набирал Нулей и, распластавшись рядом с Соби, щедро и торопливо вливал в него все свои силы, боясь, что вот сейчас Соби очнется и его снова отрежет. Но Соби не очнулся. Когда наконец-то приехали мальчишки, Рицка уже сам провалился в темноту. Он очнулся уже в кровати, в мягкой и теплой. Он почувствовал, как его мягко укрывает кто-то из Нулей, и хотел было поблагодарить, но язык не слушался. Он только перевернулся под одеялом, сжав тонкие длинные пальцы Соби, так же бессознательно лежащего рядом и снова провалился в темноту. Было сложно сказать, сколько прошло времени, но когда Рицка очнулся, за окном было темно. Только уличный фонарь неприятным оранжевым светом бил по глазам. Во всем теле ещё оставалась противная слабость, но и она постепенна рассеивалась. Соби был всё так же неподвижен, и сначала Рицка не на шутку испугался, но потом понял, что болезненное беспамятство уже прошло, и сейчас Боец просто крепко спит, во сне заживляя последние раны. Некоторое время он лежал, успокаивая бешеное сердцебиение, а потом поднялся. Часы напротив тускло высвечивали 2:45 и Рицка даже озадачился тому, насколько быстро он пришёл в себя. На кухне Рицка долго и неловко пил, проливая половину на себя. Он как никогда чувствовал себя живым и ледяные капли только обостряли это волшебное ощущение. На холодильнике он заметил записку, которую едва смог разобрать: кто бы то не был, Нацуо или Йоджи, чистописание явно не было его коньком. Толстым карандашом было накарябано: «Теперь всё хорошо, вы поправитесь. Прости, нас вызывает Нагиса, не можем задерживаться. Удачи!» И чуть ниже: «P. S: Дверь мы просто захлопнем». Рицка машинально перевернул бумажку и заметил, что на обратной стороне тоже что-то написано. Как ни странно, гораздо аккуратнее: «Рицка, будь осторожнее. Ты сегодня ночью сам чуть Богу душу не отдал». Рицке ужасно захотелось позвонить мальчишкам и поблагодарить их, но он совершенно не знал, куда делся его мобильник, так что решил отложить этот вопрос до утра. Он запер дверь в прихожей на два оборота и вытер в коридоре следы крови и грязи. В ванной он завис на несколько долгих минут, бездумно разглядывая своё бледное отражение в зеркале. Наконец он нашёл небольшое чистое полотенце, намочил его и вернулся в комнату. Сначала Рицке показалось, что Соби лежит точно так же, как он его и оставил, но потом он заметил, что болезненный румянец спал, а одеяло наполовину съехало. И Рицку затопило нежностью. Он никогда не забудет следующие пол часа, показавшиеся ему вечностью и уж точно никогда не расскажет о них Соби, если только тот не догадается сам. Он собирал русые волосы, разметавшиеся по подушке, медленно и ласково выпутывал стройное тело из одеяла и скрутившейся простыни. Ещё никогда Соби не казался таким невесомым, открытым, и, будто бы, свободным и Рицка жадно впитывал это ощущение. Он отметил, что Нули всё-таки смыли с него основную грязь, но всё равно то тут, то там виделись красноватые и черноватые разводы от крови и грязи и Рицка бережно стирал их, стремясь избавить Соби от последних следов пережитого ужаса. Наконец, он закончил. Накрыв Соби, он занавесил окно и взобрался в кресло напротив. Он подтащил к себе колени, обнял их и попытался задремать, но ничего не выходило. В голову лезли горькие не прошеные мысли и Рицка нет-нет, да и вытирал что-то с глаз. — Рицка? Рицку будто смыло с его места. Садясь рядом с Бойцом, он перебирал в голове весь миллион вопросов, роящихся в голове и не мог выбрать ни одного. Молчание затягивалось и наконец он задал один, самый насущный: — Как ты себя чувствуешь? Соби снова зашевелился, потянулся и привстал, но