Будущее — сейчас

Отдающаяся пульсацией в висках музыка. Приглушенный свет. Специфический запах, который ощущаешь всякий раз, заходя в паб. Запах алкоголя, пота и бесконечных людских попыток забыться. Все это окружает Луи каждую пятницу, когда он приходит сюда. Луи Томлинсон любит рассуждать так, словно он не является одним из этих людей, столь отчаянно глушащих мрачные мысли дешевым виски. Любит делать вид, что является наблюдателем со стороны. Словно всеобщая депрессия, которую люди намеренно табуируют, не желая даже задумываться об этом, не коснулась его. Словно он не чувствует постоянной пустоты без видимой на то причины, словно все, во что он так привык верить, не подвергается внезапному сомнению, словно мысли, копошащиеся роем в его голове, не оглушают его, когда он пытается уснуть. Рассматривая содержимое своего бокала, в котором, кажется, что-то плавает, он не без отвращения заливает в себя остатки обжигающей жидкости. Словно бы продолжая прерванный разговор, он сообщает незнакомому парню, пьющему пиво напротив него: — Я чертовски пьян. Словно кто-то засунул мою голову в стиральную машину. Или вытащил ее в иллюминатор, — Луи совершенно по-идиотски смеется, находя забавной собственную шутку. — Я намерен поехать домой прямо сейчас, ты знаешь? Вызвать такси. А ты, парень, просто, знаешь, забудь обо всем дерьме. Когда-нибудь, наверное, все будет нормально. Увидимся. Ему плевать, с кем он говорит. Он вызывает такси и отправляется домой. И прохладный душ кажется ему замечательной идеей, несмотря на то, что изначально он надеялся уснуть, не переодеваясь. Чувствуя воду, стекающую по коже, Луи даже веселеет. Радостный, принимается напевать что-то о мочалках и мыле. Он из тех людей, которые не видят своего существования без пения, но скорее провалились бы под землю, чем позволили кому-то постороннему это услышать. Поэтому всякий раз, когда Луи идет в душ, он напевает что-нибудь чертовски глупое, или, знаете, чертовски романтичное, потому что ванная — это единственное место, где ты действительно можешь быть самим собой, не скрываясь за рамками приличия или собственной скромности. А романтические песни для Луи — нечто абсолютно личное, ведь он почти похоронил надежду на существование светлой и взаимной любви, сшибающей на своем пути все преграды. Всю свою жизнь он прожил, свято веря в то, что однажды встретит человека, рядом с которым любая гадость покажется не такой уж и мерзкой. А потом он влюблялся, и даже, бывало, взаимно. А после этого, знаете, любовь уходила так же неожиданно, как и приходила. В книгах любят писать о том, что любовь настигает внезапно, накрывает с головой и затягивает в свой омут, забирая и одновременно даруя все. Но почему-то гораздо реже в них упоминается о том, что порой тебя настигает такое же сшибающее с ног ощущение того, что в родных глазах ты не видишь больше ничего. Обращаешь особое внимание на то, что руки потеют, когда вы переплетаете пальцы, и что это чертовски раздражает. Словно поток ледяной воды, мгновенно отрезвляющий и не дающий дышать, накрывает осознание того, что ты больше не хочешь быть с человеком. Без особой на то причины. Просто потому, что такова жизнь. Реальность, сшибающая своей серостью сильнее, чем любая трагедия. Затягивающая в депрессию больше, чем любые драмы. Когда дни, словно липучая масса, тянутся один за одним, ты так усиленно стараешься искусственно создать эмоции, что, разумеется, надолго тебя не хватает. Все эти мысли посещают Луи каждый чертов вечер, каждый чертов день. Каждый стакан, что он убирает в сушилку, пока моет посуду, сопровождается мрачными мыслями о том, что «в этом стакане пользы больше, чем в моем существовании», каждая сигарета, выкуренная перед началом рабочего дня, сопровождается мириадами метафор, абстрактно проносящихся в голове Луи. Каждый алкогольный напиток, что он вливает в себя, в надежде перестать размышлять и анализировать, отдается слабым обещанием, что он последний. — Разве не было бы замечательно, если бы мы были старше, тогда нам не пришлось бы ждать так долго, — запевает Луи, в очередной раз принимая душ. — И разве не было бы замечательным — жить вместе в мире, где нам было бы так хорошо? * Луи приходится замолчать на минуту, чтобы почистить зубы. В этот момент он слышит за стенкой глубокий голос, чувствуя, как его трясет, и как ему хочется провалиться прямиком в Ад: — Знаешь, будет еще лучше, когда мы сможем желать друг другу «спокойной ночи» и