We are alright.

Алекситимия - сложность в описании, объяснении своих чувств другим людям.

Сехун не умеет подбирать правильные слова. Он старается передать все через прикосновения, с помощью рисунков. Только на это нет времени. А эмоции внутри бушуют, бьют через край. Парень же неумело и старательно их прячет, пытаясь скрыть в ладошках целый океан. Молчит, улыбается, ждет. И лишь ангел-хранитель тихо качает головой:"Ты так в себе совсем утонешь". "Все хорошо". "Нельзя себя навязывать". А иначе Кай начнет злиться. Сехун боится злого Кая. От слов его тогда веет холодом, младшему словно ножом вдоль вен ведут. Он хочет попятиться назад, забиться в угол и прикрыть руками голову, ожидая удара. Но тихо идет навстречу и осторожно обнимает, выдыхая приевшееся:"Прости".

Боится ли Сехун злого Чонина? Или просто боится потерять его?

Сам Сехун редко злится. Не умеет злиться. Помнится, случилось это все-таки однажды. Поворчал, поворчал, ушел из дома, пообещав вечный игнор. И что в итоге? А ничего. Кроме двух крох, которых Се теперь вынашивает под сердцем. Мда. Попробуй теперь второй раз разозлись на Ким Чонина. Поэтому он обижается разве что, и то ненадолго. Стоит старшему только понурить голову, крепко-крепко прижать к себе омегу и выдохнуть:"Извини меня, Сехун-а... извини, извини, извини меня..." как О тает, смаргивает слезы и цепляется за сильные плечи в ответ. Не может не простить. Любит сильно. Вот только не все так просто: Сехун прощает, но никогда не забывает то, что было сказано и сделано. "Все хорошо". "Нельзя себя навязывать". Просто Сехун любит Чонина. Наверное, слишком сильно любит. До подкашивающихся ног, до покалывания в кончиках пальцев. Потому что иначе он не может, не умеет. Отдает всего себя. А еще волнуется. Всегда волнуется. И это, кажется, уже становится Чонину в тягость. Сехун знает, что Ким нуждается в любви. Уверен в этом. Знает, что тот плох в откровенных глубоких монологах; плох в коротких, тревожных и заботливых весточках; любое сообщение переводит в шутку; кажется поверхностным и несерьезным. А на самом деле тоже очень любит О, думает о нем, переживает. Тоже скучает. Но опять же: времени мало. Времени не хватает. И у них нет возможности просто в тишине посидеть в обнимку, чтобы кончиком носа по тонкой шее выводить нежно: "плохо без тебя". А Сехуну так хочется вместе кататься на коньках, чтобы рука в руке. Натягивать большой свитер и со смехом слушать ворчание о том, что вообще-то альфа ожидал арбузище, а не будто скомканное полотенце под футболкой. Греться друг о друга на холодной кухне рано утром за завтраком. Чувствовать теплые широкие ладони на своем животе. Вновь учить танго в том самом танц-классе, где они и познакомились. Делить наушники, лежа на кровати и всматриваясь в собственное отражение на потолке. Чонина долго нет. У Чонина дела, Чонин устает. Ему тоже очень тяжело, он не виноват. Сехун терпеливо ждет, хочет поддержать. Говорит, что все хорошо. Он понимает.. но внутри весь сгибается, обнимает себя поперек живота и вытирает об ковер непрошенную слезу. Восемь месяцев своей беременности Сехун как-то и не ощущает себя беременным. Только тошнота и обостренное обоняние дают о себе знать. И отсутствие течки. Чонин тогда тоже занят работой, толком-то с младшим не возится. Но вот к концу... исправляется. Много обнимает и целует запястья. Ложится спать вместе с омегой, а не приходит среди ночи. Еще вдруг спрашивает о Чанеле - друге детства Се. Видимо, заметил усилившийся посторонний запах. Сначала Ким хмурится, а потом тихо вздыхает и собственнически прижимает худого юношу к себе, слабо кусая в шею. Что сделаешь? Не сидеть же беременному омеге в одиночестве. Кто-то должен был помогать. О в ответ улыбается, целует Чонина в скулы и совершенно радостно заглядывает в чернеющие глаза. Неужели теперь все в порядке?       Да. И дальше только лучше. Потому что если сейчас спросить Сехуна:"Счастливы?" То он тихо кивнет головой в коротком:"Да", подойдет к уснувшему в кресле Чонину и заберет у него маленького Ханя, чтобы положить его в кроватку к братику.