Теперь точно не отмоешь!

      Надоело. Уже в который раз Россия подходит ко мне, задирает рукав моей рубашки и своей ручкой старательно выводит на моей руке свое имя! А я сразу же, как только он закончит это, бегу от него в уборную, чтобы отмыть следы ручки с моей руки, несмотря на то, что его улыбка советует мне не делать этого.       Для чего Россия вообще это делает? Что с этого получает? Что это вообще значит? У него на меня какие-то планы? Неужели он собирается на меня с войной? Ну уж нет, я так просто не дамся!       И эта ручка, как назло, постоянно никак не желает оттираться. На собрания я все время прихожу с огромным опозданием, так как не хочу показываться с его именем на руке. Конечно, я мог бы прятать под рукавом. Но осознание того, что своеобразная метка России находится на мне, не давало мне покоя и заставляло неосознанно тереть руку в том месте, где аккуратным и крупным подчерком выведено «Россия».       И поэтому я сильно задерживался в уборной, убирая «метку». А, покончив с этим, я приходил в зал, извинялся, как истинный джентльмен, и садился на свое место. Встретившись с Россией взглядом, я с вызовом глядел ему в глаза и показывал руку, на которой не осталось и не следа от ручки. И всякий раз, увидев это, Брагинский смотрел на меня с грустью и несколько обиженно.       В прошлый раз, когда собрание закончилось, и все, в том числе и я, собирались по домам, он задал мне какой-то двусмысленный вопрос. — Неужели ты не хочешь быть моим? — подошел он ко мне и спросил обиженным тоном.       Тогда я опешил и собирался излиться на него гневной тирадой. Но, когда я случайно посмотрел в его глаза, я застыл и почему-то не смог вымолвить ни слова. В его глазах я увидел столько… грусти? Неужто его так сильно задевает это? Но ведь это не означает, что я буду спокойно относиться к тому, что Россия делает. Ну уж нет!       Мне до сих пор стыдно за то, что, когда не получилось ответить ему, я просто сбежал. Не знаю, как Россия отреагировал на это. Но это точно не считается его победой! В следующий раз, когда Брагинский задаст мне такой вопрос, я точно отвечу ему!

***

      И вот это повторилось снова. Снова я сижу в уборной и оттираю руку от ручки. Почти уже отмылось. Как же хочется дать ему отпор, выдернуть руку из крепкой хватки! Но Россия слишком крепко держит, и все мои попытки постоянно оканчиваются поражением. Но когда-нибудь это точно прекратится. Когда-нибудь…       Внезапно дверь открылась и в дверном проеме оказался Россия. Он ничего не говорил, из-за чего я решил не обращать на него внимания и просто продолжил мыть свою руку, игнорируя его недовольный взгляд. — Почему ты все время стираешь мое имя? — внезапно спросил Россия. — Так сильно не хочешь принадлежать мне? — Не хочу, — буркнул я, почему-то краснея. — Почему? — искренне не понимая, опять спросил Брагинский, начиная раздражать меня. — Потому что, — ответил ему я, не смотря на него. Как можно не понимать, почему я не хочу? С чего я вообще должен хотеть этого, а?       Россия грустно вздохнул и вплотную подошел ко мне со спины, обнимая. Я ощущал его дыхание на своих волосах. Чувствовал, как крепко он обнимает меня. Стало невыносимо жарко, хотя в помещении было прохладно. Что со мной происходит? Почему я так реагирую на его странное поведение? Я должен его оттолкнуть… Не выходит… Потому что не хочется.       Внезапно я ощутил, как он присосался к моей шее. Ощутив его губы и язык, я очнулся и попытался вырваться, но Россия слишком крепко прижимал меня к себе. — Что ты… — собирался спросить его я, но он слишком сильно сжал меня в объятиях, и мне просто не хватило воздуха для того, чтобы хоть что-то сказать.       Вскоре он чуть отстранился и провел рукой по появившемуся засосу, вытирая свою слюну. Россия довольно улыбнулся и сказал: — Теперь точно не отмоешь, — в его голосе я не расслышал ожидаемой мною насмешки. Я скорее услышал какую-то нежность, что ни на шутку испугало меня.       А потом, не давая мне ни слова сказать, он потащил меня в зал, где сейчас проводилось собрание.