так и не сел, улыбаясь Рицке одними кончиками губ, как умел только он один. — Замечательно, Котенок, спасибо. И чуть помолчав добавил удивлённо: — Как же… Как ты меня нашёл? Рицке вдруг мучительно захотелось его ударить. Чтобы больше не слышать этого невинного удивления в голосе, чтобы Соби не смел так непринужденно улыбаться, когда он, Рицка чуть не сошёл с ума. Это неведомое доселе чувство испугало его и он долго молчал, пытаясь успокоиться. Соби явно что-то прочитал у него на лице, потому что взгляд у него вдруг сделался серьёзным и немного испуганным и он тихо спросил: — Котёнок, все хорошо? Рицка почти физически почувствовал, как внутри у него что-то взорвалось. Потому что, пока так продолжалось, ничего по определению не могло быть хорошо. Потому что рано или поздно Рицка не сможет или не успеет вытащить Соби и… Дальше думать не хотелось. Хватит с него и так этого постоянного удушливого страха. Соби постоянно то забывал, то не хотел, то называл ещё какую-то нелепую отговорку вызывать его, Рицку, при любом конфликте. Но если раньше это были просто неприятные стычки, то вчера они перешли всякую грань и Рицка хорошо это понимал. Господи, он так старался быть хорошей Жертвой, так боялся стать похожим на Сеймея! Но Сеймея Соби хотя бы слушал, из любви или страха, а Рицке так горько было понимать сейчас, что все тщетно и что Соби так и будет обрекать себя на гибель каждый раз, пока не найдёт её, а Рицка ничего, совсем ничего не сможет сделать. Он заговорил и слова выкатывались тяжело, словно стальные: — Соби, за что ты так со мной? Соби замер и в глубине глаз у него поселилось чувство, которое Рицка никак не мог разгадать. Он слишком отчётливо понимал, что Жертва имеет ввиду, и вопрос прозвучал с таким чувством, что его было невозможно проигнорировать. Он махом, всем телом резко перевернулся на кровати на живот, будто бы прячась и сказал глухо: — Я должен тебя защищать. Рицка вдруг почувствовал, как Соби, осторожно, но упрямо выстраивает новый блок. Блок, который едва его не погубил. И Рицка сорвался. В нем вдруг взметнулась всепоглощающая, ледяная ярость и затопила его. Часы тикали. Или это кровь стучала у него в ушах? Внутри Рицки что-то падало. Долго. — Так, значит? Рицка сам поразился тому, как тихо и сколько антарктического льда прозвучало в его голосе. Абсолютный ноль. Соби молчал. Тоже долго. А потом сказал: — Прости. Ох, Соби, лучше бы ты молчал. Это короткое «прости» показалось Рицке сущим издевательством. Рицка до последнего не знал, что собирается делать. Все произошло как-то складно, само собой, как привычное развитие событий. Рицка просто встал и молча оседлал нижнюю часть бедер Соби. Потянул одеяло, обнажая гибкое поджарое тело. Шея, плечи, спина, ягодицы. Соби вздрогнул, но не посмел не произнести не звука. И Рицка, скорее по какому-то наитию, вдруг размахнулся и впечатал ладонь в соблазнительные белоснежные ягодицы. Движение получилось сухим и жестким и почти сразу в этом месте возник розовый, болезненный цвет. Соби, явно не ожидавший такого поворота событий вдруг крупно вздрогнул и выдохнул. Острые лопатки выглядели как-то по особенному беззащитно. «А ведь их могло бы уже не быть. Соби могло бы не быть» — думает Рицка. И снова ударяет. А потом ещё и еще. Рицка знает, насколько Соби терпелив. Он знает, что Боец может нешелохнувшись принимать на себя удары кнута. Рицка помнит, как два года назад Нули пробили Соби гвоздём руку и как бесстрастно и равнодушно Соби принял эту боль. Но сейчас, сейчас… Соби живой. Настоящий. У него розовеют ягодицы. Это сексуально и стыдно. Боец вздрагивает и мечется под ним. Он