Pov Автор:
По извилистой, петлявшей дороге Ницца-Канны, на огромной скорости, неслась спортивная машина, притягивающая взгляды и своей скоростью, и внешним видом (кто успевал её разглядеть). За рулём сидела красивая, фигуристая, длинноволосая брюнетка в солнечных очках от «Chanel», скрывающих от навязчивых лучей солнца карие глаза. Она ехала в свой ресторан с ревизией, но мысли её были далеки от бизнеса, дама думала о своих детях: старший в очередной раз устроил бунт, близнецы опять хулиганят, и лишь с Дженни всё нормально. Только, правда, ей всё время нужны деньги на выставки, она гениальная художница. «Мне, конечно, нравится, как она рисует, — думала брюнетка — но больше мне, да и маме моей, нравилось, когда дочь танцевала». Кареглазая уже даже стала жалеть о своём принципе «полная свобода выбора моим детям», когда на соседнем сидении зазвонил смартфон. Она потянулась к гаджету, взяла его, взглянула на дисплей и не успела ответить на вызов, как до её ушей донёсся визг тормозов. Быстро переведя глаза на дорогу, брюнетка увидела, как прямо на неё несётся довольно большая, особенно по сравнению с её «спортивкой», машина. Резко выкрутив руль влево, она свернула к кювету, чудом избежав столкновения, но, не успев опять повернуть руль, сбила перегородку отделяющую дорогу от обрыва. Машина перевернулась и полетела, переворачиваясь, под горку. — Нет, — было последнее слово и последняя мысль девушки, прежде чем она потеряла сознание. Черный смартфон с трещиной посреди экрана лежал в траве, из его динамиков лилась современная быстрая музыка, поставленная его обладательницей на звонок от матери.***
Pov Александра:
Боль. Боль. Боль — это было единственное, что я чувствовала. Она появилась… не помню, сколько часов, минут назад. Сначала я лишь почувствовала боль на шее, от чего я и пришла в сознание. Потом она стала расти и расходится по всему телу. Это была невыносимая боль, такую боль я не испытывала никогда в жизни. Она не похожа ни на что, её ни с чем нельзя сравнить. Она такая одна, и она меня сейчас выжигает до костного мозга, до последней кровинки, дотла. Единственное, что мне хотелось с самого начала, чтобы она ушла, растворилась. Потом мне захотелось умереть, и плевать я хотела на то, что я ещё довольно молода и не смогла сделать то, к чему стремится в жизни каждый человек — полюбить, так, чтоб по-настоящему, так, чтоб кровь стыла в жилах, чтоб можно было умереть за любимого — если нужно. И главное, чтобы это было взаимно… Но, естественно, моему желанию не суждено было свершится, и поэтому сейчас я была наедине со своей болью — я и она… я и она… я и она… Довольно быстро я поняла, что если концентрироваться на чём-нибудь другом — кроме боли, то она будет ощущаться менее остро. Я это поняла, когда почувствовала, что меня куда-то несут. Сконцентрировавшись на этом, я с удивлением обнаружила, что боль стала меньше, но стоило мне только опять подумать про боль, как она усилилась в несколько раз, хотя раньше мне казалось, что больше уже некуда. Говорят, что человеку не дано испытать боли больше, чем он может выдержать. Сейчас мне стало казаться, что это не так, что ещё чуть-чуть и я умру (я хотела этого!), но почему-то даже смерть отказывалась меня принимать к себе. Я, конечно, знала, что я грешница, но не настолько же! Сквозь боль в ушах я услышала крик, и через некоторое время с удивлением обнаружила, что это кричу я. Стараясь игнорировать боль, я стала слушать свой крик и удивляться, как я ещё не сорвала голос? Потом на фоне моего крика и боли, я различила какие-то чужие голоса, стала прислушиваться о чём они говорят, но из-за боли в ушах или из-за того, что говорили слишком быстро и тихо, я не смогла разобрать ни слова. Но, не теряя надежды, я всё-таки продолжала прислушиваться, потому что мне казалось, что сейчас решается моя судьба, а мне это, ой как не нравилось, так как свою судьбу я предпочитаю решать сама. «Ну вот моя дорогая, — сказала я сама себе