∞ † ∞
На следующий день жирное ругательство с дверцы ящичка никуда не исчезает. Дженсен старается не обращать на это внимания, убеждая себя, что это слишком глупо, слишком предсказуемо. Поэтому, когда ящик щёлкает кодовым замком, парень отходит в сторону и открывает дверцу. Наружу выплёскиваются дырявые шарики для страйкбола, тут же орошая противным кислотно-зелёным цветом кафель холла. Все дружно хмыкают и расходятся по своим местам. А между лопаток залегает огненный взгляд чьих-то ненавистных глаз. Дженсен поворачивается, но не видит ни одного ученика, смотрящего на него. Он здесь всего лишь второй день, а уже чем-то успел заслужить такую глубокую ненависть, что сложно даже представить за какие грехи. В столовой Дженсен сидит один и, быстро доедая свой обед, старается уйти, потому что он и так превысил свой лимит неуклюжести сегодня: споткнулся и чуть не упал из-за подножки, с лёгкого движения чьей-то руки окунулся чистой рубашкой в собственный салат на подносе и помог какому-то бугаю-старшекласснику разбить бутылку с соком о пол столовой, когда его кто-то толкнул. Эклз сидит тише воды, читает конспект и без конца поправляет сползающие на переносицу очки в тёмной оправе. Из столовой Дженсен уходит раньше всех.∞ † ∞
Неделя проходит быстро. Дженсену изрядно портят жизнь в школе, и существует лишь одно место, где он чувствует себя в безопасности — это дом. Эклз отлично учится, и учителя пытаются приставить к нему «хвостиков», но те в основном слишком богаты и чересчур брезгливы, чтобы позволить себе даже сидеть за одной партой с Дженсеном. Они разбрасываются деньгами родителей и нанимают репетиторов. Вскоре учителя это дело забрасывают, и Эклз становится чёрным отражением себя, отвечая на уроках всегда чётко, но по возможности кратко. Одноклассники не любят долгих выступлений и умных ребят. Им важно показать своё превосходство над кем бы то ни было. Унижая Дженсена, они обнажают свою слабость, прикрытую тончайшим флёром того, что хотели бы называть «силой» и «лидерским началом». Они все напуганные дети. И тот факт, что кто-то оказывается слабее их, не делает сильнее других. В теории. А на практике Дженсен слишком слаб, чтобы дать отпор. Он чёртов трус, но решать свои проблемы посредством взрослых никак не собирается, зная, что этим вызовет бурную волну насмешек и ругательств. Только слабаки жалуются старшим. Дженсен не хочет слыть ещё и нюней.∞ † ∞
Уик-энд приносит долгожданный отдых. Дженсен чувствует себя настоящим, а не отражением из битого стекла, в котором остались бы все самые слабые качества характера. Юноша сидит с матерью дома, охотно помогает готовить и делает уроки. Он действительно любит учиться, считая, что это интересно и поможет ему в будущем перешагнуть своё слюнявое эго и стать уважаемым человеком с престижной профессией. В воскресенье Дженсен с Донной впервые идут в местную церковь. Юноша слушает мессу внимательно, поглаживая худыми пальцами корешок книги, с которой почти никогда не расстаётся. Он случайно поворачивается, словно чувствует на себе мимолётное касание чьего-то взгляда, и тут же видит молодого юношу, наверное, одного с ним возраста, одетого в тёплое пальто, с растрёпанными каштановыми волосами и добрыми зелёными глазами. Юноша улыбается ему, и Дженсен не понимает, что происходит, но внутри всё оплетается нитями тепла. Не физического — морального. Гниющая, зияющая дыра в груди Дженсена наполняется лучами этой улыбки. Дженсен улыбается в ответ, становится как маков цвет и отворачивается, глубоко вдыхая воздух. Грех думать в церкви о таком. Неизвестно, что думает этот падре о таких отношениях. Но Эклз ничего не может с собой поделать, ненавидит себя, сжимает в руках книжку и опускает глаза. Он порочен. Он грязен. И порой настолько противен сам себе, что хочет умереть, чтобы избавить всё общество от недоразумения по имени Дженсен Эклз. Месса заканчивается слишком быстро, а Дженсен уже ждёт, когда придёт на следующую, в надежде, что этот юноша вновь окажется на той же лавочке и подарит ему несколько лучей своей души.∞ † ∞
