Навечно преданный

      В хорошо освещённых коридорах, ведущих из Зала Суда к вожделенной свободе, было слишком много любопытных глаз и ушей, чтобы Его Величество король Джон смог позволить себе более откровенное выражение эмоций, чем полный искреннего облегчения взгляд и короткое, едва уловимое пожатие руки чудом возвращённого ему друга и возлюбленного.       В отличие от государя, капитан Лестрейд, всё заседание просидевший на задних рядах, откуда с напряжённым беспокойством наблюдал за перипетиями дела, а сразу же по вынесении оправдательного вердикта — поспешивший к выходу, чтобы подвести поближе заскучавших в ожидании лошадей, внезапно расчувствовался при виде измученного, но просветлевшего лицом сюзерена и вышагивающего за ним свободного от кандалов Шерлока. Не в силах сдержать радостного порыва, он, несколько неожиданно не только для других, но и для себя самого, подскочил к Преданному и, по-солдатски неловко сжав того в своих железных объятиях, растроганно забубнил:       — Вот же чертяка! Вот же! Сукин ты сын!       Впрочем, быстро опомнившись и смущённо улыбнувшись в ответ на весёлые искры в синеве глаз государя и совершенно несвойственную, и оттого вдвойне приятную растерянность королевского секретаря, за которой всё же ощущалась неподдельная признательность, капитан подал сигнал сопровождавшим их стражникам, и небольшая процессия без промедления двинулась в сторону императорского дворца.       Едва массивная, украшенная причудливой резьбой и позолотой дверь во временные апартаменты закрылась за ними, Джон, будучи не в силах дольше усмирять захлестнувшие его эмоции, развернулся к Шерлоку, желая лишь одного: убедиться, что тот действительно находится рядом, что стоит только протянуть руку или сделать шаг — и он ощутит и волнующий аромат волос, и тёплую гладкость кожи, и пульс, учащённо бьющийся на стройной шее, и вересково-медвяный вкус желанных губ. Они, наконец-то, были одни: верный Лестрейд прозорливо рассудил, что эти двое — и Хозяин, и Преданный — как никогда, нуждаются в возможности объясниться без свидетелей, чему тут же нашёл подтверждение в виде благодарного кивка Его Величества, и остался в коридоре.       Но как бы сильно ни ждал Джон этой минуты, как бы отчаянно ни желал сейчас лишь одного — обнять своего Ангела и не отпускать больше никогда, как бы много ему ни хотелось сказать о том, какое это облегчение, что Шерлок вне опасности, и как он, Джон, счастлив оттого, что они снова вместе, — с языка Его Величества не слетело ни единого слова. Король будто окаменел: просто стоял и смотрел в до боли любимые глаза, не в силах пошевелить даже пальцем, злясь и досадуя на невесть откуда взявшиеся оцепенение и страх. Именно, страх! Джону вдруг представилось, что весь огонь, вся пылающая в его душе и сердце страсть, в последние дни не находившие себе выхода, прорвавшись наружу, разрушат едва установившееся равновесие, а то и вовсе сожгут их дотла: слишком много, слишком сильно, слишком горячо, чтобы можно было вложить это в обычные человеческие слова или жесты.       Шерлок — неуловимо изменившийся за их короткую разлуку, но от этого кажущийся ещё более родным — терпеливо замер напротив, с всё большим беспокойством вглядываясь в застывшее лицо государя.       К счастью, разум, как обычно, пришёл сердцу на выручку, среди мечущихся в смятении мыслей отыскав нужный и вполне своевременный вопрос, действительно волновавший Его Величество, и в то же время позволивший увести ситуацию в менее взрывоопасном направлении:       — Шерлок, немедленно объясни мне одну вещь…       Тот вскинул вопрошающий взгляд на своего господина, настойчиво хмурящего брови.       — Не то, чтобы я был против… Но куда, к дьяволу, подевалось это чёртово клеймо? Я же помню… Оно совершенно точно было на месте ещё несколько дней назад, когда… — Его Величество кашлянул, прочищая внезапно осипшее горло.       Шерлок, прищурившись, поднял глаза к потолку, словно пытаясь найти там столь необходимый королю ответ, и, изобразив на лице сосредоточенную задумчивость, лукаво предположил:       — Ммм… Мой король его сцеловал?       Джон нарочито строго дёрнул шутника за рукав камзола, в душе испытывая удивлённую радость от такого явно человеческого поведения своего секретаря. Должно быть, небольшая личная победа над бывшим хозяином в зале суда произвела на Преданного весьма благотворное воздействие. Хотя, кто сказал, что победа была небольшой?       — Шерлок! Я же серьёзно!       Парень не смог сдержать лёгкой улыбки, но тут же, перестав дурачиться, пожал плечами:       — Я тоже. Я не знаю, Ваше Величество. Правда. После установления Связи оно стало постепенно бледнеть, но — да, было. И, просчитывая варианты развития событий на суде, я предположил, что, с вероятностью в девяносто два процента, дело дойдёт до его демонстрации. Думал над тем, что с ним делать…       — А что, было много вариантов? — попытался в свою очередь пошутить Джон. Но Шерлок кивнул абсолютно спокойно:       — Да, несколько. Хорошо, что место его расположения было достаточно удобным… Лишаться руки было нерационально и, вероятнее всего, этого удалось бы избежать… — король мгновенно побледнел, а Шерлок невозмутимо продолжил: — За два дня до прибытия в Лондон я уже собирался воплотить один из способов избавления от клейма в жизнь, когда заметил, что избавляться, собственно, уже не от чего.       — Почему же ты мне не сказал?       — Мы ни разу не оставались наедине, да и что бы это изменило? Кроме того, — глаза Шерлока блеснули довольным озорством, — видел бы мой государь своё изумлённое лицо, когда обнаружилось, что метки больше нет! Честное слово, оно того стоило!       Его Величество, не удержавшись, дурашливо стукнул секретаря кулаком по многострадальному плечу:       — Комедиант! Значит, моё отчаяние доставляло тебе удовольствие?!       Шерлок аккуратно перехватив развоевавшийся кулак, сжал руку Джона в своих ладонях и, открыто глядя в глаза короля, тихо произнёс:       — Отчаяние? Нет. Но загорающиеся в Ваших глазах надежда и вера в меня — тысячу раз — да! Я очень на многое способен ради этого, мой король. Сложно представить себе, на сколь многое. И не из-за того, что так требует Связь, а потому что я сам этого хочу. Мои тело, и разум, и сердце, и душа принадлежат тебе, Джон, — слова связующей формулы в устах Преданного теперь звучали совсем по-другому, приобретя совершенно иной, более высокий и значительный смысл.       Если бы кто-то сейчас потребовал у Джона честного признания: кому принадлежат его собственные сердце и душа, а вместе с ними — и разум с телом, — он, не задумываясь, указал бы на Шерлока. И плевать он хотел на все правила и приличия. Но… Их разговор вновь стал приобретать тот опасно волнующий тон, которому, по убеждению шотландского короля, здесь и сейчас было не место и не время — не в чужом дворце, под крышей которого до сих пор, скорее всего, находится и их озлобленный своим проигрышем враг. То, что Джону хотелось сказать и сделать в ответ на столь искреннее проявление чувств Преданного, требовало более подходящих условий, и, клятвенно пообещав себе при первой же возможности продемонстрировать Шерлоку всю силу и глубину собственных переживаний, Его Величество позволил себе лишь крепкие объятия, подкреплённые идущим от самого сердца многозначительным восклицанием:       — Ты даже не представляешь, как я рад, что всё обошлось!..       Однако, несмотря на данные себе самому клятвы, живое тепло прикосновений оказалось слишком серьёзным испытанием для силы воли шотландского монарха, и, невольно растворяясь в нём, Джон собирался уже послать к чертям все, только что казавшиеся такими весомыми, аргументы, как интимность момента была нарушена осторожным стуком в дверь.       С сожалением выпуская из рук не сумевшего сдержать короткий разочарованный вздох Шерлока, Его Величество недовольно буркнул:       — Что там ещё?!       — Простите, государь, — доложил дежуривший у входа в королевские покои капитан, виновато отводя взгляд, — но к Вам мистер Найт. С поручением от Короля-Императора.       