it's time to leave and turn to dust

Каждый раз, когда Луи смотрит на океан за окном, он удивляется сам себе — когда его зрение успело так упасть? Вроде бы ещё недавно он с лёгкостью различал все пёрышки на попугае, сидящем в клетке, а теперь даже могучие волны кажутся размытыми пятнами. Ему всего тридцать три, но без очков мир кажется непонятным, размытым. — Если ты будешь писать в такой темноте, то быстро испортишь себе зрение, — недовольно бурчит Гарри, поворачиваясь к Луи лицом и закидывая руку ему на талию, — ложись спать. Уже ночь. — Конечно, — шепчет Луи, целуя любимого в макушку и дописывая последние слова новой песни в тусклом свете ночника. Он знает, что это не слишком хорошо для его глаз, но яркий свет разбудил бы Гарри, а этого ему хочется меньше всего. Так что спустя полчаса он, наконец, откладывает толстую тетрадку и ручку и обнимает уже давно спящего Гарри, гася лампу. Зато вблизи он видит по-прежнему хорошо, поэтому когда их старый пёс Брюс подходит к его ноге и еле-еле поднимает своё тело, закидывая передние лапы ему на колени, Луи с удивлением замечает, что у того на лапах странные проплешины. На самом деле, в этом нет ничего особенного: Брюсу скоро будет десять лет, возраст и всё такое, однако Луи становится несколько грустно: удивительно, как быстро бежит время. Луи с Гарри взяли Брюса ещё совсем молодыми: Луи как раз исполнилось двадцать четыре, и Гарри подарил ему на день рождения щеночка палевого цвета. Они не обговаривали это, но оба знали, что появившийся питомец — некая подготовка к их будущему. К детям. — Только признайся честно, Стайлс, — говорит Луи, облокачиваясь на кухонную тумбу рядом с готовящим завтрак Гарри, — какое дурацкое имя ты уже успел придумать нашему первому ребёнку? — Во-первых, Стайлс-Томлинсон, а во вторых, всё зависит от пола. — И всё же? — настаивает Луи, крадя половинку яблока с подноса. — Надеюсь, ты не собираешься называть его в честь своего бабушки или дедушки? Щёки Гарри вспыхивают, демонстрируя крайнюю степень обиды, а Луи только смеётся, вдруг прижимая своего парня (будущего мужа) к столу и склоняя его голову к себе (гордость не позволяла ему вставать на носочки. Только в исключительных случаях). — У тебя есть пять месяцев до нашей свадьбы. Думай, милый, — он быстро целует его в губы, но Гарри этого мало, и… Их завтрак остаётся никому не нужным. На его руке по-прежнему красуются слегка выцветшие татуировки — всё те же многочисленные рисунки на правой и несколько на левой. Они с Гарри так полюбили морскую тематику, что даже жить стали на берегу — это стало главной темой для шуток всего последующего года. Найл вечно дразнил их тем, какие они ужасные сопливые зануды — и верно, кто станет набивать десяток парных татуировок в возрасте восемнадцати лет? Теперь Луи вспоминает с улыбкой их молодость, прокручивая на безымянном пальце тонкое аккуратное кольцо — бессмертное доказательство того, что татуировки были набиты не зря. «А ты уверен, что хочешь сделать тату?» «Луи, мы всё понимаем, вы очень любите друг друга, но… оно же на всю жизнь». «Да брось, Томлинсон, а если расстанетесь?» Даже сейчас, пока он дожидается Гарри, ему кажется, что он никогда и не уходил. Повсюду, в каждом уголке их дома есть его следы: Брюс — его подарок, попугай — подарок Барби и Найла на их новоселье, совместные фото в рамочках, старая рубашка Гарри, по неизвестной даже самому Луи причине висящая на плечиках у шкафа, его гитара… Некоторые из вещей покрылись пылью, но воспоминания, связанные с ними, свежи. Гарри и Луи танцуют медленный танец. Играет старая музыка, доносящаяся из такого же старого радио, и подле них бегает совсем ещё маленький Брюс, жаждущий внимания