Долго и счастливо

Это был не самый легкий день в жизни Румпельштильцхена. Солнце клонилось к закату, и он гнал коня, надеясь добраться до дома, пока не стемнело. Не легкий день, но ради этого он и живет, чтобы помогать людям, разве нет? С тех пор, как маленькая безглазая волшебница подарила ему волшебную силу, сокрушающую огров и исцеляющую раны, да, с тех самых пор он и живет, чтобы сокрушать и исцелять. Он не был дома неделю. Гонец принес дурную весть о том, что огры снова повылазили из своих нор. Огров победить не составило труда. Он убивал их пачками, не чувствую не капли сострадания к этим тварям. Трудно было потом. Трудно было смотреть в глаза тех, чьих родных и близких он не успел спасти. Он заживил их телесные раны, но кто излечит сердечную боль отца, потерявшего сына, мужа, потерявшего жену? Кто утрет слезы сирот? При этих мыслях сердце Румпеля как-то по-особенному болезненно сжалось. Было что-то еще, было. Разговор со странным незнакомцем в таверне. Он говорил… Но додумать эту сумеречную мысль Румпель не успел, потому что за пригорком наконец-то показались огни его родного дома. Жена, любимая Белль, их новорожденный малыш Питер и Бейлфайр, сын от первого брака. Румпель тихонько ступил на крыльцо, чтобы не разбудить малыша и маму. Однако тихой встречи не получилось потому что кто-то (угадайте, кто? ) буквально сшиб его с ног, чтобы заключить в объятия: - ПАПА! Наконец-то ты вернулся! Смотри, какую свистульку я сделал! Это был его старшенький, Бэй. Чудный мальчик с добрым, отзывчивым сердцем и с глазами как у бедной Милы. Мила умерла, когда их первенец был еще совсем крошкой, и вся забота о младенце легла на плечи Белого рыцаря. Они справились! Румпель горько оплакивал безвременную кончину своей супруги, но мальчик стал для него великой отрадой и утешением. И новая любовь не обошла его стороной. Когда в их жизни появилась Белль, такая солнечная и теплая, Румпель испугался, что они не поладят с мальчиком, ему ведь было уже 11 лет. Он боялся, что Бэй станет ревновать, но ничего подобного не случилось. «Самое мое большое желание», - говорил мальчик, - «чтобы мой папа был счастлив». И теперь, гладя его по темным волосам, Румпель, почувствовал, что его счастье настолько совершенно и полно, что оно не может быть реальным. И снова некая тень омрачила его сознание. Он вспомнил слова того сумасшедшего типа, Айзека: «Твое счастье – плод моей магии. И оно вот-вот будет разрушено». Он говорил что-то о других мирах, о том, что там Румпель был злодеем, и самое страшное - о смерти Бэя. «Мальчик, по имени Генри, пришелец из того странного мира, имеет власть разрушить твое счастье. И вернуть тебя туда, где твоя Белль ушла к другому, где твой сын, преданный тобой, умер в страшных муках, проклиная тебя, а ты сам умираешь от собственного ядовитого злодейства. Убей мальчика и ты спасешь свой счастье. Мальчик - это путь в иной мир». Тогда Румпель не поверил и только весело рассмеялся в лицо этому ненормальному. Но червячок сомнения, оказывается, все-таки поселился в его душе и никуда не собирался уходить. Убить мальчика? Ребенка? Румпель очень любил детишек, а они отвечали ему взаимностью. Все девчушки и пацанята от 3 до 13 лет были буквально влюблены в местного героя, известного, однако, далеко за пределами их селения. Малышам он рассказывал сказки, ребят постарше учил кататься на лошади и защищать себя в бою… Но теперь что-то не давало ему покоя. После ужина Румпель вдруг почувствовал, что ему плохо… Земля качнулась под ногами, а сердце пропустило один удар. Еще один… -Белль, дорогая. Я только что узнал, что нашему миру грозит серьезная опасность… Я должен сделать нелегкий выбор… Румпель так и не решился произнести не то, чтобы вслух, но