Цена любви

      Руки Люсиль, обтянутые в чёрные перчатки, скользят по клавишам, вырывая из старого фортепиано ноты. Длинные тонкие пальцы ─ кто бы мог подумать, что такая хрупкая женщина, затянутая в корсет, как в броню, держит ножи столь крепко. Зачем она играет эту мелодию? Мелодию из старого, но не забытого прошлого, нашу с ней колыбельную. Наверное, как напоминание. «Не оступись, Томас, помни о клятве», ─ говорит каждое её движение, каждый взмах тёмных ресниц, шорох платья.       Чуть отпиваю из фарфоровой позолоченной чашки. Маргарет совсем другая… Миссис МакДермотт стара, одинока. Вдова. Изголодавшаяся по мужскому вниманию; я знаю, как использовать своё обаяние. Мне было легко поймать её в сети. Было легко заставить переехать сюда. Легко. Если не знать, что будет. Но я привык к жестокости. Следы жестокости видны на спине моей сестры, на моей шее. Неужели я не приму убийство? Третье убийство ради нашего счастья.       Её светлые волосы поблекли в Аллердейл холле. Кожа бледна, а Люсиль продолжает исправно подсыпать отраву в чай. А я ─ смотреть на это. Маргарет уже на грани, это заставляет сестру незаметно улыбаться.       Люсиль, Люсиль. Любил ли кто-нибудь меня, как ты? Ни отец, ни мать, а больше на десятки миль вокруг нет никого. Запертые в детской, в промозглом помещении с вековыми игрушками. Помню, как пытался сделать новые, чтобы порадовать тебя, Люсиль. Игрушки не интересовали тебя: ты старше. Мог ли кто сказать нам, что это неправильно? Аморально, порочно? Наверное, тебе было бы всё равно, Люсиль, а я уже не могу думать по-другому. Иногда я вспоминаю тот день, когда мы сделали это впервые: в поместье не было никого, только ветер и сухие осенние листья, врывавшиеся сквозь прогнившие окна.       Сухой кашель продирает затхлый воздух зала. Очередной белый платок в крови.       ─ Доктор приедет завтра, дорогая, ─ говорит Люсиль, потому что нужно что-то сказать. А сама думает, что через два часа нужно заварить новый чай. Пальцы продолжают скользить по клавишам, создавая грустную, тягучую мелодию. Интересно, есть ли в ней хоть капля сожаления? Едва ли. «Вы оба чудовища». Именно это сказала мать. Какой силой надо обладать, чтобы разломить череп надвое тесаком? Одной рукой…       И снова кашель, глухой, надрывный. От него морозит внутри, но Люсиль лишь улыбается. Деньги уже перечислены, осталась земля. И, быть может, мы вытащим Аллердэйл холл из ада. Шахты захлёбываются в кроваво-красной жиже. Оно и лучше: кому придёт в голову искать труп в подобной мерзости? Тело сгниёт, но кости продолжат лежать на дне, эдакий скелет в шкафу. Призрак виселицы.       ─ Может, ты заразилась, когда была на почте? ─ делает предположение Люсиль, закрывая крышку фортепиано. Такая роскошная ложь. Ей невозможно не поверить. Но Маргарет едва ли слышит её. Женщина уже наполовину в могиле. Люсиль встает сзади меня, положив холодную руку на моё плечо. В этом мёртвом поместье не греют даже перчатки. Греет лишь чай и чужое тело.       ─ Она подпишет, ─ тёплое дыхание чуть щекочет мне ухо. ─ Я знаю, что сказать.       Люсиль всегда знает, что сказать. Она всегда мила и подчёркнуто вежлива. Каждое её слово ценно, имеет особый смысл. Что бы я делал, если бы не она? И тут нужно что-то сказать мне.       ─ Я принесу тебе воды, дорогая, ─ говорю я, вставая. Дрогнул ли мой голос? Я никогда не умел врать. Я никогда не мог говорить «люблю» кому-то, кроме Люсиль. Почувствовала ли Маргарет мою ложь? Впрочем, какая разница? Бумага и ручка лежат на каминной полке, в пыли. Нож скрыт в складках платья Люсиль.       