не расставаться, (1)* — громко поёт низкий голос, с легко слышимой даже через тонкую стену хрипотцой. Луи, кажется, может различить улыбку в поющем голосе. Так неловко ему не было довольно давно. Луи даже не может вспомнить, когда в последний раз он чувствовал себя настолько сконфуженным. Быстро закончив водные процедуры и одевшись, он выскакивает из ванной, не зная, что еще ему следует сделать. Томлинсон даже не замечает, как проходят дни до очередной пятницы, которая, разумеется, означает поход в паб и очередную попытку утопить мрачные мысли в виски. Через некоторое время, изрядно устав от атмосферы паба, Луи вызывает себе такси, на котором, кажется, он скоро разорится, и возвращается в пустую квартиру. — Если я не выскажу это сейчас, то я определенно сломаюсь, поскольку я покидаю единственное, что хотел бы взять с собой, прости мне мою назойливость, но поторопись и подожди, мое сердце уже начало разрываться на части, (2)* — запевает Луи, едва заходит в ванную комнату. Он обманывает себя, что совершенно забыл о голосе, подпевающем ему парой дней ранее. Однако парень с низким голосом не отступает, прекрасно исполняя свои партии в их совершенно неловком дуэте. Их голоса переплетаются друг с другом, когда они заканчивают эту песню, и Луи определенно слишком пьян, потому что откуда еще в его голове могут возникать эти абсурдные мысли о тепле, разливающемся в груди при мысли о том, как сочетаются их голоса? Луи, даже находясь в нетрезвом состоянии, боится, что эмоции, столь ярко ощущаемые им сейчас, окажутся очередной выдумкой его истосковавшегося по ним разума. Опираясь на стену, из-за которой идет звук, Луи устало потирает виски и спрашивает: — Парень, ты что, все песни наизусть знаешь? С той стороны слышится низкий смех, эхом отдающийся в его почти пустой ванной комнате: — Нет, лишь иногда мне везет, и ты поешь мои любимые песни. В остальное время я вынужден слушать о том, какого цвета твоя мочалка, и как ты любишь ей мыться. Подозреваю, ты сочиняешь это сам. Луи закрывает лицо руками, хоть и осознает, что парень за стенкой его не видит. Отвратительно. — Прости, приятель, что вообще заставляю это слушать. Я не знал, что не один здесь. Копошение за стеной становится тише, и голос снова отвечает: — Все в порядке, ты замечательно поёшь. У тебя очень мягкий голос. Тебе следовало бы показать его кому-нибудь еще, я имею в виду, кроме твоих зеленых мочалок. Не будь Луи настолько пьяным, он бы, наверное, сошел с ума от смущения: — Между прочим, мочалки — вполне благодарные слушатели. Кроме того, я уже показал его тебе. Я Луи, кстати. Решил, что раз мы теперь поём дуэтом, и ты хвалишь мое пение, можно больше не скрывать своей личности. Тихий смех снова раздается из-за стены, и Луи чувствует, что ему нравится смешить обладателя низкого голоса. — Я Гарри. И я, кажется, видел, как таксист провожал тебя, до ужаса пьяного, до двери. Если, конечно, это был ты. Все в порядке? Луи хочется побиться головой о кафель. А еще ему хочется снова спеть дуэтом с Гарри. Хочется выпить еще виски. Хочется высказать все, что не дает Луи покоя так много времени, но чтобы при этом у него не было необходимости все объяснять. Хочется, чтобы его эмоции не были искусственно выращенными в условиях пустыни, в которую превратилась его душа в последнее время. Хочется, чтобы он снова мог поверить в существование чудес. А еще он надеется, что не уснет прямо сейчас, несмотря на то, как сильно клонит его в сон, потому что он впервые за долгое время действительно увлечен разговором, и хочется, чтобы это ощущение не прекращалось. — Все в порядке, Гарри, — произносит он вместо этого, смакуя новое имя. — Я просто чертов нытик. Гарри звучит слегка обеспокоенно, но в его голосе легко различается шутливый задор: — Нас связывает две спетые вместе песни, и если ты вдруг захочешь высказаться, я в твоем распоряжении. Почему-то Луи чувствует облегчение от этих слов: — Спасибо. Луи думает, что хотел бы увидеть этого Гарри. И, возможно, сходить на свидание с ним. Или нет. Потому что отношения никогда не оборачиваются ничем хорошим. Только кисловатым послевкусием, только тратой времени, только тратой нервов, только воспоминанием. — Спокойной ночи, Гарри. — Пой в ванной чаще, Луи. Я буду ждать, — со смехом произносит Гарри. Луи улыбается и кивает самому себе. Он засыпает сразу же, как только его голова касается подушки. А утром, когда он заходит за сигаретами, без которых не может начать