даже про себя, в чем именно этот выбор заключался… За ужином он шутил и весело смеялся, но черная тень, едва коснувшаяся его мира вчера, сегодня заслонила собой все небо. *** - Бэй, мальчик мой, скажи, если бы ты узнал… Если бы мне пришлось совершить что-то предосудительное, что-то очень-очень плохое? Ты бы простил меня? Румпель старался говорить ровно, но голос все равно предательски задрожал и внутренняя паника передалась мальчику. Бэй бросил мячик и побледнел. - Конечно, - сдавленным голосом сказал он, - конечно, я бы простил тебя. Что бы ты не натворил, я бы простил тебе, что угодно. Румпель смотрел в его огромные встревоженные глаза и чувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Какой у него прекрасный сын.. Не сын, а мечта… Твоя мечта, Румпель, сполна воплотившаяся в жизнь. Да вот беда, настоящие дети не такие. Добрые, шумные, ласковые, но и эгоистичные, порой глухие к боли их родителей. Дети верят в добро и счастливый конец, но не потому ли, что они не видят реальности зла? - Бэй, ты… ты не должен так говорить, ты не можешь так говорить… - прошептал Румпель. - Конечно, папа. Конечно, я не могу так говорить. Я вообще не могу говорить. Я лежу в могиле. Я не чувствую ни холода, ни боли, ни страха. Только твою любовь… Пока ты любишь меня, я немножко жив…. И Румпель с криком проснулся… *** - Простите меня, отец, ибо я согрешил… Румпельштильцхен стоял на коленях в темной исповедальне местной церкви. Странно, что такая простая мысль – обратится за помощью к Богу, не сразу пришла ему в голову. Странно и то, что он, служитель добра, кажется, ни разу не переступил порог этого храма. А венчание? Их же венчали с Белль? Он не помнил этого… За ширмой молчали... - Я должен убить одного человека… невинного, юного... Мальчика. Иначе…. умрет мой сын, — выдавил из себя Румпель. Молчание становилось почти осязаемым... - Я чувствую, что хочу... нет, не хочу, а просто... ну раз все равно кто-то должен погибнуть... какая разница, кто? - Румпелю стало страшно от мерзости того, о чем он говорит. Есть мысли, которые нельзя произносить вслух. - Там никого нет, — услышал он голос за спиной. - Снова ты? - И снова здравствуйте! - весело проговорил Айзек. - Я вижу взгляд того, кто уверовал… - В этот бред про иной мир, где я душу младенцев налево и направо? - Ну, пять минут назад ты был не так уверен в своей добродетели… Румпель почувствовал прилив безумного гнева, возможность которого он даже не подозревал в себе… Это наваждение! Черная магия! Но стоящий пред ним человек не был чернокнижником, он вообще не был волшебником… И все же Румпель чувствовал, что этот человек обладает какой-то властью. - Как ты смел осквернить дом Божий своим нечестивым присутствием? - А ты веришь в Бога? - заинтересованно спросил Айзек, – правда, мне интересно… Я никогда не писал в своих сказках прямо о том, верят ли мои герои в Бога, всегда оставлял им возможность свободного выбора. Во всяком случае, ты не должен быть атеистом. Герой-атеист, это так скучно… Короче, Румпи, у нас мало времени. Через час сюда нагрянет свадебная церемония и разбойница Регина в придачу, которая хочет разрушить этот мой замысел. С ней будет мальчик, Генри и еще одно полусумасшедшая тетка. Тебе придется убрать всех троих и желательно без лишнего шума. Незнакомец приказывал Румпелю, и тот чувствовал себя почти безвольной марионеткой, которая просто не может ослушаться своего господина. Просто не может… Какой же с него спрос? - Почему именно убить? – выдавил Румпель онемевшими губами. - Хороший вопрос, - обрадовался Айзек, - значит с остальным ты уже не споришь. Потому убить, что мальчик единственный, кто видит иллюзорность этого мира, видит его... неправильность… И он умеет убеждать. Пока