Посланник сира Майкрофта, поспешивший с порога поздравить короля с удачным завершением дела, сообщил Джону, что император ожидает его в своём кабинете, куда и просит явиться незамедлительно:       — Его Императорское Величество, зная о Вашей занятости, не желает задерживать Вас в Лондоне дольше необходимого и поэтому хотел бы обсудить с Вами некоторые интересующие его вопросы безотлагательно. Если это, разумеется, будет удобно.       — Я готов встретиться с сиром Майкрофтом в любое время, — томимому некоторыми подозрениями о причастности императора к благополучному для них исходу судебного разбирательства шотландскому монарху тоже не терпелось как можно скорее увидеться с верховным правителем. Разумеется, озвучивать свои подозрения Джон не собирался, но надеялся, что ему хватит дипломатических способностей прощупать этот вопрос не слишком открыто и, если получится, то хотя бы намекнуть императору на свою безграничную благодарность.       — Государь настаивает, чтобы Вы взяли с собой и господина Шерлока, Ваше Величество, — вежливый поклон в сторону секретаря сопроводился заинтригованным взглядом. — Мы все тут наслышаны о незаурядных способностях вашего нового помощника.       — Вот как? — эта новость не вызвала у короля особого восторга. — Поразительно, как быстро распространяются слухи.       Понимая, что его замечание было неуместным, мистер Найт несколько смутился, но, тут же взяв себя в руки, сделал приглашающий жест:       — Прошу, Ваше Величество, следуйте за мной.       В просторной приёмной сира Майкрофта, невзирая на довольно позднее время, толпилось достаточно народу: перелистывая принесённые бумаги, прохаживаясь или негромко переговариваясь, посетители ожидали своей очереди, и Джон с сочувствием подумал о той громадной, не сравнимой с его собственной, ответственности, что лежала на плечах этого неизменно собранного и элегантного человека, по сути, ещё совсем нестарого мужчины, за величественной неспешностью которого всегда чувствовалась мощная сила и безграничная энергия.       Оставив шотландского монарха и его секретаря среди разной степени важности чиновников и ходатаев, сопровождающий проскользнул в императорский кабинет, и через пару минут из-за украшенной гербом Дома Холмсов двери показался благообразный камер-лакей, объявивший, что на сегодня приём окончен. Когда приёмная опустела, и последний посетитель, покинув кабинет, поспешил к выходу, на ходу запихивая подмышку едва не рассыпавшиеся документы, появившийся вновь мистер Найт поманил Джона, приглашая его в святая святых лондонского дворца.       — А, вот и Вы, Джон! — приветствовал венценосного собрата сир Майкрофт, вставая из-за широкого, заставленного аккуратными стопками бумаг и массивными письменными принадлежностями стола. — Надеюсь, я не расстроил никаких Ваших планов?       — Ну что Вы, милорд, — отвечая на радушие хозяина кабинета почтительным поклоном, в свою очередь извинился Шотландец, — это я, должно быть, помешал Вашему Величеству закончить приём должным образом. Но если бы Ваш секретарь не сообщил, что Вы желаете видеть меня незамедлительно, я бы не посмел нарушить заведённый при здешнем дворе порядок.       — Государственные заботы невозможно завершить, их можно разве что отложить — это известно всякому правителю, — император, казалось, совсем оставил привычный церемонный тон. — Думаю, со своими делами Вы поступаете так же, любезный друг!       — Да, но мне бы не хотелось, чтобы кое-кто решил, будто Вы отдаёте мне особое предпочтение, — последний раз в неформальной обстановке Его Величество общался с сиром Майкрофтом лет двадцать назад, когда они с отцом были приглашены на коронацию юного английского наследника престола, и теперь чувствовал себя несколько неловко.       — «Кое-кто» отправился в своё княжество прямо из Зала Суда, — пожал плечами император. — Это было не слишком учтиво с его стороны, зато и нам дало право не придерживаться излишних формальностей. Как верховный правитель Объединённой Империи, я, разумеется, не должен никому раздавать преференций, но как человек — вполне вправе иметь некоторые симпатии. Почему бы нам не употребить сие обстоятельство себе на пользу и не отужинать вместе, в узком кругу? Я и Вы. И ещё Ваш друг, — лёгкий кивок в сторону Шерлока.       — Будет ли это уместно?.. — усомнился Джон. — Не вызовет ли ненужных пересудов? Положение моего секретаря для многих всё ещё слишком неоднозначно…       — Ваше Величество, не сомневайтесь: у Императора, кроме обязанностей, есть ещё и права, и одним из них, а именно — поужинать в компании интересных и приятных людей — я и собираюсь сегодня воспользоваться. В конце концов, хотелось бы поближе узнать человека, ради которого князь Магнуссен поднял всю эту бурю в стакане.       Следуя императорскому распоряжению, отданному лишь повелительным жестом, тут же, в кабинете, слуги ловко накрыли стол, отчего ужин приобрёл непринуждённый и дружеский характер.       Сир Майкрофт, проявив себя исключительно гостеприимным хозяином, был внимателен и обходителен, но Джон, почему-то припомнивший, как вчера он сам с такой же приветливостью обхаживал господина Найта, никак не мог избавиться от странного ощущения, будто весь этот тёплый приём затеян с какой-то особой, совершенно непонятной ему целью. Сочтя свои подозрения игрой разгулявшегося после пережитого воображения, Его Величество постарался отмести их и насладиться, наконец, спокойствием и добрым общением, подкреплённым изысканными, ласкающими не только вкус, но и взор с обонянием блюдами и безупречно подобранным к ним вином.       — До меня постоянно доходят слухи, — меж тем, покачивая в руке высокий бокал, вёл неспешную беседу император, — о той бурной деятельности, которую Вы, Джон, развели в своём королевстве. Говорят, Вам удалось провести несколько очень удачных реформ — и за невероятно короткий срок?       — Да, кое-что сделать действительно получилось, — кивнул польщённый король. — Мы реформировали образование и медицину, сделав их доступными и низшему сословию также; внесли некоторые изменения в законы, чтобы привести их в соответствие с нынешними потребностями; заложили несколько новых фортов, как часть оборонной системы. А ещё планируем провести осушение отдельных участков болот в тех местах, где они слишком близко подступают к поселениям — рассчитываем, что это сократит заболевание малярией среди простого люда.       — Насколько я помню, Вы не планировали ничего подобного во время нашей последней встречи, — благосклонно улыбнулся император. — Последовали моему совету и научились перераспределять обязанности, Джон?       — Можно и так сказать, — снова согласно кивнул Шотландец. — Ведь тут главное — найти того, кому бы можно было довериться в подобных вопросах, человека достаточно разумного, компетентного и незаурядно мыслящего. И когда небо настолько благоволит к тебе, что посылает такого исключительного помощника — надо быть полным глупцом, чтобы этим не воспользоваться.       Не удержавшись, Джон бросил на своего секретаря взгляд, в котором дружеское расположение опасно граничило с наполнившей его сердце нежной гордостью. Но сир Майкрофт, для которого подобная вольность явно не прошла незамеченной, только с любопытством поднял рыжеватую бровь:       — Так значит, все эти слухи о чудесных способностях Вашего… помощника действительно не преувеличены?       — Я не знаю, о чём Вы слышали, сир, — с достоинством выпрямился шотландский монарх, — но скрывать то, что львиной долей всех благотворных изменений, проведённых за последнее время в нашем государстве, мы обязаны невероятным талантам и знаниям Шерлока, было бы просто лицемерно.       — При английском дворе ходят чуть ли не легенды о табии пророка, — усмехнулся император. — Очень остроумное решение, надо признать. И, к тому же, вам удалось создать прецедент, после которого остальным европейским государствам стало намного легче заключить новый договор с Египтом. Значит, Мастера Школы не пытались приукрасить реальное положение вещей, — обратился он уже к Шерлоку, — и Вы в самом деле настоящее сокровище?       