Стокгольмский синдром

       Открыв на следующее утро глаза, Елена зажмурилась от яркого солнечного света, бившего из окна. Почему-то сегодня он особенно сильно раздражал. Она поднялась с кровати, ощущая боль, сдавившую виски, словно обручем. Конечно, во всём был виноват алкоголь, который вчера стоило употреблять в меньшем количестве. Елене живо вспомнилось вчерашнее посещение клуба в компании Клауса, их зажигательные танцы. И не только это…        Сдавленно застонав, она упала обратно на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Вместе с прочими пришли воспоминания о том, как она чуть не провела ночь с Клаусом и успела остановиться чуть ли не в последний момент. Иначе, скорее всего, Елена встретила бы это утро в постели первородного гибрида. Не сказать, что такая перспектива являлась неприятной, скорее наоборот. Но Гилберт испытывала дикое смущение и не представляла, как после произошедшего будет смотреть Клаусу в глаза. В то же время часть её жалела о том, что она не позволила Майклсону зайти дальше. Она действительно хотела большего и, вспоминая его поцелуи и обжигающие прикосновения, ощущала, как сердце начинает быстрее биться.        Приведя себя в порядок и одевшись, Елена не спешила выходить из комнаты. Лёгкое похмелье ещё давало о себе знать. Но вечно просидеть здесь она не могла, к тому же ей захотелось есть, и девушка направилась на кухню. По пути туда она заметила, что в особняке на удивление пусто. Дело было не только в том, что здесь больше не проживала стая гибридов, обращённых Клаусом. Сами первородные тоже куда-то подевались. Вполне возможно, у них имелись какие-то важные дела, требовавшие вмешательства всей семьи Майклсон. Елена лишь надеялась, что это не связано с чем-то глобальным и не несёт для них опасность. За это время она успела по-своему привязаться даже к Ребекке и Колу, не говоря уже об Элайдже, к которому давно испытывала симпатию, и, естественно, Клаусе. С другой стороны, их отсутствие было своевременно. Елене не мешало ненадолго остаться одной и привести мысли в порядок.        Что для неё значит Клаус? Не являются ли чувства к нему проявлением пресловутого стокгольмского синдрома, о котором Елена слышала раньше? Что ж, может быть. Но это не отменяло того, что он стал дорог ей. Раньше она считала первородного лишь жестоким монстром, после встречи с которым её жизнь пошла наперекосяк. Но приходилось признать, что всё началось задолго до этого. Дело было даже не в братьях Сальваторе и её резком и неожиданном погружении в сверхъестественный мир. Гибель родителей стала тем событием, которое разделило её жизнь на «до» и «после». После этого Елена будто оказалась плывущей на утлой лодчонке по бурной реке, полной препятствий. Оставалось лишь дождаться, когда течение приведёт её к водопаду, одновременно прекрасному и пугающему. Гилберт полагала, что он несёт погибель, и пыталась бороться. Но вдруг поняла, что совсем не против утонуть. Утонуть в объятиях мужчины, которого прежде считала своим злейшим врагом…        Так ли имеет ли смысл бороться сейчас, когда впервые за долгое время она стала ощущать себя счастливой? Пускай прежняя Елена сочла бы всё это неправильным, но та Елена давно умерла. Утонула, прыгнув около года назад с моста Викери. Разве не именно этого она хотела — жить по-настоящему, дыша полной грудью? Правда, в итоге всё обернулось иначе, чем она предполагала, но это уже не имело значения. Золотая клетка стала ей родным домом, а её пленитель — одним из самых дорогих людей. Но всё равно, слишком страшно было полностью отдаться чувствам. Если с Дэймоном Гилберт удерживала себя потому, что не была уверена, любит ли его больше, чем друга, то здесь истинная причина заключалась в другом. Елена осознавала: если она сделает ещё шаг навстречу Клаусу, обратной дороги уже не будет.        После завтрака, по времени скорее походящего на обед, девушка сначала бесцельно бродила по особняку. Она убедилась, что дома действительно нет никого, кроме неё. Потом Елена заглянула в библиотеку и с книгой в руках смогла на пару часов отвлечься от всего, что волновало и тревожило её. А спустя некоторое время послышались шаги, и она увидела Элайджу. Тот выглядел совершенно спокойным и невозмутимым, как было почти всегда.        — Всё в порядке? — поинтересовалась Елена неожиданно даже для самой себя.        — Да. Почему ты спрашиваешь об этом? — откликнулся удивлённый Элайджа.        — Я с утра не видела никого из вас и начала волноваться, как бы не произошло что-то серьёзное, — пояснила она, испытывая лёгкое смущение. Ей непривычно было в открытую признаваться, что она тревожится за Майклсонов. Когда вампир садился в кресло, на его губах мелькнула улыбка. Он внимательно поглядел на Елену. От него не укрылись изменения, происходившие в отношениях Клауса и его «пленницы». Это и слепой заметил бы. А когда ночью Элайджа случайно увидел, как вернувшись из ночного клуба, эта парочка страстно целуется возле лестницы, всё окончательно встало на свои места.        — У Кола случился конфликт с некоторыми местными ведьмами, — признался он. — Ему понадобилась наша помощь. Правда, Колу всё равно пришлось уехать из Нового Орлеана.        — Понятно, — кивнула Елена.        — С Клаусом и Ребеккой всё нормально, — на всякий случай уточнил Элайджа. — Они вернутся чуть позже. Сестра ни за что не уедет из города без своего обожаемого Марселя, как и Клаус — без тебя.        Она вскинула взволнованный взгляд на первородного и увидела на его губах мягкую улыбку.        — Ты хорошо влияешь на Клауса, — произнёс он. — Делаешь его более чутким, открытым. Но вместе с этим меняешься сама.        — Это плохо? — спросила Елена.        — В данном случае — вряд ли, — сказал Элайджа. — Ты становишься взрослее, мудрее. Понимаешь, что этот мир делится не только на белое и чёрное. Учишься прощать, хотя могла бы всю жизнь ненавидеть нашу семью, и тебя никто не осудил бы за это.        — Всё слишком изменилось, чтобы я могла оставаться прежней, — подумав, промолвила она. — И ненавидеть вас я больше не могу. Только не после того, как столько времени прожила в одном доме с вами.        «Только не после того, как полюбила одного из вас, того, кого раньше ненавидела особенно сильно», — мысленно добавила Елена.        Он пришёл вечером и практически сразу направился в её комнату. Елена стояла возле окна, глядя на сад за стеклом, но на самом деле не видя его, задумавшись о чём-то своём, но на звук шагов обернулась.        — Клаус… — выдохнула она, при виде него ощутив внутри трепетание.        — Нам есть о чём поговорить после вчерашнего, не так ли? — произнёс он, подходя ближе. Елена молча кивнула, так как в горле вдруг пересохло. Смотрела в его глаза словно загипнотизированная. Клаус коснулся её лица, провёл пальцами вниз по шее туда, где быстро билась голубая жилка.        — Надеюсь, ты не станешь избегать меня? — спросил он.        — Не буду, — прошептала она. Улыбнувшись, Майклсон наклонился и прижался к её губам. Елена ответила на его неторопливый поцелуй, ощущая, что сердце готово выскочить из груди.        — Я думаю, что нам не стоит спешить, — проговорила она, когда поцелуй закончился. Клаус усмехнулся.        — Странно, как часто люди не желают спешить, учитывая, что их жизнь очень коротка, — протянул он. — Наверное, лишь бессмертные понимают истинную цену времени.        Даже в такой момент Клаус умел философствовать. Елена могла бы обдумать его слова, но только не тогда, когда он был так близко. Не тогда, когда ощутила его губы на своей шее. Она рвано выдохнула и прикрыла глаза.        — Ты опасалась на не трезвую голову сделать то, о чём потом пожалеешь, — напомнил он. — Разве сейчас ты не желаешь, чтобы мы продолжили то, на чём прервались ночью?        Вновь его ладонь сжимала её грудь, и ощущения были не менее острыми, чем в прошлый раз. Елена потянулась к его губам, желая вновь ощутить их вкус, пьянящий не хуже крепкого алкоголя. Клаус поцеловал её с пылом, от которого остатки внутреннего сопротивления стремительно таяли. Она была уверена, что от хватки его пальцев на теле останутся синяки, но в данный момент это её не волновало.        — Клаус… — произнесла она почти молитвенным тоном, и этого было достаточно, чтобы все барьеры окончательно рухнули. Он на вампирской скорости освободил их обоих от одежды. Оказавшись совершенно обнажённой в его объятиях, Елена осознала, что теперь поздно отступать. Но этого и не хотелось.        Клаус прижимал её к кровати своим сильным телом, но она невыносимо желала быть ещё ближе к нему. От его ласк и поцелуев тело словно горело. Она изгибалась, чутко реагируя на прикосновения. А затем их губы снова встретились, Клаус уверенно толкнулся вперёд, и Елена вскрикнула, вцепившись ноготками в его плечи. Так хорошо было, так сладко… С каждым ритмичным движением Клауса она будто ускользала от реальности. Она подавалась ему навстречу бёдрами, царапала спину первородного до крови. Царапины тут же заживали, а с его губ срывался негромкий рык, но не от боли, а удовольствия.        Когда толчки стали сильнее и быстрее, Гилберт убрала дрожащими пальцами в сторону прядь волос, обнажая беззащитную шею, и прошептала:        — Сделай это.        — Уверена? — спросил Клаус. Она кивнула. Тогда он медленно провёл языком по её шее, заставляя Елену вздрогнуть от наслаждения. Затем плотнее вжался в её лоно и в следующую секунду впился выступившими клыками в нежную кожу, глотая горячую кровь. Елена закричала, чувствуя острое удовольствие, смешанное с болью, током прошившее тело, а через минуту обмякла в объятиях Клауса, которого ослепительная разрядка накрыла следом за ней.        Он лежал некоторое время, уткнувшись носом в её шею, потом отстранился и перекатился на спину. Затем притянул Елену к себе, и она уютно устроилась в его объятиях, положив голову на грудь Клауса. Все тревоги и сомнения отступили. Здесь и сейчас им не было места.