Дженсен замирает возле шкафчика и поворачивается спиной к дверце, желая скрыть всё ещё не стёртую надпись хотя бы собой. Это глупо, потому что так Эклз только больше привлекает к себе внимание, но ничего больше он сделать не может: у дверей маячит парень, которого он вчера видел в приходе. Тот его ещё не заметил, и Дженсен с замиранием следит за высоким юношей. Он показывается из-за толпы целиком, и Эклзу хочется побиться головой о стену: на парне спортивный бомбер, и он по-свойски разговаривает с девушками из группы поддержки и ребятами из баскетбольной команды. И Дженсен думает, что он просто слишком отчаялся, а та улыбка вчера ему показалась, потому что, очевидно, юноша — спортсмен, а все они на одну душу — гнилые и слабые. Только если Дженсен слаб физически, то эти страдают скудной душой. Эклз знает, как нехорошо относиться к кому-то предвзято, но горечь жизненного опыта доказывает, что иначе не бывает. Только не с ним. Дженсен весь день ходит рассеянным, забывает поправлять очки, пока не натыкается на кого-то из коридора, получив увесистый тычок плечом, не читает в столовой лекции — он просто забывает про столовую. Сейчас, как никогда, хочется обратиться к пожелтевшим, почти выученным наизусть страницам, и найти в них утешение. Дженсен читает Левит, подогнув под себя ноги. В коридоре необычайно тихо: все сгустились в столовой. Эклз пробует оттереть дверцу своего ящичка, но у него ничего не получается, и он просто садится на пол, раскрывая книгу, чтобы найти в ней хотя бы тень ответов на его многочисленные вопросы к Богу. Но «Левит» нем, и Дженсен откидывает голову назад, пытаясь ровно дышать. В коридор по тонким струйкам вытекают ученики, пока не прорывает плотину. И тогда Эклз понимает, что пора убираться. Он никогда не любил места скопления народа. Уже на выходе из длинного холла его окружает толпа. Какой-то парень толкает его плечом, второй — вырывает из рук все учебники, тетради и библию. Это всё падает на пол. Забавно. Наверно, так думает вся безликая толпа, собравшаяся там, чтобы поглазеть на то, как кто-то в очередной раз самоутверждается. Дженсен молчит, зная, что слова — это агрессоры. Это резкое движение для быка, который не реагирует на цвета, но чутко — на запах страха. Эклз садится на колени и пытается собрать все принадлежности, но они, как назло, разлетелись очень далеко друг от друга. Кто-то постарался. Дженсен хочет подобрать первым делом библию, мечется, но на пол, рядом с ним, опускается всё тот же юноша и протягивает ему книжку с белеющим корешком. Дженсен смотрит удивлённо, но принимает помощь, неловко кивает и хватается за протянутую руку, вставая. Тишина, царящая в коридоре, гудит громче паровоза, визжит на все лады, и замирает, исступлённая. Парень машет кому-то рукой, и все расходятся. Всего секунду назад Дженсен чувствовал себя центром опущения, а теперь — деревом, мимо которого все ходят день ото дня, и никто не обращает на него внимания, пока оно там стоит. — Я Джаред, — спортсмен снова улыбается и протягивает руку. — Дженсен, — произносит Эклз. — Спасибо, что помог. — Ерунда. Звенит звонок. Джаред поправляет портфель на плече и уходит по коридору вниз, оставляя Дженсена в смешанных чувствах. Надежда на то, что не весь мир покрылся налётом жёлтой гнуси одиноко порхает в груди на одном крыле. Поверить не сложно. Сложнее — разочароваться и жить дальше.∞ † ∞
Общением это назвать сложно, но Дженсен не в силах подобрать иное слово. Он часто пропадает в школьной библиотеке, зная, что сюда никто из особых задир не суётся. И это второе относительно спокойное место, в котором Дженсен чувствует себя в безопасности. Джаред тоже зачастил в библиотеку, они оба сидят за одним столом в самом дальнем углу, где никто их не видит, и делают уроки. Дженсену нравится шелестеть страницами и время от времени отвлекаться на вопросы неуверенного в ответе Джареда. Эклз помогает с чем-то, где-то подсказывает верное решение и чувствует, как тепло и уютно становится на душе, когда Падалеки смотрит на него. Джаред оказывается не таким, как все остальные спортсмены: он добр, и глаза его льются жидким золотом мёда и тепла. Дженсен не может не улыбаться в ответ. Поначалу они редко разговаривают, и то в основном только про учёбу, но с каждым часом, проведённым в библиотеке вместе, с каждым вопросом, они становятся ближе. Дженсен чувствует, что может попытаться начать вновь доверять людям. Его жизнь по-прежнему отравляют, но всё это становится более сносным, потому что Дженсен знает: после всего этого Ада, его ждёт тихая библиотека, Джаред, грызущий колпачок ручки и ласковый шелест страниц. Эклз любит книги.∞ † ∞