Преданный, всё это время скромно не поднимавший глаз, стараясь выглядеть предельно ненавязчивым и даже незаметным, насколько это вообще было возможно в столь тесной компании, наконец, позволил себе коротко встретиться взглядом с сиром Майкрофтом.       — Мои знания, как и мои способности — результат особой системы воспитания и обучения, разработанной Мастерами-наставниками, сир, — сдержанно прокомментировал он восторги верховного правителя, учтиво склонив голову.       — Как ни старайся, а на клёне яблоки не вырастишь, — возразил сир Майкрофт, расслабленно откинувшись на спинку кресла и не сводя с собеседника прищуренных внимательных глаз. — Способностями Создатель наделяет нас индивидуально с самого рождения, люди же могут разве что помочь им развиться.       — Уверяю Вас, государь, методы наставников весьма эффективны и направлены на извлечение максимальной пользы из любого попавшего в Школу человеческого материала. Хотя, возможно, они и не являются гуманными с общепринятой точки зрения, — спокойно заявил на это Шерлок, чуть тряхнув кудрявой шевелюрой, и Джону вдруг показалось, что в словах секретаря прозвучал какой-то необъяснимый вызов.        Скрыв охватившее его по этому поводу недоумение, шотландский король поспешил сменить тему:       — А как Ваша семья, Ваше Величество? Как королева-мать? Надеюсь, все здоровы?        Сир Майкрофт, который либо великодушно не заметил в словах Преданного никакой дерзости, либо просто не обратил на неё внимания, возможно, списав это на особенности характера питомцев таинственной Школы, с лёгкостью переключился на Джона:       — Благодарю, Её Величество, как и королева Антея с принцами, пребывают в добром здравии и сейчас находятся с рождественским визитом у родителей моей дорогой супруги. Жаль, что у Вас в этот визит не получится познакомиться с моими сыновьями — как бы то ни было, а они Ваши племянники, хотя и довольно дальние. Очень рассчитываю на то, что в скором времени мне всё же удастся представить Вам Кристофера и Уильяма.       — Уильяма? — невольно вырвалось у шотландского короля, о чём он тут же пожалел: благодушие Майкрофта на мгновение скрылось за окаменевшей маской, в которую превратилось лицо верховного правителя, доказывая, что даже сильные мира сего так же уязвимы перед лицом трагических потерь, как и самый последний бедняк.       — Нет ничего удивительного в том, что мальчик назван в честь моего младшего брата, не так ли? — боль давней утраты лишь едва уловимой грустью скользнула в тоне говорившего, вновь вернувшегося к прежней роли радушного хозяина. — Не стоит ворошить прошлое, его мы всё равно изменить не в силах. Давайте лучше подумаем о планах на будущее. Я рад, что внутригосударственные дела Шотландии так процветают, но не пора ли использовать таланты Вашего помощника в более широкой перспективе?       — Я об этом и хотел поговорить с Вами, сир! — воодушевлённо подхватил Джон, с облегчением уходя от бестактно затронутой темы. Как он мог себе позволить такую грубость? Шотландский монарх волей-неволей вспомнил коронацию сира Майкрофта.       Наследник Дома Холмсов, которому в ту пору едва исполнилось семнадцать, был строг, бледен и ужасно печален: его отец, правящий король, во время морского путешествия был захвачен пиратами и погиб от их кровожадных рук, а вместе с ним пропал и младший брат будущего императора — Уильям. Говорили, что Майкрофт потратил много сил и времени на поиски мальчика, но, скорее всего, тот разделил участь отца, став ещё одной невинной жертвой морских разбойников. Именно тогда, с сочувствием глядя в восковое от горя и свалившейся на него ответственности лицо рыжеволосого юного родственника, маленький Джон поклялся себе, что, став королём, он первым делом уничтожит всех пиратов, в то время бесчинствовавших в водах не только Северного и Ирландского морей, но и всей Атлантики. Думал ли он тогда, что ему самому придётся взойти на трон через каких-нибудь пять лет? Джон вздохнул: в конце концов, прижать хвост безжалостным флибустьерам, державшим в страхе не только Британские острова, но и всю северо-западную часть Европы ему всё-таки удалось. Недаром увеличенный и укреплённый его монаршими усилиями шотландский флот считался сильнейшим в Империи.       — Вы сами утверждали, — продолжил шотландский король, отгоняя нахлынувшие воспоминания, — что работу вверенного мне комитета необходимо начинать с формирования подходящей команды. К сожалению, многие из тех, кого делегировали в этот орган от имени правящей элиты европейских стран, не имеют достаточной компетентности, а главное — особого желания брать на себя заботы и ответственность. Поданные мне на рассмотрение списки пестрят знатными фамилиями, владельцы которых не только не могут похвастаться должными успехами в полученном образовании, но и, зачастую, наличием этого образования как такового.       — Да, это действительно проблема, — согласился император, — но, судя по вашему вдохновенному виду, Вы уже нашли её решение?       — Когда у тебя под рукой неисчерпаемый источник всех доступных человечеству знаний, решить любые вопросы не так уж и сложно, — Джон, казалось, вознамерился во что бы то ни стало доказать Его Императорскому Величеству незаменимость своего верного друга. Впрочем, так оно, собственно, и было. Шотландскому монарху очень хотелось, чтобы сир Майкрофт в полной мере смог оценить, насколько удивительные таланты Шерлока превосходят его сомнительное происхождение и достаточно спорный статус. — Чтобы не вызывать недовольства именитых членов комитета, мы могли бы оставить за ними все ключевые посты, при этом подобрав каждому нескольких расторопных помощников, менее родовитых, но зарекомендовавших себя, как умных, инициативных и практичных исполнителей, способных, когда это необходимо, самостоятельно принимать решения и адекватно отстаивать свою точку зрения, а главное — пекущихся об успехе дела больше, чем о собственной карьере. Разумеется, это должны быть как молодые перспективные дворяне, так и умудрённые опытом служащие, не замеченные ни в каких нечистых авантюрах. Занимая второстепенные по статусу должности, эти люди фактически бы выполняли всю наиболее значимую работу, оставляя на долю вышестоящих чинов видимость контроля и принятия решений.       — А Вы не опасаетесь, что ваши умные и перспективные, в конце концов, могут превратиться в эдаких серых кардиналов, если контроль будет только видимостью? Власть — слишком крепкое питьё, способное вскружить даже самую светлую голову. С замашками теневых правителей и их амбициями справитесь? — Майкрофт вновь привычно поднял бровь.       — Я и не собираюсь оставлять процесс без надзора. Речь идёт лишь о взаимодействии чинов различного ранга. Естественно, глобальные предложения, решения о размере финансирования проектов и результаты их воплощения останутся под моим личным контролем или контролем тех лиц, которым я стопроцентно доверяю — право окончательного вето останется за мной, как за главой комитета. К тому же, система ответственности и наказания за промахи тоже поможет урегулировать работу так, что, возможно, и вышестоящие чины приобретут и знания, и опыт, и стремление, хотя бы из соображений безопасности своей собственной персоны — за промахи отвечать будут все, и они — даже более, чем их подчиненные.       — Что ж, это может сработать. Но, думаете, Вам удастся найти достаточное количество настолько преданных делу лиц? — с сомнением хмыкнул император.       — В моём распоряжении вся Европа, — позволил себе снисходительную усмешку Джон. — Неужели на её необъятных просторах не найдётся трёх-четырёх дюжин честных и порядочных чиновников? К тому же, не все участники настолько безнадёжны, среди них есть несколько моих убеждённых единомышленников, которые и составят основу комитета, а также смогут рекомендовать подходящих служащих. А чтобы сразу отсеять несоответствующих кандидатов, я лично проведу беседу с каждым из будущих помощников.       — Я знаю, что у Вас замечательное чутьё на людей, — кивнул сир Майкрофт, — но стоит ли в таких вопросах полагаться только на интуицию? Какое-то мнение о человеке можно составить, только понаблюдав за ним некоторое время.       — Само собой, сир, но в том-то и хитрость, что Шерлоку нужно совсем немного времени, чтобы сделать правильное умозаключение о ком угодно, — с энтузиазмом подхватил шотландский монарх. — Он как мой личный секретарь будет присутствовать на собеседованиях, наблюдать, а затем предоставит мне нужные выводы.       — Вы действительно владеете подобным даром? — цепкий взгляд императора вновь переместился на Преданного, вспыхивая искренним любопытством.       — Это вовсе не дар, Ваше Императорское Величество, — ничуть не смутившись высочайшей заинтересованностью, с вежливой бесстрастностью заявил Шерлок, — а всего лишь способ мышления, позволяющий делать логические заключения как от общего к частному, так и в обратной последовательности.       — В любом случае, это весьма полезный талант, особенно в политике, — одобрительно отозвался сир Майкрофт. — Надеюсь, Вам удастся реализовать задуманное, Джон, — обратился он к королю, слегка улыбаясь. — Признаться, я Вам даже немного завидую: иметь такого умного и образованного помощника — большая удача. Особенно, если это не просто слуга, но ещё и преданный друг. Понятно, почему Вы так отчаянно боролись за него в суде.       Напоминание о событиях прошедшего дня вызвало у Шотландца невольный вздох облегчения. Глядя на этого великого человека, разделяющего сейчас с ними трапезу, Джон, имевший некоторое время на размышления и сопоставивший все факты — и слова Шерлока о высоком покровителе, и лояльный суд, и тёплую безмолвную поддержку решившего присутствовать на нём императора — теперь был почти уверен: именно Майкрофт был тем самым доброжелателем, приславшим ему записку с советом, как вести себя на слушании, и нашедшим мэтра Ромуса. Джону было любопытно, каким образом удалось повлиять на старика, чтобы тот дал нужные показания — угрозами или подкупом, — но, впрочем, по большому счёту, не так уж и важно. Главное, Шерлок здесь, рядом с ним, да и репутацию удалось спасти, а хозяин Эплдора остался ни с чем.        — О чём Вы задумались, Джон? — заметив слегка отстранённое выражение лица шотландского монарха не преминул среагировать радушный хозяин, подкрепив свои слова вопросительно поднятой бровью. Его Величество, не в силах избавиться от навязчивой задумчивости, виновато повёл плечом.       — Так, ни о чём, — но счёл необходимым добавить на сомневающееся хмыкание императора: — О мэтре Ромусе.       — Что-то не так? — властелин всея Европы лукаво прищурился, оценивая внутренние терзания своего гостя тонкой улыбкой.       — А? Нет, всё так. — Джон поднял глаза на сира Майкрофта и, наконец, рискнул: — Слишком так, я бы сказал. Показания господина Ромуса пришлись как нельзя кстати. Это настоящее чудо, что он появился в суде настолько вовремя. Если бы не это, боюсь, все мои усилия оказались бы тщетными, — осторожно продолжил он, решив, что сейчас вполне подходящий момент высказать свои догадки, а заодно и благодарность предполагаемому благодетелю.       Император, не расставаясь с лёгкой усмешкой, откинулся на высокую спинку венского стула и открыто встретил вопрошающий взгляд, почти не скрывающий ни смысла невысказанного вопроса, ни практически стопроцентной уверенности в ответе на него.       Кивнул, безмолвно подтверждая все написанные на лице правителя Шотландии предположения, заставляя глаза Джона ещё больше распахнуться от такого явного утвердительного жеста, однако, вслух произнёс нейтральное:        — Вы благородный человек и добрый король, Ваше Величество. Разве стоит удивляться тому, что высшие силы покровительствуют Вам?        — Тогда мне остаётся только поблагодарить эти высшие силы за своевременное и чудесное вмешательство, — поднимая бокал, от всей души торжественно произнёс Джон.       — Я с удовольствием поддержу Вас, друг мой, — отсалютовал и своим бокалом сир Майкрофт. — Но, кажется, Вас ещё что-то удручает?       — Старик-торговец понёс убытки, — опасаясь побеспокоить императора мелочностью своих тревог, неохотно озвучил свои мысли Шотландец, — и всё потому, что решился на добрый поступок. Он, разумеется, виноват, но…       — Не переживайте, он вовсе не останется без средств к существованию на старости лет, — светлые очи смотрели хитро и проникновенно. — Вы ведь об этом, не так ли?       — Да? — Джон сглотнул, впрочем, тут же взяв себя в руки и постаравшись вернуть контроль над выражением своего лица. Незачем ставить в неловкое положение ни себя, ни человека, который столько сделал для него. Для них. Мельком скользнул взглядом к Шерлоку. — Да. Хорошо. Этот мэтр Ромус мне понравился, несмотря на свою профессию.       — А теперь, когда оставил её — нравится ещё больше? — перейдя на совершенно непринуждённый дружеский тон добавил Майкрофт, вновь плутовато прищурившись. Джон, не удержавшись, рассмеялся.       Молча наблюдавший за двумя королями Шерлок, наравне с непосредственными участниками этой полной намёков беседы легко прочитавший между строк то, что не было высказано вслух, сдержанно улыбнулся и едва заметно склонил голову в благодарном жесте, получив от сира Майкрофта такой же полужест в ответ, доказывающий, что навыками мгновенной оценки людей за этим столом обладает не только воспитанник Школы Идеальных Слуг.       Более того, Его Императорское Величество был первым, кто прозорливо вспомнил о безнадёжно остывающем ужине:        — Что же, если все вопросы прояснились, возможно, настало время отдать-таки должное этому превосходному стейку? — и, подавая пример гостям, с непревзойденным изяществом принялся разделываться с лежащим перед ним на тонком фарфоре аппетитным куском мяса.       — И что это было? — тут же полюбопытствовал Джон, когда они с Шерлоком, удостоившимся милостивого прощального рукопожатия сира Майкрофта наравне с шотландским королём, покинули императорский кабинет.       — Что именно, государь? — с готовностью уточнил секретарь.       — Ты ведь с самого начала знал, кому мы обязаны столь удачным исходом судебного дела? — возмущённо продолжил Его Величество.       — Это было несложно вычислить, — не сморгнув глазом пустился в объяснения Преданный, словно и не замечая королевского недовольства. — Я видел собственноручные письма Его Императорского Величества среди Вашей корреспонденции, а некоторые, слишком характерные особенности написания отдельных элементов букв легко распознать даже при изменённом почерке…       — Не морочь мне голову своей дедукцией! — нетерпеливо прервал рассуждения собеседника Джон. — Я хочу знать, почему ты был таким… холодным в разговоре с сиром Майкрофтом? В сложившихся обстоятельствах это могло сойти за откровенную дерзость, ты не находишь?       — Я не собирался дерзить, государь, — заверил Шерлок. — Меня всего лишь насторожило слишком дружелюбное отношение императора.       — Всего лишь?.. — переходя на громкий шёпот, продолжал возмущаться король. — И чем тебя не устраивает дружелюбие верховного государя по отношению к твоей персоне?       — В том-то и дело, Ваше Величество, — кивнул Преданный. — Слишком много чести для человека моего статуса. Ужин, комплименты… Сир Майкрофт — очень умный и расчётливый политик, почти за каждым действием которого стоит сложная многоходовая игра.       — Ты в чём-то подозреваешь Короля-Императора? — от настолько неожиданного предположения брови Джона полезли на лоб, а сам он даже остановился, удивлённо уставившись на автора этой странной нелепицы.       — Пока у меня нет для этого оснований, но даже если учесть его искреннюю к Вам симпатию, не стоит исключать возможность далекоидущих политических интриг. И неясно, какая роль в этом будет отведена Вам или мне, — несмотря на кажущуюся несуразность, предположения Шерлока выглядели вполне допустимыми, чего шотландский король не мог отрицать при всем своём желании.       Не найдясь с ответом, Его Величество только раздражённо махнул и продолжил путь к отведённым им покоям, но за ближайшим же поворотом натолкнулся на командира собственной охраны, бесцельно слоняющегося по пустынному коридору.       — Государь! — немного смешавшись, капитан Лестрейд поспешил объяснить свой поздний променад вблизи императорских апартаментов: — Вас долго не было, я решил пойти вам навстречу, на всякий случай. Князь покинул Лондон сразу после суда, но его ищейки могли и сюда затесаться.       — Бог мой! Меня окружают параноики, — выдохнул король. — Думаешь, кто-то рискнёт напасть на меня во дворце верховного правителя Европы? Или тоже подозреваешь сира Майкрофта в заговоре?       — В каком ещё заговоре? — не понял Лестрейд, переводя недоуменный взгляд с Его Величества на королевского секретаря и обратно.       — Забудь, — отмахнулся Джон. — Наверное, сказываются последствия сегодняшнего тяжёлого дня. Надо отдохнуть, завтра с утра отбываем в Эдинбург.       — О, я действительно кое-что забыл! — капитан поспешно сунул руку в карман и, выудив оттуда небольшой бархатный мешочек, вытряхнул в горсть его содержимое. — Вот, возвращаю в целости и сохранности, — протянул он ладонь Шерлоку. Преданный замер, задумчиво разглядывая лежащие на ней вещицы: подаренный Его Величеством перстень и амулет — сохранённую старым торговцем Школы единственную частичку безвозвратно забытого детства её воспитанника.       — Почему они у тебя? — подозрительно нахмурил брови Джон, оглядывая скромные сокровища.       — Это я передал их Лестрейду, государь, — пробормотал Шерлок, не выходя из своей внезапной отрешённости, — не хотел, чтобы эти предметы достались князю Магнуссену, если бы… небеса оказались к нам не так благосклонны…       — Значит, ты не был уверен в благополучном исходе дела? — чувствуя неприятный, разливающийся в груди холодок, ещё больше нахмурился король. Шерлок, наконец, моргнул, возвращаясь в реальность:       — В этом было задействовано слишком много особ, чтобы предположения могли превратиться в уверенность. Люди — не факты, на них не так просто опираться, Ваше Величество. — Но тут же постарался унять тревогу своего сюзерена: — В любом случае, сейчас это уже не имеет значения.       Джон, и сам будучи рад как можно скорее забыть дурацкий магнуссеновский иск и все связанные с ним переживания, дабы отвлечься от неприятных картин, которые разгулявшаяся фантазия с несвоевременной услужливостью принялась изображать перед его мысленным взором, постарался сосредоточить своё внимание на украшениях, по-прежнему ютящихся в сложенной лодочкой капитанской ладони. Приняв задумчивость Шерлока за нерешительность, он поспешил развеять предполагаемые сомнения, которые, по мнению Джона, могли возникнуть в странной голове его осмотрительного секретаря.       — Да, ты прав — всё закончилось хорошо, а значит и Грегу больше незачем хранить у себя твоё имущество. Так что… — Его Величество сгрёб вещицы с ладони Лестрейда и протянул их Шерлоку.       — Прошу прощения, государь…        По рассудительному тону молодого человека Джон понял, что его предположения весьма близки к истине, а тот продолжал:        — Я заметил у сира Майкрофта точно такой же перстень, вероятно — упомянутую Вами пару к этому. Он носит его на левой руке, как и королевский фамильный изумруд, и, по всему видно, дорожит этим кольцом. Не сочтёт ли император оскорблением то, что второй экземпляр столь ценной для него вещи оказался на пальце безродного слуги, и не станет ли обвинять в этом Вас?       — Кажется, мы с тобой уже обсудили данный вопрос. — Для Джона, готового положить к ногам друга и возлюбленного все сокровища мира, какой-то перстень действительно казался мелочью, не стоящей ни споров, ни пререканий. — Во-первых, не император ли только что жал руку этого самого «безродного слуги»? А во-вторых, сие кольцо не является атрибутом королевской власти, поэтому я могу подарить его тому, кому пожелаю. Что же касается его символического значения — то кто, как не ты достоин подобного подарка? Я дал тебе этот перстень в знак дружбы и верности, и не думаю, что мой поступок может оскорбить сира Майкрофта: и дружба, и преданность всегда высоко ценились наследниками Дома Холмсов.       Не дожидаясь дальнейших возражений, Его Величество уверенным жестом перехватил запястье дёрнувшейся ему навстречу изящной, но сильной руки, и, даже не задумываясь над неоднозначным символизмом своего действия, водрузил поблёскивающую глубокой синевой драгоценность на палец Преданного.       Ставший невольным свидетелем двусмысленной сцены капитан, смущённо кашлянув, поспешил отвернуться, внезапно заинтересовавшись узором висящего на стене роскошного гобелена. Шерлок же, больше не пытающийся приводить свои убедительные, но совершенно не достигающие королевского понимания резоны, покорно и благодарно кивнул, принимая из джоновых рук и старый амулет, машинально скользнув большим пальцем по полустёршейся букве на гладко отполированной древесине.       Тем временем, бой часов на одной из дворцовых башен, приглушёнными раскатами проникающий даже сквозь толстые стены замка, возвестил о наступившей полночи.       — Ваше Величество, — налюбовавшись работой старинных ткачей, командир личной охраны решил, что проявленного им такта уже вполне достаточно, — если Вы желаете отбыть завтра пораньше, думаю, действительно самое время подумать об отдыхе. Дорога предстоит долгая, к вечеру неплохо было бы добраться до Нортгемптона…       — Да, согласен, — почувствовав, как накопившаяся за день усталость тяжёлыми цепкими лапами ложиться на плечи, кивнул король. — Идём, Шерлок! Не знаю, как ты, а я порядком вымотался. — Не сдержавшись, он сладко зевнул, но, вновь заметив вернувшуюся на лицо по-прежнему сжимавшего в руках деревянную вещицу секретаря некоторую отстранённость, тут же полюбопытствовал: — С тобой всё хорошо?       — Да, государь, — последовал незамедлительный ответ, но тревога не оставила Джона: ему всё сильнее начинало казаться, что лондонский замок имеет на парня какое-то странное воздействие… И, словно подтверждая мысли короля, Шерлок вдруг заинтересованно прищурился:       — Ваше Величество, а возможно ли где-нибудь здесь, в Уайт холле, увидеть изображение всей ныне правящей королевской семьи?       — Семейные портреты династии Холмсов находятся в анфиладе на втором этаже. Думаю, среди них есть и семейство сира Майкрофта… — Джон с удивлением воззрился на своего недавно победно отвоёванного Преданного. Похоже, пережитое судебное разбирательство действительно послужило ощутимым толчком к изменениям в личности его секретаря, и королю оставалось лишь надеяться, что эти, такие ожидаемые им изменения, не разрушат существующую между ними связь. — А тебе зачем?       Шерлок неопределённо мотнул кудрявой головой:       — Чистое любопытство, государь!       — Что ж, — прислушавшись к себе и поняв, что накатившая было усталость сдала свои позиции, уступив место откровенной заинтригованности, Джон легко улыбнулся. — Идём, удовлетворим твоё любопытство, пока есть такая возможность, — и свернул на парадную лестницу, чинно минуя застывших у её основания статуеподобных гвардейцев.       Позади, не смея выразить своё недовольство столь поздним и неоправданным моционом обожаемого сюзерена и его непоседливого друга, тяжело вздохнул Лестрейд.       Утро — серое и промозглое — поначалу ничуть не испортило приподнятого душевного расположения шотландского монарха. Шерлок, хотя и проведший минувшую ночь не в королевской опочивальне, а — от греха подальше — в комнате стражников, ехал рядом, и от этой близости Его Величеству было тепло и спокойно.       Короткое, но полное неподдельной благожелательности прощание с Королём-Императором почти развеяло посеянные Преданным сомнения — Джону хотелось верить, что в будущем он сможет полностью рассчитывать на поддержку верховного правителя, не опасаясь с его стороны никаких недостойных столь уважаемого человека подлостей.       Впрочем, настроение короля оказалось неспособным долго сохранять первозданное благодушие. Чем дальше отодвигалась от путешественников громада лондонского замка, тем настойчивее в голову Ватсона всверливалась притупляющая эйфорию одержанной победы мысль: в Эдинбурге старые проблемы, умалившиеся на фоне перспективы утратить Шерлока, снова грозили навалиться на Джона всей своей удручающей неразрешимостью. Да и князь Чарльз вряд ли оставит попытки одержать реванш за нанесённое ему унижение, пусть даже в этом позоре он сам был виноват больше, чем кто-либо иной.       