Without rules.

Сынчоль правда старается. С головой уходит в учебу и просиживает долгие часы за учебниками. Постепенно забывает о футболе. Искренне хвалится Джонхану своими баллами и стремительным перескокам по табелю успеваемости. Сынчоль думает, что учиться, оказывается, интересно. А еще все же круто, что у него есть стимул — такой яркий и солнечный, с абсолютно очаровательной улыбкой и глазами цвета янтаря в свете закатного солнца. Джонхан старается тоже. Сидит часами в комнате при свете настольной лампы и уже к началу следующего месяца оказывается в списке класса первым. Для Джонхана это значит много. Хотя бы потому, что мать на это довольно кивает и треплет его по длинным волосам, щуря глаза почти счастливо. Она-то не знает, что на телефон Джонхану пришло уже с десяток сообщений от Сынчоля только за последние десять минут. Сынчолю Джонхана становится мало. Именно от этого он и начинает искать его тепла в каждой минуте, проведенной вместе. План матери Джонхана отчаянно не работает. Не имея возможности проводить вместе больше времени, Сынчоль привязывается только больше. Джонхан скучает по нему и едва ли не воет — но чувства не отпускают. Мать Джонхана что-то подозревает, но молчит, когда сын поспешно собирается в вечер с субботы на воскресенье и выскакивает из квартиры со словами, что проект он будет готовить парный, а оттого и не дома. И все же, она молчит. А его у подъезда встречает Сынчоль. Хватает в свете уличного фонаря его за руку и тянет к себе, посмеиваясь тихо и прижимаясь боком. Джонхан с Сынчолем на ночь остаются одни — мама в командировке, а старший брат приезжает раз в месяц, ибо живет уже давно отдельно. Уже через двадцать минут рюкзак Джонхана оказывается на полу, и парочка книг стремится вывалиться из него в ближайшие пару минут. Сынчоль зажимает Джонхана меж собой и диваном и целует в губы: глубоко, мокро, горячо, со вкусом собственной тоски, вперемешку с любовью. Джонхан отвечает также. Подается вперед, цепляется пальцами за уличную толстовку на его спине и тянет на себя. Сынчоль касается его везде, где только можно. Отрывается от губ и целует лицо наугад, почти припадочно: касается щек, носа, скул, подбородка, вновь припадает к губам. Джонхан дышит горячо и сбито, а Сынчоля легко трясет от мурашек по коже. Мать его, как же сильно он скучал. Когда губы уже болят, Сынчоль прижимается ими к светлой юновой шее и выдыхает горячо. Обхватывает его тело руками и наваливается. Бормочет почти сопливо слова любви и о том, как катастрофически мало ему Джонхана. Бормочет быстро, сбивчиво, будто бы боясь пропустить хоть одно слово — их накопилось за это время так много. Касается губами его шеи, скользит чуть выше и послушно возвращается к губам Джонхана, когда тот уже весьма привычно запускает пальцы в темные волосы на его затылке и тянет к себе. Джонхан в ответ на все эти слова целует его ласково, нежно, обхватывает своими губами чужие, касается их языком и тихо посмеивается от шумного дыхания Сынчоля слишком близко. Джонхан обхватывает талию Сынчоля руками и думает, что готов пролежать так до конца жизни. За окном прилично похолодало, а в руках Сынчоля невероятно тепло. Меж поцелуями Сынчоль глотает воздух и шепчет почти в самые губы, будто бы кстати говоря:  — Меня выкинули из футбольной команды. — Мм, — Джонхан мычит ему в губы и соображает не сразу, а спустя пару мгновений упирается ладонями в грудь и отталкивает от себя, распахивает глаза и хмурится, — в смысле? Ты серьезно? Сынчоль, ты же с парнями столько времени вместе тренировался, ты чего? Сынчоль хмурится в ответ и выдыхает тяжело. Отводит взгляд на мгновение и неловко улыбается, чувствуя себя совсем странно под строгим взглядом некогда капитана – Юна.  — Не тебе ли говорить, разве нет? Джонхан сдвигает брови к переносице и тяжело выдыхает. Он почему-то чувствует себя виноватым.  — Не думай об этом, — Сынчоль отмахивается и думает, что вообще не до этого. Вновь прижимается губами к шее, оглаживает ладонями талию, опускается ниже и весьма неожиданно сжимает бедра. Джонхан подается телом вверх по дивану и сжимает темные волосы на затылке Сынчоля крепче. Былая уверенность в глазах пропадает и Сынчолю кажется, будто бы в темных омутах Джонхана проскальзывает некий страх, - эй, испугался?  — Как на счет химии? — И Джонхан, правда, пытается выпутаться.  — Как на счет химии между нами? — Сынчоль почти смешно играет бровями и говорит так томно, что важность момента сразу улетучивается. Джонхан посмеивается тихо и хлопает его по плечу. Сынчоль смеется тоже. Вскидывает брови почти домиком и щурит глаза ласково. Он Джонхана, правда, хочет — такого разве можно не хотеть вообще — но решает не торопить. Джонхан, кажется, испугался не на шутку, а это лишь доказывает его неготовность. А пока и этого достаточно. Сынчоль все также лучезарно улыбается, вновь склоняясь к чужому лицу. Как итог, учебники остаются также одиноко лежать на полу. Перемещение с дивана в комнату Сынчоля едва ли что-то меняет. Валяясь под одним одеялом, Сынчоль крепко прижимает к себе Джонхана, лежащего на боку. Скользит ладонями по распущенным светлым волосам, отводит в сторону пряди и время от времени касается аккуратно щек и так уже истерзанными поцелуями губами. Впрочем, им обоим плевать. Друг друга им мало. Это читается в глазах Сынчоля. Это чувствуется в пальцах Джонхана, поглаживающих его по спине. Тихо, убаюкивающее, но и засыпать пока не хочется. Еще немного вот так — смотря друг другу в глаза. Сынчоль подается ближе и вновь касается его губ, зарывается пальцами в длинные светлые волосы. В руках Сынчоля засыпать тепло и безопасно. Джонхан чувствует себя так, будто бы впервые оказался дома. Сынчоль не спит еще долго. Смотрит на него, касается подушечками пальцев щек, скул, волос, плеча. У Сынчоля внутри все замирает и оживает заново от каждого вздоха Джонхана. Просыпается Сынчоль утром следующего дня от чужого голоса. Не Джонхана. Он лениво соображает, кто бы это мог быть, пока неожиданно не осознает, что незваный гость — брат. Сынчоль подрывается сразу же, поспешно накрывает Джонахана получше и выскакивает из комнаты, как есть — в одних спальных штанах. Встречается с Сынхёном едва ли не на пороге. Улыбается весьма натянуто и чешет темный затылок.  — Привет, хён. Ты неожиданно.  — Да я понял, — Сынхён усмехается и переводит взгляд на Джонханову куртку на вешалке рядом с сынчолевой, затем бросает взгляд на брошенный в сторону рюкзак, — не помешал? Сынчоль мотает головой и тихо посмеивается. — Нет, конечно, — а потом, как бы случайно, — ты надолго?  — Маму бы дождаться, в общем-то, — и подмигивает, — она красивая? Красивая, да?  — Красивая, — Сынчоль неловко отводит взгляд в сторону и думает о том, что брату стоило бы сказать уже давно. Теперь ситуация неловкая. Сынчолю Джонхана прятать не хочется.  — Ладно, я ненадолго тогда. Кофе мне приготовишь? И Сынчоль кивает. Ведется, как маленький, когда поспешно отправляется на кухню и заваривает кофе, оставляя брата без присмотра. Сынхён, будучи любопытным с детства, проскальзывает к комнате брата слишком быстро и бесшумно. Приоткрывает дверь и улыбается едва заметно. Светлые волосы разметались по темно-синему постельному белью, из-под одеяла едва ли выглядывает аккуратный носик. Он прикрывает дверь и поворачивается, чтобы застать Сынчоля, стоящим в дверном проеме с двумя кружками кофе и абсолютным отсутствием эмоций на лице.  — Зачем ты сделал это, хён?  — Да ладно тебе, — Сынхён хмыкает и отмахивается. Как будто баб не видел. И чего этот мелкий взъелся так неожиданно?  — Я рад, что ты так легко принял это, — Сынчоль расслабляется на мгновение и уголки губ его приподнимаются, пока он не осознает, что только что выдал сам себя с головой.  — В смысле? Что в этом такого? — Сынхён замолкает и смотрит на Сынчоля насторожено. Тот в ответ молчит и смотрит брату в глаза напряженно, выжидающе. Сынчоль врать не хочет. Сынхён разворачивается на сто восемьдесят градусов, хватается за ручку двери и врывается в комнату гораздо раньше, чем Сынчоль с грохотом выпускает кружки с горячим кофе из рук — те летят на пол и разбиваются к чертям, да и плевать! — и спешит следом за братом. Едва ли успевает схватить за руку, когда тот хватается за одеяло и сдергивает его в сторону. Джонхан в спортивных штанах и широкой футболке приподнимается на руках и смотрит на обоих сонно, непонимающе, даже слегка испуганно. Сынхён скользит взглядом по нему с ног до головы и вновь поднимается на лицо: Джонхан перед ним смотрит на Сынчоля растерянно, приоткрыв губы в немом вопросе. Сынхён прикрывает глаза и дышит тяжело. Старается принять, наверное. Пару вздохов и удар кулаком по челюсти на развороте. Сынчоль отшатывается назад и вскидывает взгляд почти обиженный, но понимающий. Принять такое тяжело. Джонхан подскакивает с нагретой постели и поспешно вклинивается меж ними, бросив пару обеспокоенных взглядов на Сынчоля. Хрипит спросонья.  — Не надо так вопросы решать, ладно? Нифига не изменится от этого.  — Не изменится? — Сынхён почти рычит, слишком резко и неожиданно даже для себя хватая Джонхана за светлые волосы на затылке и оттягивая болезненно назад, — ты еще рот открываешь, пидора кусок?  — Не смей его трогать, блядь! — Сынчоль подается вперед и метит кулаком брату ровно в нос, а когда тот выпускает пряди Джонхана, тянет Юна к себе за спину, прикрывает и смотрит на брата зло, почти затравленно.  — Ты ахирел, Чхве Сынчоль? Мать вообще в курсе, что ты тут устроил? Какого черта вообще? Баб мало? Разнообразия в жизни не хватает или что? Ты еще и против брата пошел? Совсем с ума сошел? Что, по-твоему, люди скажут?  — Да мне поебать. Сынхён смотрит прямо в глаза Сынчолю и не понимает, когда успело все так сильно изменится. А у Сынчоля голос глубокий, уверенный, с ярко выраженной сталью. И мальчишка за его спиной напряжен весь, того и гляди сам на Сынхёна накинется. Что вообще происходит, мать его?  — Матери сам позвоню. А ты мне даже на глаза больше не попадайся.