Одним вечером, на второй месяц его знакомства с Джаредом, Дженсен придёт домой и широко улыбнётся матери. Осечётся, прикусив губу, возьмёт сухие ладони Донны в свои и глубоко вздохнёт, спрашивая: — Скажи, мама, ты всегда будешь любить меня? — Принятие матерью важно для Дженсена, потому что Донна — это то, из чего состоит его плоть и кровь. Та, кто воспитывала его всё это время; та, которая дала жизнь. Вдова впервые, за несколько месяцев, измученно улыбнётся и прижмёт сына к груди: — Я приму тебя всегда, сынок. Что бы ты ни сделал. Каким бы ты ни был. Я твоя мать. Дженсен кивает и не может сдержать предательски лезущую на лицо улыбку. Они вдвоём разучились улыбаться, потому что жилось нелегко. И материнское сердце страдало, видя метания сына. — Хорошо, — кивает Дженсен. — Я… я гей. И я влюблён. Он хороший, и добр ко мне. — Ох, сынок, — Донна обнимает сына за плечи. — Я хочу, чтобы ты был счастлив. — Не плачь, — просит Дженсен. — Я не могу быть другим. — Всё к этому шло, — отвечает женщина и прикрывает рот рукой. — Не волнуйся, я смогу привыкнуть. Дженсен кивает и целует мать в лоб. Он до безумия влюблён. Настолько, что, читая молитву перед сном, в строчках «Да светится имя твое» представляет образ Джареда. Он не богохульник, но этот юноша первый, кто стал Дженсену кем-то вроде друга. Этот юноша — первый, в кого он влюбился, и чувство это наполняет изнутри подобно воздушному шару. Эклз сам не замечает, как сильно обожествляет Джареда.∞ † ∞
К третьему месяцу знакомства они уже неплохо общаются, и однажды Джаред даже зовёт его посмотреть на тренировку. Дженсен теряется, но под взглядом мягких просящих глаз сдаётся и соглашается. Поле огромное. Дженсен занимает верхние ряды лавочек и смотрит, как Падалеки, переодетый в тёплую форму, наряду со всеми месит тонкие бледные снежинки в коралловое покрытие. Он стискивает в пальцах лямку портфеля и улыбается себе в колени, не думая о том, как бы признаться Джареду. Он боится быть отвергнутым, и то, что он сейчас имеет — большее, о чем он просил когда-либо.∞ † ∞
— Значит, ты веришь в Бога, — как-то спрашивает его Джаред, кивая на библию. Дженсен пожимает плечами: — Мне нужен якорь. Хоть что-то должно держать меня на плаву в этом мире, понимаешь? — Да, — кивает Джаред. Он понимает, потому что сам, при видимой популярности, одинок не меньше Дженсена. — А ты веришь? Падалеки честно отвечает: — Агностик. Пока что не знаю, чему верить, пытаюсь сформировать свою точку зрения на мир. Дженсен понимающе кивает, они привычно улыбаются друг другу и утыкаются в свои учебники.∞ † ∞
Дженсен стал постоянно ходить на тренировки, и его даже перестали цеплять репейные взгляды девушек, ждущих своих парней на соседних лавочках. Перед тренировкой Джаред повязывает на шею Дженсена свой тёплый объёмный шарф такого же зелёного цвета, как его глаза, и бегло целует Дженсена в кончик конопатого носа, пока никто не видит. Дженсен сидит на трибуне, кутаясь в тёплый шарф и всё ещё чувствуя на себе мягкие горячие губы. Рюкзак стоит под ногами, на коленях — тетрадь по тригонометрии, и озябшие руки в тонких перчатках сжимают ручку, выводя формулы. Время от времени он поднимает взгляд на поле, и смотрит на Джареда, улыбаясь. Падалеки замечает его и улыбается в ответ. И это чувство счастья впервые укалывает Эклза в самое сердце. После Джаред приносит ему горячий кофе из школьного автомата и быстро переодевается, чтобы пойти домой вместе. Его не волнует, что говорят за спиной. Он счастлив и хочет оградить от боли Дженсена, понимая, что поставил перед собой сложную задачу.∞ † ∞
