Накануне Видовдана

«Наградить ведь можно и мукой – сладкой мукой, Макошь это умеет...» (с) Евгений Красницкий, «Отрок. Богам – божье, людям – людское».

Полная луна пронзительно-ясно светит в чернильно-синем небе, белым волчьим оком заглядывая в уютную тьму квартиры. Старые воспоминания зубастыми тенями притаились в углах, спасаясь от бледных лучей – сегодня им нет хода, нет права терзать кошмарами давних лет. Сегодня ночь на Видовдан – но без крови и слез, без молчащей кукушки в чащобе, сегодня – просто ночь, тьма перед рассветом, ведь Сербия надежно заключен в объятиях России, грозным защитником вставшим на вражеском пути. Иван спит, убаюканный журчащим шепотом могучего Дуная, зацелованный жарким балканским солнцем, щедро пролившим золото лучей на белую кожу рук, словно выточенных из мрамора. Пепельно-русые волосы разметались по подушке, и Мишич осторожно поглаживает их, не смея верить в свое счастье. Вук знает – у Ивана слишком много дел, чтобы заглядывать в гости так часто, как хотелось бы сербу. Слишком далеки, слишком разделены вечно тянущиеся друг к другу – и тем ценнее каждый вздох, каждый стук сердца, совершенный вместе. Глупо, очень глупо и неосторожно привязываться к кому-либо так крепко – жизнь стран слишком долга и непредсказуема, чтобы иметь право на чувства. И всё же… всё же… Иногда Мишичу кажется, что Бог со свойственным ему юмором решил таким своеобразным подарком наградить его. «Весьма своеобразный подарок» невольно утыкается губами в шею и сонно улыбается, а кровь в жилах будто взорвалась, вскипела, лавой прошлась по телу. Вук с иронией думает, что, похоже, ему суждено вечно гореть, как и положено отпрыску жаркого юга – но на сей раз сердце горит светло и чисто, словно сердце Данко, и огонь не разрушает, но исцеляет старые раны души, вновь заставляя жить. Где-то далеко-далеко заливается соловей, шумит кронами деревьев теплый ночной ветер, журчит могучий Дунай – привычная, повторяющаяся много лет мелодия, но сегодня в неё вплетается размеренное сердцебиение Брагинского - и оттого это дивная песня, наполняющая всё существо до краев. Вук зачарованно смотрит на губы Ивана, думает, что, пожалуй, не стоит тревожить русского – и всё равно не может устоять, зная, что времени – только до рассвета, спеша выпить свою чашу до дна. Тихо, осторожно. Бережно. Прохладные, мягкие губы Ивана – и обжигающе-горячие, обветренные Вука. Огонь и лед, лето и зима, юг и север. Две половины единого целого. Одно-единственное касание… Иван улыбается и отвечает на поцелуй, притягивая Вука к себе. Сегодня ночь на Видовдан, но, кажется, сербу впервые плевать на это. - Ты уверен? Ты точно уверен?.. - Да. Да, да, да, - в который раз за эту ночь повторяет Вук. – Мне плевать, Йовишо. Волим те… Иван только растерянно хмыкает. - Срећан Видовдан. И в кои-то веки это – правда. ________________________________________________ Волим те - Люблю тебя (серб.) Срећан Видовдан - Счастливого Видовдана (серб.)