он жив, твой сын в опасности… Умрет он – и ваше счастье станет вечным. Ну что? Ты уже подсчитал? Жизнь за жизнь. Мальчик Бэй против мальчика Генри. И приплюсуй еще, дорогуша, себя самого, доброго рыцаря. Представь, сколько жизней ты еще спасешь, сколько слез вытрешь с детских физиономий, сколько добра и света ты привнесешь в этот мир взамен этой одной жизни. - Ты издеваешься? Ты, правда, думаешь, что я собираюсь потом жить с таким грехом на душе? - Конечно, милый! Ты собираешься жить долго и счастливо! А твое покаяние будет очень-очень глубоким и искренним. Как это говорят в народе? Не согрешишь – не покаешься. Тут Румпель понял, что человек, стоящий пред ним, гораздо хуже любого огра и любого чернокнижника. Рука его сама собой потянулась к горлу незнакомца, и сиреневый, а не белый дым сорвался с кончиков пальцев. Айзек захрипел, и Румпель разжал руку. - Я знал… - прошипел Айзек прокашлявшись, - что ты не сможешь меня убить, потому что ты всегда останавливаешься в шаге от победы, от любви, от преступления… Я знаю это, потому что я тебя создал. - Неправда. Какую бы власть ты не обрел надо мной сейчас, создал меня не ты… Тот, кто меня создал, дал мне умение различать добро и зло. Вложил в меня стремление к добру. Ты не мог этого сделать.. А я сам уже потом стал тем, кто я есть… подонком, трусом! Да, трусом! – Румпель даже обрадовался, когда произнес это слово, настолько точным, прочным и реальным оно ему показалось. - Нет, Румпель, – грустно улыбнулся Айзек. - Тебя создал я… Тебя и Регину, и Белль и всех вас, все ваши истории. И я любил вас, а ты был главным героем и самым совершенным моим твореньем. В твоей душе и твоей судьбе я смешал сияние добродетели и черную бездну греха. И я готовил для тебя ослепительный хэппи-энд. Я рыдал, как ненормальный, когда описывал твою встречу в Нилом Кесседи в Нью-Йорке. Ты не помнишь, конечно, но поверь, там было отчего зарыдать. А знаешь, с кого я тебя срисовал? С моего отца. Только он умер от алкоголизма в Минисоте, а ты вот до сих пор здравствуешь! - Что же случилось? - криво усмехнулся Румпель, - отчего создатель разлюбил свое творение? - А случилось то, Румпельштильцхен, что власть имеет свою цену. Моя оказалась слишком высока для меня. Я ведь был писателем. Я хотел рассказать миру о многом. О своем отце и о своей матери, и о том, как холодно возвращаться с работы после девяти вечера, когда тебя никто не ждет. О создателе, который разлюбил свое творение я бы тоже мог рассказать… Но не судьба, знаешь ли… Потому что я могу писать только сказки… С тех самых пор как я стал волшебным Автором. Все остальное у меня теперь выходит плоско и фальшиво. Я рассказал о вас все, но не смог поставить точку, потому что это значило бы замолчать навсегда. Весь свой талант я истратил на Сказку.. и мне оставалось только умереть… - И тогда ты решил изуродовать наши истории? - Да! Я думал, что этот мир меня отпустит, если он станет слишком неправдоподобным, но вышло по-другому. Я извратил понятия добра и зла и стал коммерчески успешным писателем. Я хотел показать, что мир сложен, что в нем нет злодеев, что зло - это просто добро, которое сошло с ума… Я слишком сильно хотел оправдать зло, и сам стал его частью и его орудием. Как и ты, Румпель. Румпель вдруг почувствовал, что страшно устал от этой патетической болтовни. Он молча развернулся и пошел к выходу. - Стой, - окликнул его Автор, - куда ты? Что ты намерен сделать? - А ты не знаешь? - удивился Темный Маг, - я иду закончить одно скучное дело, гнусное дело. Я пожертвую чужим мальчиком ради того, чтобы мой родной сын был жив. Но мы оба знаем, что у нас ничего не получится. Потому что этот выморочный мир, мир, в котором добро и зло поменялись местами, обречен.