мысленно, — уже шутки проскакивают — значит всё будет нормально». Стараясь не обращать внимание на боль, я стала разговаривать сама с собой, конечно, попахивает шизофренией, но, а как вообще можно после такой боли остаться здоровой (физически и особенно психически), остаться прежней, остаться собой? Говорят, что душевная боль сильнее физической, но когда огонь бежит по твоим венам, я думаю, человек меняет своё мнение и здесь (особенно здесь) я не исключение. Прислушиваясь к голосам, я даже не сразу заметила, что боль стала отступать. Сначала приятный и главное такой долгожданный холодок, пробежал по пальцам рук, добрался до кистей, локтей. Потом то же самое стало происходить с головой, стопами. И лишь в груди, где-то с левой стороны, огонь не проходил, а наоборот начал усиливаться подбираясь к сердцу, а оно только и могло, что работать с огромной скоростью, как никогда раньше, сливая практически в один звук удары, отсчитывая свои последние секунды жизни. Удар, ещё удар, заминка, огонь просто вспыхнул в груди с невероятной силой (я прям это увидела, почувствовала), останавливая сердце навсегда. Последний уже обречённый удар и сердце запнулось на веки. Вначале я не поняла, что случилось. Ведь когда болит ты замечаешь, а когда боли нет и обращать внимание не на что. Потом, когда пришло осознание что боли нет, я сначала обрадовалась, наконец-то, а потом растерялась. На данный момент у меня была цель избавится от боли, боль прошла, а что дальше? Я чувствовала, что во мне что-то изменилось, но что, я пока даже не догадывалась, и для начала я решила узнать что со мной? Где я? Подумано — сделано, вперёд! Для начала я потянула носом воздух и (я решила ничему не удивляться) обнаружила, что до этого вообще не дышала. Мне в нос ударил разнообразный набор запахов, я чувствовала запах пыли, цветов, хвои, хотя была уверенна, что нахожусь в комнате. Потом я прислушалась и таки удивилась. Я и предположить не могла раньше, что столько звуков одновременно можно слышать, что столько звуков вообще существует. Я слышала как вдалеке журчит вода, слышала шум колёс по асфальту, слышала скрип коготков зверька по стволу дерева, слышала… СТОП! Что это? Из моего горла, которое загорелось огнём, вырвалось звериное рычание, я почувствовала, как сорвалась с места. Бежала я на влажный и такой сладкий стук (как я позже поняла — сердца). Перед глазами не было ничего видно, кроме красного цвета. Очнулась я сидя на огромной, высокой ветке сосны и держа в руках трупик белки. Отбросив в сторону мёртвую белку и почувствовав что на меня кто-то смотрит, я огляделась. В полусотне метров от меня был дом, перед ним стояла компания и во все глаза глядела на меня. Первым желанием, при виде их у меня было бежать и к моему удивлению это желание исходило не от мозга, а как-бы из подсознания… от инстинкта? Но почему?! Превозмогая чувство самосохранения, которое сейчас работало как никогда, я решила спустится вниз, к этим… людям? Надо же мне было узнать, как я, например, очутилась на этом дереве и почему не этого не помню. Почему у меня так улучшилось зрение (кстати, я даже и не догадывалась, что в простом воздухе столько всего находится). И почему, наконец, все мои чувства в несколько раз обострились. Что во мне изменилось? Что со мной случилось? Все эти мысли пролетели в моей голове за долю секунды. Ндааа, раньше я так быстро думать не умела, ещё одна странность в моём (опять же) мысленном списке. Осмотревшись и даже не успев до конца додумать, как спустится с дерева, которое было высотой с пятнадцатиэтажный дом, я уже стояла на земле. Видимо, моё тело сейчас работало на автомате, поддаваясь мимолётным приказам мозга. Контролируя каждое своё движение и наплевав на чувство самосохранения (которое приказывало бежать от этих людей, а не идти к ним, хотя бы потому, что их было много, слишком много для меня одной), я подошла к группе стоявший у порога дома. — Вы кто? Что вы со мной сделали? — Я понимала, что