Особенный день

— Чё он делает, а? — пихнув брата в бок, тихо спросил Манабу. — Хрен его знает, уже полчаса возится и подходить не даёт, — почти шёпотом отозвался Такеши. — Угу, Токаджи вон, как сторожевой пёс, у стола, только рыпнись. — Лучше не стоит, пока, по крайней мере. Серидзава медленно и очень осторожно раскладывал на широком круглом подносе чипсы. Ровными рядами, один за другим. Получалось что-то вроде большого ярко-жёлтого солнца. На кой чёрт он решил заморочиться подобным образом, пока оставалось загадкой. Любые попытки приблизиться, а тем более поживиться, жёстко пресекались. Братьям Миками не оставалось ничего, кроме как маяться неизвестностью и навязчивым голодом, наблюдая со стороны. Как только с раскладыванием чипсов было покончено, Серидзава с довольной улыбкой осмотрел творение рук своих и велел разжечь огонь в мангале. Следом он достал сосиски и стал сосредоточенно колдовать уже над ними. Делил каждую на три части, потом аккуратно делал надрезы на концах. — Жрать охота, — не отводя глаз от процесса, придвинувшись вплотную к столу, проговорил Такеши. Сглотнув слюну, он попытался дотянуться до одной из сосисок. — Иди жри! — Серидзава резко шлёпнул его по руке. — Где-нибудь там, подальше отсюда. — Чо за фигня, Тамао? В чём дело? — тут же подскочил к ним Манабу. — Почему нельзя-то? — Потому! — вместо Серидзавы отозвался Токаджи, отпихивая его от стола. — Неужели так сложно потерпеть? — Не сложно! Но есть охота, — попытался миновать преграду Манабу. — Подождёт твоя охота, — рыкнул в ответ Юджи. Серидзава тем временем закончил с фигурной резкой по сосискам и выкладывал кусочки на широкую решётку. На огне заготовки быстро разворачивались в причудливые фигурки с растопыренными лепестками. Уже поджаренных двусторонних «осьминожек» Серидзава так же аккуратно укладывал поверх чипсового солнца, формируя второй слой. Получалось красиво и безумно аппетитно. Не только Такеши и Манабу страдали возле стола, но и сам Токаджи косился на блюдо с весьма подозрительным плотоядным интересом. — Так, нехрен тут слюной исходить, лучше за пивом сгоняйте, — сказал своё веское слово Серидзава, и, прихватив пару лишних сосисок, переместился на диван. — Побольше возьмите, сегодня особенный день. Через некоторое время дверь с грохотом распахнулась, и появился Цуцумото, пытающийся протащить на крышу что-то тяжёлое и весьма объёмное при помощи младшеклассников. — Как же без музыки! — прокричал он, протискиваясь вместе с бандуриной из узкого коридора. — Я усилитель принёс, будем слушать. Громко. В том, что будет громко, Серидзава ни разу не сомневался. Но, поднявшись со своего места, поспешил к другу. — Токаджи, помоги, — разогнав мелких, втроём они хоть и с трудом, но втащили аппаратуру на нужное место. Начали примеряться и устанавливать. Само собой, в этот момент Серидзава напрочь забыл об опасности, подстерегающей его кулинарный шедевр. Вспомнил о нём он, лишь услышав громогласный вопль Токаджи. Тоже рванулся в сторону стола, заметался между хрипящим Цуцумото, придавленным корпусом усилителя, и спасением того, что ещё можно было вырвать из загребущих лап Миками. Токаджи безуспешно пытался оттащить от стола Манабу, разворошившего всю скульптурную композицию и дорвавшегося до чипсов. Ярко-жёлтое солнышко стремительно превращалось в полумесяц. Чуть в стороне Такеши запихивал в рот сосиски, одну за другой, пока не начал давиться и с перекошенной мордой выплёвывать их обратно. — Долбоёб! Там же свечки! — проорал Серидзава, не зная, смеяться ему или материть голодного идиота. — Всем привет! — у двери на крышу стоял лучезарно улыбающийся Токио. — Привет! — Серидзава резко подорвался, окончательно бросая Цуцумото разбираться с принесённой аппаратурой наедине. — А мы тут… это… Попытавшись сгрести в кучу рассыпанные чипсы и остатки сосисок, Серидзава загородил собой стол. Поняв, что это дело безнадёжно целиком и полностью, развернулся и «незаметно» спихнул поднос с разворошенным подарком на пол. — Тебя ждём. Вон, музыку принесли. — Кивнул он в сторону корячившегося с усилителем Шоджи. — С днём рождения! — выдал Токаджи, закрывая собой всё ещё жующего Манабу. — Спасибо, — снова расплылся в улыбке Токио, глядя на всю эту безумную суматоху. — А я тортик принёс, настоящий.