не смеет мешать, но Рицка чувствует как невольно приподнимается над ним гибкое тело. Рицка молчит. Потому что слова не нужны. Потому что он сейчас не маленький, испуганный котёнок, а он… Жертва, Властитель. И Соби молчит. Потому что если он попробует что-нибудь сказать, он закричит. Потому что сломавшийся Рицка — это действительно больно. Потому что он, Агатцума Соби, переживший тысячу боёв, Рицу, Сеймея, может заплакать сейчас, когда его наказывают словно нашкодившего мальчишку. «Соби, защити меня от своей глупости, ради Всевышнего!» У Рицки саднит ладонь и он меняет руку. Ему кажется, что ударяет он не Соби — ударяет стену между ними. И с каждой секундой Рицка чувствует, как хрустит и смещается блок под этими ударами. Соби сдаётся. А Рицка не сдастся. В этих боях с Соби за него же самого, Рицка будет бороться до конца. И он победит. Потому что… Жертва кладет горячие ладони на спину Бойцу, наклоняется к замершей светлой макушке и шепчет: — Соби, сегодня я чуть не умер, пока лечил тебя. Я умру за тебя и без тебя. Ты уверен, что хочешь этого, Соби? Рицка больше не бьёт. Блок ломается и на Рицку выливается такая лавина чувств, что ему кажется, что его сейчас закружит и унесёт этой безумной волной. В ней столько боли и стыда, что Рицке кажется, будто его оглушили большим пыльным мешком. Соби под ним будто бы горит. Соби никогда не чувствовал себя таким уязвимым и это пугает его. Вся его душа вдруг на поверхности, все, даже самые темные уголки. Он всхлипывает, извивается, и пытается отпозти в смешной попытке спрятаться хотя бы так, но Рицка не даёт. Он сам удивляется своей силе, когда без труда заключает Соби в мягкий плен своего тела. Он ждёт. Он долго ждёт. Он готов прождать целые сутки до тех пор, пока не спадет горячка и Соби придёт в себя. Он гладит, целует и в пол голоса говорит какую-то теплую ерунду. Жар от ягодиц Соби, покалывание в собственных руках и мысль о том, что он делал, толкают Рицку на какое-то особенное состояние на грани мягкого сочувствия, безграничной любви и чувственного эротизма. А Соби слушает, дрожит, но не смеет снова спрятать душу. И поэтому он прячет лицо. — Рицка, я… Рицка не торопит и терпеливо ждёт. И Соби после длинной паузы снова роняет: — Прости. Но теперь это слово звучит совсем по другому, искренне и доверчиво. И Рицка больше не молчит. — Соби, больше никаких боёв без меня. Блок только прозрачный и на крайний случай. Твоя смерть — моя смерть. Как же легко читать Соби без блока! Вот и сейчас в нем сомнение и острое желание возразить, просто чтобы… — Хоть раз влезешь в разборки без меня, я за себя не ручаюсь. …услышать это. Напряжение спадает. «Мне страшно, Рицка» Страшно быть настолько открытым. «Но… Так правда легче.» «Посмотришь на меня?» «Можно чуть позже…?» «Конечно». Рицка улыбается сам себе и гладит Соби как ребёнка. А Соби молчит, успокаиваясь под этими ласковыми прикосновениями. Жертва чувствует, что от его веса у Бойца начинает постепенно затекать тело и легко скатывается на постель рядом. И снова видит всего Соби, целиком, тонкого, хрупкого и… Рицка ласково гладит темно-розовые пятна на упругих ягодицах. «Дурак ты, Соби. Полечить?» Снова прокатывается волна стыда с… возбуждением? А Соби говорит вслух: — Мне нравится, Рицка. «И такой Рицка мне тоже нравится». «Жестокий?» «Заботливый настолько, что способен…» «Ты хотел бы…?» И опять эта удушливая волна. Но Рицке не нужен ответ, потому что он его знает. Встаёт солнце и начинается новый виток. И в нем на мятой постели сплетаются двое. Просто Боец, которому нравится быть Бойцом и Жертва, которая наконец-то поняла, что значит быть ею.