Подвал

- Савицкий, вы чего его сразу не направили отсюда?! Совсем уже что-ли? И Ткачев дурак, попросили же его подняться! – прошипела на ухо мужу раздраженная Лена. Измайлова с тревогой наблюдая за Ириной, которая дернувшись от руки Паши, сама отодвинула себе стул. Зимину, неожиданно для нее самой, согнал вниз голод. Паша все не шел и не шел, а ею потихоньку опять овладевало чувство невесомости, грозившее плавно перетечь в головную боль. Ирина начинала злиться, что ребячество Ткачева заставляет ее столкнуться лицом к лицу с прошлым. А может, она и сама была не против, и хотела испытать себя – осталось ли чего-то в душе от нее прежней? Теперь уже узнанный бубнеж Глухарева на веранде раздражал, как и голоса Ромы и Паши. Тон Ткачева был слишком резким. Он, конечно, прекрасно знал, кем ей приходился этот незваный гость и теперь, наверняка, завис, пытаясь подколоть бывшего майора и не зная, что ожидать в данной ситуации от самой бывшей начальницы «Пятницкого». Паша хорошо знал, как Ирина себя ведет под дулом направленного на нее ствола, но вот как она себя поведет под сверлящим взглядом экс-любовника? Нет, это была не ревность, а скорее чувство досады, ведь ему и Ирине сейчас не нужно прошлого – ни плохого, ни хорошего. - Поздравляю от души, Ир! Не, ну я правда никогда не сомневался. И очень рад видеть. - Спасибо, Глухарев. Твое мнение я уже услышала. И тоже никогда в нем не сомневалась. – буднично заметила Зимина - так, словно они каждый день встречались за ужином. Разговор за столом тут же затух. Ткачев стал мрачнее тучи и уставился на свой бокал. Лена и Рома тревожно переглядывались. Зимина спокойно занялась салатом. А Глухарев, не отводя взгляд, смотрел на Ирину. Он хотел много о чем спросить, но все слова почему-то замирали на языке. Положение спас детский плач – малыш спал в дальней части веранды, удобно устроенный Леной на выносной детской кроватке. - Ой. нам кажется пора ужинать. – Измайлова откровенно обрадовалась возможности улизнуть. Рома со словами «давай помогу» быстро пожал руку Глухареву и последовал за женой. - И я, пожалуй, пойду, что-то голова разболелась – Ткачев задетый тем, что Ирина проигнорировала его за столом, сам себе объяснил это просто - она не хотела перед майором демонстрировать их отношения. - Ирка, я правда очень рад тебя видеть! Расскажи, как ты… - неуверенно начал Глухарев, но замер, когда Зимина проводила взглядом Ткачева и повернулась к нему. - Мне кажется, тебе пора – прозвучало таким голосом, каким, наверное, генералы отсылают провинившихся подчиненных. Сергей поморщился, чувствуя себя неуютно и, пока он еще здесь, мучительно желая понять, что так изменилось в ней. Ну, да, стала старше, но ее это совершенно не портит, тем более без косметики и с собранными волосами, на свежем воздухе. Сильно похудела, хотя никогда в теле не была, но он же не баба, чтобы после долгой разлуки обращать внимание на вес. Выражение глаз? Голос? Совсем закомандовалась? Но так она же в кругу друзей… вроде бы… Странная у них компания. С Леной и Ромой все понятно, а этот опер какого тут? - Да, я пойду… Они поднялись одновременно. Ирина, так ничего и не поев, направилась в сторону входа в дом, он – к выходу на улицу. - Ир, я что хотел спросить. Подожди, пожалуйста. Я Дэну звоню, а у него отключено постоянно. Ты случайно не знаешь, может он номер поменял? - А вы когда последний раз виделись? – Зимина резко остановилась. – По телефону разговаривали? - Да, давно… Поссорились мы… -Ясно. Антошин погиб. Его