Дженсен привычно опускает рюкзак на пол и потягивается, изгибаясь, когда рука Джареда начинает быстро его щекотать. — Джей, прекрати, нас сейчас выгонят, — заливается Дженсен от смеха и выгибается в вездесущих руках Джареда. — А что, если мне нравится, как ты улыбаешься? — тихо фыркает Джаред и разворачивает Дженсена к себе, прижимая к стеллажу с книгами. — Твои глаза такие красивые, когда ты обрамляешь их лучами смеха. Дженсен смущённо фыркает и чувствует, как набираются щёки малиновым цветом. — Я люблю тебя, — тихо говорит Джаред и мягко целует Дженсена в податливые, обветренные губы. — Джей, — Дженсен пытается что-то возразить, но Падалеки так нежно и сладко целует его, что нет никаких мыслей. Он подаётся вперёд и отвечает на первый в своей жизни поцелуй. — Я люблю тебя, — возвращает шёпотом Дженсен. И они слишком увлечены друг другом в этот момент, чтобы заметить, с какой ненавистью их прожигает не одна пара глаз.∞ † ∞
На следующий день в машине Джареда рвутся тормозные колодки, и он пытается что-то с этим сделать, потому что на автобус он давно опоздал, а родители уезжают на работу раньше него. Дженсен получает сообщение, что Джаред опоздает, и бежит на автобус, который ещё не подъехал к его остановке. Едва Дженсен входит в школу, его тут же оттирают в сторону, пихают в дверь и щёлкает щеколда. Пол в женском туалете воняет белизной и блестит мёртвым белым светом. Дженсен не понимает, что происходит: на него тут же обрушивается череда ударов. Бьют по бокам, по рукам и ногам, но метят в голову, которую Эклз пытается прикрыть. Кровь заливает алым весь пол и напоследок жёсткие девичьи пальцы вцепляются ему в кожу, пронзая острыми ногтями тонкую плоть. Противный, холодный голос предостерегает: — На чужое зариться не хорошо, сучонок. Дженсена в последний раз прикладывают головой о голый холодный кафель, щёлкает задвижка, и группа, которую юноша даже не успел разглядеть — только опознал несколько голосов — исчезает. Превозмогая тошноту и кашель, который вызвала собственная кровь из горла, Дженсен отдирает себя от пола, сплёвывает кровавый сгусток и стонет от боли. Его вновь избили.∞ † ∞
Джаред чувствует неладное, прилетает в школу на всех парах, мечется, понимая, что давно был звонок, но чёрт с ним, с этим школьным наказанием, которое он может схлопотать. Гораздо важнее сейчас увидеть Дженсена и убедиться, что всё хорошо. На звонки Эклз не отвечает, так же, как и на сообщения. Джаред теряет голову, паника заливает все внутренности: Дженсена нет нигде в школе, и Падалеки сходит с ума, опрашивая всех, кто мог бы его видеть. Ужасное сковывающее предчувствие охватывает грудь стальными тисками и прожигает душу насквозь. Джаред запускает руку в волосы и жмурит глаза, пытаясь успокоиться и предпринять что-то разумнее метания туда-сюда по школе в безрезультатных поисках.∞ † ∞
Дженсен возвращается домой, хромая, ищет в аптечке первое, что попадётся под руку, отрывает из тетради лист и карандашом пишет записку. Он так больше не может. Грязный и порочный, чужой в этом мире. Никогда не сможет быть счастлив, и никто не может помочь: ни мать, ни Джаред Дженсен рыдает, пока глотает сухие, цепляющиеся за горло сине-белые капсулы и запивает их найденным у матери виски, чтобы ускорить действие и протолкнуть капсулы быстрее в себя. А после он засыпает. Медленно и совсем не больно. Перед глазами ещё маячит его новая комната, которую он так и не успел обжить. А после в голове кружится вальс из воспоминаний о тёплых, любимых глазах, первом и последнем поцелуе, о том, как нежны и теплы объятия. Вальс из материнских слёз, из редких улыбок, адресованных ей, сухих рук и тёплого смирения в глазах. «Я приму тебя любым, сынок». «Я люблю тебя». Это последнее, что слышит Дженсен, перед тем, как морок забирает его в свои скользкие сети, отбирая у этого мира.∞ † ∞