Собираю чашки, блюдца. Маргарет уже не смотрит на меня. Два месяца, два месяца. Всего два месяца, чтобы убить человека. Жизнь весит так мало… Весит один миг перед тем, как острие ножа войдёт в мозг, весит семь дней перед кровавой жижей. Весит пару ложек отравы. Интересно, чем ты, Люсиль, отравила отца? Надеюсь, придумала более жестокое наказание, чем для матери.       Не хочу видеть, как стержень ручки скользит по бумаге, вырисовывая наши имена. Это мерзко. Вдовец. Убийца, не запятнавший себя кровью. Люсиль хотя бы не оправдывает себя, она знает, что делает и почему Аллердэйл холл сползает всё глубже в ад. Может, это наше наказание? За отца, за мать, за любовь? За каждую ночь, проведённую с тобой, Люсиль? За каждый твой вздох, твой стон, за капли крови. За то, что мы продолжаем жить и любить. Только тебя, только с тобой, только ради тебя.       И когда я возвращаюсь, Маргарет уже ставит последнюю подпись. Маргарет МакДермотт, тысяча восемьсот девяносто третий год. При здравом уме и здравой памяти… Что же сказала ей Люсиль? Правду или же то, что я, муж, не смогу смотреть, как умирает моя жена?       ─ Не пойми меня неправильно, ─ говорит Люсиль, ─ ты будешь страдать, пока внутренности не прожжёт насквозь. Не лучше ли быстрая смерть?       Соглашения не требуется. Сестре просто не хочется тратить запасы «чая», а Маргарет уже всё равно. Удивительно, как её уже немолодое тело выдержало двухмесячную пытку. Для следующей жертвы нужно класть больше яда.       Сестра складывает бумагу, кладёт на каминную полку. Женщина даже не поднимает взгляд. Маргарет лишь спокойно сидит, уставившись в стол. Это даже хуже.       «Вы оба безумны».       Люсиль хватает женщину за шею, приподнимает, кидает на пол. Что она придумала на этот раз? Я знаю, что фантазия сестры неистощима на выдумки. Любовь заставляет делать жестокие поступки, говорит она. Травить людей, разбивать им кости черепа, перерезать горла. Сжигать в пламени камина в зале…       Быстрая смерть? Сладко обманула и на этот раз.       Ужасающий, раздающийся эхом во всех комнатах поместья, захлебывающийся в крови крик пронзает Аллердэйл холл. Ноги Маргарет бьют по полу, сшибая стол ─ Люсиль это не волнует. Она продолжает держать женщину за тщедушную шею. Нестерпимо воняет горелой кожей, волосами, жиром. Как она может продолжать это делать… Наверное, я все-таки трус. Крик сползает в хриплое скрежетание. Руки Маргарет колотят по огню, обугливаясь до сухожилий. Если ад есть, Люсиль, то такая судьба уготована нам. Огонь и кипящая кровь, как глина Аллердэйл холла.       Но этого мало моей сестре. Едва платье женщины начало гореть, Люсиль вытаскивает голову жертвы из огня. Блестит металл. Конечно, она не позволит марать своё кольцо смертью. Один точный удар, хруст кости, скрежет лезвия по камню: безымянный палец левой руки Маргарет лежит на полу. А я просто стою рядом. Подобная жестокость доставляет радость Люсиль, а не мне. Это видно по губам. Одна улыбка ─ и голова Маргарет МакДермотт разбивается об основание камина с жутким хрустом. Череп размозжён, как фарфоровая чаша, от носа до основания лба. Сестра не могла не полюбоваться результатом своих действий. К горлу подкатывает тошнота; Люсиль же спокойно поднимает кольцо. Туфли обрызганы кровью.       Такова цена любви, как говорит Люсиль.