Всеми силами стараясь прогнать невесёлые размышления, король, сам того не желая, подстёгивал гнедого иноходца, мягким аллюром нёсшего своего венценосного седока всё ближе к причине его тяжких дум: к недолюбленной и вызывающей всяческие подозрения Мэри; к нерождённому ребёнку, чьё появление на свет, несмотря на признание Джоном отцовства, сулило обернуться если и не бедами, то непростыми вопросами уж точно; к дворцовой жизни, протекающей у всех на виду, а потому делающей почти невозможными их с Шерлоком особые отношения, которые, при врождённых честности и прямодушии, Шотландцу скрывать совершенно не хотелось.       Кроме того, каким бы закрытым ни был суд, слухи всё равно поползут и рано или поздно докатятся до Эдинбурга, а значит, вместе с прочим, Его Величеству предстояло, во избежание пересудов и кривотолков, лично сообщить придворным об истинном статусе королевского секретаря, и кто знает, как эта новость будет воспринята шотландской знатью. Но тревожило короля даже не мнение приближённых — в конце концов, он глава государства, помазанник Божий, ему ли бояться сплетен и косых взглядов? — а те последствия, которые сердечная привязанность монарха может иметь в межгосударственном смысле. Злые языки недоброжелателей не поленятся превратить его гениального секретаря и дорогого друга в королевскую игрушку для плотских утех, а заткнуть рты всем, кто недоволен политической деятельностью Джона не под силу даже сиру Майкрофту.       Спутники молодого короля, проникшись его задумчивым состоянием, старались не нарушать зыбкую тишину зимнего безлюдья, лишь изредка перекидываясь короткими фразами, относящимися исключительно к выбранному маршруту и недолгим привалам.       Молчал Шерлок, за внешней невозмутимостью которого Джон всё отчётливее угадывал печальную, схожую с его собственной, тревогу. Молчал мучимый разного толка подозрениями Лестрейд, время от времени бросающий хмурые взгляды то на напряжённую фигуру сюзерена, то на безупречно восседающего в седле секретаря. А опустившийся на отсыревшую землю ранний вечер лишь добавлял безрадостности, окутав всадников зябким и необъяснимым предчувствием потерь и одиночества.        Не желая останавливаться на ночлег в Нортгемптонском замке, Его Величество велел выбрать более-менее приличный постоялый двор и, бросив повод подоспевшему стражнику, поспешил подняться в одну из небольших, но опрятных комнатушек на втором этаже, учтиво предложенных поздним гостям расторопной хозяйкой — рыжеволосой дородной трактирщицей, быстро смекнувшей, что Бог послал ей не простых постояльцев, а знатных и, видимо, богатых господ, которые не станут скупиться, расплачиваясь за сытный ужин и свежие простыни.       Оставшись наедине с собой, Джон, прямо в дорожном плаще, уселся на жалобно взвизгнувшее под ним скромное ложе и склонил гудящую голову: неужели всё снова вернётся на круги своя? А ведь он был уверен, что жизнь более-менее наладилась… Но нет — разумеется, теперь появится ещё больше сложностей, с которыми королю придётся разбираться… Пусть эплдорскому князю и не удалось обвинить его в намеренном приобретении Преданного, но, вместе с тем, всё тайное, не должное быть публично обнародованным, вдруг стало явным — вполне предсказуемо, но от этого не менее внезапно и раздражающе. И проблема выбора, казавшаяся давно разрешённой, вновь обрела насущный характер.        Ведь, несмотря на бессчётные и весомые заслуги перед шотландским двором, даже в глазах его собственных придворных, Шерлок, когда откроется его истинное происхождение, прежде всего, станет выглядеть причудливым големом, вылепленным из человеческой плоти руками таинственных Мастеров-наставников. Или, на худой конец, странным уродом, которого стоит опасаться из-за тех бесовских способностей, которыми его наделили за стенами проклятой Школы. Но и в том, и в другом случае — лишь жалким невольником, любовь к которому может безвозвратно запятнать репутацию представителя королевской династии.       Так может ли государь одного из прогрессивнейших королевств Объединённой Империи, позволить своим чувствам к… Да не важно, к кому! Просто — чувствам, — разрушить всё, что так долго и настойчиво выстраивалось вместе с его немногочисленными, но верными единомышленниками?       Джон вздохнул, в который раз осознавая, что собственная репутация, вопреки логике и разуму, была на данный момент последним, что его заботило.       Лишь на суде Его Величество с невероятной ясностью прочувствовал, насколько уязвимым и беспомощным перед обществом является Преданный, целиком и полностью зависимый от воли своего Хозяина. И как легко, невзирая на все ухищрения императора, на взятую на себя Ромусом вину и на его, джонову, собственную полуправду, Его Светлости чуть было не удалось заполучить Шерлока назад в свои цепкие когти благодаря одному-единственному витиеватому ожогу, исчезнувшему с гладкой кожи парня только по какому-то чуду и — в душе король сентиментально надеялся на это — проявленной им заботе и искреннему, глубокому участию, за которыми стояло подлинное, неугасимое чувство. Так не должно было быть, но так было, и это злило Джона, заставляя испытывать лишь одно: всё возрастающее желание любой ценой защитить своего доброго гения, мудрого советчика и отважного воина. Защитить не только от несомненных посягательств бывшего господина, но и от всякого, кто посмеет взглянуть на Шерлока без должного уважения или сказать о нём какую-то мерзость.       Разве не для этого он так рьяно отстаивал за Преданным право называться человеком? Разве не на защиту попранных интересов лишённых всяких прав рабов направлены разработанные шотландским монархом и его соратниками реформы? Ведь не зря же в ту дождливую ночь Господь привёл старого торговца к порогу Его Величества, и Джон ни на секунду не сомневался: повторись это снова, он бы, не задумываясь, поступил точно так же, разве что без прежних сомнений и терзаний. Слишком ценен был дар, полученный королём вместе с обречённым на гибель Преданным, и отказываться от него у Джона не было ни сил, ни желания.       Сняв плащ, Его Величество пожалел, что не способен с такой же лёгкостью сбрасывать с себя навязчивые размышления и не тратить на них ни времени, ни душевных сил: ведь, в конце концов, перед ним появилось лишь несколько дополнительных неизвестных в задаче, решаемой Джоном с тех самых пор, как он взял Шерлока под своё покровительство. И если до этого ему удавалось справляться с данной непростой головоломкой, то почему теперь что-то должно было измениться?       Постучавшийся в дверь Лестрейд, вежливо поинтересовавшийся, спустится ли государь к ужину вниз или пожелает утолить голод в своей комнате, не ведая, оказал своему королю весомую услугу, поставив точку в его беззвучном монологе. Встряхнувшись и довольно бодро ответив, что с удовольствием разделит пищу со своими воинами, Ватсон тут же двинулся вслед за капитаном по скрипучим широким ступеням.       В скромно обставленном зале посетителей было немного, да и те предпочли забиться по углам, подальше от компании строгого вида королевских стражников. При появлении Его Величества воины поднялись с дубовых, потемневших от времени лавок.       Окинув помещение ищущим взглядом и не найдя того, кого желал видеть прежде всех, король порывисто обернулся к командиру стражи:       — Где Шерлок?       Лестрейд, хлопая глазами с несвойственной ему растерянностью, завертел головой, словно надеясь увидеть секретаря за одним из выскобленных добела столов.       — Он вышел только что, — подал голос один из стражников. — Сказал, что проверит периметр.       — Какой ещё к чертям периметр? — Джон, тут же вспомнивший паранойю Грега о возможных, шляющихся вокруг людях сэра Чарльза и поддаваясь ей с той же скоростью сейчас, с которой корил своего капитана ранее, не удержался и гаркнул, отчего тарелки на прилегающей кухне мелодично зазвенели, а сидящий за ближайшим столом белобрысый мужичонка от страха пролил на себя почти полную кружку эля: — Кто его отпустил?!       — Он сам, государь. Сказал, что скоро вернётся, — отрапортовал несробевший стражник, с сочувствием поглядывая на не на шутку встревоженного новостью капитана. И действительно — сомнительно праведный гнев Его Величества не замедлил обрушиться на посеребрённую первой сединой голову командира охраны:       — Что значит «сам»? Как ты мог такое допустить? А если князь снова решил подослать своих головорезов? — и, не дождавшись капитанских оправданий, Джон пулей бросился к выходу, спровоцировав тем самым новую порцию солодовых возлияний на штаны белобрысого посетителя. Даже не пытающийся оправдываться Лестрейд устремился за государем, жестом приказав остальным воинам следовать за ними.       Выскочив на освежённый морозцем воздух небольшой отряд тут же рассредоточился, повинуясь распоряжениям молниеносно взявшего себя в руки капитана, и, разбившись на пары, занялся поисками неугомонной пропажи.       Впоследствии Джон себя не раз спрашивал, было ли случайностью, что отыскать Шерлока удалось именно ему, или это голос Связи привёл его в нужное место, или сами небеса, или… На этом «или» заканчивались, но, как бы то ни было, нечто неведомое заставило Ватсона, сопровождаемого неотступно следующим по пятам командиром охраны, заглянуть в конюшню, сквозь приоткрытую дверь которой слышалось тихое лошадиное пофыркивание.       Преданный был там: освещённый вставленным в держак коптящим факелом, ласково поглаживающий лоснящуюся гладкой шерстью длинную морду, доверчиво склонённую на его плечо, и слегка улыбающийся.       Увидев эту идеалистическую картинку Его Величество не смог сдержать облегчённого:       — Слава Богу, ты здесь! — Но тут же перешёл на жёсткий и взыскательный тон: — Как ты мог уйти один, без сопровождения?       — Я вышел всего лишь проверить двор и не собирался уходить далеко, — часто заморгал длинными ресницами парень, растерянно поглядывая то на короля, то на командира охраны. Но лицо капитана не уступало сердитым выражением физиономии разгневанного Величества, и Преданный предпочёл опустить потемневший до серого оттенка взгляд.       — Скажи: ты это намеренно делаешь? — не унимался взбешённый легкомысленностью секретаря монарх. — Ищешь приключений на свою голову?       — Я всего лишь исполнял долг, государь, — упрямо повторил Преданный, не смея поднять глаза на разъярённого короля.       — Долг? Какой ещё долг, Шерлок? Твой основной долг — это не заставлять меня переживать. Ты хотя бы представляешь, чёртов ты ясновидец, КАК Я ЗА ТЕБЯ ВОЛНУЮСЬ?!       Из дрожащих то ли от гнева, то ли от тревоги уст Его Величества последняя фраза прозвучала, как абсолютное тождество словам «я же люблю тебя, идиот!», и Джон сам оторопел от такой своей откровенности. Шерлок же, вскинув голову, окатил Шотландца настолько пронзительной бирюзой, что, казалось, наполняющие помещение сумерки раздвинулись от этого ослепительно сияющего взгляда. Само время замерло, не смея нарушать очаровывающей бесконечности момента, и только капитан Лестрейд, которому, видно, на роду было написано становиться нынче невольным свидетелем сердечных перипетий своего друга и господина, бесшумно выскользнул за двери конюшни, прикрыв их за собой как можно плотней.       Джон не заметил ухода капитана, как до этого совершенно позабыл о его присутствии, утонув в бездоньи неземных глаз своего личного ангела. Увязая в их доверчивой, подёрнутой надеждой на счастье притягательности, он еще не в полной мере осмысливал происходящее, но, несомненно, чувствовал, как в это самое мгновение окончательно освобождается и от последних призраков тягостных дум, лишь несколько минут назад омрачавших монарший покой, и от осколков уже давно разбившихся вдребезги предрассудков, до сих пор, нет-нет, да болезненно царапавших покровы ответственности и с детства вколоченных в голову приоритетов. Адреналин только что пережитой и усиленной недавними событиями паники без возможности апелляции решительно и бесповоротно расставлял всё на свои, единственно приемлемые места, и Ватсон, не имея ни возможности, ни стремления препятствовать этому, только продолжал отрывисто бормотать срывающимся голосом и без того очевидные объяснения:       — Ты же понимаешь… Ты же должен чувствовать… Я же не знаю, что со мной будет, если ты… Если тебя… Проклятье!       Так и не подобрав нужных слов, но поощряемый ласковым теплом, веющим навстречу, Его Величество порывисто шагнул к Преданному и, взяв просветлевшее лицо того в свои осторожные ладони так, как берут только неимоверно хрупкую и дорогую вещь, потянулся к приоткрывшимся навстречу губам, словно измождённый долгой дорогой странник к чистому лесному роднику.       Ответный поцелуй показался неожиданно робким и почти невинным, но от этого лёгкого прикосновения в груди у Джона будто прорвалась плотина, до сих пор сдерживавшая тщательно подавляемую и до боли неутолённую жажду. Жажду, которую та их единственная ночь вместе сделала только сильнее и мучительнее.       Вожделение, больше похожее на стремление двух разделённых душ слиться воедино, чем на звериную похоть потерявших контроль тел, захлестнуло короля с головой, словно найдя долгожданный выход в неожиданной, но — видит Бог — отчаянно желанной близости. Джон наступал — бурно и горячо, не позволяя более опытному Шерлоку перехватить инициативу, жадным ртом ловя тепло чужого выдоха с запахом мяты и вереска, краем сознания отмечая, что более не испытывает даже тени сомнения в правильности происходящего, будто это было предначертано от начала времён, и они обречены друг другу так же, как солнце обречено небу или волны — океану.       Всё естество молодого короля желало и стремилось получить желаемое.       Нетерпеливые руки бродили по телу благоговейно подававшегося под их яростным натиском Преданного, в мягкой покорности которого не было ничего от безропотного повиновения раба своему хозяину — только абсолютное доверие к тому, кто любит и кто искренне любим в ответ. С особой, подходящей моменту чуткостью уловив намерение Его Величества следовать за страстным и призывным голосом собственного порыва, словно слепой за верным поводырём, Шерлок, подчиняясь этой жгучей жажде действия, почти замер, позволяя королю ласкать его так, как тому подсказывал древнейший инстинкт и полное любви сердце. Джон же запускал онемевшие то ли от холода, то ли от волнения пальцы в тёмный шёлк волос возлюбленного, ласково сжимая и разжимая их массирующими движениями, придерживая голову, и не давал разорвать поцелуй, который с каждым мгновением становился всё глубже и нежнее…        Наконец, отпустив пульсирующий рот Шерлока, пылающие губы заскользили далее — отметились на острой скуле, затем подбородке, прошлись точечными выстрелами прикосновений по шее… Чуть дотрагиваясь кончиком языка до горячей бархатной кожи, окончательно растеряв все связные мысли, приличествующие существу разумному, Джон вбирал в себя её солоноватый вкус в то время, как пальцы настойчиво пытались пробиться сквозь одежду — тянули, расстёгивали, проникали под тонкую ткань сорочки, осыпая порывистыми грубоватыми ласками грудь, плечи, живот Преданного; крепкие ладони с едва ощутимыми мозолями, не успевшими сойти после заброшенных последнее время упражнений в фехтовании, гладили стройное тело, напряжённое, как натянутая тетива. Джон растворялся в прикосновениях, обретая себя одновременно взлетающим и падающим, шепча заветное имя, словно молитву. Ему казалось, что никогда раньше он не испытывал такого возбуждения, даже в ту, особую ночь. Тогда к сладкому вкусу любви примешивалась горечь возможной утраты, сейчас же — чистота ощущений не была нарушена ни единым изъяном, и сам он казался себе внезапно проснувшимся вулканом, готовым вот-вот взорваться и затопить всё вокруг раскалённой лавой неукротимого вожделения. Целый мир, со всем своим многообразием и захватывающим дух великолепием, сосредоточился в этих бирюзовых, подёрнутых пеленой желания глазах, в которых Джон с опьяняющим восторгом наблюдал отражение своей собственной дикой страсти. Соединиться, слиться, стать единым целым хотя бы на несколько мгновений, почувствовать кожей обжигающее тепло такого родного тела, — мысли плясали языками дикого пламени, взрывались в затуманенном мозгу яркими фейерверками, заставляя дрожать в неистовом предвкушении.       