в том, что со мной произошло, виновны они. — Здравствуй, я Карлайл Каллен, а это моя жена Эсми, — начал светловолосый и самый старший внешне мужчина на каждого показывать рукой, — и дети: Эмметт, Розали, Элис, Джаспер. — На этом имени я зарычала, а Джаспер моментально подался вперёд, на что Элис покачала головой и выставила вперёд руку и он отступил обратно, правда не сводя с меня глаз. — Эдвард и Белла, — после небольшой заминки закончил Карлайл. — А как тебя зовут? — спросил Эдвард. (Кстати, ещё одна странность, я запомнила их всех моментально по именам). — Александра. Ты что со мной сделал? Кто я? — зашипела я на Джаспера. — Александра, — обратился ко мне Карлайл, — ты конечно удивишься, можешь нам даже не поверить… — Ближе к теме, — прервала я его. Раньше я не была такой нервной и нетерпеливой, возраст всё-таки брал своё. А теперь ещё одна странность, чувствую себя ни чем не старше собственных старших детей. — Ты вампир. — А, ну тогда понятно почему я убила бедную белочку, — ответила почти без заминки я. Если честно, то я не знаю почему я так отреагировала. Я почти не удивилась. Я, как будто бы, этого… ожидала? — Впервые вижу чтобы съели белку, — усмехнулся Эмметт, показав на щеках детские ямочки никак не вязавшиеся с его огромной фигурой штангиста, — да ещё и в первую охоту. Пропустив его насмешку мимо ушей, я спросила: — И что дальше? Что со мной теперь будет? — А дальше, — ответил Карлайл, все остальные члены «семьи» молчали, с настороженностью скользя по мне взглядами. Больше всех был напряжен Джаспер. Знает, скотина, что это он виноват в моём… хм, вампиризме. — Дальше мы тебе расскажем про нас, вообще про вампиров, про наши правила и законы, как мы живём, про других вампиров, про другие кланы. И ты должна будешь решить, останешься ли ты с нами. Видишь ли, мы не обычные вампиры. Или будешь кочевником. Со временем сможешь создать свой клан, если появится желание. — У вампиров есть законы? — удивилась я, вычленив на данный момент самое важное. — Да, — уже более расслабленно кивнул Карлайл, — а теперь прошу в дом, — продолжил он. — Рассказ будет долгим, не будем же мы стоять на улице. — И, показав пример, первый направился в дом. Я пошла за ним, хоть и всевозможные инстинкты вопили, чуть ли не в голос, что нельзя поворачиваться к ожидавшим моих действий остальным вампиров спиной. По пути, уже свыкшись и практически не ощущая особой опасности (вернее ощущая, только пытаясь перебороть инстинкты здравым смыслом), я рассматривала их жилье. А смотреть было на что: Дом представлял собою двухэтажную виллу, обширную, удобно расположенную и обставленную. Из окон открывался вид на пруд и тенистый сад с извилистыми дорожками, тенистыми беседками, длинными рядами клубничных и смородиновых кустов и душистыми клумбами. На одном конца сада находилась оранжерея, полная гераней, вервен, гортензий, кактусов, лимонных и померанцевых деревьев, ананасов и других видов тропических и полутропических растений. А подле неё распологалась теплица, полная огурцов и мускатных дынь. Они это едят, когда крови недостаёт? В середине возвышался зимний сад. Этот маленький хрустальный дворец представлял собою рощицу из бананов и молодых пальм, между которыми извивались тропинки, окаймлёнными куртинами цветов; там и сям среди этого волшебного сада стояла садовая скамейка или удобное кресло. Деревья, цветы и кустарники росли не в горшках, а прямо на земле. Мне казалось, что я была перенесена в тропические края. — В каком мы городе? — задала в воздух вопрос я. — В Идентоне, — ответила шедшая позади Эсми. — У вас очень красивый дом и сад, — полуобернувшись, искренне улыбнулась я. — Спасибо, — тут же расцвела ответной улыбкой Эсми. А я задумалась, как мне теперь жить дальше. Я понимала, что это семейство мне не желает зла, иначе просто бы оставило меня умирать после аварии. Но и принять то, что они меня всё же не оставили а... обратили в чёрти кого было трудно, весьма трудно...