Донна рыдает. Ничто не может описать боль матери, потерявшей единственного ребёнка. Когда Джаред узнаёт о том, что произошло, он не может поверить, что это правда. Всё, что остаётся этим двоим — безудержное горе. Джаред не может ничего делать: он сидит дома и пытается собрать из себя что-то, что хоть немного напоминало бы человека. Потому что через два дня похороны, и он не может не прийти. Они оба винят во всём себя. Джаред — за то, что не смог уберечь, Донна — за то, что слишком рано обрадовалась тому, что затянувшаяся депрессия сына начала отступать, хотя врач говорил, что на это потребуется как минимум год. На похоронах не особо много народу. Джаред безмолвно, одним взглядом спрашивает у Донны разрешения, и медленно подходит к гробу, в котором лежит Дженсен. Падалеки целует бледного, холодного юношу в лоб и легко касается подушечками пальцев бархатной щеки. Даже после смерти Дженсен прекрасен.∞ † ∞
Джаред долго не решается прийти к Донне, хотя всё его сердце, всё естество тянется в дом Эклза. Падалеки чувствует свою вину перед женщиной, и только после воскресной мессы, когда мать Дженсена сама приглашает Джареда как-нибудь зайти, юноша медленно кивает. Они по-прежнему убиты горем — будут убиты всегда. Время лишь затупит острые ядовитые иглы, слегка отшлифует, но никогда не сточит под корень. Падалеки не понимает, как может быть так, что после того, как его мир перевернулся, солнце продолжает всходить и заходить, люди — улыбаться, а Земля — крутиться вокруг своей оси. Донна разбита горем и какое-то время просто не сможет чувствовать себя человеком. Они вдвоём будут нести эту громоздкую, тяжёлую ношу, давящую на плечи. Их любящие сердца никогда не смогут разлюбить того, в ком каждый из них видел смысл своей жизни.∞ † ∞
Джаред решается прийти только спустя месяц после похорон. Медленно топит кнопку звонка в нишу и ждёт. Донна ходит медленно, открывает дверь только спустя несколько минут, впуская Джареда внутрь. Джаред застывает на пороге. Донна выглядит плохо — он и сам не лучше. Они проходят на кухню, женщина заваривает чай и ставит на стол яблочные штрудели — любимое лакомство Дженсена. Они пьют чай в тишине, после чего Донна уходит и тут же возвращается со свёртком на кухню. Джаред принимает и решает развернуть дома. — Что… — Джаред кашляет. — Что было в записке? Донна достаёт из кармана клочок бумаги и протягивает Джареду, утирая глаза ладонью. «Мама, Джаред, я знаю, что вы никогда не сможете простить мне моего отсутствия рядом с вами. Мне не место в этом мире, я чувствую себя лишним и чужим. Джей, ты был моей первой и последней любовью. Мама, ты всегда была рядом, что бы я ни сделал. Пожалуйста, присматривайте друг за другом. Я вас люблю. Дженсен». — Вы знали? — убито спрашивает Джаред. — Про нас? Донна кивает: — Он мой сын, я не могла его не принять. Он очень хорошо отзывался о вас. Джаред кивает, кулаком утирая текущие слёзы. — Я хочу, чтобы вы не винили себя. Дженсену не легко жилось, вы знаете это. У него было депрессивное расстройство. И я не смогла уследить за этим. Джаред качает головой: — Виноваты все и никто. Я никогда не прощу себя. Падалеки поглаживает линованный лист бумаги с запиской, и плечи содрогаются от плача. Ему не стыдно за свои слёзы, потому что сердце разрывается на мелкие осколки. Каждая мелочь, каждая вещь, напоминающая о Дженсене, болью впивается в душу, выжигая её дотла. Донна обнимает юношу, и Джаред чувствует, что плечи женщины тоже содрогаются от плача. Это сильная тряска, качка, в которой сложно удержаться в своём уме. И они остались вдвоём: беречь память о Дженсене.∞ † ∞
В свёртке оказывается его зелёный шарф с пятном крови на самом краю и библия Дженсена. Джаред долго баюкает эти вещи в своих руках, пытаясь не сойти с ума в этом мерзком, ублюдочном мире, который отнял у него единственного человека, которому он готов был отдать всю свою душу. Дженсен был тем, кто делил с ним одиночество — рядом с ним оно исчезало. Жизнь не тетрадный лист, в котором можно замазать или зачеркнуть что-то ненужное. У них нет второго шанса начать всё с начала. Единственный выход — учиться жить без Дженсена. Сложно сказать и совершенно невозможно сделать.