Тихий Мир

Макс закрывает ему глаза — ладонями, стоя сзади, как делают обычно школьницы и изредка, дурачась, леди Сотофа Ханемер — но сэр Шурф Лонли-Локли не был бы собой, если бы временное отсутствие зрения не позволяло ему прекрасно осознавать окружающую действительность. Еще только секунду назад вокруг не было ничего, если только понятия «вокруг» и «внутри» можно применить к состоянию, которое принято называть Хумгатом. Теперь же внутри бушует такое невообразимое множество ощущений, что самое сложное — сосредоточиться и разобраться во всех них постепенно, не пытаясь охватить все разом. Сэр Шурф привычно дышит на восемь и вслушивается, внюхивается, врастает в это новое место. Сейчас он даже благодарен Максу за его детское желание закрыть ему глаза: люди слишком привыкли полагаться на зрение, чтобы прочувствовать всю гамму иных ощущений. Кругом солнечно и свежо, и нежарко, и влажный ветер тянет горьковатой солью, и еще пахнет чем-то незнакомым — то ли полузабытой приправой, то ли рассветным смутным сном. Совсем близко, в паре шагов шелестит, пришептывает вода. Деревья поскрипывают где-то за спиной, соприкасаясь могучими стволами. И еще, дальше, на самой грани слышимости — негромкие голоса — неспешный, певучий язык, спокойные доброжелательные интонации, полунасмешка-полусерьезность. — Нравится? Вопрос Макса звучит у самого уха, и его улыбка, до сих пор просто ощущавшаяся всем телом, слышится в голосе так явно, что Великий Магистр тоже улыбается — легко и свободно. Он совсем недавно научил этому трюку свою нынешнюю личность, и не сказать, что это было проще, чем освоить двести тридцать третью ступень белой магии. Сэр Шурф накрывает руками ладони Макса и кивает. — Очень нравится. Ты позволишь мне посмотреть? Макс неохотно отнимает руки, на пару секунд сжимает плечи Шурфа и отходит на несколько шагов — сапоги поскрипывают по песку, ветер треплет вечно нестриженные волосы. Сэр Шурф наконец-то оглядывается. Песчаная полоса вдоль воды тянется так далеко, что конца ей не видно ни в одну, ни в другую сторону. Песок внезапно оказывается лиловым, и море — безбрежное, бескрайнее — приобретает из-за него совершенно неожиданный глубоко-фиолетовый оттенок. Хотя нет, не только из-за него. Бывший Мастер Пресекающий подходит к самой воде, зачарованно смотрит в глубину: каждый водяной поток имеет свой отчетливый тон, и их переплетение — одно из самых красивых зрелищ, которые ему доводилось видеть. Сзади слышится недолгая возня, шуршание бумаги, щелчок пальцами. Не оборачиваясь, Шурф требовательно протягивает руку, и ему в ладонь ложится почти полная пачка сигарет. Он привычно закуривает и прячет пачку в карман. Сочетание табачного дыма и горько-соленого ветра настолько упоительно, что сэр Лонли-Локли ловит себя на размышлениях, будут ли часы Франка действовать в не ограниченном стенами пространстве. — Дружище, ты уснул? Приходится все-таки обернуться. Макс уже успел устроиться с комфортом: добыл откуда-то пушистый плед, рыжий в темных округлых пятнах, уселся на него, скинул верхнее короткое лоохи, оставшись в нижнем длинном и скабе. С тех пор, как в Соединенном Королевстве мужская мода приобрела свойство меняться каждую неделю, сэр Шурф начал думать, что в бытности Великим Магистром Ордена Семилистника есть своя прелесть: по крайней мере, ему по статусу положено носить классическую длинную мантию, что его более чем устраивает. Макс похлопывает по пледу рядом с собой, почему-то выглядя слегка смущенным. Сэр Шурф послушно садится рядом с ним и с интересом глядит на своего спутника. — Что-то не так? Макс фыркает. — Все в порядке. Просто никогда не знаешь, из каких глубин подсознания вынырнут пошлые представления о романтике, — и пропускает длинный мех покрывала между пальцами. — Расцветка пледа имеет к этому какое-то отношение? — Еще бы, — Макс некоторое время мнется, потом машет рукой и смеется. — Просто на моей исторической родине — ну, то есть на предполагаемой исторической родине — есть сложившийся стереотип о том, как надо иногда проводить время с любимым человеком. В обязательную программу включены свечи, интимный полумрак, живой огонь и возлежание на шкурах определенных животных. Ну и не только возлежание... До сих пор мне удавалось как-то обходиться без этих штампов, но, видимо, время пришло. Сэр Шурф внимательно разглядывает покрывало, пытаясь припомнить, не встречался ли ему этот узор раньше. Наконец кивает, узнавая. — В твоем Мире так много леопардов, что их хватает на всех жителей? Макс изумленно на него смотрит. — Нет, конечно, в основном все это подделки. Но Шурф, дырку над тобой в небе, откуда?.. — Энциклопедия, которую ты мне когда-то дарил. Второй том.