убили. Зиминой казалось, что по лестнице она поднимается очень долго, ступени вдруг стали какими-то долгими и высокими. Перед глазами стоял Антошин – молодой, веселый, еще гаишник. Она, как оказалось, потеряла ощущение не только себя прежней, но и всех остальных, кто был рядом тогда. Кроме Карпова, пожалуй. Но это совсем другая история. - Да, постой же ты! Кто? Как?! Когда? Ира, постой! Сергей, догнав ее у последней лестницы, дернул к себе, пытаясь развернуть. Мгновенная боль, прострелившая еще незажившие плечи, заставила Ирину вскрикнуть и присесть. - Ай! Глухарев, не трогай меня! Отойди, ради бога! - Ир, что ты… - Не трогай, просто не трогай. На громкие звуки вышел Ткачев и в нерешительности замер, глядя то на оцепеневшего Сергея, то на Иру, сидящую на ступеньке. - Че ты сделал?! Ир, больно? Ирина в ответ промолчала, не глядя на мужчин. Ей вообще очень хотелось оказаться как можно дальше отсюда, отключить память, забыть, что было. Вообще про всех. Пре мертвых и живых. Только было забрезжил какой-то лучик, и тут нарисовался Глухарев. Это знак. Знак, что прошлое никогда ее не отпустит. - Да не ори, - Глухарев отмахнулся и навис над Ириной. - Зимина, ты так спокойно об этом говоришь… Это же Дэн, Диня, наш Диня… Ир… Тебе плевать? Ты не была такой, Ирка… - Мы – работаем в полиции, не в игрушки играем. В полиции убивают, ты не знал? Какой я не была? И вообще, если это наш Диня, как ты говоришь, где ты был, когда у него проблемы были? Карпов твоему Дине помогал, пока ты… - Ирина кивнула головой в сторону соседской дачи и замолчала, пытаясь унять дрожь – от боли и от прохладного вечера. - Ир…и…на… - Паша попытался подойти к Ирине поближе, то же самое сделал и Глухарев, отшатнувшийся было на пару ступеней ниже. Ту Иру, что сидела перед ним, бледную от боли, но вместе с этим сосредоточенную и какую-то очень злую, он не знал. – Он сейчас уйдет. Слышишь? Все нормально. Паша с ужасом увидел ту Ирину из подвала, придавленную грузом содеянного, ту Ирину, что он ударил по лицу в кабинете, и ненавидел в эту минуту Сергея, возникшего из ниоткуда, ничего не видящего и не слышащего. - Вы, оба, не подходите ко мне. Все в порядке. Глухарев, иди уже отсюда. - Я провожу, - Паша постарался сдержаться и не дать Глухареву в морду прямо тут, при Ирине. - Да, мне пора, ты, я вижу, хорошо устроилась. Товарищ генерал… - последние слова Сергей произнес особенно отчетливо, упирая на звание. – Карпов, значит, говоришь… Ну, что ж… Ткачев, беззвучно выругавшись, аккуратно обошел Иру и спустился вслед за гостем. - Только не вздумай в мстителя играть, Карпов тут ни при чем. – устало почти прошептала Ирина и прикрыла глаза. «Ты такой не была… Глухарев, мать твою… Ты столько не знаешь. Ты не видел, почему мы стали такими… Нашел теплое хлебное место, оторвался от реальности, зажрался. А мы каждый день один на один с самыми мерзкими проявлениями людской натуры. Да, я виновата в смерти Антошина, не отрицаю. Да, я виновата во многом… Но не в том, что ты, Сережа, оказался трусом. И вся твоя любовь была на словах. Только слова, ничего на деле. Я даже не знала, нужна ли тебе. Все по инерции, потому что вроде бы надо. А сейчас мне уже ничего не надо. Не надо…Ничего. Никого. Отстаньте все от меня» - Ира настолько глубоко ушла в себя, что не услышала, как о чем-то бурно общались мужчины на улице, что Ткачев вернулся обратно с рассаженными костяшками кулаков, как начала причитать Измайлова. - Ир. Ира? – чья-то рука коснулась спины Зиминой. – Он ушел, все.