Вовлеченный в безумный порыв, тоже не в силах больше сдерживаться, Шерлок потянулся к венценосному любовнику, помогая тому избавиться от одежды, которую Джон с неловкой поспешностью пытался сорвать с них обоих, путаясь в бесконечных шнуровках и застёжках. Играючи покончив со всеми шерстяными, суконными, бархатными и батистовыми преградами, Преданный на какое-то мгновение отстранился и снова замер, вытянувшись перед Джоном во всей своей красе: разгорячённый, возбуждённый до предела, с неистовым призывом в пылающем взоре, ждущий, пока молодой король сделает последний решающий шаг.       И шаг был сделан. Окинув блуждающим взглядом конюшню, Его Величество потянул Шерлока к наваленному поодаль охапками сену, прихватив висевший на перекладине плащ секретаря. Не доверяя сомнительному уюту сухих колких стеблей, он расстелил плотную, отороченную мехом ткань и опустился на это импровизированное ложе, увлекая Преданного за собой.        Отдав дань предусмотрительности монарха искрами веселья в потемневшей зелени глаз, Шерлок с готовностью последовал его немому, но достаточно красноречивому приглашению, вновь целиком и полностью отдаваясь во власть сильных ласкающих рук. И руки ласкали — жарко, неистово, шалея от каждого, самого тихого вздоха и стона. А губы снова целовали — то нежно, почти невесомо, то со звериной хищностью, оставляя на сливочной коже алые метки. Джон, с чуткостью внимательного любовника прислушиваясь к едва уловимым подсказкам выгибающегося под ним безупречного тела, затейливо выписывал невидимые узоры напористым языком, безошибочно отыскивая самые отзывчивые места и сам теряя голову от доставляемого наслаждения, которое, казалось, мог ощущать даже без помощи обострившейся до крайности Связи. Остро до неприличия. Безумно до совершенства.       Стараясь унять сбивающееся дыхание, Шотландец на миг прервал наступление, пытливо вглядываясь в лицо возлюбленного, ощущая и наблюдая одно: их души слились воедино, и тела неукротимо требовали того же. Не желая отказывать в этом ни себе, ни Шерлоку, Джон как можно деликатнее накрыл ладонью возбуждённую плоть любовника, чувствуя, как его собственная — яростно и влажно заявляет о последней стадии готовности. Больно прикусив губу, запирая жаждущее немедленно и животворно излиться, он скользнул рукой вниз по укрытой тёмными завитками натянувшейся коже.       Шерлок блаженно застонал, зажимая кисть короля меж напрягшихся бёдер, но тут же расслабился и раскрылся, позволяя продолжить начатое.       Внезапно Джона охватила растерянность. Не желая причинить партнёру даже малейшего дискомфорта, он с сомнением обласкал взглядом открывшиеся ему перспективы: невзирая на кипящее в крови желание, вторгаться в вожделенную обитель без каких-либо смягчающих средств показалось почти кощунством.        Шерлок, мгновенно прозревший затруднение, лишь улыбнулся. Привстав, потянулся за рукой своего государя и, охватив губами его трепещущие от нетерпения пальцы, щедро прошёлся по ним языком, увлажняя достаточно, чтобы успокоить заботливую нерешительность Его Величества. Вознаградив Преданного коротким поцелуем, король в несколько быстрых движений подготовил и возлюбленного, и себя, смешав полученное от Шерлока с просочившейся влагой собственного возбуждения, и, наклонившись, подхватил бёдра любовника, давая возможность его стройным ногам обвить свой торс, с оглушающим исступлением ощущая, как напряжённая до предела плоть медленно входит в палящую тесноту любимого до безумия тела.       Ох… Ему хотелось закричать: громко, пронзительно, отчаянно, — но с губ срывались лишь приглушённые стоны, сдерживаемые, но, тем не менее, полные чего-то бесконечного и бесконтрольного. И так же бесконтрольно и отчаянно подавался навстречу невероятный в своей отзывчивости распростёртый под ним мужчина, с безмолвной настойчивостью призывая: двигайся же, двигайся, двигайся… Разве можно не последовать такому зову? Разве нужно? Голова плыла, но тело всё знало и без неё. Джон до боли сжимал широко разведённые длинные конечности, то и дело касаясь поцелуями округлых коленей, задавая нужный ритм, не имея сил ослабить хватку, мысленно прося за это прощения и молясь о том, чтобы не оставить на нежной мраморной коже жестоких следов захватившего его неистовства. Сладко. Господи, помоги им и прости — как же сладко…       Движения становились всё резче, глубже и быстрее, дыхание у обоих сбивалось, срываясь на почти животное рычание. Стремясь не упустить ни единого грана переживаемых ощущений, Джон огладил возбуждённое естество своего удивительного избранника и, плотно сомкнув пальцы со всей возможной осторожностью, на которую только был сейчас способен, принялся двигать кистью, соизмеряя темп с биением собственного бешеного пульса. Обняв руками плечи короля, Шерлок то прижимался к нему, то откидывался назад, выгибаясь в диком наслаждении, и, привлекая Преданного к себе последним стремительным рывком, впиваясь поцелуем в атласную гладкость солоноватой от пота и пахнущей разнотравьем и скошенной зеленью шеи, Джон застонал, выплёскиваясь с поистине звериной силой, чувствуя, как оторвавшаяся от тела душа взлетает ввысь, в свою предвечную и утраченную до поры обитель, звучащую музыкой небесных сфер. И там, на недосягаемой для смертных высоте, последним аккордом абсолютного блаженства ощущая, как Шерлок присоединяется к нему в этом восхитительном полёте, вслед за Джоном вырываясь из холодного, пронизываемого ледяными январскими ветрами бытия.       Мир вокруг замер. Непередаваемое счастье накрыло обоих, заполняя их слившиеся сознания яркими всполохами ослепительно красочных огней, отделяя от всего бренного, пустого и проходящего.       Неслышными шагами прохаживаясь перед воротами конюшни, чтобы хоть как-то согреться, но даже не помышляя покинуть свой важный пост, капитан личной охраны Его Величества шотландского короля Грегори Лестрейд пытался собрать в кучу разбегающиеся мысли. Мысли, совершенно отбившиеся от рук и никак не желающие выполнять ни команду «Стройся!», ни «Смирно!», метались по просторам готовой взорваться черепной коробки капитана, сталкиваясь и стукаясь лбами, словно позабыв и о военной, отточенной годами тренировок и сражений дисциплине, и о простейшей субординации, требующей немедля прекратить панику и полностью отдаться своей главной задаче, а именно — охране и защите государя всякой ценой и от любой опасности. Изо всех сил стараясь не вслушиваться в доносящиеся из-за закрытой двери довольно характерные звуки, Грег снова и снова пытался сообразить, что же ему следует предпринять в данной ситуации. Нет, капитан не был глуп, иначе ему никогда бы не удалось стать командиром королевской охраны, но ситуация была слишком уж… неординарной, хотя и — тут Лестрейд вынужден был себе честно признаться — вполне предсказуемой. Достаточно было вспомнить те взгляды, которыми эти двое обменивались при каждом удобном и неудобном случае, то ли наивно полагая, что капитан не настолько прозорлив, чтобы их заметить, то ли — во что хотелось верить больше — доверяя его порядочности и дружеской преданности. Точно зная, как ему поступать во время любой угрозы, будь это боевые действия, дипломатические переговоры или праздничный бал, устроенный в матримониальных целях отцом какой-нибудь потерявшей первую свежесть девы, к такому повороту событий Грег готов не был.       К счастью, под этим небом не было ничего, что заставило бы доблестного воина и умудрённого опытом придворного слишком долго предаваться бесплодным размышлениям и недопустимой панике, и когда так и не отыскавшие секретаря стражники вернулись к своему начальнику, готовые покорно принять полагающуюся взбучку, господин капитан предстал перед подчинёнными в присущем ему уверенном и собранном виде. Пресекая первое же громогласно-виноватое: «Не нашли, сэр!», — Лестрейд быстро прижал палец к губам, перейдя на шёпот и строго шикнув:       — Тссс!.. Отбой! Всё нормально. Охраняем конюшню по периметру. И чтобы ни звука! Ни сейчас, ни потом, ясно? И принесите мне плащ — не месяц май, чёрт меня подери!..