Поездка, которой не было

      Чернильная ночь, слабый отголосок древнейших суеверий, объяла городские громады и задумчиво опустила свое неясно очерченное тело на усталые провода, электрический ток которых впитался в её невесомый рукав, волнами просочился сквозь её светящиеся лунными бликами пальцы, мелкой, горьковато-сонной пыльцой растворившись в сладостных полувздохах угасающей безмятежности. Мы ехали медленно. Казалось, будто в вагоне не было никого, кроме нас. Совсем молодые или немного постарше, забавляющиеся легкими деньгами или славящие человеческого гения, высокие или не достающие даже до дверного звонка, с отпечатками тяжелой жизни на лицах или испачкавшие зубы в маслянистых бордово-малиновых помадах, придирчивые привереды или же простаки с душой нараспашку - все пассажиры на несколько часов перенеслись в мир до дрожи реалистичных сновидений. Беспричинные улыбки появлялись на растянутых губах мечтателей-романтиков, судорожно корчились жертвы ночных кошмаров. Мы ехали в манящей своей загадкой тишине, и только биение наших сердец могло нарушать атмосферу воцарившейся меланхолии. За окном беспрестанно сменялись пейзажи: городские стены освобождались от своих оков и закутывались в шуршащую вуаль из высохших рыжих листьев, а могучие деревья, задыхаясь в удушливых кольцах выхлопных газов, прятались за скоплениями штукатуренных кирпичей. В дивную, по-октябрьски холодную даль держал путь зрелый поезд-проводник, и в голове неустанно звучал один и тот же вопрос: «Куда несет нас рок событий?». Я, сидя на самом краю нижней полки и покачиваясь из стороны в сторону не столько по инерции, сколько по собственному желанию, закрыла читаемую без света книгу и неслышно выдохнула куда-то в душную пустоту купе. Ты уже как час не менял своего положения: лежал рядом со мной на правом боку, повернувшись лицом к стене; левая рука, крепко обхватившая миниатюрную подушку, была согнута в локте, левая нога - в колене. Я мысленно прочертила линию по твоей спине, то поднимавшейся, то опускавшейся ввиду движений грудной клетки при дыхании, прикрыла глаза и немного наклонилась вперед, ближе к тебе, улавливая нотки одеколона и упиваясь каждой такой ноткой; замерев на долю секунды, я перевела взгляд на твою открытую пульсирующую шею и заметила выбившуюся из-под воротника атласную этикетку, но не смогла её поправить, боясь касаться тебя холодными, как эта отрекшаяся от престола королева-ночь, руками. Ты неожиданно дернул плечом, не просыпаясь, потерся носом об угол своей подушки и повернулся на живот. Я улыбнулась: интересно, снилось ли тебе что-нибудь и если да, то что именно? То пронзительно звенели, то стучали, то ревели под тяжестью состава рельсы, рвался на свободу резвый осенний ветер, и только здесь, только у нас все было спокойно. Я снова открыла книгу, но так и не продолжила свое слепое чтение: с помятой, скомканной белизной простыни умело контрастировала твоя божественная кисть. Господи! Как я хотела припасть высохшими без твоих поцелуев губами к этой кораллового цвета ладони, к этим выпирающим красноватым костяшкам, к этим пальцам, к этому запястью! Light of my life, fire of my loins!Я в очередной раз аккуратно поправила одеяло, чтобы ты не замерз, и огляделась: не только здесь, в поезде, но и во Вселенной, времени и пространстве все сводилось к одному и тому же. Витые Венами Шелка. Выученная, Вызубренная «Шинель». Вторично Воссозданный Шарм. Внутренних Вод Шум. Верной Возлюбленной Шепот. Воплощение Вечности - Шаг. Верхних Век Шрам. Вчерашнее Вечернее Шоу. Великое Военное Шествие. Викторианский Восковой Шпиц. В никуда Ведущее Шоссе. Твои очки, сверху обрамленные широким черным, плавно покачивались на поверхности столика рядом с жестяной, такой «поездной» чашкой, на две трети наполненной крепко заваренным чаем с тремя кубиками сахара. Я быстро схватила их и сжала в руках, чтобы эта приторная жидкость случайно не залила стекла. Тебе все шло, тебе даже очки шли, придавая внешнему виду нечто от мира… сумасшедшей интеллигенции что ли? Убегающей лентой расстилалась по земле дорога, обходя зевающие города - выдуманные, нарисованные, построенные, с живой историей, запечатленной в тесноте и величии стен. Выдумать город.. Вы только представьте, каким гением надо быть, чтоб целый город-то, а? Вот только что ж никто не выдумал лекарство от «тебяфилии»…? Скажи, почему я до сих пор больна? Наверное, потому что люблю тебя, а любить, как оказалось, еще сложнее, чем возводить города. Поезд снова совершил поворот, и купе пошатнулось. На мгновение задремавшая осень опомнилась и обдала планету голубым ознобом. На окна брызнули несколько больших, объемных, упругих капель и сразу же стекли вниз, оставив после себя полноводные реки-следы. Ты сделал глубокий вдох через нос и, на выдохе поднеся кисть к подбородку, неосознанно провел по нему всей фалангой безымянного пальца. Пребывать в ожидании и наслаждаться длительностью проходящих минут - все это стало чем-то из разряда той самой фантастики, которую по праву забрасывают большинство людей только из-за того, что она до жути правдоподобна. Я положила книгу на столик, сверху - очки - и, взглянув на соседнюю полку и убедившись, что наша попутчица уже четыре часа подряд забывалась в сладкой мгле снов, посланных ей её подсознанием, нависла над тобой и нежно, тихо и так легко, что ты ничего не почувствовал, оставила на теневой впадине твоей щеки поцелуй - незаметное свидетельство моей большой любви. Иронично шутила старая ночь, с неким презрением смеялась над ней сонная, изменчивая природа. Поезд несся в бархатной сизой дымке, не сбавляя скорости. С твоих приоткрытых губ сорвался невнятный, растянутый звук, отдаленно напоминающий слабый стон, и плечо немного подалось вправо, коснувшись моей полусогнутой руки, которая тайным движением проскользнула по твоему расслабленному корпусу, как по растаявшему льду. My sin! My soul! Я не спеша наклонила голову и еще раз поцеловала тебя - теперь в маленький дефект на маленьком участке кожи под мочкой уха. Слеза - детище соленого сердца - прокатилась по моей пудреной щеке и испуганно скрылась в темно-синих тканях одежды. Плакса-осень стучала в окно, постепенно растворяясь во властных порывах ветра и уносясь туда, где никто не увидит её душевных терзаний. Время шло. Глубокую, насыщенную темноту пронизывали едва различимые проблески неоново-сиреневого раннего утра. Я уютно, как-то по-домашнему устроилась на твоей спине и, заключив тебя в самые нежные объятия, прикрыла глаза и, глупо улыбнувшись, вытерла очередную подступившую слезу. По сути, в нашем мире все достаточно прозаично: есть люди, которые спустя несколько часов окунутся в привычную им среду будней и праздников; есть громоздкая, бесчувственная металлическая конструкция, бессменно катящаяся по рельсам от станции до станции; есть осень - унылое отражение сущности человеческих жизней…       А есть я, которая бы все отдала, лишь бы эта идиллия длилась вечно…