* Макс качает головой — недоверчиво и восхищенно, но оставляет все замечания при себе. Сэр Шурф решает, что стоит хоть немного оправдать символическое значение пледа, притягивает Макса к себе и устраивает его голову у себя на коленях, чуть поглаживая по волосам. Тот закрывает глаза и улыбается. Неизвестные деревья — это именно они пахнут той самой неопознанной приправой — тихонько шелестят за спиной. Несколько человек в простых одеждах сидят где-то под их сенью, прячась от солнца, но в кои-то веки Шурфа совершенно не раздражает чужое присутствие. — А ведь было время, когда я ненавидел этот Мир так сильно, что думал, когда-нибудь вернусь и разнесу его в клочья, — вдруг говорит Макс. — Ты слишком много общался с сэром Лойсо, — сухо отвечает Шурф и с удовольствием видит, как Макс тихо смеется и мотает головой. — Нет, что ты. Это было уже позже. — Почему тогда? Шурфу правда интересно. Вообще-то за все время, что он знает Макса, тот никогда не проявлял тяги к разрушению чего бы то ни было. Разве что только собственного благополучия, так это у всех магов случается, обычный этап становления. — Потому что это и есть Тихий город. Пальцы Шурфа замирают, дыхание становится очень ровным. Впервые с того момента, как Макс исчез прямо из кабинета Почтеннейшего Начальника, освободив Джуффина от обязанности держать их Мир, он ощущает противный холодок, бегущий по спине. И еще — досаду. — Шурф? — Макс приподнимается на локтях, смотрит в лицо Великому Магистру пристально и тревожно. — Знаешь, я не против провести с тобой несколько вечностей. Но мне бы хотелось, чтобы такие радикальные решения ты все-таки согласовывал со мной. Даже если не говорить о том, что у меня как у главы Ордена Семилистника остались незавершенные дела, тебе стоило бы подумать, что... — Стоп-стоп-стоп! Макс садится, разворачивается к нему лицом и смотрит. Просто смотрит, причем выглядит таким изумленным, что сэр Шурф начинает сомневаться в сделанных выводах. — Ты что, решил, что я тебя сюда притащил без спроса, и теперь ты не сможешь выбраться отсюда в любой нужный момент? — наконец спрашивает он. — Теперь, увидев твою реакцию, я понимаю, что это не так. — Ну разумеется не так! Макс снова вытягивает из кармана сигарету, даже не задумавшись о том, что вообще-то пачка давно перекочевала к Шурфу, зарывается ладонью в волосы. — Если бы Тихий город оставался тем же, каким был, я бы никогда тебя сюда не привел, — говорит он. Голос его звучит почти спокойно, но Великий Магистр вздрагивает — столько невысказанной обиды стоит за этими ровными интонациями. Он придвигается ближе, так, чтобы оказаться на расстоянии пары сантиметров, но все еще не касаться. — Расскажи, — требует он. Макс молчит. Долго молчит, секунд пятнадцать, потом приваливается спиной к жесткому плечу и откидывает голову назад. Сэр Шурф позволяет себе слегка улыбнуться. — Я все думал, почему Тихий город вообще появился. Вряд ли ведь у кого-то просто возникла фантазия, что во Вселенной обязательно должно быть настолько жадное место, да такая стойкая, что взяла и осуществилась. Вообще-то у Великого Магистра есть почти бесконечное количество аргументов в пользу именно этой версии и еще больше фактов на смежные темы, почерпнутых из классических исследований. Но он молчит, потому что давно уже уверен: в вопросах путешествий между Мирами с Максом спорить бесполезно, ему лучше знать. — И потом вся эта история с любовью... Когда я вырывался отсюда в первый раз, подумал, что только отвращение может стать моим спасением. В целом я оказался прав, но был еще способ. Макс снова поворачивается к Шурфу лицом. — Вот почему он притягивает к себе людей, м? — требовательно спрашивает он. И тут же, не дожидаясь ответа, продолжает. — Да потому, что собственных нет! За все время, что я тут жил, я ни разу не слышал, чтобы у кого-то родился ребенок. Правда, я и о смерти не слышал, зато слышал о людях, которые просто исчезают. Понимаешь? Сэр Шурф кивает. — Жителей здесь становилось меньше, и умножать их количество приходилось насильственными методами. Ты каким-то образом решил эту проблему? — Как видишь. Макс разводит руками, будто пытаясь показать на все сразу — на водяные потоки, песок, виднеющиеся на самом горизонте очертания какой-то башенки, листья, кружащиеся по ветру, серебристые облака, людей с певучими голосами — весь Мир. — Я просто помог ему доосуществиться, стать полноценным Миром вместо нелепого обрубка, — говорит он таким будничным тоном, будто речь идет о плановой уборке в Мохнатом доме. — И сразу все встало на место. Люди здесь рождаются, взрослеют, стареют и умирают. Люди здесь живут. И любят этот Мир, конечно — ну, большая часть из них. То меньшинство, что вечно всем недовольно, вроде меня самого, тоже есть, но его можно не принимать в расчет. Сэр Шурф оглядывается вокруг. Мир действительно живой и плотный, и настоящий, и дышит, как и положено любому уважающему себя Миру. Великий Магистр притягивает Макса к себе, касается губами самой макушки, стискивает в руках так, что тот охает. Приходится немного ослабить хватку, хотя и очень не хочется. — И чем же я теперь буду пугать послушников в Ордене? Раз Тихого города больше нет? Макс устраивается удобнее в его объятьях, довольно вздыхает. — А вот это придумывай сам. Я свое дело сделал, теперь твоя очередь. И вообще, кто-то говорил, что страх в обучении магии надо уметь преодолеть. Вот и води их сюда на экскурсии, пусть... преодолевают. Великий Магистр вдруг наконец понимает, чем пахнет местный ветер: горьковатой солью, пряностями и обещаниями. Новой жизнью. — Пусть, — эхом отзывается он.