Дай мне свободы

      — Дай мне свободы… — руки Чанёля тянутся к Чонину, пальцами сжимают чужое горло, собираясь выбить душу из тела, но не до конца, а чтобы просто пострадал. Хотя, он ещё не уверен, стоит ли давать этому парню шанс жить. Ему… Зачем? Двадцатидвухлетний Ким Чонин, молодой архитектор, живёт один, под боком когда-то была младшая сестра, но увы, погибла и оставила парня совсем одного. У него каштановые волосы и тёмные глаза, в которых потопишь себя добровольно, худое тело и красивые ладони, по лицу Чанёля они путешествовали часто.       — Свободы? — снова по-новой. Делает вид, будто не понимает, что на самом деле имеет ввиду Чанёль. Делает вид, потому что эта сцена в их дом врывается довольно часто и стала почти рутиной. Он просто подыгрывает, по-другому не может уже. — Какой свободы?       — Я снова не могу высказать своего мнения? — прищур совсем волчий, от Чанёля веет садистским наслаждением от того, как медленно и красиво сжимают его ладони горло Чонина. Не для убийства, а до убийства. — Снова? — повторение для убеждения в правоте собственных слов.       — Говори, Чанёль, — слова как хрипы, еле вырываются из глотки. Чанёль — не тот, кому можно давать слово. Тебя не спрашивали, Чанёль. Меня не интересует, что ты думаешь об этом, Чанёль. Полагаешь, мне интересно твоё мнение? Тебя вообще спрашивали? Каждый день как один. Каждый день этого парня не спрашивают.       — Я люблю твою игру на гитаре, — говорит это и смотрит в чужие разбитые жизнью глаза, в которых отражается сумасшествие, граничащее с отчаянием, что плещется в нём всю жизнь, — у тебя очень красивый голос, правда, — Чонин пытается улыбнуться и с шумом вдыхает воздух полной грудью, когда хватка чужими ладонями горла чуть ослабевает. Похоже, Чанёль приходит в себя. На секунду… — Поверь мне.       — Неубедительно врёшь, — тон будто бы обиженного ребёнка, хотя он давно не подросток. Но на самом деле, Чанёль и остался им. Он остановил своё «я» на мальчишке возраста шестнадцати лет, когда на его мечтах петь и играть на гитаре, стать признанным кем-то человеком нелюди поставили крест. Ты ничтожество, Чанёль. Реально думаешь, что чего-то добьёшься? Да у тебя даже семьи нормальной не будет! В мире есть люди куда талантливее тебя. Неужели ты всё ещё думаешь, что что-то сможешь сделать в этой жизни?       — Может, ты поверишь мне хотя бы сегодня? — хмурится, чувствуя сильную давку на шее. — Не все люди лгуны, Чанёль, просто подумай об этом. Я бы не слушал, как ты играешь часами, если бы мне не была по душе твоя игра, ты так не считаешь? Это же глупо. Я бы не насиловал себя этим… В глазах Чанёля на секунду мелькает озарение, он будто просыпается от транса, от этого состояния, неожиданно ослабевает хватка чужого горла, и тот жадно вдыхает воздух. В голове Кима не раз за эти минуты промелькнула мысль, что этим вечером его не станет. Чанёль проснулся. Чанёль в себе. В порядке.       — Чонин… — тихий шёпот, смешанный со всхлипом, доносится до ушей темноволосого парня, который пытается отдышаться и успокоить биение обезумевшего сердца. Он уже поднял корпус на кровати, а Чанёль отошёл от него на пару метров. В карих глазах плещется шок вперемешку с искренним непониманием всего произошедшего. Его взгляд блуждает по шее Чонина, и до затуманенного сознания Чанёля доходит, что сейчас он практически убил парня, что его со дна вытащил, заставил научиться жить снова.       — Чонин… — голоса-то совсем нет теперь, Чанёль смотрит на свои трясущиеся руки. Врезается спиной в стену, и это окончательно заставляет его вернуться в реальность с пониманием, что произошедшее не сон.       — Чонин я, Ким Чонин, да, — с усмешкой соглашается парень, поднимая корпус с кровати, понимая, что Чанёль пришёл в себя. Касаясь покрасневшей шеи, он устало вздыхает и ловит себя на мысли, что на этот раз его могло всё-таки не стать: — Сегодня тебе было хуже, Чанёль, — говорит истину, и Пак не может сказать ничего против, осознавая весь ужас своих действий, которые могли стоить его дорогому человеку жизни. Глаза Чанёля в шоке расширены, когда он понимает, что Чонин подходит к нему слишком близко и тянется рукой к лицу. В груди плещется страх, что ударит, сделает больно, принесёт отдачу в ответ на такие действия. Но… Чонин с нежностью проводит по чужой щеке ладонью, замечая, что потрясённый произошедшим Чанёль уже чувствует по своим щекам слёзы. Это просто очередной приступ, очередное помутнение рассудка, воспоминание о прошлом и боязнь пережить его снова. Чанёль, потерявшийся в своих ранах. Чонин, неспособный оставить. И их, вроде бы, чувство, которое… Как его там называют… Любовь, кажется. Чонин не оставит, просто не сможет. Иначе этому ушастому чудику, которое разучилось улыбаться и сходит с ума из-за отголосков прошлого, придётся слишком плохо.       — Тебе не противно? — говорит после вечных секунд молчания, и Чонин замечает, как дрожат губы этого человека. Чанёль боится. Боится себя. Боится прошлого. Того, что его не вынесет даже Чонин. Чанёль не понимает, как он может терпеть его. Ведь осознаёт, что его нужно не любить, а лечить, и это необъяснимо…       — Я хочу быть рядом, — очередной конец вечера, очередной конец приступа. Очередное начало надежды на то, что слово «рядом», это не только слово. Пока призраки прошлого не наступают на пятки, Чанёль… Кажется, Чанёль с Чонином снова свободен.