свой рабочий день, в небольшой магазин рядом с домом, он встречает кудрявого парня, что смотрит на него с широкой улыбкой: — Луи, как непривычно, что между нами нет стены… непонимания. Луи узнает этот голос и заливается смехом: — Честно говоря, Гарри, это была худшая игра слов, что я когда-либо слышал. Так, несмотря на слабое сопротивление Луи, который продолжает твердить себе: «не будь очарован, чтобы не разочаровываться», Гарри постепенно вошел в его жизнь. Луи даже сам не замечает, как начинает проводить большую часть своего времени с длинноволосым парнем, рядом с которым чувствуется тепло, поддержка и хорошее настроение. И только когда Гарри уходит домой, или когда у него появляются неотложные дела, Луи закуривает сигарету и думает о том, что если Гарри решит уйти из его жизни, он это, безусловно, переживет. Но это сделает его еще более... разочарованным. Таким образом, главное правило Луи нарушено. Он очарован. Очарован широкой улыбкой Гарри, его медленной речью, обволакивающей, словно кашемировый плед, его способностью обнять, когда это необходимо, его глупыми шутками, его ямочками, его локонами, его способностью говорить, делать и выглядеть так, как хочется только ему, несмотря ни на какие условности, его огромным сердцем, его сияющим взглядом, и, кажется, Луи может продолжать бесконечно. И даже несмотря на то, что Луи так старается прекратить наступать на эти грабли, он с маниакальным рвением самоубийцы бросается в омут с головой. Он позволяет себе раствориться в Гарри. Он больше не проводит свои пятницы в пабах. В этом нет необходимости, ведь пятницы можно занять видеоиграми с Гарри. В один день Гарри целует его, и Луи позволяет себе разлететься бурей красочных молекул внутри. Будущее — сейчас(3)*, и ему плевать, что будет завтра, и ему плевать, что будет в четверг, и ему плевать, что будет через десять лет. Сейчас он чувствует себя более живым, чем когда-либо. Ни один чертов поцелуй не заставлял его ощущать этого. Он всегда считал это легкой литературной гиперболой, когда читал об этом в книгах. И сейчас он с упоением утопающего, крепко вцепившегося в чью-то руку, целует Гарри, чувствуя, как отпускает, по меньшей мере, половину своих сомнений. Ради этого момента стоило рискнуть. Они сидят на небольшом диване у Гарри дома, смотрят «Вечное сияние чистого разума», и Луи прячет свою руку под футболкой кудрявого, греясь. Гарри и Луи тихо цитируют реплики главных героев: — Знаете что?.. Волшебство уходит… — произносит Гарри. Луи тихо кивает, вживаясь в роль, и вкладывая в цитаты гораздо больше, чем изначально планировалось: — Знаю. — И что делать будем? Луи не может сдержать улыбки, когда отвечает: — Наслаждаться… моментом*. Луи и Гарри хихикают, окутанные моментом, словно дымкой, отделяющей их от всего мира, когда Гарри вновь цитирует: — Я сам не знаю, что мне нужно, просто останься. — А я с тобой затоскую, решу, что попал в ловушку, со мной всегда так! — пожалуй, даже Луи, считающий искусство слишком утрированным отражением реальности, видит огромнейшие параллели в цитатах, что они шепчут. — Пускай. Луи улыбается: — Пускай!(4)* Томлинсон даже смеется от облегчения, что накрывает его с головой. Он влюблен, так влюблен! И даже если этому суждено остаться воспоминанием, он ни за что не захочет его стирать. Это будет самое чистое воспоминание, самое теплое, самое счастливое. Пускай!* — Я могу только догадываться, что происходит в твоей голове сейчас, Луи. Просто знай, мне все равно, что будет в будущем, потому что сейчас мы здесь, и я знаю, что не отпущу тебя. Томлинсон чувствует тепло в груди, которое никуда не собирается уходить. Шатен тихо запевает: — Если бы я полюбил тебя, мог бы ты пообещать мне быть честным, и помочь мне понять… потому что я любил раньше, и я понял, что любовь — больше, чем просто держаться за руки.(5)* Гарри посмеивается, обнимая Луи и напевая другую песню: — О, дорогой, пожалуйста, поверь мне, я никогда не расстрою тебя. Верь мне, когда я говорю, что никогда не причиню тебе вреда.(6)* Пускай!* — Знаешь, я готов сейчас даже умереть — так я счастлив(4)*. Луи не знает, что ждет их впереди, он не знает, как много испытаний или, возможно, даже разочарований им придется еще пережить. Он не знает, сколько ссор ждет впереди. Он не знает также о том, сколько тепла и уюта их ждет друг с другом. Будущее — сейчас. И сейчас он счастлив, обнимая кудрявого парня. Так что пусть он не знает ничего о том, что будет. Пускай!