Любовь...

«Ты же любишь его! Как же ты можешь отпускать его туда? Готэй просто раздавит эту кучку детей. Будет так же, как и с Хиери, только еще больнее. И что будет с тобой потом? Опять страдать будешь? Опять сбежишь? Учти, Кискэ, дальше бежать уже некуда,» – жестокий и сумбурный монолог бешеной кошки. Очаровательно! Всего в избытке, – и любовь тебе, и забота, и даже ревности пара капель. Не подавиться бы таким коктейлем. Урахара лежит на веранде, прикрывшись от слепящего солнца панамкой, и улыбается, пытаясь сосчитать, когда же вернутся так и не раздавленные «детки». Или, когда вернется Йоруичи, с изломанным телом на руках. И будет шипеть дальше – какой он безответственный, ленивый и жестокий, что даже самых близких сберечь не умеет. Зато это очень хорошо умеет она, поэтому и идет с ними. Чтобы позаботиться об остающемся Кискэ и немного – о его мальчике, которого он действительно... Люблю, - отвечает сам себе. – Только что это меняет? Да, отпустил. Даже, практически, затолкнул в ворота эти чертовы. А что было делать – в подвале на цепь посадить? Все равно бы сбежал, так лучше уж так, прямой дорогой, в надежной компании... Ведь любовь, она разная бывает. И именно поэтому не страшно, ну, или страшно чуть меньше, – все они там любят, хоть и по-разному. Рукия любит брата, почти боготворит, хоть и предпочитает называть это уважением. Поэтому и осталась здесь, чтобы не позорить его имя своей «глупостью», только все равно же нашли. Ну, и Ичиго любит… немного. Поэтому пошла с этими двумя, кто же брата любимого не послушается, когда тот защитника прибить, как муху, собирается. Ренджи она, конечно, тоже любит. Поэтому даже пытаться не будет просить о помощи – чтобы всем было лучше. Чтобы никто не пострадал. Само воплощение жертвенности. Бьякуя, конечно, сестру тоже любит, но честь семьи любит гораздо больше. А значит, тоже палец о палец не ударит, чтобы казнь отменили. Ну, конечно! Пойти против воли сорока шести – это же еще дальше клана Шиба скатиться. А он так не может, ответственный наш. Но и мешать не будет. Хотя... Тут данных маловато, конечно. Ренджи, а что Ренджи. Абарай – больной на всю голову. Потому будет искать Ичиго, который его побил, чтобы взять реванш. А то, что Рукию любит, так что ж с того – тайчо своего он тоже любит, и гораздо сильнее. Все к его ногам сложит – и любови посторонние, и принципы, и идеалы. «Нет бога, кроме Тайчо», тьфу! Его вообще можно было не считать. А дальше, как ни странно, Ичимару. Даже вспоминать не хочется об этой змеюке малолетней. Но Гин любит Рукию, да побольше всех остальных. А еще, что еще важнее, он любит и умеет играть. Значит, лучше меня придумает план, как доставить Ичиго до девчонки без лишних потерь, как всегда лавируя между интересами Айзена и приказами Ямамото. Сам спасать не полезет, конечно, - не интересно. Но мальчику поможет – и вылезти из Сейретея, и Рукию оттуда вытащить. Проблем можно ждать только от одиннадцатого отряда. Эти любят драки и сильных противников, и ничего больше. Без всяких оговорок. А сам Ичиго? Он любит взваливать на себя непосильную ношу по спасению всех и вся. Куросаки неинтересны любые «но», ему вообще плевать на все условности, - он просто прет напролом. Поэтому, дойдет туда и вытащит девчонку из-под самого носа палачей, заодно неосознанно прикрыв мою задницу. А еще он, хочется верить, немного любит и меня. Поэтому, преодолев себя, справится при необходимости и с Кучики, и с Советом, и с Абараем, и даже с маньяками из одиннадцатого, чтобы вернуться… Сюда. Ко мне. Живым. Кискэ лежит на веранде, и обожженная рука сжимается все сильнее. Ему больно – оттого, что только он во всей этой истории не может любить так, как ему хочется. Остается только считать дни и верить в любовь чужую. И безмятежно улыбаться, сжимая зубы и пряча глаза за панамкой. От солнца, конечно, вы не подумайте.