хозяев. Но как бы они ни любили своего пса, этот момент только их — одна рука Луи лежит на талии Гарри, а другая — у него под рубашкой, накрывая тёплую грудь. На его виске чувствуется тёплое дыхание Гарри, и от этого момента у Луи по-прежнему перехватывает дыхание, потому что он любит Гарри, а Гарри любит его. Они любят друг друга. Единственное, в чём Луи стыдно признаться даже самому себе — то, что он почти не помнит их свадьбу и день после неё. Он был так пьян, что самый важный день в его жизни прошёл как в тумане, а день после него — в агонии, плохом сне и вечных похождениях до белого друга в ванной, с которым Луи обнимался всё утро. Гарри чувствовал себя немногим лучше, однако ему хватало сил посмеиваться над Луи, прислонившись к дверному косяку. На нём тогда были одни домашние штаны, а волосы были заметно грязными после прошлой ночи, но даже тогда Луи смотрел на него так, словно он был самым лучшим в его жизни. Он и есть самое лучшее, что когда-либо было в его жизни. Брюс недовольно гавкает — ему хочется на улицу, но Луи снова глубоко в своих воспоминаниях, поэтому он только небрежно гладит старого друга, грустно улыбаясь самому яркому его воспоминанию — прощанию с Гарри. — Ты не проводишь меня? — голос Гарри подрагивает; он едва ли не плачет. — Не до вокзала. Я не смогу смотреть на то, как ты уезжаешь. — Ты же знаешь, что я вернусь. — Я знаю. Сильный ветер бешено развивает их волосы. Пёс грустно сидит рядом, чувствуя, что в такой момент ему лучше казаться невидимым. Луи цепляется за Гарри так сильно, словно тот вот-вот исчезнет, до боли в пальцах сжимая его куртку. — Я вернусь, — ещё раз повторяет Гарри, наконец с неохотой отстраняясь от Луи и оставляя последний поцелуй у него на лбу сухими обветренными губами. Волосы Луи по-домашнему собраны банданой Гарри, и тот чуть улыбается, замечая это. — Не забывай меня. — Ни за что, — шепчет Луи. Из мыслей Луи вырывает неприятный звонок. Брюс начинает оповещающе лаять, как будто бы Луи не заметил этого звука. Пол под его ногами скрипит, когда он босыми стопами доходит до двери и открывает её, видя на пороге Найла. — Я в гости, — с улыбкой говорит Найл, занося в дом большой пакет. Луи любит Найла, любит своего друга всей душой, но тот появился очень некстати. Сегодня просто такой день — Луи не настроен на разговоры. Зато Брюс очень рад — он начинает активно вилять хвостом, как будто бы и не старик, старательно вынюхивая, что же дядя Найл принёс ему покушать. Следующие полчаса Найл ходит по дому Луи, изредка спрашивая того о чём-нибудь. Луи отвечает односложно, по-прежнему как в тумане прокручивая кольцо на пальце и смотря то на стену, то на океан за окном. Спустя какое-то время Найл подходит к нему, заботливо кладя руки на плечи и делая массаж. — Как твои глаза? — Нормально. Но хуже, чем было летом. Найл еле слышно вздыхает. Спустя какое-то время он уходит, напоследок инструктируя Луи, что он купил ему продуктов и приготовил кое-что — всё стоит на плите и ещё горячее. Луи улыбается и благодарит его, и тот выходит, плотно прикрывая за собой дверь. ::::: Как только Найл оказывается на безопасном расстоянии, он делает звонок Лиаму и закуривает сигарету. Тот отвечает через несколько секунд, озабоченно задавая всё те же вопросы. — Всё так же. Да. Холодильник пуст, на мебели пыль. Сказал, что стал хуже видеть. Нет, почти не говорил со мной. Нет, я не буду забирать Брюса к себе, и мы обговаривали это уже миллион раз. Ты знаешь почему. Спустя нескольких минут краткой сводки новостей и пререканий Найл заканчивает вызов и выбрасывает окурок, напоследок оборачиваясь на небольшой домик. Луи не выходил из него уже пять месяцев. Гарри не было здесь девять лет.