Подвал

Ткачев крепко держал в своих руках Ирину, ни слова не говоря и просто давая ей выплакаться. Ситуация, конечно, была необычной, мягко говоря, но, когда у них что-то шло нормально и обыденно?.. Помимо остальных эмоций появилась неловкость за прошлое и непонимание, как он мог хотеть ее смерти? Как злился, ненавидел, а однажды и вовсе ударил… Сейчас это казалось ну просто невозможным, неправильным и недопустимым. - Я здесь, я с тобой… Ты не одна, слышишь? И никуда я больше не уйду. Опасно это, - Ткачев усмехнулся, представляя, куда бы его Ирина Сергеевна послала бы после такого в других обстоятельствах, в той, прошлой жизни. Но Зимина ничего ему не ответила, просто сильнее прижалась, совсем доверчиво и беззащитно. Так страшно перед женщиной Паше не было никогда. Иллюзии рухнули, маски были сняты, теперь им предстояло учиться жить без ее нарощенной брони. Это было сложно, непривычно и больно, однако не так, как в первое время после спасения из горящего подвала. Но он знал, что сумеет защитить ее от остального мира и прежде всего – от себя самой, взять ответственность за них двоих, стать опорой, плечом, тем самым о котором так много пишут и говорят, но которого у Ирины как-то не случилось по жизни. Да, есть и был Карпов, Стас. Но он – другое дело. Со стороны Ткачеву казалось, что они в свое время просто не решились на серьезные отношения, хотя притяжение, несомненно, было. А ведь если что-то не сделать в свое время, то уже не сделаешь уже никогда. Паше не хотелось, чтобы у них с Ирой случилось так же. - Ты красивая, даже когда плачешь. Глупость говорю, да… Я вообще это, с речевым аппаратом не всегда дружу, - Паша чуть виновато улыбнулся. – Прости, что исчез так…Просто… Понимаешь, нам надо было… Не думай, я не был рядом… Просто… - Ничерта не просто, Паш, - Зимина наконец-то перестала плакать и обрела способность более-менее четко говорить.- Совсем не просто. Не знаю, как жить дальше, как? Как начать все заново… Лена с Ромой смогли, а я… Паш, я не могу. И не знаю, что с этим делать. - Как же я соскучился, - Ткачев достал из кармана джинсов чуть помятый платок и стал, пользуясь заминкой полковницы, вытирать ей слезы. – Знаешь, когда ты... в реанимации была и ничего конкретно не говорили… В общем, сразу после пожара, я поклялся, что уйду из полиции, если все будет хорошо. Лена рассказала, да, что уволился и уехал?.. Ирина кивнула, уже по инерции продолжая хлюпать носом. - Как это говорят – новая жизнь, все с начала. Рискнул попробовать… Но эта новая жизнь мне не нужна без тебя, - Ткачев сказал это и замер, внутренне сжавшись. Какие найти слова, чтобы это было точно и правильно, он не знал. Но говорил, как чувствовал на самом деле. - О чем ты? Ты думаешь, что я смогу… Что у нас что-то получится? Паш? У меня внутри пусто. Совсем. Помнишь, тогда, в кабинете, я тебе сказала, что жить без своей брони не смогу… Я и не могу, Паш. Зачем тебе это? Возиться со мной? – Зимина подняла на мужчину потемневшие от слез и эмоций глаза. Паше показалось, что такой красивой, такой живой, такой хрупкой, он не видел ее давно. - Как бы объяснить… - Ткачев взъерошил обеими руками короткие темные волосы, опустив на мгновение голову. – Мы живы, Ирин, хотим мы этого или нет, но мы живы. Выбрались оттуда, теперь есть шанс начать все заново. Попробовать начать. Все это останется с нами навсегда, до самого конца, но намеренно приближать финал я не хочу… И тебе не позволю. Я вот смотрю на всю эту красоту и думаю… Ирин, холод был, был дым. Подвалы. Кровь. Смерть своих. Предательства. А вот обычной жизни еще не было. Не довелось как-то… Ира, я пытаюсь понять, что ты чувствуешь. Мне кажется, что понимаю. И еще, в подвале было страшно. Но была надежда. Сейчас ты пытаешься себя запереть все в тот же подвал, наказывая нас обоих. Мы виноваты все без исключения. Все. И отвечать будем все, а не персонально ты. - Паша, стреляла я… Мне и отвечать… - Кто спустил курок – дело десятое. Катю не вернуть, жизнь продолжается. И она ведь тоже свой выбор сделала. Не надо хоронить себя заживо, я прошу тебя. Рано или поздно мы за все ответим, там… - Паша вздохнул. – А пока мы живы, надо жить. Мы живые, а они мертвые. Все правильно, Ир. - Ты приехал сюда, чтобы все это мне сказать? - Ну, не только, - Ткачев приблизился для того, чтобы запечатлеть на таких любимых и таких желанных губах поцелуй, не давая ни Ире, ни себе опомниться. - А что еще? - А еще сказать, что… я тебя… люблю. И я тот, кто тебе нужен. По-настоящему нужен. - Нахал, ты, Ткачев. - Но я же прав. Думаешь, не вижу ничего и не знаю? - Что ты видишь, Паша? Я не хочу тебе врать, и не смогу сказать, что люблю тебя. Да, ты мне очень дорог. Но любить… Мне кажется, я уже давно потеряла эту способность. Почему ты так зациклился на мне? Для меня важно, что ты простил меня. Важно, что решил жить заново. Важно, что ушел из полиции. У тебя все впереди. Ты – молодой, красивый, здоровый. Зачем я тебе? Что я тебе могу дать? Ни семьи, ни детей… Не надо, Паша. Я больше не хочу ни к кому привыкать. Спасибо, что ты сейчас здесь, что сказал мне все это. Но, ты подумай… Паша глубоко вздохнул, прислонился к перилам балкона. - Я не прошу от тебя сейчас любви. Прошу просто быть рядом со мной… - Паша, - глаза Ирины снова наполнились слезами. – Я уже проходила через все это. Я не смогу так больше. Когда ты уйдешь… Он не дал ей договорить, схватил за плечи. - Да, с чего ты взяла, что я уйду?! - Да, потому что я старше тебя на одиннадцать лет! Потому что не буду я уже тебе рожать – я устала, я слишком много перенесла! Я скоро вновь надену свою форму и пойду работать, потому ничего больше не умею и не хочу! Я слишком дорого заплатила за эту чертову работу! И буду работать пока не сдохну! А ты должен жить! - Вот! Вот в чем дело! – Ткачев как следует тряхнул, находящуюся в его руках женщину. – Ты мне постоянно повторяешь, что я должен жить, а сама только и мечтаешь, как бы сдохнуть! Может хватит уже?! Задолбала ты, чесс слово! Раз ты выжила в двух гребанных подвалах, так может это для чего то? Да, работай ты, кто тебя трогает! Ты думаешь, я не знаю, с кем связался? На что ты способна и какой у тебя характер? И что будет, когда ты придешь в себя? Ты нужна мне. Такая, какая есть – старая, рыжая, стервозная идиотка! - Что?! – глаза Зиминой впервые вспыхнули. Чего собственно и добивался Паша. – Кто это старая стервозная идиотка?! Ткачев сгреб Ирину в охапку, крепко-крепко прижал к себе. - Ир, ну причем тут возраст… Ты для меня лучшая женщина на свете. Я, наверное, давно влюбился в тебя, сразу, как только мы стали работать вместе… ну, я имею в виду ту историю с префектом, помнишь? Просто боялся признаться самому себе. Слишком большая была пропасть между нами… - А сейчас что же? – спросила она тихо. - Ну, а сейчас, - Паша улыбнулся. – Я видел, как ты боишься пауков, как ты умеешь совсем не по полковничьи пускать нюни, ты писала при мне… - Хватит! – взмолилась Ирина. Но Ткачев был неумолим. - Я видел тебя голую и хочу увидеть еще много-много, миллион раз. Я видел, как ты самозабвенно делаешь минет, и в позе наездницы ты охренительно хороша… - Прекрати! Он достиг и второй цели. Теперь помимо сверкающих глаз, на ее бледных щеках появилось что-то наподобие румянца. Паша наклонился и снова жадно впился в полные губы, еще соленые от слез. С трудом оторвался, прижался лбом ко лбу. Не хотелось продолжать трудный разговор о будущем, но раз уже начали. - А, что касается семьи и детей. Так у меня нет традиционных взглядов на это. Я тебе не Савицкий. Кроме того… детей у меня быть не может… Детское заболевание неудачно прошло... Так что, в декрет я тебя точно отправлять не стану, уверенно иди к своим генеральским звездочкам. Начальница, блин… Свежий воздух, слишком много новой информации, слезы и эмоции. Зимина почувствовала, как кружится голова, но пугать Пашу не хотелось. Просто попросила: - Паша. Я хочу чаю, мне его тут давно обещали. - Один момент, - Ткачев собрался было уйти с веранды, но, сделав пару шагов, вернулся обратно и, коротко поцеловав Ирину, кинулся вниз, за обещанным чаем. Разговор дался непросто, но сейчас, после того, как все было произнесено вслух, стало удивительно легче.